Но человек искусственный, потерявший веру в возможность воплощения высших идеалов, уставший от жизни и мечтающий об опрощении и даже активно занимающийся этим опрощением (например, истовым служением власти, какой бы она ни была по своей природе), не менее типичное явление нашего времени[13].
Что касается сверхчеловека, то ныне это уже «уходящая натура». Есть выдающиеся писатели, художники, композиторы, и каждый имеет свою, иногда очень большую группу почитателей, или, как теперь говорят, фанатов. Но давно уже нет гениев, пользующихся мировым признанием: ни в науке, ни в искусстве, ни в политике, ни в философии. Возможно, кто-либо из ныне живущих еще получит такое признание, но кажется более вероятным, что время великих людей, сверхчеловеков прошло. Говорят, что великие люди в политике появляются в эпоху великих потрясений, но наша эпоха, начиная с Первой мировой войны, – одно сплошное потрясение. И то, что было поразительным и невероятным для прошлых эпох: революции, эпидемии, появление новых религий или гибель большого числа людей, – все это становится обыденностью для нашего времени. Люди не верят ни политикам, ни пророкам и подозрительно относятся к научным открытиям, справедливо подозревая, что их внедрение в жизнь может обернуться катастрофой. И если когда-нибудь явится провозвестник новых горизонтов и откроет новый смысл существования, то он окажется, как полагал Достоевский, в положении Христа перед Великим инквизитором, который скажет ему, что люди малосильны, порочны и ничтожны. «И если за тобой во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного?»
Еще в начале ХХ в. Макс Шелер писал, что за последние десять тысяч лет истории наша эпоха – первая, когда человек стал совершенно проблематичен. Он больше не знает, что он такое, но в то же время знает, что он этого не знает. И по-прежнему человек предстает перед самим собой как очень необычное, странное создание. Бог или природа сотворили человека, но при этом не дали ему ни определенного места, ни особого наследия. Все другие сотворенные существа имеют заложенную в них более или менее жесткую программу поведения. Человек один ничем не связан: может делать что хочет и быть тем, на что решится по своей воле. Он сам оказался собственным мастером и строителем и должен формировать себя из материала, который ему подходит. Он может опуститься на низшую ступень животного мира, но может и подняться до вершин духовной деятельности. В нем нет никакой предопределенности ни к роду занятий, ни к типу поведения. В нем заложено семя любой деятельности и зародыши любого образа жизни.
Философы во все времена сталкивались с невозможностью дать определение сущности человека, хотя всегда были попытки сделать это: «человек разумный» (homo sapiens), «человек делающий» (homo faber), «человек играющий» (homo ludens). К. Маркс определял человека как животное, производящее орудия труда, Гегель – как млекопитающее с мягкой мочкой уха (в шутку, конечно), Ф. Ницше – как животное, умеющее обещать, и т. д., и т. п. Видимо, дать однозначное определение невозможно: слишком человек многогранен, разносторонен в своих мыслях, делах и свершениях и ни под одно определение не подходит, ни одним определением не охватывается. Точно так же невозможно выделить какие-либо виды или подвиды человеческой популяции, и чаще всего деление на расы, на национальности, по половому признаку, по строению головы совершенно не ухватывает сущности человека.
Философия, как ни странно, ранее никогда не интересовалась человеком. Впервые тема человека как единичного и особенного, уникального и неповторимого, как свободной по своей природе личности появилась только в XIX в. – у А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, Ф.М. Достоевского. Только в произведениях этих авторов показан человек страдающий, мучающийся, надеющийся, любящий, т. е. живой человек, а не абстрактная научная конструкция. Вышеназванные мыслители впервые стали говорить о том, что реально существует только единичный, отдельный человек, чья жизнь и свобода не гарантирована ни моралью, ни обществом, ни государством, ни историей или традицией. В классической философии место человека занимали трансцендентальный субъект, самосознание, интеллигенция, Я и т. д. И сами тексты классической философии носили безличностный характер. В силу безличности текстов этих мыслителей складывалось впечатление, что если бы, к примеру, Гегель был совсем другим человеком по своему темпераменту, особенностям характера, привычкам, он все равно написал бы те же самые тексты.
Только в постклассическую эпоху с очевидностью обнаружилась неразрывная связь между личностью автора и произведением. Оказалось, что личность автора – необходимая составная часть произведения. Тексты Ницше или Кьеркегора вытекают непосредственно из особенностей их личности, судьбы, из их трагического мироощущения и «обреченности». Тексты постклассических мыслителей воспринимаются не только как философские произведения, но часто и как художественные, в силу того что их личностное начало выражено намного очевиднее. На афоризмах Ницше или рассуждениях Бергсона лежит такой же яркий и неповторимый отпечаток автора, как на стихах Гёте. «Философом, – писал А. Шопенгауэр, – может быть лишь тот, кто может помимо всякой рефлексии созерцать мир и постигать идеи как художник-пластик или поэт, но в то же время настолько владеет понятиями, что может отображать и повторять мир»[14].
В текстах этих авторов впервые появляется человек как живая личность и бесконечная проблема. И как литература порождает читателя, так и эти тексты (повлиявшие на все остальные области знания, касающиеся человека, – историю, психологию, этнологию, экономику и др.) создавали человека и формировали его качества. Так что можно согласиться с постструктуралистами: человек не является ни самой древней, ни самой постоянной проблемой из стоявших перед человеческим познанием. Человек, каким мы его знаем сегодня, – относительно недавнее открытие европейской культуры, и вовсе не вокруг него и его тайн «ощупью рыскало познание» (М. Фуко).
В отличие от гуманистов Возрождения со времени Ф. Ницше и Ф. Достоевского философия и искусство видят в человеке не величие, а сложность. Раньше гуманисты стремились показать в человеке все позитивное, возвышающее его до бесконечности. В результате получался не человек, а Бог. Мыслители XIX в. уже полагали, что человек – это тайна, которую надо все время проявлять, анализировать, что всякий человек сложен, простых людей нет. «Сложен всякий человек и глубок, как море, особенно современный нервный человек»[15], – писал Ф.М. Достоевский. Эта сложность выражается прежде всего в том, что человек обладает многомерностью.
В ХХ в. стали говорить об «антропологическом повороте» в философии, и разговор этот начался не оттого, что накопилось много знаний о человеке, которые нужно было обобщить и систематизировать, но оттого, что возникла ситуация «человеческого кризиса», возникло ясное осознание: человек не является больше господином во Вселенной, он не венец эволюции. Наружу вырвались такие демонические силы злобы и ненависти, подспудно всегда пребывавшие в сознании человека, которые могут в одночасье покончить и с человеком, и со всем живым на земле. Перед человеком остро встала проблема его конечности; не только конечности индивида, но и конечности человечества. Современный человек – продукт многовекового развития и одновременно тяжкое крушение надежд человечества. Осознание собственной конечности порождает постоянно сопровождающее нас чувство случайности (заброшенности) существования и непредсказуемости судьбы.
Именно эта зияющая перед человечеством пропасть и вызвала обостренный интерес к человеку, «антропологический поворот» в философии как попытку найти рецепты спасения человека в самом человеке, в тайнах его тела, души, разума, проверить, действительно ли он является образом и подобием Божьим, или в его душе борются две равные силы – Бог и дьявол, и неизвестно, на чьей стороне будет победа. Человек, считал Карл Юнг, не в состоянии сравнить себя ни с одним существом, он не обезьяна, не корова, не дерево. Он человек. «Но что значит – быть человеком? Я отдельная часть безграничного Божества, но я не могу сопоставить себя ни с животным, ни с растением, ни с камнем. Лишь мифологические герои обладают бо́льшими, нежели человек, возможностями. Но как может человек составить определенное мнение о себе? Каждый из нас предполагает некий психический процесс, который мы не контролируем и который лишь частично направляем. Потому мы не можем вынести окончательного суждения о себе или своей жизни. Если бы мы могли – это бы значило, что мы знаем, но такое утверждение – не более чем претензия на знание. В глубине души мы никогда не знаем, что же на самом деле произошло. История жизни начинается для нас в случайном месте, в какой-то особой точке, которую нам случилось запомнить, но уже в тот момент наша жизнь была чрезвычайно сложна»[16].
Когда мы говорим о человеке, кого мы имеем в виду? Александра Македонского или Исаака Ньютона, русского или француза, крестьянина или ремесленника, мужчину или женщину, взрослого или ребенка? Можно сказать, что человек – это все жившие когда-то и живущие сейчас люди. Но часто одни люди убивают других людей, т. е. отказывают им в праве быть людьми, один человек иногда относится к другим как к существам низшего порядка, считая их винтиками, которые необходимы для осуществления его замыслов, пушечным мясом для ведения войны и т. п.
Во многих людях так часто прорывается жуткое животное начало, такая бешеная злоба и ненависть, что про них можно подумать: полноте, люди ли это? Порой сами условия существования заставляют человека подавлять в себе человеческие качества, прятать их, постоянно изменять своей природе. «Во всех стихиях человек – палач, предатель или узник», – писал Пушкин. Каждый из людей называет себя человеком, но далеко не все признают это. Да он и сам не во всех признает такого же человека. Следовательно, часто этот термин не соответствует действительности. Человек – это существо, которое не всегда соответствует своему определению.
Рассуждая о человеке, мы имеем в виду самих себя. Но может возникнуть вопрос: а что дает нам право говорить о себе как о человеке? Что делает нас людьми? Нужно признаться, что у нас нет разумных оснований считать себя людьми. Говорят: я состоялся как физик или как изобретатель, но никто не говорит: я состоялся как человек. Древние говорили: состояться как человек – значит построить дом, написать книгу, вырастить дерево. Но многие люди этого не делали. Можно ли отказать им в праве называться людьми?
Когда мы знакомимся с человеком, нас прежде всего интересуют не его человеческие качества, а то место, которое он занимает в обществе, т. е. социальные характеристики. Человек как будто «исчезает» в современной цивилизации. Он превращается в социальную функцию и изо всех сил старается этой функции соответствовать. Например, стыдится проявлять свои человеческие слабости. И это «исчезновение» заявляет проблему человека с новой силой. Ни в одну эпоху взгляды на происхождение и сущность человека не были столь ненадежными, неопределенными и многообразными, как сейчас. «Что за химера – человек? – восклицал Блез Паскаль. – Какая невидаль, какое чудовище, какой хаос, какое поле противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, бессмысленный червь земляной, хранитель истины, сточная яма сомнений и ошибок, слава и сор вселенной. Кто распутает этот клубок?.. Узнай же, гордый человек, что ты – парадокс для самого себя. Смирись, бессильный разум! Умолкни, бессмысленная природа, узнай, что человек бесконечно выше человека…»[17]
Никто другой, считал Паскаль, не постиг, что человек – превосходнейшее из созданий. И тем не менее люди оценивают себя то слишком высоко, то слишком низко. Поднимите ваши глаза к Богу, говорят одни, смотрите на Того, с Кем вы так схожи и Кто вас создал, чтобы вы поклонялись Ему. Вы можете стать подобны Ему, мудрость вас с Ним уравняет, если вы захотите ей следовать. Еще древнегреческий мыслитель Эпиктет говорил: «Выше голову, свободные люди!» А другие говорят: «Опусти свои глаза к земле, ты, жалкий червь, и смотри на животных, своих сотоварищей».
Кто же все-таки человек и с кем его можно сравнивать – с Богом или с животными? Какое страшное расстояние между этими ипостасями и какая страшная растерянность у человека, который явно сбился с пути, в большой тревоге ищет этот путь и не может найти. Человек, писал Б. Паскаль, окружен со всех сторон пугающей бесконечностью: с одной стороны, Вселенная, в которой Земля – крохотная точка, а человек – вообще исчезающе малая величина; с другой стороны, бесконечность внутри мельчайшего атома, бесконечность ничтожнейшего продукта природы вглубь. И человек стоит между двумя безднами – бесконечностью и ничтожностью – и трепещет при виде этих чудес. Но что значат эти бесконечности в сравнении с человеком: хоть он и песчинка в космосе, хрупкий тростник, но тростник мыслящий. Не нужно ополчаться против него всей Вселенной, чтобы его раздавить, – облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть Вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что он умирает, и знает превосходство Вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает[18].
Сила, создавшая человека, создала и самую большую загадку для него – загадку его собственной сущности, и человек всю жизнь и на протяжении всей истории пытается ее разгадать.
Богатство и разнообразие биологических особенностей человека, его характеров, вкусов, привычек всегда соблазняли исследователей и толкали их на поиски типологии человека, на попытки классифицировать людей, свести их к неким видам или классам и хоть как-то упорядочить многообразные формы темперамента, телесной развитости, строения головы, формы лица, склада характера. Здесь больше всего преуспели психологи, изучающие черты характера. Еще в XIX в. Э. Ледо в работе «Трактат о человеческой физиономии» разделил всех людей на пять категорий по форме головы. Тип с четырехугольной головой обладает энергичной натурой и твердостью характера, отличается решительными мыслями и действиями, у него особенно развит практический смысл. Треугольная голова указывает на энергию, которая проявляется толчками и вспышками, но без последовательной настойчивости. Индивидуумы этого типа осторожны, хитры, не прочь приврать, находчивы и остроумны; круглоголовые типы отличаются большой инициативой и энергией, они толковы и умны, но у них размышление следует за действием. Непредусмотрительность и неблагоразумие, их обычные качества, причиняют им много забот и часто ставят их в затруднительные положения. Представители овальноголового типа характеризуются крайней подвижностью и развитой впечатлительностью. Они живут в постоянной неустойчивости, беспрестанно меняя свои предпочтения, желания и вкусы, обыкновенно начинают сразу тысячу дел, не оканчивая ни одного, но обладают живым умом и талантливостью. И наконец, тип с конусообразной головой имеет очень развитую практическую хватку, это реалист в полном смысле этого слова. Обладает некоторой тонкостью ума и большим тактом. Честолюбив, любит показываться на публике, председательствовать на разных собраниях. Обладает веселым нравом, общителен, но трусоват. Любовь к порядку и правильному образу жизни – его обычные достоинства. Он искусный администратор, способен к редакторским, банковским и финансовым делам[19].
Немецкий психиатр и психолог Э. Кречмер был убежден, что люди с определенным типом телосложения имеют определенные психические особенности. Он делил всех людей на три типа: астенический, пикнический и атлетический. Астеник имеет хрупкое телосложение, высокий рост, вытянутое лицо, длинный тонкий нос. Пикник (от греч. – толстый, плотный) – среднего или малого роста, с богатой жировой тканью, расплывшимся туловищем, круглой головой на короткой шее, с мелким широким лицом. Атлетик имеет хорошую мускулатуру, крепкое телосложение. Отсюда, по Кречмеру, вытекают три типа темперамента: шизотимик – это астеник, упрям, малоподатлив к изменениям, обнаруживает предрасположенность к шизофрении; циклотомик – как правило, пикник, постоянно колеблющийся между радостью и печалью, при нарушении психики обнаруживает предрасположенность к маниакально-депрессивному синдрому (психозу); иксотомик – человек атлетического сложения, отличается невысокой гибкостью мышления, спокоен, маловпечатлителен, при психических расстройствах проявляет предрасположенность к эпилепсии[20].
Зависимость темпераментов от типа телосложения попытался показать Уильям Шелдон. Он выделил три типа телесной конституции, определяющих характер человека: висцеротоники (от лат. – внутренности), соматотоники (от лат. – тело) и церебротоники (от лат. – мозг). «Мозговой» тип – это человек, живущий исключительно головой, интеллектом. У него постоянная потребность в одиночестве, сдержанность, некоторая скованность и напряженность поведения и одновременно быстрое реагирование на изменение ситуации. С детства это хилый, физически не развитый ребенок, в школе отличник, все время решает какие-нибудь головоломные задачи, замкнутый, стеснительный, но гордится своими достижениями. «Мускульный» тип – это человек, для которого главное – его тело, он все время занимается спортом, тренируется. У него постоянная потребность в движении, он активен, энергичен, хочет командовать другими, что-то делать. В детстве он, как правило, учится слабо, списывает задачки у «мозгового» и за это покровительствует ему. Такого человека сейчас называют образным словом «качок». Наконец, для «желудочного» типа главное – еда. Он постоянно думает о еде, у него в портфеле пирожки или бутерброды и всегда замасленные тетради. Став взрослым, он готовит пищу сам, жене не доверяет, он гурман и знает тысячи рецептов приготовления всяких блюд. У него все время хорошее настроение, хорошее пищеварение, ненапряженное поведение, потребность в контактах, стремление к согласию. Эта классификация кажется шутливой, но каждый человек в себе или в своих знакомых может найти качества того или иного типа[21].
Немецкий философ Эдуард Шпрангер, размышляя о проблеме выбора человеком места на социальной лестнице и о воспитании как подготовке к этому, утверждал, что в воспитании следует ориентироваться на различные типы личности. Шпрангер предложил типологию из шести вариантов характеристики личности: экономический (со склонностями к хозяйственной деятельности), теоретический (стремящийся к научной деятельности), эстетический (с тягой к искусству), социальный (ярко выраженный альтруист), политический (рвущийся к власти) и религиозный. Психологические и ценностные установки личности, выделенные на основе данной типологии, являются главными критериями при определении путей воспитания, считал Шпрангер[22].
Психоаналитики попытались выявить типологические черты личности на основе анализа характеров. Характер – это продукт компромиссов между бессознательным и влиянием внешней среды. Знание характера позволяет прогнозировать поведение индивидуума, а также увидеть истинный характер, отличающийся от того, который индивид сознательно, чаще всего совершенно искренне, демонстрирует. Одно из назначений характера – скрывать истинный характер, поэтому классификация служит не только картотекой, но и ключом.
Последователи З. Фрейда на основании его учения выделяли три типа, которые можно было соотнести с фазами сексуального развития в детстве: «оральный», «анальный» и «генитальный» характеры. Согласно теории Фрейда, ребенок в своем развитии проходит эти три стадии: оральная выражается в сосании (материнской груди или пальца) и в получении от этого удовольствия, близкого к сексуальному, это как бы латентная сексуальность; анальная стадия – получение удовольствия от сдерживания в себе экскрементов или их выделения; последняя, генитальная фаза характерна тем, что ребенок окончательно связывает сексуальное удовлетворение с гениталиями. Так развивается любой нормальный ребенок, но бывают отклонения, когда происходит психическая фиксация на более ранних фазах (или редукция к ним), которая продолжается в последующей жизни индивида. Затем эти типы, как замечал последователь Фрейда Э. Гловер, будут различаться в зависимости от того, как развивался характер в определенной фазе: удовлетворялись ли инстинкты, или имело место разочарование (фрустрация). Субъекты с удовлетворенным «оральным» характером, как правило, оптимистичны и щедры, а обладающие фрустрированным «оральным» характером – нетерпеливы, завистливы, жадны, легко впадают в депрессию. Удовлетворенный «анальный» тип покладист, щедр, пунктуален до педантичности, во всем любит порядок, фрустрированный «анальный» тип жаден, его любовь к наведению чистоты граничит с абсурдом и т. д.[23]
Э. Гловер, комментируя и развивая идеи Фрейда относительно типологии характеров, выделял группы с классическими формами умственных расстройств, считая, что подобные расстройства в той или иной степени присущи любому человеку. Все человечество, считал он, можно разделить на истерический, невротический, депрессивный, алкоголический, ипохондрический, параноидальный, шизоидный и психопатический типы. Большинство людей относятся к тому или иному типу только потенциально, но в случае нервного срыва они могут в полной мере проявить свой невроз, психоз или психопатию.
Более обоснованное деление людей на разные психологические типы дал знаменитый швейцарский психиатр Карл Густав Юнг. Одна из его книг так и называется «Психологические типы». Все люди, по мнению Юнга, делятся на две группы: экстраверты и интроверты. Причем это различие возникает очень рано, настолько рано, что, возможно, оно имеет наследственный характер. Экстраверт – это человек, ориентированный вовне, в мир, это открытый тип; интроверт ориентирован внутрь себя, это тип замкнутого, закрытого человека.
Ребенок-экстраверт рано приспосабливается к окружающей среде, он не боится никаких вещей и предметов, любит играть с ними и через это быстро обучается. Для него характерно бесстрашие, склонность к риску, его привлекает все неведомое и неизвестное. В то же время он не очень склонен к задумчивости, не любит одиночества.
Экстраверт характеризуется отзывчивостью и интересом ко всем внешним событиям: кричит кто-нибудь во дворе или идет где-нибудь в мире война – он полностью этим поглощен. Он способен выносить суматоху и шум любого рода, поскольку находит в этом удовольствие. Он все время хочет быть в центре внимания и даже согласен изображать из себя шута, лишь бы не остаться в тени. Он заводит много друзей и знакомых без особого разбора, любит быть рядом с каким-нибудь известным человеком, чтобы демонстрировать себя. У него нет секретов, он не может их хранить долго и делится ими с другими. Он живет в других и для других и боится любых размышлений о себе. Экстраверт, считал Юнг, как бы погружен в темноту. Он прячет свое субъективное начало от самого себя под покровом бессознательного. Нежелание подчинять свои собственные мотивы критическому осмыслению выражено у него очень явственно. Если у него и имеется «комплекс», он находит прибежище в социальном окружении, в суматохе и любит, чтобы по нескольку раз в день его уверяли, что все в порядке.
Интроверт с самого детства задумчив, застенчив, боится всего неизвестного, внешние влияния обычно воспринимает с сильным сопротивлением. Ребенок-интроверт желает все делать по-своему и не подчиняется правилам, которые не может понять. Его реальный мир – внутренний. Он держится в отдалении от внешних событий, ему не по себе, когда он оказывается среди большого коллектива, в больших компаниях он чувствует себя одиноким и потерянным. Такой человек обычно выглядит неловким, неуклюжим, зачастую нарочито сдержанным. Поскольку он мрачно недоступен, на него часто обижаются. В его картине мира мало розовых красок, он сверхкритичен и в любом супе обнаружит волос. Для него сущее удовольствие – размышлять о себе самом. Его собственный мир – безопасная гавань, отгороженный сад, закрытый для публики и спрятанный от посторонних глаз. Тем не менее он часто добивается больших успехов в науке, если сумеет преодолеть свои комплексы. «Он окружает себя колючей проволокой затруднений настолько плотно и непроницаемо, что в конце концов сам же предпочитает делать что-то, чем отсиживаться внутри. Он противостоит миру тщательно разработанной оборонительной системой, составленной из скрупулезности, педантичности, умеренности и бережливости, предусмотрительности, “высокогубой” правильности и честности, болезненной совестливости, вежливости и открытого недоверия»[24].
Но внутри каждой группы есть огромные различия. Так, разные интроверты по-разному реагируют на сходные обстоятельства. Интеллектуал приспосабливается к миру с помощью своего интеллекта, а боксер с помощью кулаков. Поэтому Юнг в качестве критериев различения внутри одного типа взял соответствующие психические функции: мышление, ощущение, чувство и интуицию. Таким образом, в каждой установке есть мыслительный, чувственный, ощущающий и интуитивный типы.
Следовательно, можно выделить восемь основных вариантов человеческих характеров:
1) интровертированный мыслитель, которого концепция интересует больше, чем факты, высокомерный теоретик, с догматичным мышлением, обделенный эмоциями и интуицией, с притупленными чувствами, однако чувствительный к критике;
2) экстравертированный мыслитель, исповедующий культ фактов, на основе которых любит строить теории, нетерпимый фанатик, склонный вербовать себе сторонников;
3) эмоциональный интроверт (женственный тип), который все оценивает, основываясь на эмоциях, и реагирует на все сильной любовью или неприязнью, бестактный и несведующий в области межличностных отношений, то и дело попадающий впросак;
4) эмоциональный экстраверт (также женственный тип), который отождествляет себя с другими, склонен выплескивать свои эмоции в отношениях с внешним миром, легковерен, любит давать всему завышенную оценку, не способен к размышлению;
5) чувственный интроверт – иррациональный и непредсказуемый тип, реагирующий на все исходя из субъективных переживаний, сенсуалист, проецирующий свои бессознательные страхи на мир;
6) чувственный экстраверт, испытывающий постоянную жажду внешних раздражений, которые должны быстро меняться, чтобы ему не надоесть, нетерпеливый, эгоистичный, ищущий удовольствий;
7) интуитивный интроверт, мало заботящийся о внешних обстоятельствах, переменчивый и ненадежный во взаимоотношениях с другими, воспринимающий мир сквозь призму своего коллективного бессознательного;
8) интуитивный экстраверт – колеблющийся, переменчивый, импульсивный и самоуверенный, нередко ошибающийся при взаимоотношениях с другими, но неоценимый помощник в беде[25].
У последователя Фрейда Эриха Фромма ориентации характера человека рассматриваются как стабильные и не меняющиеся со временем. Правда, здесь речь идет уже о социальных типах. Фромм выделял пять социальных типов характера, превалирующих в современных обществах. Эти социальные типы, или формы установления отношений с другими, представляют собой взаимодействие экзистенциальных потребностей и социального контекста, в котором живут люди. Фромм разделил типы на два больших класса: непродуктивные (нездоровые) и продуктивные (здоровые) типы. К категории непродуктивных относятся рецептивный, эксплуатационный, накапливающий и рыночный типы характера. Категорию продуктивных представляет тип идеального психического здоровья, как понимает его Фромм. Фромм отмечал, что ни один из этих типов характера не существует в чистом виде, поскольку непродуктивные и продуктивные качества сочетаются у разных людей в разных пропорциях. Следовательно, влияние конкретного социального типа характера на психическое здоровье или болезнь зависит от соотношения позитивных и негативных черт, проявляющихся у индивидуума.
Рецептивные типы убеждены в том, что источник всего хорошего находится вне их самих. Они открыто зависимы и пассивны, не способны делать что-либо без посторонней помощи и думают, что их основная задача в жизни – быть скорее любимыми, чем любить. Рецептивных индивидуумов можно охарактеризовать как пассивных, доверчивых и сентиментальных. Если отбросить крайности, то люди с рецептивной ориентацией могут быть оптимистичными и идеалистичными.
Эксплуатирующие типы берут все, что им нужно или о чем они мечтают, силой или изобретательностью. Они тоже не способны к творчеству и поэтому добиваются любви, обладания, заимствуя все это у других. Негативными чертами эксплуатирующего типа характера является агрессивность, надменность и самонадеянность, эгоцентризм и склонность к соблазнению. К положительным качествам относятся уверенность в себе, чувство собственного достоинства и импульсивность.
Накапливающие типы пытаются обладать как можно большим количеством материальных благ, власти и любви, они стремятся избегать любых притязаний на свои накопления. В отличие от первых двух типов «накопители» тяготеют к прошлому, их отпугивает все новое. Они напоминают анально-удерживающую личность, по Фрейду – ригидные, подозрительные и упрямые. Согласно Фромму, у них есть и некоторые положительные особенности – предусмотрительность, лояльность и сдержанность.
Рыночные типы исходят из убеждения, что личность оценивается как товар, который можно продать или выгодно обменять. Эти люди заинтересованы в сохранении приятной внешности, знакомствах с нужными людьми и готовы продемонстрировать любую личностную черту, которая повысила бы их шансы на успех при продаже себя потенциальным заказчикам. Их отношения с окружающими поверхностны, их девиз: «Я такой, каким вы хотите меня видеть».
В противоположность непродуктивной ориентации продуктивный тип характера представляет собой, с точки зрения Фромма, конечную точку в развитии человека. Это тип независимый, честный, спокойный, любящий, творческий и совершающий социально полезные поступки. Фромм рассматривал эту ориентацию как ответ на противоречия человеческого существования, присущие обществу. В ней проявляется способность человека к продуктивному логическому мышлению, любви и труду. По существу, продуктивная ориентация в гуманистической теории Фромма – это идеальное состояние человека[26].