уставший интеллигент
Блок-пост
ещё. Вот она на расстоянии вытянутой руки. Спокойно. Только спокойно. Толик левой рукой слегка открыл калитку, пошёл. Калитка легла на правое плечо. Толик вышел на улицу. Придержал калитку левой рукой, чтобы она не шумела. Калитка закрылась. Всё! Теперь быстрей уходить отсюда. Толик не пошёл назад, он повернул направо и быстро зашагал вперёд. Людей нет. Отлично. Улица кончится, он повернёт налево и вдоль берега уйдёт в кусты. Он прикинул место, где практически не бывает людей. Соберёт хворост, спички есть. Зажарит окорочок. Зашкварчит жир. Толик физически почувствовал запах жареного окорочка. У него перехватило дыхание. Он становился сделал несколько вдохов. Пошёл дальше. Вдруг справа из переулка вышел человек. Это был Чилим. Он удивлённо уставился на Толика. Куда шёл Чилим это меньше всего интересовало в этот момент Толика.
Когда Толик и Валентиныч ушли, на бревне продолжилась жизнь.
-Смотри, невеста твоя идёт, – сказал Пятак Лупню.
По мосту шла девушка в синих джинсах и футболке. Пройдя мост, она повернула налево.
-Привет, Оля, – сказал Лупень. Девушка кивнула, не поворачивая головы.
-Такую деваху упустил. Так-то она как была? Похвались, – сказал Пятак.
-Не было, – сказал Лупень.
-Да ладно. Дружил же с ней в школе.
-Да не трахал я её б…ь, – злобно сказал Лупень, – Я только х.. показал. Зажал её в раздевалке, она хихикает: «-Покажи.-говорит х…». -И я показал х..! – выкрикнул Лупень, выпрямившись, потрясая сжатыми кулаками ,гордо подняв голову и обвёдя всех торжествующим взглядом, – всё, больше ничего не было, напора не хватило. Потом бы я её оттарабанил, прям там б…ь в раздевалке. А тогда не смог. Сейчас с камазистами е…ся сучка.
– Бывает, – сказал кто-то.
На том берегу раздался визг тормозов. Белая шестёрка резко остановилась перед мостом. Тут же снова тронулась и въехала на мост, двигаясь рывками. Водитель давил то
газ, то тормоз.
-О,о. Кто это? Да бухой в жопу, – раздались голоса.
-Трофимов? – сказала Катя.
-Вроде Кр.......ов.Младший. Он же не пьёт, – сказал Пятак.
-Ну, точно, Вадик, – сказал Лупень.
Машина выехала с моста. Водитель объехал бревно справа. Заехал сзади и остановился. Из машины вышел парень. В рубахе, спортивных штанах и домашних тапочках. Хлопнул дверцой. Он был в среднем состоянии опьянения. Стекло в задней дверце было опущено. Он сунул туда руку и достал пакет с чем-то.
-Я знал, что встречу здесь удивительную компанию. Пить одному – это признак дурного тона. С утра мы начали с соседом, но супруга запретила ему продолжить наше времяпрепровождение. Я рад вас видеть, друзья, – парень, обходя бревно, протянул руку. Поздоровался с Надей, Лупнем и, пройдя вдоль бревна, с стальными.
-Ты ли это, Вадик? Ты же не пьёшь? – спросила Надя.
Вадим сел на бревно между Чесноком и Пятаком, которые подвинулись, давая понять ему, чтобы садился туда. Поставил пакет на землю. Звякнули бутылки. Все зыркнули на пакет, на Вадика, друг на друга.
-Я не пью. Я выпиваю. Но я могу бросить в любой момент, если захочу. Правильно? – Вадик посмотрел на Чеснока. Было понятно, что он смеётся.
– Конечно, Вадим, что ты ханыга что ли? – сказал Чеснок, сдерживая улыбку.
– Рассказывай, что загулял? – сказал Николаич.
Вадим молчал, уставившись в одну точку перед собой. Повисла тишина.
-Толик сейчас все деньги заработает. Хе-хе, – негромко сказал Пятак.
-Ага. Бражки нам возьмёт у Патюхиной, – сказал Лупень.
-Ведьма б…ь. Колдует над бражкой. Литр выпили вдвоём. Попадали. Это как? -сказал Чеснок.
-Табачный лист суёт. Всё колдовство, – усмехнулся Пятак.
Вадим молчал.
– Она раньше ворожила, – сказала Надя.
-Кто? Как? – сказал Лупень.
-Тебе не по х…-ответила Надя.
-Слушай Надя, а сколько ей лет? Я двадцать лет назад приехал, она уже старухой была. Ей точно под сто, – сказал Николаич.
-Хрен её знает.
Так продолжался неторопливый разговор. Собеседники поглядывали на Вадика, на пакет.
Вадим молчал.
-Это п....ц на х.., это вообще п....ц, – наконец заговорил он. Выпрямившись на бревне, обхватил лицо ладонями, растопырил пальцы и провёл пальцами вниз по лицу, как будто пытался избавиться от наваливавшегося сна. Все заулыбались и стали слушать.
– Сука, спиралька выпала, б…ь, выпала. А если бы не выпала? Тогда что? А не х…-неожиданно со злорадством продолжал Вадик.
Все вопросительно посмотрели друг на друга.
-Х.. знает, – пробормотал кто-то.
Надя искривилась в беззвучном смехе. Это заметил Пятак. Он протянулся к ней мимо Лупня.
-Что за фигня? – тихо спросил он.
Она махнула на него рукой.
-Спиралька б…ь. Миллионы лет меня не было и не х.., и ещё миллионы лет не было бы, но выпала спиралька. Всё совпало. Папаша захотел. Мамаша воду таскала и выпала спиралька. А если бы пахан не пришёл домой или присунул кому-нибудь днём, а если бы дед баню не попросил, а если бы не выпала спиралька? Вот вы удивились, что я пьяный, а как тут не пить. Такая х…ня. Мать вчера вечером пьяная рассказала историю моего зачатия.
-Ха-ха, я понял, – сказал Чеснок.
-Что ты можешь понять, друг. Давай лучше выпьем, – Вадим достал из пакета две бутылки водки и две пачки сосисок из курицы, по десять штук в пачке. Пачку дешёвых сигарет. Их сразу разобрали. Ещё он достал булку белого хлеба. Вадим посмотрел на Чеснока. Тот головой указал на Николаича. Вадим протянул ему продукты. Булку Чеснок протянул Николаичу, тихо сказав:
-Хлеб.
Николаич кивнул, достал перочинный ножик. Положив булку на бревно, разрезал её поперёк на ровные девять частей.
– Берите, – сказал он.
-Ему на х.я. У Валентиныча нажрётся, – сказал Чеснок.
-У него нажрёшся. То ли ты не знаешь, – ответил Николаич.
Каждый взял по куску. Для Сидора Пятак положил во внешний карман пиджака. Опойке сунули в руки. Хлеб выпал и скатился на траву. Чеснок нагнулся и засунул хлеб ему в боковой карман куртки. Вадим не стал ждать и сам раскрыл бутылку. Налил полстакана в подставленный стакан. Выпил, стал жевать сосиску. Бутылку быстро распили. Взяли по две сосиски. Пятак стал есть сразу обе.
– Спасибо Вадик. З....сь. Хлеб тоже еда, – сказал Лупень, жуя хлеб.
-Да ты ах..л сука, – заорал Чеснок, – Хлеб самая ох........я еда.
-Да ладно, я так.
-Что Катя, часто пить стала? – Надя обратилась к Вадиму.
-Нет. Мне надо съезжать с хаты. У нас с ней залупа началась, «Отцы и дети». Я её не понимаю, она меня. Если женюсь, тем более, с мамкой жить нельзя. Будет, как у Сазоновых. Вика орёт: «Выбирай или мама, или я!» Мать орёт и плачет: «Маму на шлюху променял!» Гена стоит глазками хлопает: «Не ругайтесь. Пожалуйста. Я вас обеих люблю».
Все засмеялись.
-Конечно, молодым отдельно надо жить, – сказал Пятак.
-И вот вечером пиво пью. Она берёт бутылку. Говорит: «Я с тобой буду пить. Папаша твой был алкаш, и ты тоже». Вот зачем так говорить? Я, что, запился? Работаю. Время есть, выпиваю. Мы поругались. Я психанул взял самогона у Беляевой. Набухались с ней. Она и заявила: «-А тебя вообще не должно было быть. Я одного ребёнка хотела. Спиралька выпала, и ты появился». Вы прикиньте, б…ь, родному сыну такую х…ню говорить.
-Дааа я бы тоже ох..л, – сказал Чеснок.
-Вадим, смотри, ну, пойми она у тебя ещё не старая, – начала Надя.
-Ну, так пусть, так и скажет. Ты мне мешаешь личную жизнь устраивать. Я свалю. В чём вопрос, б....ь. Куда-нибудь пристроюсь.
-Ищи девку хорошую и уходи от мамки. Что на работе нет молодых? – спросил Чеснок.
-Была одна Настя. Увезли куда-то.
-Молодую е..ть увезли. Х..и тут думать, – сказал Пятак.
-Спиралька, б…ь, я теперь не избавлюсь от этого слова.
-Бывает, Вадим. В жизни такая х… бывает, захочешь и не придумаешь. Вот у нас в армии, в Надыме случай был , пацан залупу отморозил. Вот п....ц у человека, – сказал Пятак.
-Как отморозил?
-В феврале на посту. Мороз пятьдесят и ветерок ещё такой поганый. Приказ, б…ь, был не ссать на посту. Перед караулом много не пить. Военврач орал: «Отморозите х…, не успеете ничего почувствовать». Но его приспичило, думал по-быстрому поссыт. В общем, отвалилась залупа через неделю. Там орал ,там орал п....ц от боли.
-Что, правда? – недоверчиво спросил Вадим.
– Вадим, кого ты слушаешь. Там поди б…ь кожицу отморозил маленько. Потом сочинили, – сказал Чеснок.
Неожиданно раздался треск мотоцикла. Со стороны бараков на скорости подрулил «Иж-Планета 5» с люлькой. За рулём мужик с засученными рукавами, а сзади парень. Мотоцикл резко остановился, перпендикулярно бревну, мужик не заглушил двигатель.
-Где он? – рявкнул он.
-Кто?? – ответило сразу несколько голосов.
-Боряба! Б…ь.
-Ушёл, – Чеснок кивнул на мост, – Он с…– хотел продолжить Чеснок, но мужик его уже не слушал.
– Я же говорил, б…ь, – он резко обернулся к парню и тронулся с места.
-Давно? – успел крикнуть парень.
-Нет часов, – крикнул Чеснок. Кто-то пожал плечами.
Мужик с парнем погнали на мост.
-Нифига себе у вас тут Санта-Барбара. Жизнь кипит, – сказал Вадим.
-Страсти-мордасти. Боряба что-то опять замутил, – сказал Чеснок.
-Сто миллионов лет назад жили динозавры. Эти сто миллионов лет для нас прошли очень быстро. Почему? Ты знаешь почему? – Вадим посмотрел на Чеснока.
-Х.. знает, – ответил тот.
-Потому что нас не было. Просто не бытиё. Год, миллион, миллиард лет пройдут быстро для того, кого нет. И после нас пройдёт сто миллионов лет очень быстро, для нас, потому что нас не будет. Но между ста миллионами до и ста миллионами после нас есть какие-то ничтожные семьдесят, восемьдесят лет, которые называются наша жизнь. Но даже этих несчастных восемьдесят лет не было бы, если бы не выпала спиралька. Но она выпала и есть восемьдесят лет, которые называются я! Вадим Кр.......ов! – закончил Вадим.
-Ха-ха, – засмеялся кто-то.
Вадим посмотрел на бутылку. Пятак понял, надо открывать.
-Вадим, ты смотри по-другому на ситуацию, – сказал Николаич, – Смотри, дед, попросил баню, мать таскала воду, значит, больше не кому было таскать. Спиралька выпала, пахан пришёл, захотел, смог. А если бы раньше пришёл вдруг бы он начал воду таскать, а ели бы не смог. Но он пришёл ни раньше, ни позже. Короче, если всё совпало и ты родился вопреки всему, значит, судьба выбрала тебя для чего-то. Значит, ты избранный.
-Ха-ха-ха, – засмеялся Вадим, и все остальные.
-Вадим, не думай об этом, еба…ся, – сказал Чеснок.
-Но всё таки как странно, – сказал Вадим, – надо написать рассказ про эту спиральку. Взять псевдоним «Уставший интеллигент». В молодости интеллигент был полон сил и энтузиазма. Хотел бороться с несправедливостью, бардаком в обществе. Он дожил до сорока, устал. Понял, что нифига невозможно изменить в людях, в обществе. Махнул на всё рукой, и грустно смотрит на происходящее. На лице у него появилась сеточка морщин. Он в очках. Седеющие волосы.
-Сейчас я тебя отвлеку, – сказала Надя. Встала, прошла. Без стеснения села Вадиму на колени и обхватила левой рукой за шею.
Пятак открыл бутылку. Налили Вадиму. Он выпил. Надя поднесла ему ко рту сосиску. Он закусил. Запил из протянутой полторашки. Бутылку стали распивать. Коллективное внимание было направлено туда. Надя заёрзала на коленях. Прильнула к Вадиму и горячо зашептала на ухо:
-Поехали купаться. Они пусть пьют. Я тебе дам, – сказала она и добавила ещё что-то совсем шёпотом.
Вадим вздрогнул и стал краснеть. Надя в упор смотрела ему в глаза своим масленистым взглядом.
-Нравится? Нравится? Вижу, что нравится. Ах ты проказник, – зашептала она и стала щекотать его подмышкой.
-Надя, слезь, – прошептал Вадим.
-Конечно, – сказала Надя, слезая, – Расстегни пуговицу, жара такая, – она расстегнула вторую пуговицу сверху, поправив отвороты воротника. В это время Опойка после долгой возни расстегнул пуговицы на ширинке, кроме верхней, повозившись достал член и стал теребить его. Голова у него склонилась, как в полудрёме, глаза закрылись.
-Ты смотри, что вытворяет? Ха-ха-ха, – засмеялся Пятак.
-Не дрочи, – наклонившись, Чеснок громко сказал Опойки в ухо.
-А,эээ, ссукааа, – Опойка бормотал, не поднимая головы.
-Не дрочи, б…ь. Не дрочи, кому сказал, – Чеснок хлопнул Опойку ладонью по голове.
-Нааа х.. суууукааааа, – злобно, приглушённым голосом ответил Опойка.
-Давай его, – Чеснок встал и посмотрел на Николаича.
-Я помогу, – сказал Вадим, вставая.
Чеснок взял Опойку под левую руку. Вадим поняв, что делать, под правую. Они подняли Опойку и перевалили его на другую сторону бревна. Опойка дёргался, сопротивляясь.
-Нифига он сильный, – сказал Вадим.
-Витёк у нас ещё огого! Уличный боец х..и, – сказал Чеснок.
Они усадили Опойку на землю, в туже позу, что он и был. Чеснок ногой поправил ему ноги, чтобы они вытянулись. Опойка что-то бормотал и свалился на бок. На мост зашли пацаны. Они толкали мотоцикл. Один пацан шёл держа мотоцикл за руль , другой толкал сзади.
-Уже ухайдокали драндулет. Надо же, так жидко обосраться. Ха-ха, – засмеялся Лупень.
-Может, бензин кончился, – сказал Николаич.
Пацаны прошли мост, вышли на берег. Они подошли к бревну. Ведущий поставил мотоцикл на подножку. Подошёл к Пятаку. Молча протянул раскрытую пачку сигарет. Пятак вытряхнул сигареты, их было три штуки разных марок.
-Курева нашкуляли. Молодцы, – сказал Пятак. Он сунул одну в рот. Две передал Чесноку. Тот одну дал Николаичу. Вторую протянул Вадиму. Тот отрицательно покачал головой.
-Ты же не куришь. Забыл, – сказал Чеснок и протянул сигарету Наде. Она взяла. Закурили.
-Что случилось? – спросил Николаич, кивнув на мотоцикл.
-Сосок вырвало. На переднем колесе.
-Опять сосок. Дима, блин, запомни сосок это у бабы. В камере вентиль. Мотоцикл, машина один х.. вентиль, – раздражаясь,сказал Пятак.
-Да пацаны говорят сосок да сосок. Я за ними.
-Ну и пусть говорят, а ты правильно говори. В автоколонне начальника прислали по распределению после института молокососа. Говорит: «У меня сосок вырвало, поменяйте камеру». Мы ржём. Он горячится: «Что я такого смешного сказал?». Высшее образование, б..ь, не знает, как вентиль называется, – сказал Пятак.
-Он думал, вы ржёте, не считаете его за начальника. Всегда так происходит, -сказал Николаич.
-Да х.. с ним, давно это было. Через полгода его убрали. Он на главмеханика начал голос повышать. А они с начальником колоны старые друзья были. Главмех пошёл к нему: «Ты убери его отсюда, пока я ему по башке не у…л».
Перевели куда-то.
-Я запомню. Вентиль. Вентиль, – повторил несколько раз пацан, – Что маме сказать?
-Скажи, что вечером приду. Наверно, – добавил Пятак.
Пацаны покатили мотоцикл в сторону бараков. По этой дороге на мост проехал японский микроавтобус.
-Богатые, богатые едут, – смеясь сказал Пятак.
-Сука опять машину сменил. Всё торгует, торгует, всё денег мало что ли. Х..и ж..у рвать за эти деньги. Ну, больше заработаешь, больше потратишь. Так и жизнь пройдёт, не успеешь потратить. Выше х..я всё равно не прыгнешь, – сказал Лупень.
-Почему богатый? – спросил Вадим.
-А ты видел, какой дом строит? Такой домище и содержать до х.. денег надо.
-Сумел заработать, потратил. Любой человек имеет право, – сказал Вадим.
-Кто? Человек он? Да когда барыги людьми были. Ты что как маленький, Вадим, -оживился Чеснок.
Вадим посмотрел на него и задумался:
-А ведь если подумать это интересно. Всё было зря. Революция, гражданская война, миллионы убитых, умерших с голода. Молодёжь, идущая на смерть, на эшафот, на каторгу, муки. Всё было зря. Вот они богатые, вот они бедные. Вот она эксплуатация пролетариата. Вот оно государство, как карательная система для защиты богатых от бедных. Ха-ха. Не прошло и сто лет, и мы вернулись к тому, от чего пытались убежать. Ну, ладно двадцатый век, у нас была попытка построить утопический социализм, была надежда, была борьба, у нас, блин, была попытка. А вот пацаны, которые погиби в девятнадцатом веке, они ведь умирали с надеждой, что не зря умирают. У них даже не было попытки, у них были только мечты. Они надеялись своей смертью вдохновить новых людей на борьбу. На их глазах не справедливое общество, по их мнению не справедливое, даже не собиралось рушиться. Неужели у них не возникало сомнения, а может мы зря умираем.Кибальчич, Желябов, Геся Гельфман, Гриневицкий, Каракозов, какие люди, какие имена. Они все умерли молодыми. Они умерли молодыми ради великой месты о социализме ,а мы променяли великую мечту на жвачку ,джинсы ,видеомагнитофон и сто сортов колбасы.
-А колбаса оказалась из дерьма.Но это уже подробности.Гланое они слово сдержали ,сто сортов мы получили.Ха-ха-ха.-засмеялся Николаич.
-Кибальчичу забыл, сколько было, но не больше тридцати. Он был изобретатель. Мог бы интересно, с пользой для людей прожить жизнь. Но пошёл в борьбу, его повешали. Вот перед смертью, когда он уже стоял на эшафоте. Его бы к нам, что бы он увидел, какое общество у нас сейчас тут. Он бы заплакал на эшафоте не оттого, что умирает молодым, а от того, что зря умирает. Его смерть на х.. не кому не нужна была. Ничего не изменила. Потомкам по х.. ,ради чего он пошёл на эшафот. Вот так получилось, – закончил Вадим.
-Да х…о получилось.Такие пацаны не за х.. погибли,– сказал Пятак.
-Студенты были. Начитались книжек. Думали надо только перевешать царя и министров, и будет всем счастье. А кто к власти придёт? Об этом, наверно, не думали. А придут к власти такие же люди из мяса, крови и говна, – злобно сказал Николаич.
-При царе лучше было? – Вадим посмотрел на него.
-Я не сказал лучше. Люди расходный материал для любой власти.Как лес ,уголь ,нефть. Я это хотел сказать. Надо Питербург построить: мужиков туда нагнать. Пусть дохнут, как мухи. Надо Беломорканал: то же самое.А ,а. – Николаич махнул рукой и посмотрел в сторону.
-А я думаю, человек должен стремиться к справедливости. Справедливость – это вневременная ценность, даже когда заселим другие планеты, справедливость будет на первом месте, – сказал Вадим.
Все негромко засмеялись.
-Поверь моему опыту, скоро у тебя эта глупость пройдёт. Человек – это звучит гордо. Нам это в школе вдалбливали, ты захватил? – сказал Николаич.
-Да. Это Горький, – сказал Вадим.
-А я сейчас думаю. А вот с х..ли он решил, что человек – это звучит гордо. Вот зачем человек живёт? Жрать, с..ть, трахаться, н....ть такого же человека. Причём на…ть того, кто рядом, потому что ,до того, кто далеко не добраться. И чем тут гордится. – сказал Николаич.
-Человек живёт, чтобы заботиться о другом человеке, – сказал Вадим.
-Позаботишься обо мне сегодня. А я о тебе, – сказала Надя, снова обняв Вадима за шею.
-Человечеству нужен идеал. Лучше социализма ничего не придумали. Социализм всё равно будет! – сказал Вадим.
-Не будет, – буркнул Николаич, – Точнее, больше таких дураков не будет.
-Каких?
–-Каких? Ну, например, как Павка Корчагин. Полудурок бесплатно работал. Пойдёшь бесплатно работать ради социализма? Причём социализм не рядом. Он где-то далеко на горизонте как мираж в пустыне. Чем быстрее к нему бежишь, тем быстрее он удаляется. А пока ты своё здоровье ухайдокаешь, умные люди будут тобой руководить и жизнью наслаждаться.
-Выпить нечего? – спросил Вадим.
-Я с тобой. Поехали возьмём, – Надя взяла ладонь Вадима в свою ладонь.
-Демьян! Демьян! – вдруг закричал Лупень, подскочив на бревне, вытянув руку, тыча указательным пальцем на протоку.
Там на лёгкой вёсельной лодке, на том берегу, вдоль кустов ивы плыл мужик. Лодка шла по течению и быстро удалялась, легко скользя по воде.
-Дурак что ли. Это Гриша Савельев, – сказала Надя.
-А, точно, – Лупень сел на место, – А мне показалось Демьян вернулся.
-Он не вернётся, – усмехнулся Чеснок.
По мосту с той стороны возвращалась баба Тоня. Она подошла к бревну. Заговорила, обращаясь к Нади:
-Черняеву видела. Спрашивала про тебя, про Дусю Перминову. Мужичонка-то живёт с Дусей? Без мужичонка-то нельзя. Мужичонка всегда нужен. Живёт?
-Живёт, – буркнула Надя.
-Ааа?
-Живёт. Куда он на х.. денется. Мужичонка то б…ь, – заорала Надя.
-Что, шумишь? Я не глухая, – взвигнула баба Тоня и пошла к бараку.
От Опойки пошли какие-то звуки. К удивлению всех, он стал подниматься. Он поднялся в полный рост, выпрямился, поднял голову.
-Уууу, – его голос издал глухой выдох. Он сделал шаг и пошёл вперёд в сторону сгоревшего дома, не сгибаясь, смотря прямо перед собой, опустив руки вниз. Сделав несколько шагов, он остановился, постоял, сделал ещё несколько шагов, снова встал. Наклонился вперёд и со всей высоты роста, не пытаясь выставить руки вперёд, упал как подрубленное дерево. Туловище оказалось в траве. Руки вдоль тела. Голову успел повернуть налево и упал на щёку. Ноги были на пыльной земле.
Лупень встал с бревна. Сделал несколько шагов. Не доходя до Опойки, остановился, вытянул вперёд шею.
-Мужики он, кажется, крякнул, – Сказал Лупень.
-Да ну прям, – сказала Надя.
-Витёк нас всех переживёт, – сказал Пятак.
-Нет, мужики. Он в натуре крякнул.Смотрите обоссался.-из под Опойки медленно выползало пятно мочи.
-Ну и в рот его е…ь. Х..и ты раскудахтался. Крякнул и крякнул. Мы все здесь сдохнем. На этом бревне е…ом. Как Савватеич. Нет Савватеич умер. Савватеич был человек. А мы сдохнем на х… -заорал Чеснок.
-Что ты тоску нагоняешь? Веселиться надо. Да, Вадик? – сказала Надя, прижимаясь к нему.
-Молодец, Надюха, ты всегда в бодряке, – сказал Пятак.
Лупень сел на своё место. Покачал головой. По мосту прошла женщина в длинной юбке и футболке.
-Привет. Что нового в вашем краю? – обратился к ней Лупень.
– Ой, да что может быть нового. Саши деньги не дают, опять задержка. Юлька уезжает учиться. Как она там будет? Ночами не сплю. У Клавдии Васильевны дочь болеет, помогать надо. Ой, столько забот, столько забот. Как тяжело жить. От Саши тебе привет.
– Ага, и ему от меня,– сказал Лупень.
Женщина пошла в сторону бараков. Лупень проводил её взглядом и сплюнул на землю.
-Чё ты на неё так? Родственница же, – спросил Чеснок.
-Как так? Чё за люди б..дь , сало жрут каждый день и ноют что жизнь х…ая.
-Жрут, так и работают, чтобы жрать. Хозяйство вести не п…ой трясти, – сказала Надя.
-Может, ему хреново, воды там или чё, – Лупень посмотрел на Опойку.
-С чего ты решил, что он готов? – сказала Катя.
-Караваева вспомнил. Я когда зашёл, сразу понял, что он всё. Он лежал ко мне спиной на боку. Какая-то х....я происходит. Видно, что человек мёртвый, а не просто спит, – сказал Лупень.
-Так спаси его, х..и сидишь. Сделай что-нибудь, я тебя умоляю. Ха-ха, – засмеялся Чеснок, – ты его спаси как дед бабку. Утром дед закурил самосад, а ведь так и Ильича можно было спасти .Ха-ха-ха.
Все засмеялись, кроме Николаича и Вадима. Лупень тоже засмеялся.
-Таак, таак, – взади раздался раздражённый голос, за болтовнёй не заметили, кто подошёл. Все оглянулись.
-Во б…ь, – вырвалось у Пятака.
Взади бревна стоял Валентиныч. Его трясло. Тряслись губы, особенно нижняя, тряслись руки.
-Анатолий, конечно, не пришёл, неудивительно, – резко заговорил он, – я допускал мысль, что он способен на такое, но я потрясён.
-Валентиныч, что случилось, ближе к делу, – сказал Чеснок.
-Он совершил крайне, крайне…– Валентиныч не мог подобрать подходящие слова, чтобы выразить всю остроту момента и гамму эмоций переполняющих его, – он украл у меня окорочок! – завизжал он.
Люди заулыбались.
-Я оставил его без присмотра на минуту, всего на минуту. Мне позвонили. Я ушёл в дом. Потом я обнаружил отсутствие окорочка. Я не поверил своим глазам!
-Сколько их было? – серьёзно спросил Чеснок.
-Я пересчитал, семь. Нет было восемь стало семь. Один исчез.
-Ты не ошибся? – сказал Николаич.
-Неужели он думает, я не пойму, – Валентиныч схватился за голову.