Ульяна Бисерова
Ни слова о драконах
Глава 4
На следующее утро Сашка, разумеется, проспала – так пока и не перестроилась на уральское время. По-быстрому сполоснула лицо, пригладила растрепанные кудри, натянула узкие джинсы и белую льняную тунику. На ходу сунула в школьный рюкзак термос с крепким сладким чаем, кулек с пирожками и несколько мелких кислых яблок – до вечера точно хватит. Подумав, взяла еще легкую куртку – вдруг дождь в горах застанет.
Но, похоже, опасения оказались напрасными – на небе не было ни облачка. Румяное со сна июньское солнце золотило клейкую пахучую листву старых тополей. Где-то под крышей ворковали голуби. Дамир уже нетерпеливо поглядывал на часы.
– Ну ты и засоня! Опоздаем же, – он взял ее за руку, и они побежали к автобусной остановке.
Когда Сашка и Дамир добрались до железнодорожного вокзала, до отправления электрички оставалось всего пятнадцать минут. Оставив ее на перроне, Дамир помчался в кассу за билетами. Заметив Сашку, Леха приветливо махнул рукой. Его приятели, коротко стриженные, плечистые, в спортивных костюмах, показались Сашке слишком уж взрослыми. Парни тихо переговаривались, посмеиваясь над понятными им одним шутками. Чувствуя себя лишней, Сашка и отошла к краю перрона, где уже стоял зеленый электропоезд. Кроме нее, в компании была только одна девушка, Наталья. Кажется, она была с Лехой. И кажется, то, что он пригласил в компанию какую-то малолетку из Питера, ее не слишком обрадовало. Наталья глубоко затянулась и швырнула в сторону Сашки окурок. На оранжевом ободке остался яркий отпечаток помады.
– Иноземцева, ты, что ли?! – раздалось за спиной у Сашки. – А я смотрю-смотрю…
Увидев щербатую ухмылку Хусаинова, Сашка посветлела лицом. Хусаинов был одноклассником Дамира, второгодником и кошмаром всей школы, вечно затевал драки и тряс мелочь с мальчишек из младших классов. Как-то раз Дамир здорово с ним повздорил. И кажется, из-за Сашки. Впрочем, сейчас ту давнюю историю ворошить не хотелось, и Сашка искренне обрадовалась, увидев знакомое лицо.
Металлический голос по громкоговорителю пробубнил, что электропоезд до Златоуста отправляется через пять минут, и парни, подхватив рюкзаки, двинулись к вагону. Дамира все не было. Сашка вытягивала шею, пытаясь разглядеть его в толпе спешащих пассажиров.
– Пойдем, а то садоводы все места займут, – бросил Леха.
– А… как же Дамир? – растерянно огляделась Сашка.
– Да не переживай, успеет, – отмахнулся Хусаинов.
Но Сашка не двинулась с места. Локомотив издал пронзительный свист. Сашка увидела Дамира, который, перескакивая через бордюры, бежал к перрону.
«В вагон, быстрей!» – крикнул он ей.
Сашка запрыгнула на подножку. Двери закрылись, и поезд тронулся. Сашка прилипла к окну, стараясь разглядеть Дамира на опустевшем перроне. «Неужели не успел?!» – в панике гадала она.
Но вот из соседнего вагона вынырнул запыхавшийся Дамир. В руке он сжимал два скомканных билета.
– Куда ты провалился? Я так волновалась! – накинулась Сашка.
– Да там такая очередь в кассу была, еле успел!
Наконец, все расселись. Вместо кресел в вагоне были скамейки из деревянных реек. Один из парней, Семен, который слегка картавил, достал гитару и начал что-то тихонько наигрывать. Наташка залипла в телефоне. Хусаинов рассказывал какую-то нелепую и путанную историю, в которую попал его знакомый. После каждого взрыва хохота две старушки, занимавшие соседнее сиденье, осуждающе поджимали губы и еще крепче вцеплялись в хозяйственные сумки, которые держали на коленях. Наконец, Леха вынул засаленную колоду карт, и парни стали рубиться в «дурака».
Сашка ерзала, как на иголках. Вчера она засиделась до глубокой ночи, чтобы подготовить маленькое представление с фокусами, которое скрасило бы дорожную скуку. Но сейчас эта задумка казалась ей детской и ужасно глупой.
После нескольких станций в вагоне появились свободные места, и Сашка с Дамиром пересели на скамейку напротив женщины с маленькой девочкой. Белокурая девчушка в белоснежном платьице и красных лаковых сандалиях капризничала.
– Смотри! – Сашка раскрыла правую ладонь, на которой лежала блестящая пятирублевая монета. Затем сжала ее в кулак, дунула – и та исчезла. Заметив, как округлились от удивления глаза девочки, она улыбнулась и достала пропавшую монетку из-за ее уха. Фокус простенький, но малышке пришелся по вкусу: она восторженно захлопала в ладоши и стала требовать: «Исё! Исё!». Сашка показала еще пару домашних заготовок. Малышка хлопала и вскрикивала от радости. Сашка достала из рюкзака три яблока и, встав в проходе, ловко стала жонглировать ими, а затем протянула самое румяное малышке.
– Ну же, что нужно сказать? – напомнила мама девчушке, не сводящей с фокусницы зачарованного взгляда. – Спасибо вам большое!
– Да ладно, – пробормотала смущенная Сашка.
– Ты что, в цирке работаешь? – уставился на нее Дамир.
– Так, подрабатываю, – усмехнулась Сашка.
Наконец, их шумная компания, подхватив разноцветные рюкзаки, вывалилась из вагона. «Уржумка», – прочитала Сашка на стареньком здании станции с облупившейся краской. По ухабистой дороге, заросшей по обочинам крапивой и лопухами, они миновали деревеньку с покосившимися, почерневшими от времени домами и вышли к шоссе.
– Ну, кто хочет запечатлеть исторический момент? – спросил Леха, кивнув на светлый обелиск, сложенный из тесанных гранитных кирпичей. Все, побросав рюкзаки, обступили пограничный столб, на одной стороне которого было крупно выведено «Европа», а на другой – «Азия». Пока Наталья командовала, как всем встать для удачного кадра, Сашка уселась на запыленную траву. Фотографироваться она не любила, потому что на снимках казалась еще более тощей и блеклой, чем в жизни.
Прошагав с полчаса по обочине дороги, ребята свернули в лес. Гул машин, проносящихся по шоссе, постепенно стих. Полуденное солнце, пробиваясь сквозь листву березок и осин, расплескало на земле золотые лужицы. На одной из прогалин Сашка заметила россыпь лесной земляники и за пару минут набрала полные пригоршни мелких, с легкой кислинкой, ягод. «Где ты? Где ты?» – то ли тихий всхлип, то ли шепот ветра в листве. Сашка, вздрогнув, подняла голову и прислушалась – тихо, только изредка доносился обрывок незатейливой трели безвестных лесных пичужек. «Голову, что ли, напекло? Мерещится уже», – усмехнулась она и поспешила вдогонку за остальными.
Неприметная тропинка, блуждающая среди поросших мхом и лишайниками валунов и поваленных стволов деревьев, вывела к каменной реке. Огромные гранитные глыбы напоминали застывшие перекаты стремительного потока, сбегающего с горных вершин. Сашка забралась на прогретый солнцем валун и прижалась щекой к камню, грубые изломы которого за долгие столетия не сгладили ни дожди, ни ветра.
Леха повел группу по проторенной тропе, но Сашка, прищурившись, мысленно проложила собственный маршрут по щербатому гребню. После каната, натянутого на высоте трех метров, это казалось плевым делом. Ей вдруг овладела неуемная радость, кураж, знакомый каждому цирковому артисту. Но Сашка не учла, что замшелые глыбы начнут танцевать под ее весом, а подошвы кед будут предательски оскальзываться на лишайниках.
– Больная на всю голову! – выдохнула Наталья, глядя, как Сашка балансирует на острых гранях валунов.
Когда Сашка, слегка запыхавшись, пружинисто приземлилась на мягкий мох, раздались аплодисменты. Леха присвистнул, не сводя с нее восхищенного взгляда. Но стоило Сашке увидеть мрачного как туча Дамира, как горделивая улыбка тотчас поблекла.
– Рехнулась?! Ты же шею могла свернуть! – зашипел он. – Распрыгалась тут, как… коза.
Сашка вспыхнула и, закусив губу, пошла следом за остальными. Пьянящий азарт пропал, и теперь Сашка и сама недоумевала, что это вдруг на нее нашло. Неужели она рисковала переломать ноги, чтобы произвести впечатление на Леху и его недалеких приятелей? Как глупо! «И зачем только потащилась в этот дурацкий поход!» – сожалела она, со злостью распинывая опавшую хвою и прелую прошлогоднюю листву.
«Где ты? Где ты пропала?» – протренькала серая птичка и тут же перепорхнула на соседнее дерево. Сашка проводила ее тоскливым взглядом.
Когда стало казаться, что вместо обещанного восхождения их ожидает только унылая прогулка по редкому перелеску, гора вдруг вынырнула, словно из-под земли, – сразу и вся. Серые глыбы отвесно вздымались, и на секунду Сашка засомневалась, получится ли забраться на вершину без специального снаряжения. Но затем она приметила тропку, которая вилась вокруг скалы, петляя между выщербленных гранитных валунов.
Преодолев подъем, они расположились на укрытой от ветров узкой площадке на восточной стороне гребня. Огромные тени облаков скользили по холмам, поросшим густым лесом. Вдали виднелся Златоуст: крошечные белые домики и черные трубы завода. Парни без долгих разговоров расстелили на плоском валуне газету и достали походные припасы: бутерброды, копченую курицу, вареные яйца. Сашка расшнуровала рюкзачок и выложила чуть помявшиеся в дороге пирожки и яблоки – только сейчас она поняла, что зверски проголодалась. С каждой минутой в душе росло смутное беспокойство, словно она забыла о чем-то важном – данном обещании или назначенной встрече.
Леха достал из своего рюкзака бутылку водки, и со всех сторон раздались одобрительные возгласы. Сашка бросила быстрый взгляд на Дамира – тот, нахмурившись, крутил в руках полевой бинокль. Прихватив яблоко, она отошла от парней и, побродив по окрестностям, устроилась на прогретом солнцем камне. Вынула из кожаных ножен кинжал и, щурясь от слепящих отблесков, поймала на лезвии свое отражение – испытующий взгляд серо-зеленых глаз.
Ветер донес тихое журчание и обрывки разговора. «Тут что, есть ручей?» – удивилась Сашка. А догадавшись, в чем дело, сдержала смешок, надеясь остаться незамеченной.
– Слушай, а ты не заметил, куда Сашка пошла? – в голосе Лехи скользила ленивая сытость.
– Иноземцева-то? Не-а, – хмыкнул Хусаинов. – Может, Дамир знает?
– Ты вот что… Задержи-ка его там на полчасика. А я схожу поищу гимнасточку…
– Ты что?..
– Да не боись ты, все нормалёк! Ну, иди, иди давай…
Сашка вжалась в гранитный валун. «Уходи, уходи!» – пульсировало в ее голове. Где-то внизу, совсем близко, зашуршал, осыпаясь, гравий. Вдруг на камень опустилась пичужка – та самая, которую она видела в лесу, или точно такая же. Только теперь Сашка рассмотрела, что она лишь на первый взгляд кажется серой и невзрачной, – в ярких лучах солнца ее перышки отливали лазурно-голубым, изумрудным и золотым. Она поглядела на Сашку крошечным черным глазом, забавно склонив головку, точно прислушиваясь к разговору. Внезапно наступила полная тишина – как после громкого взрыва, когда медленно оседает пыль. Смолк даже шорох ветра.
Сашку обдало холодом, и прогретая солнцем каменная плита показалась стылой, точно покрытой инеем. Вскочить – и бежать со всех ног! Но тело не слушалось, ноги стали ватными. Так бывает во сне, когда бежишь, спотыкаясь, обливаясь потом, и с ужасом понимаешь, что не сдвинулся ни на шаг. Все вокруг утратило четкие очертания, наполнилось мягким зеленым светом – словно смотришь сквозь бутылочное стекло – а потом странным образом раздвоилось. Сашка зажмурилась. Когда она вновь открыла глаза, наваждение прошло. Птицы уже не было. Как и скалы. Вокруг непроходимой стеной стояли заросли разлапистого папоротника, а высоко над головой смыкались кроны вековых деревьев.
Глава 5
«Это все не взаправду», – облизав сухие губы, подумала Сашка. Вокруг стоял зачарованный лес, совсем не похожий на чахлый перелесок, которым они шли к Александровской сопке. Сашка подскочила, лихорадочно соображая. Вытянула из-за ворота туники кожаный шнурок, на котором болталось мамино кольцо. Камень излучал мягкий зеленоватый свет. Сашка в растерянности огляделась, ожидая какого-то знака.
– И как теперь выбраться из этой чащобы? Так, мох растет на севере… Значит, север… буквально повсюду, – обреченно вздохнула она, глядя на замшелые стволы деревьев. – Солнце в зените – то есть сейчас около полудня. Если подождать пару часов, можно узнать, где запад. Отлично, и что это даст? Ни-че-го…
Звук собственного голоса помогал ей уверить саму себя, а заодно и тех, кто притаился за валунами и в зарослях папоротника, только и выжидая удачного момента, чтобы наброситься и сомкнуть челюсти на ее шее, что она ничуть не испугалась. А главное – заглушить таинственные шепотки, вздохи и смешки, которые сопровождали ее на каждом шагу.
– Эй, кто здесь? – Сашка замирала, всматриваясь в причудливую игру света и тени в кронах деревьев. В ответ – тишина. Но не мертвая, а такая, когда зажимаешь рот рукой, чтобы не прыснуть, испортив удачный розыгрыш. Иногда боковым зрением она замечала какое-то неясное движение воздуха – то ли взаправду, то ли мерещится, не разберешь.
Сашка резко повернула голову – за ее правым плечом, у серого валуна, стоял, чуть подрагивая листвой, кустик ольхи. Которого еще минуту назад – она бы голову дала на отсечение – на этом самом месте не было. Сашка медленно, не сводя взгляда с деревца, словно оно могло растаять в воздухе, подошла. Листва испуганно затрепетала. Только вот ветра не было. Сашка протянула руку. Коснулась шершавого, простеганного листа с заостренными краями. Потянув, отломила веточку с крепкими зелеными шишечками.
– Эй, больно же!
Деревце исчезло, и на камне перед Сашкой стоял, потирая макушку, лесной фейри. Долговязый, тонконогий, в плаще из зеленой материи, он напоминал комара-пискуна. Сашка опустилась на корточки и улыбнулась.
– Прости, я же не знала, что ты… Ну, живой.
– А дерево, что, неживое?!
– Живое. Конечно, живое. Прости, очень больно?
Фейри оскорбленно хмыкнул.
– Ты тут один? Вас же много, да? Я видела… что-то такое в воздухе.
Фейри неопределенно покачал головой, уходя от ответа.
– А почему все спрятались, кроме тебя? – допытывалась Сашка.
– Каменюка проклятущий! Втрымкался кореньком – и хрямс!
Сашка пригляделась – одна из тонких веточек, на которые опирался фейри, застряла в расщелине валуна, и кора перетерлась об острые края камня.
– Бедный! Погоди минуту, сейчас я что-нибудь придумаю!
Сашка бросилась к деревьям и нашла на земле крепкую ветку. Вставив один ее конец в трещину в камне, она сказала: «Ну, на счет три. Раз, два… три!» – и всем телом навалилась на другой конец. Палка хрустнула, больно ударив Сашку по лбу. Когда в глазах прояснилось, фейри на камне уже не было.
– Эй, где ты? – растерянно оглянулась она.
– Альнус запомнит хранителя кольца, – фейри стоял уже у кромки леса, на границе света и тени. – Альнус отплатит за добро. Или пусть покарает мой род Гексула.
Сашка вспомнила: именем Гексулы в Запределье скрепляли нерушимые клятвы. Легенду о воинственной нимфе леса ей когда-то рассказала сама Мэдб – королева цветочных фей, обитающих в кроне Мирового Ясеня. В древние времена люди иначе относились к миру, в котором живут. Не стремились покорить природу, загнать в железную клетку. Они смотрели на мир радостно, удивленно, как дети, их чувства были свежи, а глаза умели видеть красоту. Но со временем человеку стало мало того, что дарит ему природа. Холодным железом он распахивал все новые земли, вырубал леса, осушал болота, перекрывал русла рек. Вспыхивали страшные кровопролитные войны. Предвидя грядущие бедствия, Ладмир пришел к кузне грозного Виланда и принес опаленный осколок небесного металла. Виланд три дня бил молотом, но рукоять его орудия при ударе крошилась в щепы, а черный металл был все так же тверд. И тут в его кузню пришла лесная нимфа Гексула. Люди выжгли ее рощу, выкорчевали пни, распахали и засеяли рожью. В огне погибли птицы, белки, ежи – превратились в обугленные тушки, и сердце ее переполнила жажда мести. Она пришла просить Виланда выковать молнию, которая сожжет все посевы. Слеза ее упала на небесный металл и разъела, точно ржавчина, черную оплавленную корку. Виланд выковал из освобожденного металла кольцо, а русалки достали со дна океана камень дивной красоты. Призвав мощь солнца, ветра и текучих вод, Ладмир наделил кольцо великой магической силой и создал нерушимую пирамиду времени. Обжитой мир стал ее подножием, а каждая новая ступень – более ранним слепком. Так, шаг за шагом, столетие за столетием пирамида поднималась все выше. Вершиной же стал новый мир, свободная земля без людей, без войн, бедствий и катастроф. Ладмир на один только час открыл сквозной путь – и те, кто не желал более сносить соседство с людским племенем и терпеть притеснения, ушли, чтобы никогда уже не возвращаться…
– Альнус, мне нужно попасть в Гриндольф, в Заповедный лес, там остались мои друзья. Ты знаешь дорогу?
Фейри повертел головой, как флюгер, ткнул пальцем в сторону сумрачного ельника и в тот же миг растворился в воздухе.
– Спасибо, – только и успела крикнуть Сашка.
Она прошагала, наверное, около часа, отводя руками сердитые еловые лапы от лица. А когда без сил опустилась на землю, покрытую мягким ковром сухих иголок, увидела серую птицу.
– Эй, это же ты! – вскрикнула Сашка.
Пичужка испуганно перелетела на соседнее дерево.
– Стой, как там тебя… Эм-м-м, зяблик? Пустельга?
Птица вспорхнула, и Сашка бросилась следом за ней. Боясь упустить ее из вида, она перескакивала через поваленные стволы деревьев, запинаясь об узловатые корни и оскальзываясь на лежалой листве. Путь ей перегородил быстрый ручей. Сашка стянула кеды, поежилась, коснувшись босыми ступнями обжигающе холодной воды. Сделав пару осторожных шагов, она поскользнулась на травянистом дне, взмахнула руками и плюхнулась, подняв фонтан брызг. Кеды, описав красивую дугу, повисли на ветвях плакучей ивы.
Злая, как черт, Сашка выбралась на берег, стуча зубами от холода. Птицы нигде не было.
– Прекрасно, просто прекрасно… Ну, и что теперь?
До ее слуха донеслись обрывки тихой мелодии. Забыв о кедах, Сашка стала пробираться по мшистому берегу вверх по течению. Лес стал каким-то другим, осенним, в воздухе заметно похолодало.
Не пройдя и пятисот шагов, Сашка вышла на залитую сонным солнцем прогалину. В тени раскидистого вяза стояла крытая повозка, полотняные стены которой были расписаны звездами, сменяющимися в танце лунами и солнцами. Неподалеку мирно паслись пара гнедых кобыл и пегий пони. А по поляне расхаживала странная птица с длинными ногами и огромным загнутым клювом. Мелодию, которая вывела Сашку из леса, наигрывал, меланхолично перебирая струны не то гитары, не то мандолины с округлой, похожей на лист декой и коротким грифом, рыжеволосый толстяк. Его безмятежное конопатое лицо излучало сонное довольство человека, только что сытно отобедавшего. И бродивший поблизости адский циркуль-переросток ничуть его не беспокоил.
Сашка попятилась в кусты, мечтая остаться незамеченной. Под ногой хрустнула сухая ветка. Сашка застыла. Но было уже поздно. Костлявая полуптица насторожилась и медленно повернулась в ее сторону. Отбросив деревянные ходули и маску с чудовищным клювом, закрывавшую все лицо, она обратилась в горбуна. Уродливая маска оказалась карикатурным слепком с его лица: то же свирепое выражение, сдвинутые кустистые брови и крючковатый нос.
– Эй, парень! Ты кто?
Сашка оглянулась, не сразу сообразив, что горбун обращается к ней.
– Я… хворост собирал и услышал музыку.
– Ну так иди куда шел, мы бесплатных представлений не даем!
От мысли, что ей придется заночевать в наполненном шорохами лесу одной, Сашке стало не по себе.
– А можно мне с вами? Я один остался, родных нет никого. Я все умею: и за лошадьми, и так, по хозяйству.
– Лишние рты не нужны, – отрезал горбун. Толстяк, подойдя ближе, с интересом разглядывал ее, а потом что-то шепнул на ухо горбуну, но тот лишь с досадой отмахнулся.
– Это займет чертову уйму времени. Из деревенского простака…
– А я еще, смотрите, что умею, – преодолев страх, Сашка подошла к горбуну и показала тот же нехитрый фокус с монеткой, что и в электричке.
– А ну-ка, повтори, – потребовал горбун.
Когда монетка снова чудесным образом исчезла, он схватил Сашку за запястье и стал пристально разглядывать ее ладони, отгибая пальцы в разные стороны. Сашка изо всех сил пыталась не выдать омерзения и ужаса, которые вызывал карлик.
– Ха, Джейби, из пацаненка и вправду может выйти толк, – хмыкнул карлик и отвесил шутовской поклон. – Добро пожаловать в труппу мастера Эзры Ликстроя.
– Пойдем, парень, проголодался, небось? – участливо спросил толстяк, приобняв Сашку за плечи и увлекая за собой. Они уселись на траве, неподалеку от грубо сколоченной, но крепкой повозки. Толстяк сунул Сашке ломоть ржаного каравая, мягкий козий сыр и глиняный горшок с элем.
– На вот, подкрепись. Как звать-то, малец?
– Аликс.
– А меня каждый кабатчик в округе знает как весельчака Джейби. Твое лицо кажется знакомым. Мы никогда раньше не встречались?
Сашка отрицательно помотала головой.
– Спасибо, что вступился за меня.
– Да я же вижу: парнишка совсем отощал от голода, не помнит, наверное, когда и хлеб последний раз видел.
В тени расписного балагана дремали двое молодых парней.
– Спят, голубчики, – усмехнулся толстяк. – Вчера до поздней ночи развлекали гостей милорда Труберкли. Вон тот, рыжий, вихрастый – весельчак Патрик, зубоскал и балагур, каких свет не знал, и на шалмее играет, как лесной эльф. А другой, смуглый – Харрис. Поначалу кажется, что от этого нелюдима никогда не то что улыбки – слова доброго не дождешься. И это ровно тот случай, когда первое впечатление самое верное, – Джейби хохотнул. – Но на накирах он такую дробь выбивает, что даже у стариков кровь в жилах закипает.
– Так вы бродячие музыканты?
– Да, странствуем от одной ярмарки к другой, не задерживаясь в каждом городе дольше, чем на три дня, а бывает, по приглашению богатого вельможи гостим в замке неделю-другую.
Один из спящих, Харрис, приоткрыл глаз и лениво перевалился на другой бок.
– Кстати, я не только музыкант, но еще и силач: на спор поднимаю лавку с тремя девицами. Или затеваю пари с деревенским простаком: кто быстрее умнет запеченного поросенка. Проигравший берет на себя все расходы на трапезу, а сверх того уплачивает победителю пять медных монет. И, смею тебя заверить, еще ни разу старине Джейби не пришлось раскошелиться!
Полог повозки откинулся, выглянула девушка: в ее светлых волосах запуталось солнце, а в глазах плескалась синева. Увидев незнакомого подростка, она шутливо улыбнулась:
– О, какой красавчик!
Сашка залилась краской и пробормотала приветствие.
– Этот шустрый малец еще удивит всех нас, поверьте мне на слово. Само Провидение вывело его к нашей стоянке в лесу, – затараторил Джейби. Но красотка уже утратила к ним всякий интерес и уселась разбирать гребнем золотистые пряди.
– Это Клементина, дочь мастера Эзры, – шепнул толстяк.
Сам карлик, увидев красавицу-дочь, тут же подскочил к повозке.
– Сладко спала, сокровище мое? – заискивающе спросил он.
– Да, отец.
– Ну-ну, вот и славненько, – прокаркал карлик и поцеловал дочь в лоб. А затем, глянув из-под насупленных бровей в сторону Джейби и Сашки, гаркнул: – Собирайтесь в дорогу, живо!
Толстяк, покряхтывая, поднялся. Вместе с Сашкой они поймали стреноженных коней и впрягли их повозку. Джейби, подхватив Сашку, уселся на высоких козлах и взял в руки вожжи. Мастер Ликстрой потрусил на пони, а Харрис и Джейби привычно поплелись следом за повозкой.
Вскоре они вынырнули из-под тенистого полога леса на ухабистую дорогу. На зеленых холмах за низкой изгородью паслись небольшие отары овец. В облаке желтой дорожной пыли плыли телеги, груженные глиняными горшками и домашней птицей.
– В одном из окрестных городков завтра пройдет ярмарка, – сообщил Джейби, – соберутся жители со всей округи.
Он принялся насвистывать какую-то немудреную песенку, и Сашка, затаив дыхание, решилась задать мучавший ее вопрос:
– А далеко ли отсюда до Заповедного леса?
– Ну ты даешь! Лес давно вырубили, распахали и отдали под выпас.
– А лесное братство?
– В уме ли ты, парень? – толстяк даже закашлялся. – Все эти разбойники и головорезы давно на шесть футов под землей. Карающая длань лорда-канцлера не знает жалости.
Сашка отвернулась, сморгнув слезы. Все мертвы. Все. Она опоздала. И ничего уже не исправить. Надежды нет.
