Уинстон Черчилль
Черчилль говорит. Цитаты, экспромты, афоризмы, размышления
27 мая 1953 г., Сент-Стивенс-холл, Вестминстер
Сдержки и противовесы
Я глубоко убежден, что в государственной машине должно быть нечто наподобие регулирующего клапана двигателя, в определенной степени ограничивающего ее скорость.
17 февраля 1909 г.
Спикер палаты общин
В условиях демократии в этих трудных партийных боях, как в футболе и подобных видах спорта, иногда наступают моменты, когда арбитру приходится очень тяжело.
15 ноября 1951 г.
Спикер, должность которого восходит к XIV веку, председательствует в палате общин и отвечает за поддержание порядка, обладая правом наказывать за нарушения. По традиции спикер отрекается от любых партийных привязанностей, не принимает участия в дебатах и не голосует, кроме случаев равенства голосов, и то лишь в соответствии с договоренностями, сохраняющими его или ее внепартийный статус.
…спикер представляет и олицетворяет дух палаты общин. И этот дух, передавшийся столь многим землям и странам, в том числе далеко за пределами нашей сферы влияния – это одно из блестящих и непреходящих достижений британцев и своего рода часть английского послания миру, если можно так сказать.
15 ноября 1951 г.
Суд присяжных
Древняя англосаксонская основа всей нашей системы уголовного судопроизводства – это суд присяжных… Мы считаем его фундаментальной защитой наших демократических свобод и образа жизни. Со всей историей нашей судебной системы неразрывно связан принцип, гласящий, что на главный вопрос – «Виновен или не виновен?» – должны ответить обычные люди.
15 июля 1948 г.
Судебная власть
Едва ли в государстве есть что-то более важное, чем точное – я бы даже сказал педантичное – соблюдение стандартных норм, с помощью которых устанавливается вина или невиновность обвиняемых.
1908 г. (MAJ, 28)
Я считаю крайне желательным, чтобы лица, связанные с отправлением правосудия, тщательно ознакомились с природой и особенностями любых наказаний, которые они уполномочены назначать.
24 февраля 1910 г.
…в диком состоянии каждый человек вооружен и сам себе закон, однако цивилизация подразумевает, что учреждены суды, что люди откладывают оружие в сторону и приносят свои разногласия в трибунал. Это предполагает наличие такого трибунала, в который люди, когда они в тревоге или в сомнениях, могут добровольно обратиться… это предполагает трибунал, который не беспомощен и способен вынести вердикт.
2 мая 1935 г.
Судья не только должен вершить правосудие между людьми. Он также должен – и эта одна из важнейших функций, немыслимая в некоторых частях света, – вершить правосудие между гражданами и государством.
23 марта 1954 г.
…судьи должны придерживаться и придерживаются, причем не подвергаясь критике, более строгих правил, чем это требуется от любых других представителей нашего государства. Как посмотрели бы на лорда главного судью, если бы он победил на «Дерби»[124]? [Смех.] Однако я могу сослаться на прецедент, когда премьер-министру подобное достижение в целом сошло с рук. [Смех.]
23 марта 1954 г.
Черчилль имеет в виду лорда Розбери (премьер-министра в 1894–1895 годах), лошади которого, Ладас II и Сэр Висто, выигрывали Дерби в 1894-м и 1895-м. После войны Черчилль завел собственную конюшню со скаковыми лошадьми, поэтому знал этот вид спорта досконально. Ага-хан вспоминает, как Черчилль «перечислял клички и родословные победителей последних пятидесяти Дерби – свидетельство исключительной памяти» (Ага-хан, «Черчилль-спортсмен», по Marchant, 144, 145).
Независимость судебной ветви власти от исполнительной – наилучшая защита от тирании и реакционности тоталитаризма.
7 апреля 1954 г. (Alliance, 137)
По случаю заочного присуждения степени доктора права Университетом штата Нью-Йорк.
Финансы
Контроль над финансами со стороны этого представительного собрания – краеугольный камень политического строения, в котором все мы, находящиеся здесь, обитали благополучно и мирно всю нашу жизнь… Заберите финансы у палаты общин, заберите полный контроль над финансовой деятельностью у этого представительного собрания – и вся наша правительственная система, будь она хорошая, плохая или никакая, рассыплется в прах, словно карточный домик.
8 октября 1909 г., Национальный клуб либералов, Лондон (CS II, 1325)
Финансы и налоги
Вся наша парламентская процедура происходит главным образом из рассмотрения финансовых вопросов, и финансы – это тот колышек, вокруг которого вращаются почти все наши дискуссии и из которого многие из них произрастают. Таков исторический исток для значительной части процедуры, которой руководствуется палата общин, и нет более глубоко укоренившегося принципа, чем «удовлетворение жалоб прежде выделения средств».
7 мая 1907 г., Имперская конференция, Лондон (Liberalism, 169)
Это… политически невозможно – допустить, чтобы две палаты парламента, учрежденные в качестве палаты лордов и палаты общин, каким-либо образом контролировали финансы одновременно.
31 марта 1910 г.
Контроль над налогообложением и государственными доходами всегда был тем фундаментом, на который опиралась парламентская форма правления, и действительно, не существует какого-либо иного фундамента, на который она может опираться. Как только у государства появляются источники дохода, независимые от парламента, способность парламента сдерживать и исправлять недобросовестное управление серьезным образом уменьшается.
18 мая 1950 г., Ашер-холл, Эдинбург (Balance, 278)
Члены парламента
Мы считаем, что члены парламента – представители, а не делегаты.
22 февраля 1911 г.
В минувшие дни… почтенные члены парламента командовали войсками и морскими эскадрами, а также исполняли различные правительственные обязанности одновременно с работой здесь. Некоторые их поступки не вполне соответствуют нашим современным более высоким стандартам этикета, тем не менее… наша палата должна быть собранием активных и живых личностей, полностью вовлеченных в борьбу нации…
21 ноября 1940 г.
В золотые годы королевы Виктории положение члена парламента вызывало огромное почтение. Его статус и авторитет признавались везде. На него смотрели с восхищением. Затем случился антракт. Когда избирательное право стало более демократичным, в определенных кругах появилась мода с презрением отзываться о членах парламента как о классе и о типе. Их изображали краснобаями и болтунами, любителями неловких вопросов и мелкими крючкотворами в парламентской процедуре. Киплинг написал свое стихотворение «Член парламента Пэджет был говорлив и брехлив».
27 февраля 1941 г.
«Пэджет, член парламента» – стихотворение Киплинга из сборника «Департаментские песенки и другие стихи» (Departmental Ditties and Other Verses, 1886). Вторая строфа стихотворения:
Член парламента Пэджет был говорлив и брехлив,
Твердил, что жара индийская – «азиатский Солнечный Миф».
Месяца на четыре он приперся к нам в ноябре,
Но я был жесток, я сказал: уедешь лишь в сентябре[125].
Другую фразу, заимствованную из этого стихотворения, см. в главе 31: «Недостатки – грубость».
…служба в палате общин равна по рангу высочайшей государственной службе. Каждый член парламента или парламентский пэр имеет право решать по своему усмотрению, будет ли он исполнять эту службу или предпочтет иную. Члены обеих палат, как только сочтут, что политический долг требует от них этого, вольны покинуть, при заблаговременном уведомлении, вооруженные силы или любую другую службу, чтобы посетить заседания парламента.
Я ни в коем случае не могу согласиться с каким-либо нарушением этого принципа.
10 декабря 1941 г. (WW2 III, 755)
Было бы очень жаль потерять весь этот значительный арсенал, придающий много достоинства положению отдельного члена палаты и подчеркивающий его права и привилегии по сравнению с узко делегатской концепцией, которая крайне опасна.
16 августа 1945 г.
Черчилль протестовал против того, что он считал попыткой лейбористов задушить оппозицию.
Члены парламента от университетов
Я часто не мог согласиться с некоторыми заявлениями представителей университетов. Вполне может быть, что согласно общей тенденции самые одаренные интеллектуалы нашей страны все последовательнее противостоят консерваторам. Это, несомненно, объясняет, почему достопочтенный джентльмен [Эттли] изменил свое мнение.
20 октября 1953 г.
Премьер-министр Эттли упразднил места в парламенте, предназначенные прежде для британских университетов; в 1953 году он убеждал Черчилля восстановить эту практику.
Глава 8
Америка
Какие исключительные люди эти американцы!.. Это великая страна, мой дорогой Джек[126].
Если когда-то и были «Особые англо-американские отношения», изобрел их, несомненно, Уинстон Спенсер Черчилль. Проникнутый любовью к матери и очарованный ее родиной, молодой Уинстон читал много книг по истории и политике Соединенных Штатов, как и произведений американской литературы. Он изучал Гражданскую войну 1861–1865 годов, братоубийственная гордыня которой взывала к его романтической натуре и фотографической памяти. Рузвельту довелось узнать об этом, когда Черчилль во время их совместной поездки через Фредерик в Мэриленде в мае 1943 года продекламировал без запинки длинное и трогательное (хотя и несколько неточное) стихотворение Уиттьера[127] «Барбара Фритчи».
Увлечение Черчилля страной, которую он в обычном порядке называл «великой республикой», началось вместе с его первым посещением Соединенных Штатов в 1895 году. Там его встретил друг его матери Берк Кокран, сорокаоднолетний член конгресса от демократов и независимый политик, каким станет и сам Черчилль. Кокран соревновался с Гровером Кливлендом за выдвижение кандидатом на президентских выборах 1892 года. В 1896 году, отдавая предпочтение политическим принципам, он временно покинет демократов, чтобы поддержать республиканца Уильяма Мак-Кинли. Это был смелый поступок во времена строгой партийной лояльности. Сам Черчилль последует этому примеру, когда перейдет от консерваторов к либералам в 1904 году.
Во время поездок в Америку между двумя войнами Черчилль был поражен огромностью, энергией и потенциалом «страны его матери». Он написал остроумные статьи о своих путешествиях с такими названиями, как «Что я видел и слышал в Америке» и «Страна зерна и омаров», приходя к заключению, что потенциал Соединенных Штатов не сравним ни с чем в мире.
По темпераменту и мировоззрению Черчиллю были ближе его современники демократы, чем республиканцы. Хотя он и считал демократа Вудро Вильсона наивным мечтателем, Черчилля очень разочаровало республиканское большинство в конгрессе, которое отказалось ратифицировать соглашение Вильсона о вступлении Соединенных Штатов в Лигу Наций. В преддверии Второй мировой войны Черчилль обрел естественного союзника в лице Франклина Рузвельта, чей Новый курс он оценивал несколько критически в довоенном очерке[128], однако проницательное восприятие Рузвельтом Гитлера больше импонировало Черчиллю, чем фантазии его британских коллег.
В 1933 году, задолго до того как они с Рузвельтом подружились, Черчилль принимал у себя в Чартуэлле сына президента Джеймса, которому сказал: «Я хотел бы стать премьер-министром и поддерживать тесное ежедневное общение с президентом Соединенных Штатов». Затем Черчилль нарисовал переплетенный знак фунта и доллара. «Прошу вас, передайте это своему отцу от меня, – сказал он Джеймсу Рузвельту. – Скажите ему, что это должно стать валютой будущего… – стерлинг доллар»[129].
Ободренный встречей с Рузвельтом в августе 1941 года, когда они издали совместное коммюнике об Атлантической хартии, Черчилль завязал с американским президентом самые прославленные отношения глав правительств в истории. Впоследствии эти отношения пошли на спад, когда Рузвельт попытался прийти к взаимопониманию с русскими за счет того, что он считал старомодными имперскими идеями Черчилля. Однако их взаимное уважение сохранилось. Посетив могилу Рузвельта в Гайд-парке в штате Нью-Йорк, Черчилль, по свидетельству очевидца, тихо вздохнул со слезами в глазах: «Боже, как я любил этого человека»[130].
В 1946 году, утратив власть, но не слушателей, Черчилль вернулся в Америку по приглашению президента Трумэна, чтобы произнести в Фултоне в штате Миссури свою эпохальную речь о железном занавесе. Она знаменовала собой начало холодной войны. Вернувшись на Даунинг-стрит в 1951 году, когда угрозы наступившего атомного века стали вполне очевидны, Черчилль непрестанно трудился над восстановлением дружественных отношений между атлантическими державами и Советами. Впрочем, его планы не нашли понимания у Эйзенхауэра, который сравнивал послесталинскую Россию с уличной женщиной. Как сказал президент, у нее могло появиться новое платье, но «под ним она все та же шлюха»[131].
Примечательный факт – как я часто говорю сомневающимся республиканцам, – но нам придется вернуться ко времени Теодора Рузвельта, чтобы найти республиканского кандидата, которому Черчилль отдавал предпочтение (имеется в виду 1908 год, поскольку в 1912-м Рузвельт выступал в качестве независимого кандидата). Черчилль считал Гардинга глупцом-изоляционистом, Кулиджа – недальновидным, а Гувера – слабым политиком. Он был приверженцем их преемников-демократов, Рузвельта и Трумэна, и негласно поддерживал демократического кандидата Эдлая Стивенсона в 1952 и 1956 годах. Хотя Черчилль презирал капитулянта Джозефа Кеннеди, американского посла в Великобритании на начальном этапе Второй мировой войны, Черчилль восхищался его сыном, который присудил Черчиллю звание почетного гражданина США в 1963 году.
Впрочем, Черчилль довольно часто соглашался с Эйзенхауэром, когда последний стал президентом. Уже выйдя в отставку, в 1956 году, в дни Суэцкого кризиса, грозившего разрушить «особые отношения», Черчилль с грустью писал американскому президенту: «Я действительно верю, без малейших колебаний, что вопрос англо-американского союза сейчас важнее, чем когда-либо со времени окончания войны»[132].
Черчилль не был слепым поклонником. Хотя его самым известным публичным критическим высказыванием об Америке была фраза «туалетная бумага слишком тонкая, газеты слишком толстые»[133], в частных беседах у него находились резкие слова о некоторых американских учреждениях и лидерах. Политически он был убежден в превосходстве британской системы, с ее неписаной конституцией и британской склонностью воспринимать явления в оттенках серого цвета, а не как черное и белое.
Однако Черчилль никогда не терял веры в предназначение Америки, в ее благотворные способности. Величайшим разочарованием его последних лет, в чем я соглашусь с одним из его ближайших сотрудников, было горькое понимание того, что «особые отношения» так и не претворились в реальность, как он того хотел[134]. Разумеется, Черчилль приветствовал бы недавнее англо-американское сотрудничество на Фолклендах, в ходе войн в Афганистане и Ираке. Как напоминают нам лидеры по обеим сторонам Атлантики, мысли Черчилля все еще актуальны для нас. Обратим ли мы на них внимание, будет зависеть, как и всегда, от ситуации.
Роберт Пилпел, автор книги «Черчилль в Америке» (Churchill in America), полагает, что любовный роман Черчилля с Америкой начался в первый день его приезда в Нью-Йорк:
Нам никогда не узнать наверняка, как развивалась бы личность, если бы тот или иной аспект ее жизни изменился. Однако в случае Черчилля ясно – это подтверждается его письмами того времени и текстами поздних лет, – что жизнь, которая до 1895 года казалась ограниченной узкой сферой скудных достижений, начиная с 1895 года становится воплощением славных деяний и ошеломляющих успехов.
Будь это Берк Кокран, безудержное гостеприимство Нью-Йорка, путешествие по железной дороге в Тампу и обратно, будь это необузданная жизненная сила страны, каждый день перерастающей саму себя, – что бы это ни было, нет сомнений в том, что пребывание Уинстона на родине его матери зажгло у него в душе негаснущую искру. И эта искра освещала долгий и тернистый путь, который вел его сквозь триумфы и трагедии к величию[135].
Чтобы проследить развитие черчиллевских мыслей об Америке, цитаты расположены в алфавитном порядке и под каждым заголовком – в хронологическом. «Особым отношениям», самой устойчивой теме политической философии Черчилля, посвящен самый большой раздел, который я не пытался разбить на отдельные пункты, считая важным оставить изначальный порядок высказываний по этому вопросу.
Англо-американские «особые отношения»
Англия и Америка разделены огромным океаном соленой воды, но их объединяет вечная ванна воды пенной.
8 декабря 1900 г., пресс-клуб, Нью-Йорк (Pilpel, 36)
Высказывание неоднократно повторялось во время первого лекционного тура по Америке в 1900–1901 годах.
Я всегда считал, что главной целью английских государственных деятелей в течение многих лет должно быть развитие хороших отношений с Соединенными Штатами.
22 июня 1903 г.
Черчилль впервые высказал свое неизменное убеждение намного раньше, чем можно было бы подумать.
Глубоко в сердцах народа, живущего на этих островах… таится желание по-настоящему примириться перед всем миром и всей историей со своими родственниками по ту сторону Атлантического океана, стереть упреки, искупить ошибки былого, зажить снова одним духом с ними, снова встать рядом с ними в сражении, еще раз создать сердечный союз и сообща написать историю. Это было желанием наших сердец… Мы чувствуем его в присутствии Великого Замысла, который можем видеть лишь частично, но который быстро развивается и раскрывается перед нами. Мы все являемся необходимыми орудиями этого замысла.
4 июля 1918 г., митинг по случаю Дня Свободы, Лондон (CS III, 2615)
Из речи, озаглавленной «Третья великая хартия англо-американских свобод».
Мы должны идти в ногу с ними. Они наши родственники из-за океана. Они наши сыновья, вернувшиеся после долгого отчуждения.
3 августа 1918 г. (OB, CV4/1, 366)
Черновик неотправленного письма, написанного на фоне истеричного антиамериканизма военного времени. Под «долгим отчуждением» Черчилль, вероятно, подразумевал столетие, прошедшее после Англо-американской войны 1812 года.
Я испытал очень сильное чувство, когда увидел вчера в газетах, что Колдстримский гвардейский полк[136] и морские пехотинцы Соединенных Штатов стояли бок о бок. Для меня это выглядело так, словно великие и непобедимые силы прогрессивной и научной цивилизации снова признали все общее, что их объединяет, как и все то, чему они должны противостоять сообща. [Аплодисменты.]
27 марта 1927 г., Большой восточный отель, Лондон (CS I, 4155)
Честно говоря, я считаю, что мы все в одной лодке… Мы соскользнули с края обрыва и оказались на дне пропасти. Главное, что нам сейчас нужно, – это не пинать друг друга, пока мы там. Ни одна страна ничего не сможет предпринять в одиночку. Но не будет ли достаточной мерой, если две или три страны попытаются опустить цены на свои товары до уровня 1927 года?.. Я убежден, что если Соединенные Штаты и Великобритания, через своих посредников, Федеральный Резерв и Банк Англии, договорятся о том, что кредитование будет расширено и цены товаров опустятся до уровня 1927 или, возможно, 1928 годов, то мы сможем восстановить для человеческого общества те преимущества, которые оно утратило вследствие ужасной дефляции…
Моя вера в Британскую империю так же велика, как и вера в Соединенные Штаты. Мы по-прежнему разделяем непреходящие основания для наших действий и мыслей. Говоря словами одного из ваших государственных деятелей: «Земля – щедрая мать. Она даст пищу всем своим детям, если они будут возделывать ее в мире и справедливости».
2 февраля 1932 г., Юнионистская лига, Чикаго (Chicago Tribune, 3 февраля 1932 г.)
Эти слова с незначительными изменениями повторялись на каждом выступлении Черчилля в ходе лекционного тура по Америке в 1932 году. О государственном деятеле, цитируемом в последнем абзаце, см. главу 20: «Кокран».
…если Соединенные Штаты захотят выступить на европейской сцене в роли ведущей силы, если они захотят гарантировать странам, прислушивающимся к их советам, что эти страны не пострадают из-за этого, тогда несравненно более широкие и счастливые перспективы откроются перед всем миром. Если Соединенные Штаты захотят не только подписывать, но и ратифицировать соглашения подобного рода, это станет огромным преимуществом. Для Британской империи совершенно безопасно взять на себя те же самые гарантии в Европе, какие захотят взять на себя Соединенные Штаты, и едва ли есть такие трудности в мире, которые не сможет преодолеть добросовестное сотрудничество англоязычных народов. Но это случится не завтра.
23 ноября 1932 г.
Я хотел бы стать премьер-министром и поддерживать тесное ежедневное общение по телефону с президентом Соединенных Штатов. Если мы будем заодно, для нас не будет ничего невозможного.
8 октября 1933 г., Чартуэлл (OB, CV5/3, 734)
После победы Рузвельта на президентских выборах Черчилль почувствовал заочную симпатию к этому храброму и дальновидному политику, боровшемуся с экономическим хаосом. Однажды на выходных в Чартуэлле среди гостей был сын Рузвельта Джеймс. После обеда Черчилль предложил каждому гостю поделиться своим «самым заветным желанием». Когда пришла его очередь, Черчилль ни секунды не колеблясь произнес эти слова.
Именно власть слов является главным объединяющим фактором нашего союза – слов, написанных в прошлом, произносимых в этот самый момент, напечатанных в газетах, отправленных в трансатлантических радиопередачах через океан, – слов, мгновенно передающих мысль.
15 мая 1938 г. (The Union of the English-Speaking Peoples. News of the World; Essays IV, 438)
Британской империи и Соединенным Штатам придется объединиться в некоторых вопросах для взаимной пользы и общего блага. Что касается меня, заглядывая в будущее, я не испытываю ни малейших опасений в связи с этим. Даже при желании я не смог бы помешать этому; никто не смог бы. Подобно Миссисипи, этот процесс продолжит свое течение. Да будет так! Пусть течение это будет полноводным, неумолимым, непобедимым и благотворным, пусть ведет оно к новым просторам и лучшим временам!
20 августа 1940 г. (OB VI, 743)
Реакция на проявленный Рузвельтом интерес к открытию американских военно-морских и военно-воздушных баз на Ньюфаундленде и в Вест-Индии.
Не будет преувеличением сказать, что будущее всего мира и надежды распространяющейся цивилизации, основанной на христианской этике, зависят от отношений между Британской империей или Содружеством наций и США. Тождественность целей и решительная настойчивость, доминирующие во всем англоязычном мире, будут определять образ жизни грядущих поколений и, возможно, даже следующих столетий в большей степени, чем любая другая сила.
9 января 1941 г., торжественный прием Общества пилигримов[137], Лондон (CS VI, 6326)
Я смотрел на это плотное скопление воинов, говорящих на одном языке, исповедующих одну веру, одинаковые базовые принципы и идеалы, а теперь еще и в значительной мере разделяющих одни и те же интересы и противостоящих, хоть и в разной степени, одним и тем же опасностям, и меня наполняло понимание того, что в этом заключается наша единственная, но верная надежда на спасение человечества от беспредельного вырождения.
С этим мы и вернулись домой из-за океана, воспрянувшие духом и укрепленные в решимости. Так случилось, что нескольким американским эсминцам, направлявшимся в Исландию с почтой для американской морской пехоты, было по пути с нами, поэтому в море у нас была хорошая компания.
24 августа 1941 г., радиопередача, Лондон (Unrelenting, 239)
О, мы так разговаривали с ней, когда добивались ее. Теперь, когда она в гареме, мы будем говорить с ней совершенно иначе!
9 декабря 1941 г. (Bryant, Tide, 231)
Ответ Черчилля одному из коллег, который рекомендовал осмотрительное обращение с Америкой после Перл-Харбора.
Понадобился оглушительный набатный звон, чтобы мы снова сплотились, или, если вы позволите мне выразиться иначе, поистине слепцом в душе должен быть тот, кто не видит, что на нашей грешной земле осуществляется некий великий замысел, верными слугами которого нам выпала честь являться. Нам не дано заглянуть в тайны будущего. Все же я поделюсь с вами своей верой и надеждой, твердой и нерушимой, что в грядущие дни британский и американский народы ради собственной безопасности и во благо всему человечеству выступят плечом к плечу в своем величии, справедливости и миролюбии.
26 декабря 1941 г., конгресс Соединенных Штатов, Вашингтон (Unrelenting, 361)
Первая из трех речей Черчилля в конгрессе.
На днях я снова пересек Атлантику, чтобы увидеться с президентом Рузвельтом. На этот раз мы встретились не только как друзья, но и как соратники, которые стоят плечом к плечу в сражении за драгоценную жизнь и еще более драгоценную честь в общем деле и против общего врага. Когда я взвешиваю и оцениваю мощь Соединенных Штатов и их огромные ресурсы, когда я чувствую, что теперь они с нами, с Британским Содружеством наций, как бы долго ни продлилась битва, до победы или смерти, я не могу поверить, что в целом мире есть что-то, способное сравниться с этим. Я мечтал об этом, я стремился к этому, я работал над этим, и вот теперь это осуществилось.
15 февраля 1942 г., радиопередача, Лондон (End, 66)
Опыт долгой жизни и побуждения естества создали во мне убеждение, что для будущего всего человечества нет ничего важнее братской связи двух наших народов в праведном труде в дни войны и мира.
19 мая 1943 г., конгресс, Вашингтон (Onwards, 92)
Из второй речи Черчилля в конгрессе.
От братской связи и теснейшего согласования политики Соединенных Штатов и Британского Содружества и империи в большей степени, чем от любого другого фактора, зависит ближайшее будущее человечества… Если мы разделимся и собьемся с пути, по которому нас ведет указующий маяк нашей судьбы, не будет ни конца, ни меры страданиям и беспорядкам, ожидающим современную цивилизацию.
30 июня 1943 г., Гилдхолл, Лондон (Onwards, 126)
Великобритания и Соединенные Штаты – без разницы? Да, я целиком за это. Вы хотите сказать, что мне следует выдвинуться в президенты?
Август 1943 г., пресс-конференция, Квебек (Halle, America and Britain, 33; Graebner, 106)
Однако после войны Черчилль сказал своему редактору Уолтеру Грэбнеру: «Я никогда не смог бы выдвинуться в президенты Соединенных Штатов». См. «Президентство» в этой главе.
…молодежи Америки, как и всем молодым британцам, я скажу: «Вы не сможете остановиться». Для привала здесь нет места. Наше путешествие достигло той стадии, когда передышка невозможна. Мы должны идти дальше. Либо это будет мировая анархия, либо всемирный порядок. Сколько бы ни длилось это суровое испытание и противостояние, составляющее суть нашей эпохи, вы найдете в лице Британского Содружества и империи надежных товарищей, с которыми вас объединяют не только узы государственной политики и общественной необходимости. В значительной степени это узы кровного родства и истории. Разумеется, я, будучи сыном и Старого, и Нового Света, чувствую эти узы…
Дар общего языка – это бесценное наследие, и когда-нибудь оно вполне может стать основой общего гражданства. Мне приятно думать о том, что британцы и американцы будут свободно перемещаться по обширным владениям друг друга, едва ли испытывая чувство, что они иностранцы друг для друга. Я также не вижу причин, почему нам не попытаться расширить сферу нашего общего языка по всему миру еще больше и, не стремясь к корыстной выгоде, вступить во владение этим бесценным достоянием, которое принадлежит нам по праву рождения.
Если мы вместе, нет ничего невозможного. Если мы порознь, у нас ничего не получится. Поэтому я постоянно проповедую доктрину братской связи двух наших народов – не ради несправедливого приобретения каких-либо материальных выгод для вас или для нас, не ради территориальных приращений или суетной роскоши мирского владычества, но ради служения человечеству и славы, приходящей к тем, кто преданно посвящает себя великому делу.
6 сентября 1943 г., Гарвардский университет, Кембридж, Массачусетс (Onwards, 182–186)
…Соединенные Штаты бесконечно заинтересованы в процветании Великобритании и Британской империи – их собственное процветание не продержится и нескольких лет посреди разоренного мира или перед лицом разоренной и разрушенной Британии. В действии подобных практических сил нам следует черпать надежду на будущее, и я уверен, что именно на этом пути и под таким влиянием мы в конечном счете обретем счастье. Объединившись, эти две страны смогут, без малейшего вреда друг для друга или для других наций, почти удвоить собственную мощь и безопасность.
6 декабря 1945 г.
Ни долгосрочное предотвращение войны, ни постоянное развитие всемирной организации невозможно обеспечить без того, что я называю братской связью англоязычных народов. Она подразумевает особые отношения между Британским Содружеством и империей и Соединенными Штатами. Сейчас не время для общих фраз, поэтому я рискну быть точным. Братская связь требует не только укрепления дружбы и взаимопонимания между двумя нашими огромными, но родственными общественными системами. Она также требует продолжения тесного взаимодействия наших военных советников, которое приведет к совместному изучению потенциальных угроз, сходству вооружений и инструкций и к обмену офицерами и курсантами военно-технических училищ. При этом должны сохраниться текущие возможности взаимной безопасности в виде совместного использования всех военно-морских и военно-воздушных баз обеих стран по всему миру.
5 марта 1946 г., Вестминстерский колледж, Фултон, штат Миссури (Sinews, 98)
Далее Черчилль объясняет, почему эта доктрина ничем не грозит другим странам:
…есть особые отношения между Соединенными Штатами и республиками Южной Америки. У нас, британцев, есть двадцатилетний Договор о сотрудничестве и взаимопомощи с Советской Россией… У Британии также заключен союз с Португалией, нерушимый с 1384 года… Ни один из этих договоров не противоречит общим интересам мирового согласия или всемирной организации – наоборот, содействует им… Особые связи между членами Организации Объединенных Наций, связи, не подразумевающие агрессии к другим странам и не прикрывающие замыслы, которые несовместимы с уставом ООН, не только безвредны, но и благотворны и, как я считаю, необходимы.
В последние годы моей жизни у меня есть мысль, которую, как я считаю, я должен донести до людей. Это очень простая мысль – ее легко понять народам наших стран. Она заключается в том, что нам следует держаться вместе. Нам следует держаться вместе, не питая злобы к кому-либо и ничему не завидуя, для защиты того дела, которое мы считаем важным не только ради собственной пользы, но которое, как мы верим, является залогом счастья и славы многих поколений людей…
