Уильям Питер Блэтти
Изгоняющий дьявола

Глава 3

Ранним утром 11 апреля Крис позвонила своему доктору в Лос-Анджелес и попросила его дать для Риган направление к местному психиатру.

– А что стряслось?

Крис объяснила. Сразу после злополучного дня рождения – когда Говард забыл позвонить и поздравить дочь – Риган как будто подменили. Появилась бессонница. Раздражительность. Капризы. Девочка стала пинать вещи. Швыряла их. Кричала. Отказывалась есть. Кроме того, ненормальной стала ее активность. Дочь сделалась чересчур возбудимой, постоянно двигалась, что-то трогала, переворачивала, постукивала, бегала и прыгала. Перестала делать уроки. У нее появился воображаемый друг для игр. И она самыми странными способами пыталась привлечь к себе внимание.

– Это какими же? – уточнил врач.

Крис начала с постукиваний. После той ночи, после проверки чердака, она слышала их еще пару раз, и в обоих случаях заметила, что, когда заходила в комнату и там была Риган, стук прекращался. Во-вторых, сказала она врачу, Риган постоянно «теряла» свои вещи – платье, зубную щетку, книги, обувь. Жаловалась на то, что кто-то передвигает мебель в ее спальне. Наконец, утром следующего дня после ужина в Белом доме Крис увидела, как в комнате ее дочери Карл ставит на место шкаф – тот почему-то стоял прямо посередине комнаты. Когда Крис поинтересовалась, что он делает, домоправитель ответил привычным «кто-то шутит» и отказался давать дальнейшие пояснения. Вскоре после этого она застала Риган на кухне. Дочь пожаловалась, что ночью, пока она спала, кто-то передвинул мебель в ее комнате. Именно этот случай, сказала врачу Крис, окончательно подтвердил ее подозрения. Стало ясно, что все это делает ее дочь.

– Вы имеете в виду сомнамбулизм? Она делает все это во сне?

– Нет, Марк, она делает это после того, как проснется. Чтобы привлечь к себе внимание.

Крис поведала ему о трясущейся кровати. Это случалось еще дважды, и каждый раз дело заканчивалось тем, что Риган просилась спать в одной постели с матерью.

– Тому могли быть физические причины, – предположил врач.

– Нет, Марк, я не говорила, что кровать тряслась; я сказала, что Риган заявила, будто кровать трясется.

– Вы знаете, что это не так?

– Нет, я этого точно не знаю.

– Это могли быть клонические судороги, – пробормотал себе под нос врач.

– Как вы сказали?

– Клонические судороги. Температура была?

– Нет. Скажите лучше, что вы думаете? – спросила его Крис. – Что ее нужно показать психиатру? Так, что ли?

– Крис, вы упомянули ее учебу. Как у нее обстоят дела с математикой?

– Почему вы спрашиваете?

– Как она успевает по математике? – настойчиво спросил врач.

– Отвратительно. Раньше такого не было.

– Понятно.

– Почему вы спросили? – повторила вопрос Крис.

– Видите ли, это часть синдрома.

– Синдрома? Какого синдрома?

– Ничего серьезного. Не хочу гадать по телефону. У вас есть под рукой карандаш?

Он попросил ее записать имя врача в Вашингтоне.

– Марк, неужели вы не можете прийти к нам и сами во всем убедиться? – Она вспомнила о Джейми, о его затянувшейся инфекции. Тогдашний врач прописал новый антибиотик широкого действия.

Фармацевт местной аптеки отнесся к рецепту настороженно:

– Не хочу напрасно тревожить вас, мадам, но это… это совершенно новое лекарство. В Джорджии после его приема у мальчиков имели место случаи апластической анемии.

Джейми. С тех пор как он умер, Крис перестала доверять врачам. Только Марку. И то не сразу.

– Марк, так вы не можете?

– Нет, не могу, но вы не беспокойтесь. Этот специалист, которого я вам рекомендую, – он гений. Он лучший. Берите карандаш.

Крис заколебалась. Правда, недолго.

– Взяла. Готова. Как его имя?

Она записала телефонный номер.

– Позвоните ему. Пусть он осмотрит ее, затем перезвонит мне, – сказал ей врач. – А про психиатра пока забудьте.

– Вы уверены?

Марк выдал гневную тираду по поводу готовности людей видеть во всем психосоматические расстройства и при этом не замечать очевидного факта: что причиной кажущегося душевного заболевания часто бывает болезнь тела.

– Что бы вы сказали, – привел он пример, – будь вы, не дай бог, моим терапевтом, и я бы сказал вам, что у меня головные боли, постоянные ночные кошмары, тошнота, бессонница, туман перед глазами? Что я обычно чувствую себя разбитым и до смерти боюсь потерять работу? Вы бы сказали, что я невротик?

– Меня лучше не спрашивать, Марк. Я знаю, что вы невротик.

– Симптомы, которые я вам перечислил, Крис, подходят под описание опухоли головного мозга. Проверьте тело. Это первое. А потом посмотрим.

Крис позвонила врачу и договорилась о приеме в тот же день. Теперь она была сама себе хозяйка. Съемки закончились – по крайней мере для нее. Бёрк Деннингс продолжал работу, руководя, хотя и без особого фанатизма, «второй съемочной группой». Это была специальная команда, снимавшая второстепенные эпизоды, в которых не были заняты ведущие актеры, – например, натурные съемки с вертолета окрестностей города и трюки. Тем не менее Деннингс требовал совершенства от каждого кадра.

Врач принимал в Арлингтоне. Сэмюэл Кляйн. Пока Риган с недовольным видом сидела в смотровом кабинете, Кляйн усадил ее мать в своей приемной и выслушал ее рассказ. Крис кратко поведала ему о недавно возникших проблемах. Кляйн слушал, кивал, делал в блокноте подробные записи. Когда Крис упомянула о трясущейся кровати, врач недоверчиво нахмурился, но женщину это не смутило.

– Марк почему-то обратил внимание на то, что Риган стала плохо успевать по математике. Почему?

– Вы имеете в виду уроки?

– Да, уроки, и особенно математику. Что это означает?

– Давайте подождем, когда я осмотрю ее, миссис Макнил.

После этого он извинился и провел полный осмотр Риган, включая анализы крови и мочи.

Анализ мочи позволял оценить работу почек и печени. Анализ крови давал возможность выявить нарушения функции щитовидной железы или диабет, определить количество эритроцитов – на предмет вероятной анемии и уровень лейкоцитов – на предмет экзотических заболеваний крови.

Закончив, Кляйн сел поговорить с Риган и понаблюдать за ее поведением, после чего вернулся в кабинет, где его ждала Крис. Сев за стол, он принялся заполнять рецепт.

– Похоже, у нее синдром гиперактивности, – пояснил он, продолжая писать.

– Ну, что?

– Нервное расстройство. По крайней мере, нам так представляется. Медицине пока неизвестен его механизм, однако такое часто случается в раннем подростковом возрасте. У вашей дочери присутствуют все симптомы: повышенная возбудимость, раздражительность, плохая успеваемость по математике.

– Да, по математике. Почему именно по математике?

– Это влияет на концентрацию внимания. – Кляйн вырвал из небольшого синего блокнота листок с рецептом, протянул его Крис. – Это на риталин, – пояснил он.

– Что это такое?

– Метилфенидат.

– Ну, да, конечно.

– Десять миллиграммов два раза в день. Я бы советовал принимать первую дозу в восемь утра, а вторую – в два часа дня.

Крис пробежала глазами рецепт.

– Что это? Транквилизатор?

– Стимулятор.

– Стимулятор? Да она и так в последнее время как заводная!

– Так кажется на первый взгляд, – пояснил Кляйн. – Разновидность сверхкомпенсации. Острая реакция на депрессию.

– Депрессию?

Кляйн кивнул.

– Депрессию, – повторила Крис и стала задумчиво разглядывать пол.

– Видите ли, вы упомянули ее отца.

Она подняла голову.

– Вы думаете, мне следует показать ее психиатру, доктор?

– О, нет. Посмотрим, какое воздействие окажет риталин. Думаю, это и есть ответ. Давайте подождем две-три недели.

– Так вы считаете, что все дело в нервах?

– Подозреваю, что это так.

– А ложь, которую она вечно говорит? Она перестанет лгать?

Ответ врача ее удивил. Кляйн поинтересовался, слышала ли она когда-нибудь, как Риган произносит непристойности или ругается.

– Странный вопрос. Нет, никогда.

– Видите ли, это из той же оперы, что и ее ложь, – нетипично, судя по тому, что вы мне говорите, но при определенных нервных расстройствах возможно…

– Одну минуту, – оборвала его Крис. – С чего вы взяли, что она произносит непристойности? Вы хотите сказать, что слышали их своими ушами? Я правильно вас поняла?

Кляйн с любопытством посмотрел на нее, затем как можно тактичнее произнес:

– Да, я бы сказал, что она употребляет в своей речи дурные слова. А вы этого не знали?

– Не знала и не знаю! О чем вы говорите?

– Пока я осматривал ее, она выпустила по мне целую обойму неприличных словечек.

– Вы шутите, доктор? Например?

– Скажем так, – уклончиво ответил Кляйн, – ее лексикон довольно обширен.

– Вы не могли бы поконкретнее? Приведите пример!

Кляйн пожал плечами.

– Вы имели в виду «дерьмо»? «Трах»?

Кляйн расслабился.

– Да. Она употребила и эти слова, – ответил он.

– Что еще она сказала? Если можно, дословно.

– Дословно, миссис Макнил? Она посоветовала мне держать мои сраные пальцы подальше от ее манды.

Крис на миг лишилась дара речи.

– Она так и сказала?

– К сожалению, миссис Макнил, в этом нет ничего удивительного. Я бы не стал беспокоиться на этот счет. Как я уже сказал, это часть синдрома.

Глядя на свои туфли, Крис покачала головой.

– В это трудно поверить, – тихо сказала она.

– Лично я сомневаюсь, что она понимает, что говорит.

– Да, пожалуй, – пробормотала Крис. – Возможно.

– Попробуйте риталин, – посоветовал Кляйн. – Посмотрим, что это даст. Я хотел бы снова осмотреть ее через две недели. – Он сверился с лежавшим на его столе календарем. – Итак… Одну минутку… Давайте в среду, двадцать седьмого числа. Вас это устроит?

– Да, вполне. – Крис с подавленным видом встала, взяла рецепт и сунула в карман пальто. – Конечно. Двадцать седьмое меня вполне устроит.

– Я ваш великий поклонник, – признался Кляйн, открывая для нее дверь, ведущую в коридор.

Прижав к губам указательный палец и опустив голову, Крис на миг задержалась на пороге, погруженная в собственные мысли.

– Вы ведь не думаете, что понадобится психиатр, доктор? – спросила она, поднимая глаза на врача.

– Не знаю. Лучшее объяснение – всегда самое простое. Давайте подождем. Подождем и посмотрим, – сказал Кляйн и ободряюще улыбнулся. – Попытайтесь не изводить себя напрасной тревогой.

– Это как?

Когда Крис везла дочь домой, Риган спросила, что ей сказал врач.

– Он сказал, что это нервы.

– Только и всего?

– Только и всего.

Крис решила ничего не говорить про дурные слова.

Бёрк. Вот от кого дочь нахваталась всяких словечек – от Бёрка. Позднее она поговорила об этом с Шэрон, поинтересовалась у нее, слышала ли та, чтобы Риган использовала в речи площадную лексику.

– О, нет, только не это! – растерянно воскликнула Шэрон. – Нет, никогда. То есть даже в последнее время. Впрочем, если не ошибаюсь, учительница рисования говорила о чем-то подобном.

– Недавно или давно?

– На прошлой неделе. Но эта женщина такая ханжа… Я подумала, что Риган сказала что-то вроде «дерьмо» или «чертов». Да-да, нечто в этом роде.

– Кстати, Шэр, ты говорила с Рэгз о религии?

Шэрон покраснела.

– Совсем чуть-чуть. Пойми, Крис, избежать этого невозможно, она задает слишком много вопросов и… – Шэрон беспомощно пожала плечами. – Это нелегко. Как мне отвечать ей и при этом умолчать о том, что лично я считаю великой ложью?

– Дай ей возможность выбора.

В дни, предшествовавшие званому ужину, Крис внимательно следила за тем, чтобы Риган исправно принимала дозы риталина. Увы, она так и не заметила улучшения в состоянии дочери. Напротив, проявились признаки постепенного ухудшения: все чаще давали о себе знать забывчивость, неаккуратность, жалобы на тошноту. Что касается тактики привлечения к себе внимания, то старые приемы не повторялись, зато проявились новые. Риган жаловалась на дурной запах в ее комнате. По настоянию дочери Крис однажды специально принюхалась, но ничего не почувствовала.

– Неужели ты ничего не чувствуешь? – спросила Риган с удивленным видом.

– Ты хочешь сказать, что здесь пахнет?

– Еще как!

– И чем же, милая?

Риган сморщила нос:

– Как будто что-то подгорело.

– Неужели? – Крис снова принюхалась, на этот раз глубже втянув в себя воздух.

– Разве ты не чувствуешь?

– Да-да, теперь чувствую. Может, откроем окно и проветрим комнату?

На самом деле Крис ничего не почувствовала, однако решила не спорить с дочерью, по крайней мере до встречи с доктором. Были у нее и другие заботы. Например, приготовления к званому ужину.

Другой заботой был сценарий. Хотя она и была не прочь попробовать себя в качестве режиссера, врожденная осторожность не позволяла ей принять скороспелое решение. Между тем, агент названивал ей каждый день. Актриса сказала ему, что передала сценарий Деннингсу в надежде услышать его мнение. Хочется думать, он все-таки его прочитает, а не сжует, добавила она в шутку.

Третья проблема вызывала у Крис наибольшую озабоченность. Два ее финансовых начинания потерпели крах: покупка облигаций акционерного общества и капиталовложение в нефтяную скважину на юге Ливии.

Участие в обоих проектах было продиктовано желанием скрыть доход, который подлежал обложению непомерными налогами. Но случилось нечто худшее: скважина иссякла, а стремительно взлетевшие процентные ставки привели к массовому сбросу облигаций.

Все это вынудило ее финансового менеджера вылететь в Вашингтон. Он прибыл во вторник. Крис велела ему подготовить все бумаги и объяснения к пятнице. Наконец она решила, как ей следует действовать. В целом, менеджер счел ее решение разумным. Нахмурился он лишь тогда, когда Крис подняла вопрос о покупке «Феррари».

– Вы имеете в виду новую машину?

– Почему бы нет? Я ведь водила «Феррари» во время съемок. Возможно, если мы напишем на завод и напомним им, то они, так и быть, сделают нам скидку. Вам так не кажется?

Менеджеру так не казалось. Он откровенно выдал, что считает такую покупку неразумной.

– Но я в прошлом году заработала более восьмисот тысяч! А вы говорите мне, что я не могу купить чертову машину! Вам не кажется это смешным? Куда уходят все деньги?

Он напомнил ей, что бо́льшая часть ее денег находится в «налоговых гаванях». После чего перечислил всевозможные «утечки» ее доходов: федеральный подоходный налог, налог штата, вмененный налог на доходы, налоги на имущество, комиссионные ему самому и ее агенту, а также пресс-агенту. В совокупности они «съедали» до двадцати процентов ее доходов. Еще полтора процента шли на отчисления в Фонд деятелей киноискусства плюс расходы на модную одежду, жалованье Уилли и Карлу, а также Шэрон и смотрителю ее дома в Лос-Анджелесе, различные дорожные расходы и, наконец, ее ежемесячные личные траты.

– Вы будете в этом году сниматься еще в одном фильме?

Крис пожала плечами:

– Не знаю. А что, нужно?

– Думаю, да, наверное, нужно.

Поставив локти на колени и положив на ладони подбородок, Крис хмуро посмотрела на своего собеседника.

– А как насчет «Хонды»?

Агент ничего не ответил.

Вечером Крис попыталась избавиться от неприятных мыслей и загрузила себя делами, связанными с подготовкой к завтрашнему ужину.

– Давайте подадим карри и вместо ужина за столом устроим фуршет, – предложила она Уилли и Карлу. – Стол можно поставить в дальнем конце гостиной. Как вам моя идея?

– Хорошо, мадам, – быстро ответил Карл.

– А как вы думаете, Уилли? Свежий фруктовый салат на десерт?

– Превосходно, мадам! – ответил за жену Карл.

– Спасибо, Уилли.

Приглашенная компания была на редкость пестрой. В дополнение к Бёрку («ты хоть раз приди трезвым, черт побери!») и молодому режиссеру второй съемочной группы Крис ожидала сенатора (с супругой), астронавта с «Аполлона» (с супругой), двух иезуитов из соседнего Джорджтауна, Мэри Джо Перрин и Эллен Клири.

Мэри Джо Перрин, пухлая седовласая дама, была известным в Вашингтоне медиумом. Крис познакомилась с ней на ужине в Белом доме. Мэри Джо ей сразу понравилась. Крис опасалась встретить в ее лице особу холодную и высокомерную. «Вы совсем не такая!» – помнится, пролепетала тогда Крис. Простая и общительная, Мэри Джо оказалась полной противоположностью ее опасениям.

Эллен Клири, средних лет секретарь Госдепартамента, работала в посольстве США в Москве в то время, когда Крис совершала поездку по России. Эллен не раз приходилось вызволять Крис из щекотливых ситуаций и недоразумений, а они были обычным делом в ее поездках. Причиной, как правило, бывала откровенность рыжеволосой актрисы, привыкшей называть вещи своими именами. Крис все эти годы с симпатией вспоминала ее и, когда приехала в Вашингтон, разыскала Эллен.

– Эй, Шэр, что за священники придут?

– Пока точно не знаю. Я пригласила президента и декана колледжа. Но думаю, президент отправит кого-нибудь вместо себя. Его секретарь звонил мне сегодня утром и сказал, что его шеф, возможно, будет в отъезде.

– Кого он пришлет? – спросила Крис, стараясь не выдать своего любопытства.

– Сейчас посмотрю, – ответила Шэрон и принялась перебирать бумаги. – Так, сейчас скажу… Своего помощника. Отец Джозеф Дайер.

– Понятно.

Крис, похоже, была разочарована.

– Где Рэгз? – спросила она.

– Внизу.

– Может, тебе стоит перенести туда пишущую машинку? Как ты думаешь? Так тебе будет проще присматривать за ней, пока ты будешь печатать. Договорились? Нехорошо, что она постоянно одна.

– Кстати, неплохая идея.

– Отлично. Так и сделаем. А пока отправляйся домой, Шэр. Помедитируй. Поиграй с лошадками.

Заканчивая подготовку к званому ужину, Крис вновь поймала себя на том, что тревожится за Риган. Она попыталась смотреть телевизор, но не смогла – мысли были в другом месте. Ее не отпускало дурное предчувствие. В доме ощущалось нечто странное. Вроде тягучей тишины. Физически ощущаемой пыли.

К полуночи дом погрузился в сон. Обошлось без происшествий. В ту ночь.

Глава 4

Она встретила гостей в ярко-зеленом брючном костюме с рукавами колоколом. Туфли были удобными, под стать ее надеждам на сегодняшний вечер.

Первой прибыла женщина-медиум Мэри Джо Перрин с сыном-подростком по имени Роберт, последним – розовощекий отец Дайер. Он оказался молодым и очень маленького роста, с лукавыми глазами за стеклами очков в металлической оправе. Прямо с порога священник извинился за свое опоздание.

– Никак не мог найти подходящий галстук, – серьезным тоном заявил он.

Крис непонимающе смотрела на него, затем рассмеялась. Ее скверное настроение начало улучшаться.

Спиртное быстро сделало свое дело. Ближе к десяти часам вчера все разбрелись по гостиной, налегая на еду и ведя разговоры.

Крис наложила себе на тарелку горячее и поискала глазами миссис Перрин. Ага, вот она. На диване вместе с отцом Вагнером, деканом иезуитского колледжа. Актриса уже успела коротко поговорить с ним. У него был лысый веснушчатый череп и сухие, чопорные манеры. Крис переместилась к дивану, села на пол перед кофейным столиком и услышала, как Мэри Джо добродушно усмехнулась.

– Ну, давайте, Мэри Джо! – с улыбкой произнес декан, поднося ко рту вилку с карри.

– Да, просим вас! – подхватила Крис.

– О, замечательное карри, – отпустил комплимент хозяйке дома декан.

– Не слишком остро?

– Совсем не остро. Все в самый раз. Мэри Джо рассказывала мне об одном иезуите, который когда-то был медиумом.

– И он мне не верит, – улыбнулась Мэри Джо.

– Не совсем так, – поправил ее декан. – Я просто сказал, что в это трудно поверить.

– Вы имеете в виду настоящего медиума? – уточнила Крис.

– Ну, конечно! – ответила ее гостья. – Знаете, он даже левитировал!

– Я сам делаю это каждое утро, – тихо произнес иезуит.

– Вы хотите сказать, что он проводил сеансы? – спросила Крис у Мэри Джо.

– Ну, да, – ответила та. – В девятнадцатом веке он был очень, очень знаменит. Более того, возможно, он даже был единственным медиумом своего времени, кого ни разу не осудили за шарлатанство.

– Как я сказал, он не мог быть иезуитом, – заметил декан.

– О боже, нет! Он им был! – рассмеялась Мэри Джо. – Когда ему исполнилось двадцать два года, он вступил в орден иезуитов и поклялся больше никогда не выступать в роли медиума, но его все равно вышвырнули из Франции. – Она рассмеялась еще громче. – Сразу после сеанса, который он проводил в Тюильри. Знаете, что он сделал? Прямо посреди сеанса сказал императрице, что ее скоро коснутся руки ребенка-призрака, который совсем скоро материализуется, и, когда внезапно в комнате зажгли свет, – Мэри Джо хохотнула, – его поймали за тем, что он босой ногой наступал на руку императрицы! Можете себе представить?

Иезуит улыбнулся и поставил тарелку на столик.

– Никогда больше не ждите скидок на отпущение грехов, Мэри Джо, – сказал он.

– Да ладно. В каждой семье, как говорится, не без урода.

– Мы уже выбрали свою квоту семейством Медичи.

– Знаете, у меня в свое время был кое-какой опыт, – призналась Крис.

Декан не дал ей договорить.

– Хотите покаяться?

– Нет. Я не католичка, – с улыбкой ответила Крис.

– Как и иезуиты, – поддразнила собеседника Мэри Джо.

– Это клевета, распространяемая доминиканцами, – парировал декан и, повернувшись к Крис, сказал: – Простите, дорогая. Вы хотели что-то рассказать?

– Я просто вспомнила, что видела, как один человек левитировал. Это было в Бутане.

И она рассказала о том случае, спросив в конце:

– Вы думаете, такое возможно? То есть на самом деле существует левитация?

– Кто знает? – вопросом на вопрос ответил декан и пожал плечами. – Кто знает, что такое гравитация? Или материя, если уж на то пошло…

– Хотите знать мое мнение? – вмешалась в разговор миссис Перрин.

– Нет, Мэри Джо, – ответил ей декан. – Я дал обет нестяжательства.

– Я тоже, – пробормотала Крис.

– Что? – спросил декан, подавшись вперед.

– Ничего. Или, скажем так, нечто. Просто хотела спросить вас. Вы знаете, что это за домик там, позади церкви? – Она сопроводила вопрос жестом, указав направление.

– Позади церкви Святой Троицы? – уточнил он.

– Да. Что там такое?

– Говорят, там проводится Черная месса, – сказала Мэри Джо.

– Черная что?

– Черная месса.

– Что это?

– Она шутит, – произнес декан.

– Да, я знаю, – сказала Крис, – но я туповата. Так что это – Черная месса?

– Если кратко, то это пародия на католическую мессу, – пояснил иезуит. – И связано с почитанием дьявола.

– Боже мой! Вы хотите сказать, что такое бывает?

– Не могу сказать. Хотя я слышал статистику: ежегодно около пятидесяти тысяч случаев проведения Черной мессы в одном только Париже.

– Вы хотите сказать, в наши дни? – удивилась Крис.

– Это то, что я слышал.

– Да, верно, из докладов секретной службы иезуитов, – съехидничала Мэри Джо.

– Вовсе нет, – парировал декан. – Это мне поведали мои голоса.

Обе женщины рассмеялись.

– В Лос-Анджелесе, – сказала Крис, – можно услышать массу историй о колдовских сектах. Там их якобы немало. Не знаю, правда ли это.

– Как я уже сказал, я точно не знаю, – ответил декан. – Но скажу вам, кто знает, – Джо Дайер. Кстати, а где Джо?

Декан огляделся по сторонам.

– Вон он, – сказал он, кивком указав на второго священника, который спиной к ним стоял возле стола с закусками и накладывал что-то на тарелку. – Эй, Джо!

Молодой священник обернулся, правда, без энтузиазма.

– Вы звали меня, декан?

Тот поманил его пальцем.

– Одну секунду, – ответил Дайер и, повернувшись спиной, возобновил атаки на карри и салат.

– Это единственный лепрекон^[7] в нашем священстве, – с нежностью пояснил отец Вагнер и отпил вина. – На прошлой неделе в церкви Святой Троицы имели место два случая осквернения храма, и Джо сказал мне, что это напоминает ему кое-что из того, что когда-то творилось на Черных мессах. Думаю, он сможет просветить вас по этому вопросу.

– Что же случилось в церкви? – полюбопытствовала Мэри Джо.

– О, это слишком омерзительно, чтобы об этом рассказывать, – ответил декан.

– Ну, расскажите. Ужин уже закончился.

– Даже не просите меня. Это слишком гадко, – стоял на своем иезуит.

– Ну, пожалуйста!

– Вы хотите сказать, Мэри Джо, что не умеете читать мои мысли? – спросил он.

– О, я могла бы, – улыбнулась Мэри Джо, – но, боюсь, я недостойна вторгаться в святая святых.

– Знаете, это и в самом деле мерзко, – сказал Вагнер.

И он поведал об осквернении церкви. В первом случае ризничий обнаружил на алтаре, прямо перед дарохранительницей, кучку человеческих экскрементов.

– Фу, какая гадость! – поморщилась миссис Перрин.

– Второй случай еще гаже, – заметил декан и при помощи иносказаний и пары эвфемизмов объяснил, как был обнаружен огромный глиняный фаллос, прилепленный к фигуре Христа слева от алтаря.

– Ну, как, с вас хватит мерзостей? – заключил он.

Крис заметила, что Мэри Джо в шоке.

– Еще как хватит! – воскликнула она. – Извините, что спросила. Давайте сменим тему разговора.

– А мне интересно, – возразила Крис.

– Конечно. Ведь я – интересная личность, – прозвучал голос у нее за спиной.

Это был Дайер. Держа в одной руке тарелку с горкой еды, священник застыл рядом с Крис.

– Послушайте, дайте мне минуту, и я вернусь, – произнес он со всей серьезностью. – Похоже, у нас с астронавтом возникла одна идея.

– Это какая? – уточнил декан.

Невозмутимо посмотрев на него из-за стекол очков, Дайер ответил:

– Первые миссионеры на Луне?

Все, за исключением Дайера, рассмеялись. Его комедийная техника основывалась на том, чтобы все остроты произносились с каменным лицом.

– Вы бы подошли по росту, – заявила миссис Перрин. – Вас можно легко спрятать в носовом конусе ракеты.

– Только не меня, – поправил ее молодой священник. – Я пытался протолкнуть кандидатуру Эмери, – сообщил он декану, после чего повернулся к женщинам и пояснил: – Он отвечает за дисциплину у нас в кампусе. Там, на Луне, никого нет, а ему это только и подавай. Он любит, когда все тихо. Как говорится, ни шума ни пыли.

Все с тем же невозмутимым видом Дайер посмотрел на другой конец комнаты на астронавта.

– Извините, – сказал он и вышел.

– Мне он понравился, – заметила миссис Перрин.

– Мне тоже, – призналась Крис и повернулась к декану. – Вы так и не рассказали мне, что происходит в том домике, – напомнила она ему. – Или это великая тайна? Кто тот священник, которого я там постоянно вижу? Такой смуглый. Похож на боксера. Вы понимаете, кого я имею в виду?

Декан кивнул и опустил голову.

– Отец Каррас, – сказала он с ноткой сожаления в голосе и, поставив бокал, покрутил его ножку. – Вчера ночью с ним случилось несчастье.

– Неужели? – удивилась Крис.

– Да, умерла его мать.

Крис почему-то искренне расстроилась. Она сама не могла сказать почему.

– Как жаль, – прошептала актриса.

– Боюсь, он принял ее кончину слишком близко к сердцу, – продолжал иезуит. – Она, если не ошибаюсь, жила одна и умерла за несколько дней до того, как обнаружили ее тело.

– О, как это ужасно, – пробормотала миссис Перрин.

– Кто ее нашел? – невольно нахмурившись, спросила Крис.

– Управляющий домом. Думаю, они не нашли бы ее до сих пор, если б не… Соседи пожаловались, что там постоянно орет радио.

– Боже, как это печально, – тихо вздохнула Крис.

– Прошу извинить меня, мадам. Но я занят.

Крис подняла голову и увидела Карла. Домоправитель держал поднос с напитками и узкими, высокими бокалами.

– Да, конечно. Поставьте на сервант. Я как-нибудь справлюсь.

Крис всегда подавала напитки гостям сама. Это добавляло интимности, которую, как ей казалось, трудно проявить иным образом.

– Итак, приступим. Пожалуй, я начну с вас, – сказала она декану и миссис Перрин и предложила им бокалы. Затем прошла по комнате, выясняя, кто что будет пить. Когда она обошла каждого, гости перегруппировались, за исключением Дайера и астронавта, которые все так же продолжали о чем-то оживленно беседовать.

– Нет, на самом деле я не священник, – с серьезным видом заявил Дайер, положив руку на плечо астронавта; тот давился от смеха. – На самом деле я ужасно продвинутый раввин.

Крис стояла рядом с Эллен Клири, вспоминая Москву, когда из кухни донесся знакомый голос, звенящий злостью.

О господи! Бёрк!

Режиссер поносил кого-то отборными ругательствами.

Крис извинилась и бросилась в кухню. Как оказалось, Деннингс за что-то бранил Карла, тогда как Шэрон безуспешно пыталась заставить его замолчать.

– Бёрк! – прикрикнула на него Крис. – Прекрати немедленно!

Режиссер даже бровью не повел. Брызжа слюной, он продолжал сыпать скабрезностями. Карл молча прислонился спиной к кухонной раковине и, сложив на груди руки, невозмутимо наблюдал за ним.

– Карл, выйдите отсюда! – произнесла Крис. – Выйдите! Вы разве не видите, в каком он состоянии?

Но швейцарец даже не пошелохнулся, пока хозяйка не вытолкала его из кухни.

– Нацистская свинья! – крикнул ему вслед Деннингс. Затем повернулся к Крис и, потирая руки, елейно спросил: – Ну, так что же будет на десерт?

– Десерт?

Крис помассировала лоб.

– Я голоден, – капризно захныкал Деннингс.

Крис повернулась к Шэрон и сказала:

– Накорми его! Мне нужно уложить Риган спать. И, ради бога, Бёрк, веди себя прилично. Здесь присутствуют священники!

Деннингс наморщил лоб. Внезапно взгляд его сделался осмысленным, в глазах как будто вспыхнул искренний интерес.

– Ты тоже это заметила? – спросил он.

Крис подняла голову и еле слышно произнесла:

– С меня хватит!

И стремительно вышла из кухни.

Она спустилась в подвал, в игровую комнату, чтобы посмотреть, чем занимается Риган, которая провела там весь день. Дочь играла с доской Уиджа. Риган показалась Крис угрюмой, задумчивой и какой-то чужой. «По крайней мере, она хотя бы не огрызается», – подумала Крис и отвела дочь в гостиную, где представила гостям.

– Какая она милашка! – заявила жена сенатора.

Риган вела себя на удивление хорошо. Было лишь одно исключение. Она отказалась разговаривать с миссис Перрин и даже пожать ей руку. Та попыталась обратить это в шутку.

– Она знает, что я не настоящая, – с улыбкой сказала она и подмигнула Крис. Затем, сверля Риган взглядом, схватила ее за руку и легонько сжала запястье, как будто проверяя пульс. Риган выдернула руку и со злостью посмотрела на нее.

– О, ничего страшного, моя дорогая, просто она устала, – отмахнулась миссис Перрин, все так же пристально глядя на Риган с тревогой, которую сама не могла объяснить.

– Ей слегка нездоровится, – виноватым тоном объяснила Крис и, посмотрев на дочь, спросила: – Верно, дорогая?

Риган не ответила. Опустив голову, она смотрела в пол.

Больше знакомить Риган было не с кем, кроме сенатора и Роберта, сына миссис Перрин, и Крис решила, что без этого можно обойтись. Она отвела Риган в спальню, уложила в постель и накрыла одеялом.

– Как ты думаешь, ты сможешь уснуть?

– Не знаю, – сонно ответила Риган. Лежа на боку, она отсутствующим взглядом смотрела на стену.

– Хочешь, я тебе немного почитаю?

Риган отрицательно мотнула головой.

– Ну, хорошо. Постарайся заснуть.

Крис нагнулась и поцеловала дочь, после чего подошла к двери и щелкнула выключателем.

– Спокойной ночи, детка.

Она уже почти шагнула за порог, когда Риган тихонько ее окликнула.