Уайатт Уильямс
О мясе, кулинарии и убийстве животных
Следующей остановкой был обед, мы ели сэндвич с жареной курицей. Я продолжил вести непринужденные разговоры со специалистом из отдела маркетинга. Важно было не забывать, что я хочу раскрыть тайну. Так что я пытался формулировать правильные вопросы. Фургон поднимался и спускался по горным дорогам. И наконец, свернув на дорогу из гравия, мы приехали к пастбищу, скрытому за горными зарослями. Неужели это и есть «Спрингер Маунтин»? Это была частная дорога, принадлежавшая Фермону Лаудермилку, довольно крупному мужчине, который слегка привстал с газонокосилки, чтобы поприветствовать меня. Он рассказал, что уже тридцать лет он выращивает цыплят для «Филдэйл». Большую часть времени это не было его основной работой, но после выхода на пенсию из полиции он стал заниматься этим на постоянной основе. Он махнул рукой в сторону шести больших курятников.
На входе мне выдали тонкий белый защитный медицинский костюм, закрывавший меня до самых ног и застегивавшийся от паха до подбородка. Для лица мне дали специальную маску. Фермон открыл дверь и пропустил нас внутрь. Это было вытянутое темное помещение длиной с футбольное поле, в дальнем конце которого, максимально далеко от нас, были курицы, ради которых я сюда приехал. Их перья были белыми, они только начали взрослеть, поэтому были худыми и очень энергичными. Цыплята кудахтали и скептически на нас поглядывали. Фермон сказал, что их было здесь двадцать тысяч. Кажется, курятник помыли незадолго до моего приезда, солома была свежей, на стенах и потолке не было паутины. Пахло тут неприятно. Запах стоял ровно такой, как можно себе представить, если подумать об отходах жизнедеятельности двадцати тысяч птиц. Здесь было передовое техническое оборудование: системы автоматической подачи корма и воды, контроль температуры, контроль количества света в зависимости от того времени дня, которое необходимо имитировать, – и все это Фермон мог настроить со специальной панели у двери.
Только спустя несколько лет, стоя в курятнике в Вирджинии, я понял, что же за хитроумный маленький фокус мне показали в тот день. Фермер из Вирджинии позвал меня за день до назначенной бойни. Все выглядело совсем иначе. Птицы из Вирджинии были той же породы (белая корниш), но из-за веса, необходимого птицам перед забоем, они были ленивы. Они почти не отходили от кормушек, а если им это удавалось, то они еле передвигались из-за огромного веса. Нижние части их тел были красными и стертыми. Клетки были забиты ими так, что они сидели крыло к крылу. И цыплята Фермона выглядели бы точно так же, если бы я увидел их, когда они выросли.
Я называю этот фокус маленьким, в сущности просто небольшой иллюзией, потому что внешний вид куриц в один день так же верен, как и в другой. В начале жизни у цыплят много сил и энергии, в день забоя – ровно наоборот. В свои последние дни они выглядят несчастно, сидя крыло к крылу и страдая от лишнего веса.
Я не знал, что и думать о ферме Фермона. Она не была ужасной, но разве именно это место называлось «Спрингер Маунтин»? Бывший транспортный коп и 120 000 куриц в тесных воняющих сараях? Специалист по маркетингу сказал, «Филдэйл» имеет контракты и с другими заводчиками вроде Фермона. Я поблагодарил Фермона за уделенное мне время.
Потом мы поехали к бойне. На нас надели белые халаты, которые носят мясники, и сетчатые шапочки. Менеджер, пожав мою руку, повел нас на экскурсию. Я был настроен решительно: мне надо задать вопросы, разобраться с фактами и докопаться до всех деталей.
Экскурсия началась в темной комнате. Из фуры, припаркованной у разгрузочной площадки, выкатывались клетки, в каждой по двенадцать куриц. Рабочие этой комнаты были напряжены и молчаливы, они быстро выхватывали из клеток квохчущих птиц и закрепляли их кверху ногами на движущуюся цепь. Везде были перья и помет, воздух щипал глаза. Птицы сопротивлялись, будто бы знали, к чему все идет. Я увидел, как одна курица пыталась выпрыгнуть из клетки – это было бессмысленно. Она была толстой и медленной, ее без труда схватили за лапу. Это было представление, на котором порядок восставал из хаоса: грязная, шумная и непредсказуемая толпа птиц превращалась в единую ровную и предсказуемую конвейерную линию.
Конвейерная цепь напоминала американские горки: непрерывная линия скорости и эффективности. В начале поездки птицы были живыми и напуганными. В конце они будут мертвыми и очищенными.
Курицы на конвейере подъехали к корыту с заряженной электрическим током водой. Первой шла крупная курица – над водой остались только ее лапы – с другой стороны она была уже неподвижна. Только что она дергалась и кудахтала – сейчас безжизненно обвисла. Тонкое циркулярное лезвие неглубоко прорезало ее сонную артерию и яремную вену, из шеи брызнула ярко-красная густая кровь. Через несколько секунд все птицы были мертвы.
Я попытался подсчитать, сколько цыплят умирает на моих глазах. Но так быстро считать у меня не получалось. Один из менеджеров сказал мне, что их цель – двести пятьдесят тысяч куриц в день, то есть не менее ста сорока куриц в минуту. Пока мы разговаривали, напротив нас стоял человек в прорезиненном фартуке с длинным острым ножом. Казалось, он стоит и ничего не делает, просто наблюдает, как я. Рядом с ним была куча крови – это была не лужа, а именно куча свернувшейся крови. Как я узнал позже, его задача – отслеживать огрехи. Работа конвейера не была идеальной. В некоторых случаях электричество не оказывало на птицу желаемого эффекта, и тогда она всплывала мокрой, все еще дергаясь и сопротивляясь. Иногда надрез лезвия был недостаточным, чтобы убить птицу. Когда эти полуживые-полуубитые курицы оказывались перед этим мужчиной, его задачей было добить их своим длинным острым ножом.
Остальные мои заметки с этой экскурсии по производству были в основном уточнениями:
• 90 СЕКУНД КРОВОТЕЧЕНИЯ
• ВАННА 53 ГРАДУСА ОТ ПЕРЬЕВ
• ГОРЯЧЕЕ ЛЕЗВИЕ ОТСЕКАЕТ НОГИ
• ВСЕ ОБОРУДОВАНИЕ ОБРАБАТЫВАЮТ ХЛОРКОЙ
• ОРГАНЫ НА ЛИНИЯХ РАЗНОГО ЦВЕТА
• 5 МИЛЛИОНОВ ЛИТРОВ ВОДЫ В ДЕНЬ
• 1375 РАБОЧИХ
• 30 МИНУТ ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА
В тот день я бы не смог объяснить, что изменится, если температура будет выше, скажем, на два градуса, но мне казалось важным записать эти цифры, собрать все эти данные, чтобы иметь возможность обратиться к ним позже. Поздним вечером этого дня, после обещанной экскурсии по музею Allman Brothers, я продолжил делать записи. Я обращал внимание на то, какие инструменты принадлежали Греггу или Дуэйну Оллману, какие экспонаты музея когда были приобретены, а также какие из экспонатов поставили под стекло или убрали в рамку. Точная значимость этих фактов и их возможное соотношение с другими записанными в тот день фактами мне все еще были не известны. Я не сильно отличался от Гаса Аррендейла с его музеем: я собирал все, что казалось мне хоть сколько-то ценным.
Музейная экскурсия была уже вечером. А вот днем, пока я стоял на птицефабрике, я так пристально вглядывался в свои записи, что почти пропустил тот фокус, за которым я ехал сюда.
Фокус был в самом конце. В начале конвейерной цепи птицы были живы, а здесь, в конечной точке последней конвейерной ленты, очищенное мясо упаковывали на продажу. Сортировку в основном проводят машины – грудки без костей и кожи на одной линии, бедра на другой, целые птицы на следующей и так далее – но в конце каждой линии стояли женщины, которые завершали упаковку. Некоторые куски клали в желтые поддоны из полистирола, другие – в светло-зеленые пакеты. Белые этикетки, синие этикетки, красные этикетки: именно разные цвета сначала привлекли мое внимание. Из грузовика выгрузили белых куриц, все они выросли в одном месте. Теперь они становились мясом разных фирм. Одни из них были самой дешевой опцией на рынке, анонимной кучей. Другие продавались как натуральные местные цыплята, а упаковка говорила об их экологичности.
Теперь мы двигались быстро – рабочий день заканчивался, как утверждал специалист по маркетингу, – но перед тем, как она вывела меня, я успел нагнуться и рассмотреть названия на этикетках. Young and Tender, Harvest Farms, Springer Mountain. Все это были одни и те же цыплята. На этикетках было написано то, что хотели видеть потребители, то, во что они хотели верить. Фермы, которую я искал, не существовало. Это был просто красивый образ. И это вовсе не было тайной, кто угодно мог бы это заметить.
* * *
Я записал все это и опубликовал материал о «Спрингер Маунтин» по мотивам моей поездки в местной газете в 2012 году. Тогда я решил, что с меня достаточно. Мне нужно было провести небольшое расследование, разобраться в тайне местного значения. Но мое расследование казалось незаконченным. Мне не хотелось казаться наивным, поэтому я продолжал искать «Спрингер Маунтин». Фермы не оказалось там, где она должна была быть. Но я верил, что «Спрингер Маунтин» может быть где-то еще. Я искал годами. Я нанялся на работу на бойню. Я жил на птицефабрике. Я ходил по лесу с ружьем. Я делал и многие другие вещи. Я собрал много информации.