bannerbannerbanner
Гипотеза симуляции

Тёма Шумов
Гипотеза симуляции

Полная версия

Мне кажется, компьютерные вирусы стоит рассматривать, как форму жизни. Это многое говорит о природе человека: единственная форма жизни, которую мы создали к настоящему моменту, несёт только разрушения. Мы создаём жизнь по образу и подобию своему.

Стивен Хокинг

1

Холодная голубизна апрельского неба была похожа на тонкий хрусталь. Она дрожала и вибрировала под порывами ледяного ветра. Когда Кристина вышла из стеклянных дверей отеля Шератон, находящегося во втором терминале аэропорта Шарль‑де‑Голь, этот ветер чуть не сбил ее с ног. Изо рта вместе с выдохом вырвалось еле заметное облачко и мгновенно рассеялось унесенное ветром. Сильнее запахнув форменное драповое полупальто, больше похожее на короткий сарафан, чем на межсезонную форму стюардесс компании «Норд Лайн», она подошла к микроавтобусу, внутри которого ее уже ожидали Маша и Анжела.

– Давай скорее, – крикнула Мария, высунувшись из салона и замахав рукой. – Холодрыга ужасная!

Кристина мелкими шажками добежала до фургона и уселась в кресло в первом свободном ряду.

– Eh bien, quoi? On est tous là?1 – спросил водитель: седой горбоносый француз.

– Oui. Nous pouvons aller2, – ответила Анжела, единственная из них, кто более‑менее сносно понимал и мог изъяснятся на французском.

Закрылась дверь и микроавтобус отправился к видневшемуся в самом конце взлетного поля самолету с хвостом с синими и красными полосами – фирменной расцветкой «Норд Лайна».

Кристина смотрела на небо и слушала рассказ Маши о ее вчерашней прогулке по Елисейским полям, улицам Риволи и Сен‑Оноре – это был ее первый рейс в Париж, и она восторженно делилась своими впечатлениями. Для Кристины же посещения столицы Франции стали уже обыденностью. Как, впрочем, и посещения других европейских столиц. Прилетая сюда, максимум, на что её хватало – пробежаться по паре‑тройке знакомых магазинов. А достопримечательностями она уже была сыта по горло. И Эйфелева башня уже не казалась такой высокой как раньше, и узкие улочки не были такими милыми. Даже круассаны перестали быть воздушными, а кофе в кафешках утратил весь былой аромат.

Только небо все еще восхищало ее. В каждой части мира оно было свое собственное. В каждый месяц года оно отличалось от того, каким казалось раньше. Больше всего ей нравилось апрельское небо Парижа и сентябрьское небо в Подмосковье.

Когда‑то давно, во времена высоких деревьев и глубоких рек, теплой сухой осенью и московское небо выглядело слоистым голубым пирогом. Она помнила, как, подойдя к окну на смотровой площадке останкинской башни, в первый раз увидела поддернутые дымкой дома и её сердце неистово заколотилось. Казалось, еще немного и пробив ребра оно вырвется из груди и трепыхаясь повиснет на аорте. Без сомнений это была любовь с первого взгляда.

Кристина не понимала, как в ее сознании могло уживаться два настолько диаметрально противоположных чувства – страх высоты и восхищение небом.

Около полугода назад ее пятилетний племянник Игорь, когда они гуляли по ВВЦ, уговорил ее прокатиться с ним на недавно открытом колесе обозрения. Кабинка не поднялась еще и на четверть, а Кристина уже была на грани паники. В конце концов, она зажмурилась и сидела так, с закрытыми глазами, до тех пор, пока колесо не завершило оборот. Когда открылась дверь, она, не мешкая выпрыгнула из раскачивающейся кабинки.

О том, что она боится высоты, знали только ее мать и Александр. Но мать умерла от рака пару лет назад, а Александр исчез из ее жизни еще раньше.

Микроавтобус объехал вокруг огромного «Дримлайнера» Люфтганзы и неторопливо покатил вдоль забора. Ожила рация. После треска помех кто‑то затараторил на французском. Голос прервался и шофер, сняв с панели переговорное устройство, спросил.

– Bonjour! Hé! Répétez ce que vous avez dit!3

В ответ раздался взволнованный голос. Девушки переглянулись. Они ничего не понимали, но по интонации говорящего можно было решить, что он напуган. Да что там – чертовски напуган.

– Que s'est‑il passé?4 – спросила Анжела.

Вдали зазвучали сирены. Маша прильнула к окну. Кристина оторвала взгляд от неба и тоже посмотрела на шестиполосное шоссе с той стороны забора.

– Tout va bien!5 – ответил шофер и добавил на английском. – Don’t worry.

– Be happy? – улыбаясь, продолжила Анжела.

– Oui6, – заулыбался в ответ шофер.

Сирены приблизились, и по шоссе промчалась вереница полицейских автомобилей, а за ними две красные с жёлтыми полосами парижские кареты скорой помощи.

– Чую, девки, что‑то у них там произошло, – произнесла Анжела. – Хоть наш водитель и говорит, что все окей и волноваться не о чем, но пару фраз я разобрала.

– И? Что случилось? Нам не дадут улететь?

– Об этом я знать не могу. По рации говорили о том, что кто‑то умер. И еще что‑то о вирусе.

– Каком вирусе? Может это теракт?

– Да нет. Быть не может. После взрывов на вокзале в Марселе французы стали параноиками в вопросах безопасности. Теперь в ловле террористов они только израильтянам уступают.

– Главное, чтобы нам улететь дали, – произнесла Кристина.

– А я бы не отказалась еще пару деньков по Парижу погулять, – пожала плечами Маша.

– Компания задержку по вине аэропорта нам оплачивать не будет, – ответила Анжела. – Так что гулять будет не на что.

– Да, плевать. На свои погуляю.

– А я домой хочу, – Кристина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. В глазах заплясали полосы и блики.

– Это старость, подруга – ответила Анжела. – Поверь мне, мудрой обезьяне.

– Ты себе льстишь, – улыбнулась Кристина.

– Ты сомневаешься в моей мудрости?

– Женщина! Я сомневаюсь, что ты – обезьяна!

– Вот за что я тебя люблю Маршинская – ты всегда найдешь пару ласковых фраз, чтобы поддержать в трудную минуту.

Микроавтобус промчался под крылом огромного Боинга‑747, принадлежащего «Air France» и подъехал к трапу их семьсот тридцать седьмого, казавшегося неказистым младшим братом рядом с этой двухэтажной громадиной.

– Merci, – поблагодарили они шофера, выбираясь из салона.

– Привет Москва! – отсалютовал он и умчался обратно в сторону терминала.

– Не водитель, а полиглот, – прокомментировала Маша.

Когда они поднялись, бригадир бортпроводниц Оля Голицына, командир Анатолий Татаринов и второй пилот Женя Ищук уже находились на месте. В отличие от девушек эти трое провели ночь в более комфортабельных апартаментах отеля Хилтон. Ольга была женой Татаринова, но фамилии у них были разные: она наотрез отказалась брать фамилию мужа, мотивировав это тем, что принадлежит к древнему княжескому роду. Хотя внешне она меньше всего походила на княгиню. Широкая кость, маленький рост и простоватое среднерусское невыразительное лицо делали ее больше похожей на обычную крепостную крестьянку. Но внутри нее имелся жесткий стержень, превращавший толстопятую и глуповатую на вид бабу в уверенную в себе, несгибаемую и гордую женщину. Она принимала себя такой, какой она была и принуждала к этому всех окружающих.

– Привет, красавицы, – пробежал по салону Евгений. – Ну что готовы отправиться домой?

– Я нет, – ответила Мария, но второй пилот уже скрылся в кабине.

– Честность – ценное, качество. Но настоящую его цену познаешь на допросе, – ответила вместо него Ольга и продолжила. – Вы в курсе, что там у них в зоне вылета произошло?

– Нет. А ты что‑нибудь знаешь?

– Немного. Иначе бы и не спрашивала.

– Как я поняла, один из пассажиров умер. И что это какой‑то новый вирус гриппа.

– Ещё мы видели машины скорой помощи и полиции, которые ехали в сторону терминалов.

– Если это очередной птичий грипп, то скоро опять начнется все, что я так люблю – бесконечные анализы и проверки перед вылетами, измерения температуры, и, если у тебя овуляция, можешь забыть про работу.

– Это почему? – Мария удивленно посмотрела на Ольгу.

– Маша, тебе сколько лет?

– Двадцать пять.

– Взрослая девочка и не в курсе, что в это время у тебя температура может запросто подняться?

 

– Ну… я думала, это во время месячных.

За подготовкой к полету пролетел час. Потом самолет отбуксировали к первому рукаву, торчавшему из здания терминала 2F, и спустя еще один томительный час капитан объявил о начале посадки.

– Ну начнем загон скотины, – донесся из динамика голос Татаринова. – Девочки в столице мряк с молоком. И нет шансов что ситуация улучшится. Вероятно, будет трясти при подлете, так что не скупитесь на барбариски, а по прилету доставайте куртки. И не забывайте надеть на себя десять‑десять.7

Ольга и Анжела встали у входа и послушно натянули на лица улыбки. Кристина села в кресло у иллюминатора в первом ряду от них.

– Черт. Мне всегда в эти моменты кажется, что у меня настолько тупой вид, – пожаловалась Анжела.

– Улыбайся, паксам8 это нравится, – ответила Оля.

– Да плевать мне на то, что им нравится, – Анжела попыталась сделать серьезное выражение лица. – Одно хорошо в этих рейсах из Парижа – детей тут почти не бывает и тошнотиков.

– Это точно. Я как вспомню рейсы из эмиратов или Турции, так просто содрогаюсь от ужаса.

Сквозь иллюминатор и окна аэропорта Кристина видела наполненный народом зал и очередь на посадку.

Анжела постучала ногой и подпрыгнула.

– Ты чего?

– Пассажиросос какой‑то хлипкий в «де Голе». Всякий раз, бывая здесь мне, кажется, что однажды пройдет пара‑тройка стокилограммовых трюфелей9 и мы все свалимся прямо на скотовоз.

– Крис ну что там видно в дырку? – спросила Ольга. – Идут?

– Вроде пошли.

Она уже собиралась встать и, присоединившись к девушкам, занять свое место у входа в салон, когда заметила на первом этаже, где находились выходы для посадки на лоукостеры, странную суету. Казалось, люди стояли по пояс в воде на берегу штормящего океана, и гигантская невидимая волна кидала их от стены к стене.

«Будто они убегают от кого‑то», – подумала Кристина и приложила к иллюминатору ладонь, чтобы лучше разглядеть происходящее.

Несколько человек замерли у окна. Затем дернувшись, как от удара током, они прижались спинами к стеклу и попятились к закрытым дверям.

Среди них была молодая мамаша с ребенком. Мальчик обернулся и поднял голову. Он посмотрел прямо на Кристину, и той стало не по себе. В его взгляде угадывалась отчаянная мольба.

А еще паника.

В следующий миг мать ринулась вглубь толпы и увлекла за собой сына. Они исчезли среди других пассажиров, словно проглоченные гигантской плотоядной субстанцией.

– Крис, – прошипела Ольга. – Давай быстро, кефаль пошла.

– Иду‑иду, – она встала у дальней стены и приготовилась помогать пассажирам, направляя их к своим местам.

Первыми в салон самолета вошли две особы неопределенного возраста. У них были одинаково накачанные губы, одинаковые прически и нереально гладкие лица.

– Наконец‑то, – вздохнула та, из‑под короткого красного платья которой, выглядывал край татуировки. – Надеюсь, тут будет спокойней.

– Да уж, – вторая капризно надула и без того пухлые губки. – Что‑то в аэропорту уж больно шумно стало.

– Это все из‑за личинусов, – ответила первая. – Ненавижу мерзких маленьких крикливых гаденышей.

Дамы критически осмотрели свои места в первом ряду и, усевшись, достали одинаковые золотистые айфоны.

Мимо Кристины прошла молодая пара – он как школьник на первом свидании держал ее за руку, она, раскрасневшаяся, оглядывалась по сторонам.

– Какие у нас места, Мариш? – спросил юноша.

– Шестой ряд, – ответила девушка. – «Эф» и «Жи».

– Пожалуйста, по этой стороне, – направила их Кристина.

У молодого человека за спиной висел небольшой рюкзак, с торчащим наружу уголком запечатанного пакета, из тех, в которые упаковывают алкоголь в зонах беспошлинной торговли.

Следом за ними, ведя перед собой девочку лет семи, вошла высокая блондинка в узком голубом платье. Кристина хотела заглянуть в ее билет, но та решительно направилась вдоль левого ряда.

Салон постепенно наполнился. Поток пассажиров уменьшился и вскоре иссяк совсем. Последним прошел мужчина неопределенного возраста с коричневым кожаным кейсом. Небольшого роста, кривым лопатообразным носом, выкаченными болотного цвета глазами и отвислыми щеками он напоминал Сквидварда из мультфильма “Губка Боб”. С недовольным и крайне надменным выражением лица он оглядел каждую из стюардесс и, бросив взгляд на пассажиров, столпившихся в проходе, и рассаживающихся по местам, поморщился.

– Вот он запах родины. Смесь вони заскорузлых носков и дешевых пробников “шанель”. И вечный русский бардак. Везде, где появляется русский тут же наступает разруха и хаос. Наш человек даже в самолет сесть нормально не может. Казалось бы, что проще – пройти и занять свои места – но у них даже на это мозгов не хватает.

Он смерил долгим взглядом Кристину, очевидно рассчитывая на ее ответную реакцию, и не дождавшись, продолжил:

– Мне смешно, когда мне говорят, что я должен жить в Рашке. И еще любить ее. Я никому ничего не должен. Я люблю Париж. Все эти его «арт‑де‑вив», его «традисьон». Хотя и он уже не тот. Жизнь тут тоже меняется в худшую сторону из‑за наплыва всякой швали. Но все равно Франция – все еще Европа, милочка. Она все ещё сильно отличается от кровожадной азиатской орды, от становища одичалых, в которое мы вынуждены вернуться.

– Давайте я посмотрю, какое у вас место, – предложила Кристина.

– Ох, девчонки, не завидую я вам, – с этими словами он протянул ей свой билет. – Изо дня в день общаться с родным быдлом, со всем этим сбродом.

– У вас бизнес‑класс, пожалуйста, в первом ряду слева, – она указала на кресло через проход от ботоксных близняшек.

Сквидвард прошагал к своему месту. Усевшись в кресло, он поставил кейс между ног и замер, подглядывая за соседками. Те сразу принялись поправлять прически и излишне громко восторгаться вчерашней премьерой в “Гранд Опера”.

– Похоже, что сегодня мы станем свидетелями зарождения большого советского чувства, – прокомментировала Анжела.

– Они похожи на двух куриц и одного петуха. Главное, чтобы во время полета они не занимали надолго туалет.

– Не займут. Видно же, что его хватит лишь на пару секунд.

Они улыбнулись друг другу.

– Анжела сходи, посчитай, сколько кефали набилось, – произнесла Ольга. – По‑моему несколько человек не хватает.

Когда Анжела ушла, бригадир подозвала к себе Кристину.

– Какая‑то суета сегодня. Паксы излишне возбужденные. Тебе не кажется?

– Ты же знаешь, умер пассажир.

– И что? Ну умер он? На дворе двадцать первый век. В одной комнате будут расстреливать «врагов народа», а соседней, через стенку будет отвязная «пати». В наше время всем до фонаря, что происходит вне зоны их комфорта. Никто даже не замедлит движения, перешагивая через умирающего от смертельного вируса. Кроме того, все уверены, что с ними точно ничего подобного не произойдет.

– Может, ты просто ошибаешься на счёт человечества? Или люди изменились? Стали лучше?

– Помнишь в «Дармоедово» в прошлом году? Один из паксов упал на трапе, и никто даже не остановился.

– Может просто дело в стране? У европейцев больше эмпатии?

– Если так, то мне что‑то совсем расхотелось возвращаться.

Держа в руке «кликер», подошла Анжела.

– Нет троих.

– Ну, стойте, ждите тогда, – вздохнула Ольга. – А я пойду, доложу Татаринову.

Она скрылась за плотной занавеской.

Анжела и Кристина встали друг напротив друга. Длинный рукав «пассажирососа» изгибался и то, что происходило в зале, им было видно только через огромные грязноватые окна, в которых отражалось крохотное, но яркое, солнце, небо и окружающие их лайнеры.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем, вернувшаяся Ольга заявила:

– Ну что, девчонки, пора обезьянничать.

И в этот момент в коридоре появилась совсем молоденькая девушка. Темноволосая, смуглая, красивая мулатка. Она бежала прихрамывая, придерживая висевшую на плече и болтавшуюся из стороны в сторону большую холщовую сумку.

– Wait! Attends! – крикнула она.

– Тише, тише родная, – произнесла Кристина. – Ты еще не опоздала.

Девушка уставилась на них будто на привидения. Затем обернулась и что‑то забормотала на французском.

– Show your ticket, please10, – попросила Ольга.

– Странная какая‑то, – шепнула ей на ухо Анжела. – В этой куртке будто снятой с чужого плеча и шортах она была похожа на беженку.

Девушка в отчаянии посмотрела на свои пустые руки и полезла в сумку, не переставая тараторить на непонятной смеси из нескольких языков. В ее голосе засквозила истерика. В огромных, бездонных, как космос, темных глазах заблестели слезы.

Наконец, она вынула из внутреннего кармана мятый билет.

1Ну, что? Мы все собрались?
2Да. Мы можем ехать.
3Привет! Эй! Повторите то, что вы сказали!
4Что случилось?
5Всё хорошо!
6Да
7Туман с осадками
8PAX – на сленге бортпроводниц пассажир
9Трюфель –пассажир бизнес‑класса
10Покажите свой билет, пожалуйста
Рейтинг@Mail.ru