Али Муссе Дидди исполнилось 75 лет. Он присутствовал при ограблении большой хавитты. Видел, как были найдены человеческие кости. На небольшой глубине раскопали известняковую плиту, под которой лежал не каменный ящик, а скелет с черепом. Кости унесли и захоронили рядом с мечетью. Мусса Дидди помнил также двухкамерные ящики, их вместе с бутом бросили обратно в хавитту, а содержимое увезли в Мале. Он сам видел Махафоти Калеге поблизости от малой хавитты. Изваяние стояло там во времена Белла, но он его не тронул. Статуя изображала обнаженного мужчину без бороды и волос, с обломанным пенисом и куском рыбы на веревке. Видел Мусса Дидди и слона. Это был точно слон, высотой около тридцати сантиметров.
Переходя из дома в дом, мы снова и снова слышали рассказ о Махафоти Калеге.
Абдулла Муфед даже поведал нам историю, объясняющую происхождение этой статуи. Как рассказывал его дед, в далеком прошлом какие-то мореплаватели, пересекая океан со стороны Аравии, сбились с курса, и попали на этот остров. Через некоторое время мужчина по имени Амболакеу отправился ловить рыбу. Его жена осталась ждать на берегу. Только он приготовился передать ей свой улов, как неожиданно появившийся джинн бросил в них горсть кораллового песка, и оба – мужчина и женщина – обратились в камень. Абдулла сам видел эти изваяния до того, как их разбили. У обоих были очень большие головы с продолговатыми лицами. Руки и ноги короче, чем у обычных людей. Большие уши, маленькие глаза, ни волос, ни бороды. Похожи на японцев. У женщины лоб был меньше, чем у мужчины, но лицо тоже продолговатое. Мужчина держал в вытянутой вперед руке короткую веревку с круглым куском рыбы. Женщина-обнаженная, с маленькими сосками и ложбинкой в паху. Мужчина – тоже обнаженный, но пенис был обломан. До того как статуи уничтожили, они стояли на каменных столбах около малой хавитты. Женщину никак не называли, а мужчина получил имя Владелец Рыбы. Абдулла видел также каменного слона, он был величиной с кролика, с четырьмя ногами, бивнями и хоботом.
Конечно же, легенда о джинне, бросающем песок и превращающем рыбака и его жену в камни, была сочинена людьми, которые застали уже готовые изваяния. Не зная их происхождения и назначения, они придумали свое объяснение.
Менее успешно сложилась наша беседа с девяностолетним Абдулом Раджмалом. Почтенный старец говорил на местном диалекте, которого наш переводчик с Мале не понимал, так что пришлось прибегнуть к помощи молодых родственников Абдула. Очень скоро в сад старца набился народ, и хозяин, поначалу говоривший свободно, вдруг заявил, что ничего не помнит. Другие тоже ничего не помнили. Решив проверить их, я громко произнес магическое имя:
– Махафоти Калеге!
Реакция не заставила себя ждать. Стоявший рядом со мной молодой парень повторил это имя и добавил слово «хавитта», улыбаясь и показывая рукой в сторону северовосточного мыса. С разных сторон послышался робкий смех, но в это время из дома выбежал, размахивая палочкой, мужчина среднего возраста. Начертив круг на земле у моих ног, он твердо возвестил:
– Вот так выглядел Махафоти Калеге – круглый камень с дыркой, больше ничего! Обыкновенный каменный якорь, какими здесь пользовались в прошлом.
Я спросил, почему же круглый камень назвали «Господин Куска Рыбы». Ответ последовал тотчас, положив конец дискуссии:
– Кусок рыбы может быть любой формы.
Поблагодарив хозяев дома за прием и интересные сведения, мы оседлали велосипеды и покатили в темноте по широким, длинным улицам селения. Дома стояли далеко друг от друга, только и видно, что свет керосиновых ламп в некоторых окнах, устремленные к небу силуэты банановых листьев и над ними, в окружении звезд, – кривые стволы и дольчатые листья хлебных деревьев.
На другом конце селения нам больше повезло. Семидесятилетний Мухаммед Манику не боялся рассказывать. От него мы услышали, что в прошлом остров посещали рыбаки с Шри-Ланки, чтобы «выразить благодарность». Они были очень религиозны. Отец Мухаммеда видел сингальских рыбаков, которые приходили на Фуа-Мулаку, чтобы принести статуе жертву в виде сырой рыбы. У них были «хорошие отношения» со статуей. Сам Мухаммед участвовал в раскопках большой хавитты, но к уже слышанному нами мог лишь добавить, что приезжавший с Мале человек видел письмена на облицовке и усмотрел в них сходство с тамильскими. От Абдуллы Муфеда мы слышали, что они напоминали сингальские письмена, ему об этом сказали старики, которые плавали на Шри-Ланку. Они же говорили, что хавитта похожа на сингальские храмы и что сингалы иногда останавливались на близлежащих островах.
Когда уже поздно вечером мы вернулись в отведенный нам дом, пришел его хозяин – Кеннари Ибрахим Дидди, крепкий мужчина средних лет, бывший капитан. Одно время он жил на Мале в качестве официального представителя Фуа-Мулаку. Кеннари держался спокойно, с достоинством, как человек, повидавший мир. На наш вопрос, слыхал ли он о статуях на этом острове, Кеннари ответил, что знает человека, который закопал одну в землю.
– А не две? спросил Бьёрн.
– Это вы про женскую фигуру? – выпалил Кеннари.
И добавил, что когда-то фигур, очевидно, было много. При раскопках большой хавитты были найдены руки и другие фрагменты разных изваяний. Но раскопки велись только в поисках клада, поэтому остальные находки побросали обратно в яму и закопали. Если мы желаем знать больше, он готов провести нас к старому родственнику, который руководил рабочими на раскопках.
Семидесятитрехлетнего родственника Кеннари звали Хусаин Калефан. Он сообщил нам, что через много лет после Белла на остров прибыл некий Адам Насер Маник, заявивший, что прислан с Мале раскапывать хавитту. Хусаин помог ему нанять людей, и в толще холма были найдены каменные ящики с крышками. В ящиках было золото, его гость с Мале увез с собой. Еще глубже нашли другой каменный ящик, в котором лежала маленькая скульптура, высотой всего около тридцати сантиметров. Ее не увезли на Мале и не уничтожили. Она изображала не Махафоти Калеге с рыбой и на Будду не похожа: прямая обнаженная фигура, руки с длинными пальцами опущены вниз, глаза, нос и рот скорее как у обыкновенного человека, чем как у демона, ни длинных ушей, ни торчащих клыков. «Начальник» с Мале этой фигурой не заинтересовался. Вообще на Мале запрещалось показывать человеческие изображения, люди и за меньшие проступки могли угодить в кутузку, даже если просто рисовали человечка на песке.
Важные сведения! Выходило, что маленькая скульптура все еще лежит в каменном ящике под коралловой крошкой, которой засыпали выемку в хавитте, и ее легко найти, не повреждая древнее сооружение. Надо только копать там, где копали до нас, и достать каменный ящик.
Мы попросили Кеннари возглавить бригаду для вскрытия старого шурфа, но сперва сопровождавший нас представитель мальдивских властей Вахид должен был запросить разрешение в Мале. На каждом атолле был свой вождь, и он ежедневно связывался по радио со столицей. Вахид не один час провел у маленькой радиостанции в конторе вождя, чтобы передать наш запрос. В конце концов из Мале сообщили, что учрежден Национальный мусульманский комитет, который и должен будет решить – вскрывать или не вскрывать хавитту вновь. А до тех пор нам возбранялось трогать холм.
В ожидании ответа мы продолжали собирать информацию у местных жителей. Нам представили еще одного старика – Ибрахима Диди Кало Сехиге, видевшего каменные ящики, когда их извлекли из хавитты. Двухкамерные ящики были накрыты сводчатой крышкой, похожей на крышу дома. В одной камере лежало золото в бронзовом сосуде, в другой жаровня с углями и золой. Ибрахим подтвердил, что в закопанном обратно ящике была маленькая статуя.
Нас познакомили также со старой женщиной по имени Кадия Ибрахим Калифан, вдовой островитянина, который был на Фуа-Мулаку вождем, когда из хавитты достали золото. По словам Кадии, это сделал некий «начальник» из Мале. Все найденное им в хавитте хранилось в ее доме до его отъезда. Он показал ей две миски, полные мелких золотых изделий и янтаря, а также талисманы, предназначенные для колдовства. Но Кадия знала, что, кроме того, были найдены человеческие кости и череп. По ее словам, их захоронили около хавитты, а не у мечети.
Записывая на пленку местные песни и сказания, Бьёрн и его сингальские студенты побывали у пожилого островитянина по имени Ахмед Мусса, который исполнил для них песнопение, известное, как потом оказалось, и его молодым соплеменникам. Так мы впервые услышали про рединов. Думается, не присутствуй это слово в местном сказании, восхваляющем Фуа-Мулаку, никто из островитян не стал бы говорить о них. Один куплет касался большой хавитты:
Редин танеке хеди ихао
Хавиттаи дагебо сингхала мауморе ко.
Эта будде хутте до
баланг дама хури это.
С помощью знающих местный диалект, Абдул перевел:
Это здесь редины когда-то создали
хавитту, очень старую, построенную сингалами.
Говорят, там стояла статуя,
не пойти ли нам посмотреть,
стоит ли она на месте…
Тонкий намек на то, что статуя, возможно, спрятана, был достаточно понятен, а вот упоминание двух разных создателей хавитты сперва меня озадачило. Белл определил здешнюю хавитту как бывшую буддийскую ступу древнейшего сингальского типа, какие ему приходилось видеть на Шри-Ланке. Таким образом, утверждение автора сказания, что хавитта построена сингалами, выглядело резонным. Но кто такие редины? И если хавитту воздвигли сингалы, то как же она могла быть создана рединами?
Лишь много позже до меня дошел скрытый смысл этого текста. А тогда, в наши первые дни и ночи среди необычной общины, где по пятам доверия шла секретность, я просто не успевал все переваривать и толком осмысливать. Молодой учитель, уроженец одного из северных атоллов, пришел к нам, чтобы сказать, что жители Фуа-Мулаку знают о древней истории и немусульманских верованиях немало такого, чем не станут делиться с иноземцами. Наверно, он был прав, и все же мои записные книжки продолжали пополняться новыми деталями о прошлом острова. Меня особенно занимали загадочные редины. Было очевидно, что речь идет о каком-то народе. Перечитывая богатую сведениями публикацию Белла, я обнаружил беглое упоминание рединов в описании холма, который показали автору на одном из островов атолла Хаддумати: «С этим холмом не связано никаких преданий, если не считать, что его создание приписывают так называемым «рединам», предполагаемым древним строителям всех таких огромных сооружений».
Дальше Белл говорит об еще одном сооружении, на острове Миланду в северной части архипелага: «Суеверный страх удерживает островитян от раскопок этого холма, который они называют Рединге Фут».
«Рединге Фуни» означает «Холм Рединов». Атоллы, на которых Белл услышал про рединов, находятся в противоположных концах длинной цепочки Мальдивов. И вот теперь мы узнали, что рединов считают также первоначальными создателями большого холма на Фуа-Мулаку.
Доискиваясь сведений о поре, к которой относили пребывание на острове легендарных рединов, мы с удивлением отметили распространенное среди местных жителей убеждение, что, когда редины сооружали хавитту, Фуа-Мулаку был атоллом с внутренней лагуной. В давние времена, утверждали островитяне, суда могли заходить в середину атолла и швартоваться или бросать якорь там, где теперь находится возделываемая земля. Из поколения в поколение передавалось, что некогда страшный шторм закупорил вход в лагуну коралловыми глыбами и песком, и постепенно на ее месте образовались плодородные поля с пресноводным озером в центре. Фуамулакцы так твердо верили в эту версию, что даже показали нам сплошные нагромождения глыб на южном берегу, где, по их словам, находился пролив.
Еще больше мы удивились, когда нас привели к красивому пресноводному озеру внутри острова шириной около 300 метров, от которого по каналам через трясину расходилась вода, орошающая плантации влаголюбивого таро. Озеро называлось Банда-Ра-Кали, ни до, ни после не доводилось мне видеть или хотя бы слышать про озера на коралловых островах. Зеркальная гладь отражала зеленое кольцо тропической листвы, бананов, кокосовых пальм. По преданию, сюда заходили редины, прежде чем закрылся ход для акул и ракообразных и коралловый сад на дне сменился темным плодородным гумусом, – вот и объяснение, почему во всем архипелаге только Фуа-Мулаку осчастливлен богатым разнообразием тропических цветов, плодов и овощей.
Считается, что где-то в сердце этого зеленого рая скрыты остатки древней пристани, но нам не довелось их увидеть.
Картина дивного озера стояла у нас перед глазами, когда мы слушали рассказ семидесятитрехлетнего Мухаммада Али Дидди о бывшей лагуне. Дед Мухаммада говорил ему, что Фуа-Мулаку очень, очень давно изменил свой облик, перестав быть атоллом.
– Это произошло до того, как мы стали мусульманами, – сказал Мухаммад. – Когда наш народ принял ислам, люди уже жили в центре острова.
Но в самом начале, продолжал он, когда люди только пришли сюда, внутри острова была лагуна, и, чтобы попасть к тем, кто обосновался на другом берегу, надо было обходить ее по кругу. В то время жил на Фуа-Мулаку рыбак по имени Амбола Key, или Амбола Кеола. Он пересек лагуну на лодке и в той части тогдашнего атолла, где стоит хавитта, встретил двух старцев с длиннейшими бородами, спускавшимися на грудь. Они были не мусульмане. Их белое одеяние, сделанное из листьев, прикрывало только половые органы. (Абдул сначала перевел «из банановых листьев», но тут же поправился и уточнил, что речь шла о листьях пандануса. У древних жителей острова было заведено вымачивать в воде узкие полосы из листьев пандануса, которые очищали и соединяли, отбивая деревянными колотушками, так что получалась своего рода материя, гладкая, как шелк.) Оба старца опирались на посохи и производили впечатление религиозных людей. Амбола Key как раз возвращался с рыбной ловли, и они приказали ему: «Дай рыбы!» Амбола дал им куски рыбы, нанизанные на веревку. Они повесили веревки на свои посохи, которые положили на плечо, и ушли. Когда деду Мухаммада поведали эту историю, он спросил:
– Кто были эти люди, которых встретил Амбола Key?
Ему ответили:
– Это были люди хавитты.
Место, где причалил Амбола, называлось Идуга-Колетере, теперь там кругом сплошная суша.
Между описанным выше эпизодом и пропавшей статуей «Владельца Рыбы» явно угадывалась какая-то связь. Обратившись к своим записям, я обнаружил, что имя Амбола Key, встретившего двух старцев, совпадает с именем рыбака в легенде, которого джинн превратил в каменное изваяние, названное впоследствии Махафоти Калеге – «Владелец Рыбы».
Мухаммад не смог добавить ничего нового, когда мы упомянули статую.
– Она уничтожена, – сказал он. – Все статуи были уничтожены.
– А кто их создавал?
– Редины. Редины соорудили хавитту, и они же создали статуи. Ну, а кто такие эти редины?
Старик пожал плечами. Возможно, предположил он, они были сингалами, во всяком случае, их язык отличался от дивехи, на котором говорили мальдивцы. Редины первыми поселились на этих островах, затем пришли мальдивцы. У рединов была белая кожа, волосы коричневые (в этом месте рассказа наш собеседник для наглядности коснулся рукой каштановых волос Бьёрна). У них были продолговатые лица, изогнутые носы с горбинкой и голубые глаза. Их отличал также высокий рост. Они создавали статуи и поклонялись им.
Мухаммад подтвердил, что внутри большой хавитты нашли какую-то другую статую, но ее разбили. «Владелец Рыбы» и женская статуя стояли около малой хавитты. О рединах он больше ничего не знал.
Мы снова пошли к Хусаину Калефану, руководившему бригадой на раскопках, и спросили его, что слышал он о рединах. Разговор происходил в доме Хусаина, у стола собралась вся семья, они лишь молча переглянулись, словно не поняли вопроса. Я подумал, что им неизвестно слово «редин», но, хотя взрослые явно опешили, один смышленый мальчуган, выйдя вдруг из-за моей спины, воскликнул:
– Я знаю редина, он тут жил!
Родители смутились, и отец мальчугана поспешил отвлечь наше внимание от его слов, высказав догадку, что редины – название некоего мифического народа. Я спросил, как они выглядели. Никто не брался описать их, но хозяин дома предположил, что это были просто-напросто индусы. Поскольку мальчуган продолжал настаивать, что видел редина в этом доме, я осведомился у родителей, не гостил ли у них какой-нибудь индус. Они смущенно усмехнулись и ответили, что индусов не было, а гостил один иностранец, похожий на нас, по имени Майкл, редином же его прозвали потому, что у него были коричневые волосы и внешностью он напоминал рединов. Спасибо мальчугану за то, что его реплика вынудила отца сообщить нам эти сведения. Итак, в представлении островитян, у рединов были коричневые волосы и они походили на нас!
Из чего следовало, что странная древняя легенда, широко распространенная в других частях света, достигла и этих уединенных островов в Индийском океане. Светлокожие люди с коричневыми волосами часто упоминаются в преданиях Мексики и Перу доколумбовой поры, даже на далеком острове Пасхи в Тихом океане. Разумеется, эти легендарные строители и мореплаватели не были выходцами из Европы. Но ведь люди, отвечающие такому описанию, жили и за пределами Европы. Светлая кожа и коричневые волосы отличали некоторых обитателей Ближнего Востока и Западной Африки. Из услышанного нами от фуамулакцев можно было уверенно заключить только одно: нынешние жители острова считают, что большие холмы были сооружены не их предками, а более древними обитателями острова, представителями другого народа.
Нам предстояло вскоре убедиться, что и на других островах архипелага большинство взрослого населения слышало про рединов. Правда, мало кто открыто признавался, что верит в эти древние предания. Для современной мальдивской молодежи слово «редин» стоит в одном ряду со словом «джинн» и другими словами, обозначающими всякую нечисть. Пройдет немного времени, и на Мальдивах совсем ничего не останется от домусульманских легенд.
Пока мы ждали разрешения Мале вскрыть шурф, в котором, по словам островитян, был повторно захоронен маленький будду в каменном ящике, в селении разгорелся спор, стоит ли возобновлять поиск языческой скульптуры. Кое-кто стал вдруг ревностно убеждать нас, что это будет пустой тратой времени. Один старик категорически утверждал, что в каменных ящиках не было никаких будду. Мы захотели проверить его слова и снова обратились к руководителю бригады, работавшей на раскопках. Он заявил, что сей «очевидец» тогда вообще не подходил близко к хавитте, а вот сам он совершенно точно видел будду. Когда мы еще раз пришли к «очевидцу», тот признался, что только передал нам услышанное им от верного человека, который ходил к хавитте и заверил его, что не видел никаких будду. Бьёрн и Абдул не поленились разыскать «верного» человека и с удивлением обнаружили, что он слепой…
Было бы неразумно раздражать суеверных островитян, да и разрешение Мале заставляло себя ждать, так что нам оставалось лишь на время забыть про хавитту. «Миду» уже отвезла трех киношников на Ган, и мы решили осмотреть острова к северу от Экваториального прохода. Однако тут возникло неодолимое препятствие: отказал двигатель нашего судна. После рейса на Ган «Миду» стояла в ожидании у подветренной стороны острова, когда же мы собрались плыть дальше, выяснилось, что кто-то поковырялся в двигателе и винт не вращается. Капитан заявил нам, что «Миду» останется здесь навечно, если кто-нибудь не одолжит ему компрессор. На Фуа-Мулаку компрессора не было, оставалось только послать за ним на Ган, если мы не хотели навсегда поселиться среди фуамулакцев. Шестнадцать гребцов на открытой дхони пересекли Экваториальный проход и через два дня вернулись с компрессором.
Тем временем мы искали на острове другие следы рединов. Кто бы ни были эти люди, после них должно было остаться что-то еще, кроме огромной хавитты.
В нескольких сотнях метров от большой хавитты возле лесной тропы особняком стояла старая заброшенная мечеть, маленькая и неказистая на любую мерку, особенно же в сравнении с остатками ее соседа-великана. Редины, воздвигшие могучую пирамиду, фыркнули бы презрительно, увидев скромное культовое строение, которое заменило их храм, когда на Фуа-Мулаку утвердилось учение Мухаммада.
Однако в жизни фуамулакцев эта мечеть играла важную роль: она была первым молитвенным домом, построенным их предками, когда те приняли новую веру. Контраст в размерах двух древних святынь выразительно говорил о том, что сила веры может спорить с физической силой. Кем бы ни были редины, они вложили в свое сооружение огромный груд, опыт и немало средств. Что до мечети, то ее без особого напряжения соорудил некий каменщик, воспользовавшись тесаным камнем из превосходной кладки величественной конструкции рединов.
Местные старики подтвердили, что так оно и было. Маленькая мечеть – старейшее на острове мусульманское строение. Отшлифованные известняковые блоки ее стен взяты на древней хавитте. Редины обработали их для облицовки насыпи, по которой ныне только и можно судить о масштабах бывшего храма. Когда фуамулакцы приняли ислам, они раздели хавитту и отнесли камни на строительство первого молитвенного дома в честь Аллаха.
Перед мечетью лежала могильная плита с высеченным на ней именем Юсуфа Наиба Калегефана, обратившего островитян в ислам. Отец Юсуфа, Яхья Наиб Калегефан, приплыл на Фуа-Мулаку из какой-то далекой страны вскоре после того, как ислам утвердился на Мале.
Стены Юсуфовой мечети с первого дня привлекли мое внимание. Никогда еще мне не доводилось видеть столь искусно обтесанные и отшлифованные известняковые блоки, плотно пригнанные друг к другу, словно то были куски огромного сыра, а не плиты из коренной породы острова. Правда, на углах постройки грани некоторых блоков выступали из ряда, выдавая их стороннее происхождение, а одна стена и вовсе была сложена из обломков известняка на цементирующей смеси, как принято строить здешние дома.
Изучая кладку, я обнаружил, что основанием для Юсуфовой мечети послужил фундамент более древнего, классического строения. Сохранившие первоначальное положение камни этого фундамента были украшены изящными желобками.
Стремясь не пропустить ни одного следа древних рединов, которые явно потрудились и здесь, мы прошли вдоль мощеной дорожки, какие обычно соединяют двери мечети со священным колодцем. Тесаные блоки настила были так тщательно пригнаны друг к другу, что казались частью сооружения домусульманской поры. И в самом деле, миновав маленький колодец, мощеная дорожка углубилась в заросли. Продолжая идти по ней, мы увидели среди кустарника большой прямоугольный бассейн, доверху наполненный зеркальной водой.
Под слоем дерна скрывалась искусная плотная кладка из шлифованных блоков. Судя по всему, фундамент мечети, дорожка и бассейн входили в единый комплекс и относились к одному периоду. Местные жители подтвердили, что в прошлом богомольцы совершали ритуальное омовение в этом бассейне. Теперь им пользовались очень редко, да и то всего лишь для стирки белья.
Превосходные образцы каменотесного искусства домусульманской поры позволяли сделать вполне определенный вывод. Было совершенно очевидно, что хавитту воздвигла не горстка дикарей, случайно высадившихся со своими женами на острове в незапамятные времена. Увиденные нами около лесной тропы фрагменты сооружений говорили о том, что здесь трудились опытные архитекторы и профессиональные каменщики, которые обосновались на острове у экватора, приплыв по морю из некой области, где их предки уже достигли высокого уровня культуры. Здесь, в Экваториальном проходе, мы обнаружили первые на Мальдивах следы мореплавателей, представляющих древнюю цивилизацию.
Мечеть Юсуфа была не единственной на Фуа-Мулаку. На территории селения помещались более просторные молитвенные дома, но их соорудили позже, используя, как и в жилых строениях, грубые обломки коралла и известняка. И лучшие части кладки Юсуфовой мечети казались нам непревзойденными по совершенству, пока мы не наткнулись на большое полузасыпанное сооружение перед мечетью Кедере. Саму мечеть скорее можно было назвать сарайчиком в окружении скромного мусульманского кладбища. Мы опять приметили тут и там в могильных оградах великолепные камни с каннелюрами из храмовой кладки. От входа в мечеть мощеная дорожка привела нас к обширной выемке. По широкой лестнице из огромных тесаных блоков мы спустились на усыпанное гравием дно. В обложенном камнями небольшом мусульманском колодце посредине выемки поблескивала вода. Обрамляющие выемку высокие стены уходили в толщу песка, под которым, видимо, скрывался пол. Шлифованные блоки стенной кладки плотно прилегали друг к другу, образуя водонепроницаемую чашу.
Мусульманский колодец явно был более позднего происхождения, вся же выемка, судя по всему, представляла собой остатки полузасыпанного ритуального бассейна квадратной формы, точно ориентированного по странам света. Стены длиной 5,3 метра поднимались выше моей головы.
Мегалитическая лестница, на ступенях которой можно было лечь в полный рост, спускалась в чашу с восточной стороны. Большие блоки кладки были отшлифованы до гладкости стекла. Мы измерили одну плиту: длина 2,45 м, ширина – 63 см, толщина на всем протяжении – 10 см. Поистине изумительно искусство тех, кто с такой точностью обрабатывал твердый известняк, коренную породу острова! Плиты были пригнаны одна к другой так тщательно, что между ними не просунуть лезвие ножа, а ведь они отличались размерами и отнюдь не все были прямоугольными. Попадались камни с ломаным контуром, тем не менее, они примыкали к соседним плитам, словно кусочки мозаики.
Словом, в таинственной мозаике, которая завлекла меня на Мальдивы, врытое в землю сооружение заняло весьма важное место. Я даже назвал бы его пальцевым отпечатком. Снятые с древней хавитты блоки в стенах мечети Юсуфа укладывали довольно небрежно, тогда как эти стены никто не разбирал, перед нами была первоначальная кладка. Следуя важной эстетической или магико-религиозной традиции, знакомой лишь нескольким доевропейским цивилизациям, создатели этой конструкции пользовались чрезвычайно трудными приемами, которых не знали лучшие каменщики не только Европы, но и большинства стран мира. Тем сильнее бросается в глаза, что упомянутая традиция прослеживается на путях распространения народов, вязавших лодки из камыша и подобных ему материалов.
Эти стены напомнили мне про далекие уголки Земли, которые я посещал, пытаясь проследить морские пути древнейших миграций человека. Передо мной была кладка, типичная для народов, связанных с морем, чьи представители пересекали океаны. Впервые я увидел такие стены на самом уединенном в мире клочке суши – на острове Пасхи, затем – в местах былого обитания инков в Южной Америке. После они встречались мне на атлантическом побережье Северной Африки, в Малой Азии и, наконец, на острове Бахрейн в Персидском заливе. Всякий раз характерным стенам сопутствовали суда, связанные из стеблей, всякий раз я все больше приближался к Индийскому океану и вот теперь вижу знакомый образец своеобразной кладки на одном из островов в этом океане. Таким образом, эта техника распространилась вдоль половины окружности земного шара, и в роли антиподов – остров Пасхи и Мальдивы. Казалось бы, какой-либо контакт тут невозможен. Однако, если вдуматься, прошел же я через разделяющие их океаны на судах древнейшего типа…
Во всей огромной области Тихого океана такие стены известны только на острове Пасхи. Длинноухие пасхальские статуи, изваянные скульпторами забытой цивилизации, были установлены на мегалитических стенах, сложенных с применением именно такой специализированной техники.
В тихоокеанском полушарии лишь на ближайшем к Пасхе, Южноамериканском материке видим сходную кладку. В Перу именно так сооружали мегалитические стены творцы длинноухих статуй, предшественники инков. И представители этого народа выходили в открытое море на камышовых ладьях и бальсовых плотах, причем ладьи и формой, и материалом были похожи на лодки острова Пасхи, сходство настолько разительное, что одни ученые пытались объяснить его удивительным совпадением, другие – древними контактами между Перу и островом Пасхи. Возможность таких контактов я доказал в 1947 году, пройдя со своей командой на бальсовом плоту «Кон-Тики» инкского типа от Перу до островов Туамоту – путь, вдвое превышающий расстояние от Южной Америки до Пасхи.
Следующая встреча с необычной каменной кладкой произошла совсем неожиданно. В 1969 году я прибыл в марокканское селение Лике, чтобы познакомиться с местными строителями камышовых лодок, перед тем как самому построить папирусную ладью и испытать ее в Атлантике. На всем атлантическом побережье Африки только в Ликсе, бывшем финикийском порту, еще умели вязать такие ладьи. Словом, я приехал изучать суда, а не каменные стены. Однако там, где судоходная река Лике впадет в Атлантический океан, на высоком мысу вздымались к небу огромные мегалитические стены, и я был поражен, обнаружив, что здесь применена такая же техника пригонки блоков, как в Перу и на острове Пасхи. Год спустя, в 1970-м, я прошел на папирусной ладье «Ра II» с многонациональной командой от африканских берегов до острова Барбадос, лежащего в относительной близости от Мексиканского залива. Кем созданы древние сооружения Ликса?
Никто не знает ответа. Пока что археологи сходятся во мнении, что они были построены либо финикийцами, либо какими-то их предшественниками. Во всяком случае, принято считать, что основатели Ликса, воздвигшие здесь астрономически ориентированный мегалитический храм в честь бога Солнца, приплыли откуда-то с Ближнего Востока. Много веков спустя сюда пришли римляне и поверх древних развалин соорудили свой храм, посвященный богу морей Нептуну. Возможность плавания основателей Ликса из стран внутреннего Средиземноморья к атлантическим берегам Марокко никем не оспаривалась, и я не считал нужным моделировать такое путешествие. Судя по всему, выходцы из нынешнего Ливана, пройдя на древних судах через Гибралтарский пролив, обосновались в той самой области, от берегов которой мощное океанское течение направляется к тропической зоне Америки.
Поскольку архитекторы и каменщики, соорудившие солнечный храм Ликса, были сынами великих цивилизаций Ближнего Востока, нет ничего удивительного в том, что они владели искусством обработки огромных камней. Мегалитические стены из гигантских блоков, доставленных из далеких каменоломен, отнюдь не редкость на Ближнем Востоке. Их можно считать одной из типичных черт большинства древних государств, чьи мореплаватели начали осваивать внутреннее Средиземноморье в тысячелетии, предшествовавшем началу истории Европы. В наши дни даже самые пресыщенные туристы, путешествующие с комфортом на автобусах и морских судах, восхищаются величием колоссальных стен.