Джефри Триз
За Хартию!
Глава шестая
Лавка-обдираловка
У мистера Дэвида Хьюза была только одна лавка, которая обслуживала все принадлежавшие ему шахты и деревни. Поэтому жены шахтеров истоптали не одну пару башмаков, провели не один час в дороге, чтобы закупить продукты.
Мистера Хьюза это не волновало. Так было дешевле – держать одну лавку и одного управляющего с помощниками. Да и стоили они ему не слишком много. Он милостиво разрешал им пополнять жалованье за счет покупателей, обвешивать и надувать их при расчете.
Ни одной лавки, кроме той, что принадлежала Хьюзу, не было во всей долине. Но, если бы даже была такая, люди не могли бы покупать в ней. Все они работали на шахтах и жалованье свое получали не наличными, а в виде кредита в хозяйской лавке. Волей-неволей приходилось покупать только там.
Когда шахтеры бастовали и требовали повысить жалованье, мистер Хьюз иногда соглашался – повышал жалованье и одновременно цены в своей лавке, так что не терял на этом ни фартинга. А потом, выждав, когда страсти улягутся, выискивал зачинщиков забастовки и выгонял их с работы, а порой и из дома.
Все это и многое другое мальчики узнали от своего взрослого друга, путешествуя с ним от деревни к деревне. Иногда они переходили в другие долины, где хозяйничали другие шахтовладельцы. Порой случалось зайти и к рабочим сталелитейных заводов, и к докерам Ньюпорта, но везде они видели одну и ту же картину. Миллионы людей трудились, как муравьи, чтобы несколько жирных присвоили плоды их трудов.
Через несколько недель они опять повернули к Эббу-Вейлу и Абертиллери, к деревням Дэвида Хьюза. В круговых странствиях Таппера явно была какая-то система, хотя мальчики так и не могли понять ее смысл.
Иногда он останавливался в какой-нибудь горной таверне и беседовал с разными людьми, причем случалось, что он за всю неделю не продавал ни одного порошка, ни одной бутылки микстуры. Иногда больные приходили к нему за помощью, и он лечил их, но часто не брал с них ни полушки. Это был самый странный торговец на свете!
Проезжая другой и третий раз по одним и тем же местам, они уже стали узнавать людей, которых встречали прежде, и завязывать с ними знакомство. Однажды дни перекинулись словом с Гвен Томас. Оказалось, что ее уволили. Гвен ругала порядки на шахте, кто-то подслушал и донес хозяину.
– Еще немного, и можно стать чартистом! – сказала она мрачно.
И мальчики улыбнулись, переглянувшись.
– А может, надо было сказать ей, что мы чартисты? – спросил потом Оуэн у друга.
Но Том считал, что говорить такие вещи девчонкам вообще опасно – они не умеют держать язык за зубами, – а в данном случае и бесполезно.
Однако в самом скором времени Гвен оказалась очень полезной для дела, которое оба задумали.
Они увидели ее на следующий день в толпе женщин, собравшихся возле закрытой лавки. Таппер был занят какими-то делами, и ребята ушли, ничего ему не сказав.
– Зачем говорить? А вдруг ничего не выйдет, – объяснил Оуэн Тому.
Было больше девяти – давным-давно пора открывать; многие женщины стояли уже несколько часов. Гвен, оставшаяся без работы, пришла в лавку вместо матери: шесть миль сюда, шесть обратно – нелегкое путешествие для старой женщины.
– Обращаются с нами, как со скотом! – ворчала она сердито, когда они подошли к ней. – Привет обоим! Что вы тут делаете?
– Пришли взглянуть на вашу обдираловку, – ответил Оуэн беззаботно. – А почему столько народу?
Гвен оглядела толпу:
– Да, сорок или пятьдесят человек. И будет вдвое больше, прежде чем его сиятельство соизволит открыть ставни.
– Два или три продавца держат в страхе сотню человек! Здорово! – В голосе Тома звучали удивление и вызов. – Неужели нельзя их чуть-чуть приструнить?
Женщина, стоявшая рядом, горько рассмеялась:
– За кого ты нас принимаешь, паренек? Или мы, по-твоему, боксеры-чемпионы? Они бы не посмели так издеваться над нами, если бы наши мужчины были поближе. А так… – Она безнадежно пожала плечами. – К тому же старший продавец сущий буйвол. Вы бы на него поглядели! Он не стесняется ударить женщину, стоит ей чуть перегнуться через прилавок.
– Какое безобразие! – проговорил возмущенный Оуэн.
Гвен внезапно схватила его руку, ее лицо вспыхнуло. Быстрый ее ум вдруг подсказал ей ту самую мысль, которую мальчики обдумывали неделями.
– Если вы, парни, начнете, – прошептала она, – женщины не отстанут, я уверена…
Каждый высказал свои соображения.
– Вам это легче, – говорила она. – Если старший заприметит зачинщиц, их мужья завтра же получат расчет. А с вами они ничего не могут сделать.
– Берем это дело на себя.
– Ладно.
Она нырнула в толпу и, переходя от одной знакомой к другой, с каждой перекидывалась словечком.
Из лавки донесся ленивый звон замков и скрип засовов – значит, скоро откроют. Оуэн понял: если действовать, то без промедления. Его трясло от страха, но он решился. Вскочив на низкий каменный забор против лавки, он прокричал:
– Женщины!
Никто не обратил внимания. Кумушки продолжали чесать языки, ни одна не взглянула на мальчишку. Он крикнул еще раз, громче и тверже:
– Женщины! Товарищи!
На этот раз они все повернули головы.
– Глядите! Это подмастерье доктора.
– Он хочет сказать речь.
– Он один из этих, чартистов!
Люди Уэлса никогда и ни за что не откажут себе в удовольствии послушать оратора. Разговоры смолкли, все столпились у забора. Судя по улыбкам, толпа пока была настроена благодушно.
– Я не оратор, – начал мальчик тоже с улыбкой, – я даже еще не совсем взрослый. Большинству из вас я в сыновья гожусь.
– Верно! Мы можем тебя хорошенько отшлепать! – выкрикнула какая-то старая ведьма лет девяноста.
Но остальные не дали ей прервать речь Оуэна и только посмеялись беззлобно.
– Я хочу сказать вам про эту лавку, в которой вас обдирают…
– Про это мы сами знаем! – откликнулся из толпы молодой голос – Скажи лучше, что мы можем сделать.
– Я скажу! – Оуэн умолк, он увидел, как за спиной толпы отворилась дверь лавки, и в ней показался огромный мужчина с палкой в руках. Пришлось собрать все мужество, чтобы продолжать. – Обдираловка грабила вас годами. Теперь ваша очередь ограбить обдираловку! Ведь это будет вовсе не грабеж – вы просто возьмете назад маленькую частицу того, что у вас уже отняли.
– Верно! – Это крикнула Гвен. Видя, что толпа колеблется, она решила раздуть огонек. – Как насчет этого, девочки?
– Долой обдираловку! – послышались голоса. Толпа подхватила хором:
– До-лой об-ди-ра-лов-ку!
Оуэн дирижировал, отбивая каждый слог кулаком по ладони. Сердитый рев толпы нарастал. Оуэн понял, что момент настал. Огонь загорелся, но долго ли он продержится?
Оуэн соскочил с забора, прошел через расступившуюся толпу и зашагал к двери лавки. Женщины последовали за ним.
– В чем дело?
Старший продавец загородил своим телом дверь, из-за которой выглядывали слегка побледневшие лица его помощников.
– Мы сегодня хотим получить продукты бесплатно.
– Да неужели? – Старший неприятно осклабился. – И по какому праву?
– Именем Народной Хартии!
– Правильно! – послышался из-за спины голос Гвен.
Ей вторили другие голоса.
Толпа наседала; женщины махали кулаками и кричали:
– Да здравствует Хартия!
– А если я не дам вам продуктов? – поинтересовался продавец, задумчиво раскачивая свою палку.
– Тогда мы сами возьмем свое.
– Значит, такой разговор? – Его голос вдруг перешел в крик:– Вот тебе и твоей паршивой Хартии!
Рука с палкой взлетела вверх и опустилась с огромной силой.
Но Оуэн увернулся, палка просвистела в воздухе; в тот же момент Том схватил старшего за ноги, и все трое покатились на землю.
– Я вас буду преследовать! По закону! – задыхался верзила, стараясь подняться на ноги. – Эй, Эван! Достань-ка мой пистолет! Я их быстро успокою!
Успех дела повис на волоске. Один из помощников выскочил наружу и вцепился в Тома, стараясь оттащить его от хозяина. Второй скрылся внутри, чтобы достать пистолет. Одно упоминание о нем привело женщин в ужас. Еще секунда – и все кончится полным провалом.
– Эгей! Кого ты испугаешь своей ржавой хлопушкой? – послышался смех Гвен.
Она выскочила вперед и своей большой рукой нанесла помощнику такой удар в челюсть, которому позавидовал бы любой мальчишка. Продавец пошатнулся, и тут другие женщины накинулись на него с кулаками; он едва вырвался и заперся в доме.
Второго помощника женщины перехватили внутри дома. Они вырвали оружие из его трясущихся рук, и он удрал. Оба не показывались до конца сражения.
Старший продавец оказался упорней. Он наконец стряхнул с себя мальчишек и потянулся за палкой, но Том успел ногою отпихнуть ее подальше.
Мимо к калитке пробежали женщины; их корзины были битком набиты мясом и всякими другими продуктами. Старший продавец не знал, что ему делать – то ли расправиться с мальчишками, то ли броситься внутрь спасать товар. И, поскольку за товар ему пришлось бы отвечать перед хозяином, он повернул вспять, объяснив мальчишкам на прощанье, кто они такие и что он с ними сделает, если они попадутся ему еще раз.
В лавке он застал ужасающую сцену.
Гвен и другие молодые женщины стояли за прилавком и со всей быстротой, на какую были способны, передавали другим женщинам продукты с полок, из ящиков и мешков, а те набивали хозяйским добром свои корзины и сумки.
– Грабеж! – взвыл старший. – Я вас…
Последняя угроза так и не вылетела из его рта, потому что шестифунтовый пакет с мукой ударился о его голову, лопнул и в одну секунду превратил его в рождественского деда-мороза.
– Ну, подождите! – прохрипел он, задыхаясь в белом облаке.
– А вот попробуй еще тухлые яйца, которые ты нам сбываешь!
Посыпались удары. Продавец пытался заслониться, но зловонные снаряды летели со всех сторон. Как сумасшедший он ринулся вон из лавки. Ничего не видя, он бежал зигзагами, стараясь увернуться от ударов. Впрочем, в этом уже не было нужды: лавка опустела.
Наконец он вырвался на улицу и, размазывая по лицу липкое тесто, помчался по дороге.
– Побежал за властями!
Власти! Это слово мгновенно облетело толпу. Властью был сам мистер Хьюз.
– Они ничего не смогут доказать, если будем держаться друг за дружку! – крикнула Гвен. – А мы все поклянемся, что и не подходили сегодня к лавке, верно? Поэтому прячьте все, что набрали!
Толпа рассыпалась, как по мановению волшебной палочки, оставив пустой магазин с пустыми полками и закромами. Зато многие в тот день смогли впервые в жизни как следует поесть…
– Слышишь? Кажется, скачут! – быстро проговорил Том. – Лучше скрыться, не то узнаем, как выглядит тюрьма изнутри!
Они ускользнули из деревни за минуту до того, как туда галопом влетела полиция.
Глава седьмая
Народный парламент
– Неплохо сработано! – встретил их Таппер; глаза его возбужденно поблескивали.
К их удивлению, Буцефал был уже в оглоблях, а вся поклажа – в тележке. Мальчики уселись, аптекарь щелкнул кнутом, и они тронулись.
– Я так и думал, что вы будете торопиться, – объяснил их взрослый друг. – Услышал, что творится в деревне, и решил, что лучше бы нам всем отсюда убраться.
Он правил в горы, и вскоре шахты скрылись из глаз, смолк скрип колес и грохот бадей. Буцефал замедлил шаг.
– Скоро им придется задуматься не только о лавках-обдираловках, – проговорил Таппер. – Слышали, что произошло в Лланидлусе?
– Нет. А что произошло?
– В точности никто ничего не знает. Во всяком случае, что-то вроде бунта. Возможно, они там не выдержали, не вытерпели. И их разбили – пока. Им следовало еще немного подождать.
– – Ждать? – удивился Том.
– Да. Сначала мы должны испытать все мирные средства. И, только если хозяева не пожелают прислушаться к голосу разума, мы заставим их прислушаться к голосу ружей. Сначала мы подадим петицию в парламент. Сейчас мы собираем по всей стране подписи под этой петицией. Говорят, будет не меньше миллиона подписей. А если они откажут мирным требованиям, тогда уж мы будем знать, что делать дальше.
Он замолчал и, казалось, даже загрустил. Было ясно, что человек этот ненавидел кровопролитие и если советовал прибегнуть к оружию, то лишь потому, что правительство упорно не желало прислушиваться к словам мира. Некоторое время ехали молча.
Вдруг Оуэн вскрикнул:
– Красные куртки! Поглядите! Красные куртки едут вон по той дороге!
Таппер поглядел, куда указывал Оуэн, и тихо выругался.
– Значит, правду говорили, что власти вызвали войска из Уилтшира. Значит, правда, что ребята в Монмутшире крепко их напугали! Они нас перехватят у поворота, но вы не бойтесь: придраться им не к чему.
Приближающаяся опасность вывела его из оцепенения, и он уже снова был самим собой: сметливый, проворный, всегда настороже.
Итак, они вызвали в долины солдат, чтобы подавить недовольство народа! Оуэн негодовал: ему говорили с детства, что он живет в свободной стране, но первое же волнение рабочего люда заставило правительство прибегнуть к оружию!
Они подъехали к перекрестку, стараясь ничем не выдать своего волнения. Офицер подал им знак рукой:
– Стой! Я должен обыскать вашу телегу – не прячете ли вы оружие.
– Обыскать? – Брови Таппера насмешливо поднялись. – С каких это пор Британией управляет русский царь и его жандармы?
– Во всем виноваты эти бандиты чартисты. А мы действуем по приказу министра внутренних дел. Все подпольное оружие подлежит конфискации.
– Отлично. Исполняйте свой долг. У нас только вот эти два пистолета. Ведь вы согласитесь, что кое-какое оружие необходимо на этих горных дорогах.
– Ладно, пистолеты можете оставить при себе. – Офицер порылся в тележке. – А мушкетов или пик не везете?
– Боюсь, что нет. Думаю, что и пушек вы ни одной не найдете. К сожалению, вынужден вас разочаровать.
– Можете смеяться, сэр, – отрезал офицер, заканчивая осмотр, – но вы бы не так заговорили, если бы повидали то, что привелось увидеть мне.
– Неужели? – Голос Таппера стал вкрадчивым. – Неужели вы видели… гм… все, что можно увидеть?
– Я отобрал сотню пик! Только в этом районе. Похоже, что в каждой деревне – тайный арсенал.
– Ах, это ужасно! – проговорил аптекарь, трогая поводья.
Когда они отъехали настолько, что офицер уже не мог их слышать, Таппер воскликнул, ликуя:
– Он нашел сотню пик! Значит, есть еще пять сотен, которые он найти не сумел!
– Куда мы теперь направляемся? – поинтересовался Оуэн.
– В Бирмингем. Тринадцатого числа там должны начаться заседания конвента. Мне надо быть там. К тому же для нас безопаснее скрыться сейчас из долины…
Они ехали через внутренние графства, пробираясь окольными дорогами, останавливаясь в странных на вид гостиницах и разговаривая с еще более странными людьми. Повсюду чувствовалось сильное недовольство, готовое в любую минуту вылиться в бунт и восстание.
Но чартисты пока что возлагали все свои надежды на мирную петицию, которую вскоре должны были представить парламенту. Не имея возможности участвовать в работе парламента, они созвали свой собственный конвент в Лондоне, неподалеку от Вестминстера. И, конечно, чартистский конвент имел куда больше прав говорить от имени народа, чем сборище богачей, которые после обильной еды и питья клевали носами в палате общин.
Что будет, если парламент отвергнет петицию, отвергнет волю народа?
Многие говорили, что парламент на это не решится. Другие были уверены: решится! Хозяева будут драться за власть до последнего. Но, если парламент не прислушается к требованию масс, что тогда?..
Конвент должен был собраться в Бирмингеме и обсудить этот вопрос. На улицах Бирмингема, революционного центра страны, люди открыто заявляли, что полны решимости отстаивать свои права даже с оружием в руках.
Таппер и оба мальчика прибыли сюда вечером двенадцатого числа. Делегаты должны были приехать поездом на следующее утро. Весь город готовил им теплую встречу.
Правительство тоже!
Усиленный отряд ирландских королевских драгун в любую минуту готов был очистить улицы. Расстановку артиллерии тщательно продумали: зияющие жерла злобно нацелились на площади. Власти города пополнили запасы пороха, ядер и пуль – чтобы на всех хватило!
Пусть только эти чартисты дадут повод…
Если не будет беспорядков, нельзя сделать предупреждение, согласно закону о мятеже[6]. Если нельзя будет применить закон о мятеже, то нельзя будет сделать ни одного выстрела, ни одного удара клинком.
Офицеры облизывали губы; они надеялись, что эти мужланы непременно «дадут повод».
Таппер, Том и Оуэн проснулись рано и сразу направились к Булл Рингу – большой открытой площади, где в Бирмингеме проходили все общественные сборища. Булл Ринг был уже полон народа, а в стороне, на виду у всех, зловеще маячил отряд кавалеристов.
Ждут повода!
По спине Оуэна пробежал холодок, когда он подумал, что, может быть, сегодня острый клинок будет занесен над его головой.
По толпе пробежал ропот, потом рев негодования:
– Генри Винсент арестован!
Винсент, любимый вождь Уэлса и Запада, был арестован в Лондоне за несколько дней до открытия конвента.
Что ответят на это люди Уэлса и Запада?
Но вот еще одна новость облетела толпу: Уэлс и Запад ответили. Город Ньюпорт сказал свое слово, веское и твердое слово: огромная демонстрация прокатилась по его улицам; народный вождь арестован, и народ открыто выражал свой гнев, свое возмущение. Власти разогнали демонстрацию силой, но всем было ясно, что огонь не погас, что он вспыхнет, когда придет время.
– Мы еще услышим о Ньюпорте, – прошептал Таппер; он отлично знал, как бьется пульс революции в любом городе Уэлса.
Кто-то уже начал направлять движения толпы.
«К вокзалу!» – таков был приказ, и каждый, повинуясь, последовал за вожаками.
Несколько тысяч людей вышли с площади; из каждой улицы в процессию вливались новые толпы. В голове колонны загремел оркестр. Взвились знамена и полотнища с лозунгами чартистов.
АНГЛИЯ БЫЛА И БУДЕТ СВОБОДНОЙ!
ДЕСПОТИЯ ДРОЖИТ ПЕРЕД ЛИЦОМ ОБЪЕДИНЕННОГО НАРОДА!
Но деспотия пока еще не очень дрожала. Хозяева чувствовали себя в безопасности, им было даже забавно глядеть на всю эту возню. Они были уверены в своих слугах – наемных солдатах, которые охраняли их от народного гнева. Впрочем, директора железнодорожной компании не слишком-то развеселились, когда людское море затопило перроны и всю привокзальную площадь. Они предприняли отчаянную попытку скрыть прибытие поезда с делегатами и велели не звонить в колокол, которым обычно извещали, что поезд подходит к перрону.
Все тщетно! Поезд из Лондона вполз в вокзал, и вот из вагонов третьего класса вышли делегаты – лучшие представители рабочего народа Англии. Они сердечно поздоровались с людьми, и вся площадь откликнулась на их приветствие. От оглушительного крика многотысячной толпы дрожала крыша вокзала.
– Они здесь!
Делегаты выходили к толпе; люди приветствовали новыми криками каждое знакомое лицо.
О'Коннор…
Коллинз…
О'Брайен…
Доктор Тейлор…
Один за другим выходили к народу его вожди, чьи имена повторяли и знали в доме любого рабочего. Бирмингемский комитет по организации встречи приветствовал каждого.
Было много незнакомых лиц – люди, которых еще не знали за пределами их деревни или города. Шахтеры, работники с ферм, металлисты, ткачи, прядильщики, докеры – рабочие люди Англии, Шотландии, Уэлса.
Истинный парламент народа, первый в истории парламент, поклявшийся уничтожить нищету и тиранию…
Удивительно ли, что королева и ее Вестминстерский парламент встретили это новое собрание наточенными саблями, заряженными пушками?
В тот день чартисты не нарушили мира. Враг не останавливался перед самыми наглыми провокациями, но народ не сделал ни одного неверного шага. Беспорядочная толпа перестроилась в длинную колонну и, неся на руках своих делегатов, прошла парадом по главным улицам города.
Ни один император не знал подобной встречи. Пусть не было цветочных гирлянд, пусть улицы не были украшены знаменами – запертые ставни на витринах лавок, страх торговцев были лучшей почестью, лучшим признанием мощи народа.
И почетный караул, как положено, встречал народных делегатов. Пешие и конные солдаты следовали рядом с триумфальной процессией. И, хотя «красные куртки» явились на эту встречу не для защиты, а для нападения (только дай повод!), они выглядели не менее внушительно в глазах зрителей.
Ночь опустилась на ликующий город. Ни одного выстрела за весь день. Чартисты своей дисциплиной сорвали планы властей.
День расплаты был еще впереди, улицы Бирмингема еще ждали, когда им можно будет откликнуться эхом на гром ружей.
