Тревор Моавад
Успешное мышление. Как контролировать свою жизнь и уйти от негативных мыслей
В старшем возрасте я перешел от аффирмаций к набору карточек для заметок. На лицевой стороне я писал то, что ценил: школа, работа, семья или успех. На обратной стороне я перечислял модели поведения, необходимые для того, чтобы добиться успеха в названной на лицевой стороне области. Я просматривал карточки по дороге в школу. Я просматривал их в школе во время обеда. Я просматривал их вечером. Я никогда не противился философии отца; я ее принял. Начиная с седьмого класса, я читал цитату недели перед всей школой. Все знали, из какой я семьи, а я, в свою очередь, никогда не прятался. Помню, как в старших классах я играл в баскетбол против школы Стейлакум недалеко от Такомы. В этой школе преподавали одну из программ моего отца, поэтому все ученики знали, кто я такой. Когда я стоял у штрафной линии, толпа скандировала в мою сторону: «по-тен-циал!». Мне оставалось только смеяться.
Несмотря на то, что родители прилагали немалые усилия, чтобы привить мне все эти истины, я не думаю, что в подростковом возрасте я умел по ним жить. Я понял это только в конце третьего семестра обучения в Восточной школе в Лос-Анджелесе, где играл в футбол и баскетбол. На втором курсе я вступил в братство «Сигма Альфа Эпсилон». Первый семестр включал так называемую «Адскую неделю», которая стала для меня адской по причинам, не имеющим ничего общего с братством. Уже на второй день я почувствовал себя ужасно. Я отправился в свою комнату в Норрис Холле и проспал часов десять. Когда я переворачивался, мне казалось, что в спину вонзали иголки. Несколько товарищей по команде и парней из братства пришли меня проведать. И вот тогда все мы дружно выяснили, что у меня температура за сорок. Меня сразу же отвезли в мемориальную больницу Хантингтона в Пасадене. Я, уверенный в том, что меня осмотрят и отпустят домой, пообещал ребятам связаться с ними, когда все закончится. Но вместо этого я очутился в окружении толпы докторов. В конце дня меня привели в кабинет. Вскоре туда вошел пожилой врач. Он отличался удивительной манерой общения, что очень помогло, когда он озвучил диагноз и обоснованное предположение. «Сынок, у тебя не все в порядке с иммунной системой, – сказал он. – Она сейчас в крайне тяжелом положении. У тебя опоясывающий лишай. Но и это не все. Учитывая количество лейкоцитов в крови, мы не можем исключать наличие раковой опухоли».
Кабинет в тот миг словно замер. Я был так молод. Я вообще не понимал, о чем он говорил. В начале того года я ходил на свидание на фильм Майкла Китона «Моя жизнь». В фильме у одного из героев диагностируют рак почек, и он сразу же начинает снимать видео, чтобы ребенок, которого носит его жена, имел доступ ко всему, чему он научился. Я не мог представить себя на месте этого парня. У меня не было жены. У меня не было ребенка. Я никогда всерьез не задумывался о собственной смерти. Но хотя я и пребывал в замешательстве, я все же не был невежей. Я знал, что слова доктора – не очень хорошая новость.
Врач дал мне время осмыслить информацию, после чего велел мне ехать домой в Сиэтл. Там мне предстояло обратиться к своим докторам, потому что для окончательного диагноза требовались дополнительные анализы.
«В восемнадцать лет это довольно тяжелая новость для родителей, – продолжил врач. – Позвони им и попроси приехать домой. Усади их за стол и все расскажи. Затем приступайте к диагностике. Нужно выяснить, с чем конкретно мы имеем дело».
Я вернулся в колледж, вышел из братства, позвонил родителям и сказал, что мне нужно вернуться домой. Я купил билет на последний рейс в Сиэтл из аэропорта Бербанка. Когда я прибыл в аэропорт Сиэтл/Такома около 11 часов вечера, я направился в пункт выдачи багажа № 19, чтобы забрать свои вещи. Затем я вышел на улицу в поисках машины. Машины отца я не увидел. Я попробовал позвонить домой на стационарный телефон (сотовый в те времена был только у Гордона Гекко[2]), но мне никто не ответил. Родители уснули и не слышали звонка. У меня не было денег на такси, а до Uber наше поколение еще не дошло. Поэтому я зашел обратно в здание аэропорта и сел у стены.
И пока я там сидел, меня накрывало волнами.
Волна 1: Какого черта это происходит?!
Волна 2: Я даже не успел еще пожить. У меня не было секса, вечеринок, громкого успеха. Я жаловался, что все свое время тратил на спорт. Я буквально ничего не делал…
Волна 3: Моя жизнь в колледже – одно сплошное разочарование. В первой четверти на уроке истории я списал у друга половину работы. Вторую половину я написал сам. Меня поймали, и я предстал перед академическим советом. Мне поставили неудовлетворительную оценку, пригрозив, что дальнейшие промахи в учебе приведут к отчислению. А как же право на ошибку? Нет больше прав, ибо я получил двойку по иностранному языку просто потому, что не прикладывал усилий и не являлся на контрольные. Мой средний балл за первую четверть составил 1,67. Раньше я никогда себя так не вел. Наверное, причина в том, что дома жил парень, который не позволял мне подобное поведение.
Волна 4: Все, что говорил мне отец, сейчас кажется реальным.
К тому времени, когда я наконец-то разбудил спящих родителей и договорился о поездке, прошло почти пять часов. За это время я принял несколько важных решений. Колледж оказал на меня заметное влияние: он научил меня сравнивать себя с другими. Моя жизнь в предыдущие семестры разнилась с моей истинной личностью. Я не являлся тем человеком, за которого себя выдавал. Я не стал звездой в баскетболе или футболе. За мной не бегало целое сборище женщин, как будто я был битлом. Я думал, что именно таким я стану в колледже и внутренне корил себя за то, что не оправдал своих ожиданий. И все же этот момент помог мне осознать более важные вопросы, которые следовало себе задать: «Кто я на самом деле? Использую ли я врожденные дары?»
Короткий ответ: Не знаю. Нет, не использую.
Я больше не хотел двигаться этим путем. Некоторые из нас совершенствуются перед лицом трудностей. Многие на них учатся. В последующие месяцы и годы я начал рассматривать откровение той ночи как свой психологический день рождения.
Я отпросился из колледжа и занялся здоровьем. Потребовалось время, чтобы моя иммунная система восстановилась настолько, что врачи смогли получить хоть какие-то точные результаты. В конце концов они поняли, что рака у меня не было. Проблема крылась в толстой кишке. Сначала мне поставили диагноз – болезнь Крона. Затем панколит. Потом просто язвенный колит. Когда мне наконец-то назначили правильные лекарства, через неделю я уже выглядел как ни в чем не бывало. В итоге я вернулся в колледж и приступил к занятиям спортом. Но что-то во мне изменилось. Оглядываясь назад, я могу сказать, что страх заставил меня перезагрузиться. Он дал понять, что мне пора возвращаться к поведению, способствующему успеху, – к тем моделям, которым Боб Моавад учил меня на уроках.
Как только я стал здоровым физически и психически, мои оценки повысились. Я снова начал любить спорт. Колледж превратился в место, каким и должен быть, – дорόгой к взрослой жизни.
После окончания колледжа я работал учителем истории США в средней школе Джона Маршалла в районе Лос-Фелиз в Лос-Анджелесе. Я верил, что работа в государственном заведении научит меня навыкам, необходимым для преподавания в любом месте. Я и представить себе не мог, что некоторые из приобретенных знаний помогут научить футболистов из Джорджии и Алабамы правильному настрою перед игрой. Мне нравилось работать с детьми, и мне повезло, что меня поставили в пару с руководителем Шэрон Питкин. На самом деле с ней никто не хотел связываться, потому что она была самой жесткой. Она была дисциплинированной. Она убедила меня, что у меня есть склонность к преподаванию, и не собиралась давать мне слабину. Она научила меня преподавать. Учебный процесс никогда не казался мне проблемой. Но она показала, как правильно готовить уроки и как определять, нужно ли двигаться дальше или посвятить определенной теме больше времени, чтобы ученики не потеряли интерес к предмету. Как только я понял эту схему, я смог эффективно работать.
Как бы мне ни нравилась сфера образования, я чувствовал себя не на своем месте. Я не ощущал себя учителем истории. Я знал, что однажды это выльется в проблему. Через два года я уволился, переехал на другой конец страны со своей девушкой и устроился на работу преподавателем истории и тренером по футболу в школе North Broward Prep High в Коконат-Крике, штат Флорида. Да, выбор снова пал на педагогическую деятельность, однако в конечном итоге он помог мне найти работу всей моей жизни. Тренерская практика привела меня через весь штат в школу в Брадентоне, основанную теннисистом Ником Боллеттьери. Первоначально созданная для подготовки теннисистов и гольфистов, школу выкупила Академия IMG, которая добавила хоккейные, бейсбольные, футбольные и баскетбольные программы. Это место стало практически Хогвартсом для спортсменов. Здесь тренировались лучшие из лучших. Во время тренерского семинара я посмотрел презентацию Джеффа Троеша, руководителя отдела умственного развития. И вот тогда я понял, чем я на самом деле хотел заниматься.
Вскоре я поговорил с Джеффом и узнал, что он тоже вырос в Сиэтле. Он знал, кем был мой отец. На протяжении последующих нескольких месяцев я оставлял Джеффу голосовые сообщения. Я писал ему письма. Я делал все возможное, чтобы дать ему понять, что хочу войти в его бизнес. В конце концов он согласился встретиться со мной. Мой отец тоже прилетел на встречу. Джефф предложил мне стажировку на лето 1999 года. Она была неоплачиваемой и без жилья, но мне было все равно. Я просто хотел получить шанс. Приехав на место, я увидел других стажеров. Они прибыли, чтобы получить зачет в колледже. Я же приехал, чтобы начать новую профессию.
Как меня заметили? Я умел продавать. Когда дети приезжали в академию на сборы, они получали определенную физическую и умственную подготовку. Однако родители могли купить больше. Я звонил тем из них, чьи дети собирались в лагерь. Они спрашивали, что включено в программу. Сначала я рассказывал им, что у детей будут прекрасные лекции во вторник и четверг, а потом сообщал, что академия располагает несколькими индивидуальными программами. Внутри этих программ мы подвергаем детей целой «батарее» тестов. Мы выводим их на площадку, снимаем на видео. Мы делаем все то же самое, что делают для Томми Хааса или Анны Курниковой. Затем мы анализируем видео и отправляем родителям.
Пока другие стажеры ненавидели продавать индивидуальные программы, я получал удовольствие. У нас был определенный список пунктов, ссылаясь на которые мы объясняли детали каждой программы, но я всегда добавлял что-то еще. Располагая таблицей телефонных кодов, я смотрел на телефонный номер родителей и старался сослаться на что-то местное, чтобы все знали. Все, что угодно, чтобы установить хоть какую-то связь. Сейчас это может дать обратный эффект, потому что в эпоху мобильных телефонов люди не всегда живут в районе, где находится номер их телефона. Но тогда у всех были только стационарные аппараты. Я хотел как можно лучше контролировать повествование. Я формулировал свои мысли следующим образом: «Проще говоря, вы тратите 2000 долларов, чтобы отправить сына или дочь на неделю в одну из академий. Разве вы не хотите получить выгоду? 350 долларов помогут вам застраховать инвестиции в размере 2000 долларов». Я спрашивал их о том, какое влияние, по их мнению, оказывает разум на результаты их сына или дочери. Интересовался, есть ли у них в городе доступ к спортивной психологии или поддержке в области ментальной подготовки. Ответ, конечно же, был отрицательным. Это лишь подкрепляло поставленную перед ними важную задачу (защитить свои инвестиции). В ходе этого процесса я не только узнал много нового о том, что работает и не работает, но и обнаружил, что обладал уникальными возможностями: я знал, что говорить о ментальной подготовке. Джимбо сказал бы, что моя уникальность заключалась в том, что я рос и говорил на этом языке всю свою жизнь. Эти телефонные звонки напоминали момент из фильма «Каратэ-пацан»: «Ты учи, а понимание придет». Тогда я осознал, что свободно владел языком, о котором не подозревал, – правильным образом мысли.
Навыки общения по телефону привели меня к Чаду Болингу, который работал в офисе Джеффа. Той осенью мне предложили работу, и я уже был готов согласиться, когда мой отец вдруг задал вопрос: «Сынок, а разве ты не подписал учительский контракт? В нашей семье мы соблюдаем правила».
Да, я подписал. Отец оказался прав. Так что я продолжил преподавать еще один год и работал волонтером в академии тенниса Криса Эверта, чтобы напоминать себе о том, чем я действительно хотел заниматься.
В следующем году я устроился на работу в академию. Вся моя жизнь была нацелена на то, чтобы попасть в Брадентон. Академия стала для меня профессиональным спортом. Это была моя НФЛ. Мне предстояло либо добиться успеха, либо провалиться. Я должен был оказаться в конкурентной среде, где, в случае своей компетентности, я мог преуспеть и получить развитие. Я старался впитать все, что только мог.
Когда группа, в которую входили футболисты ЛаДайниан Томлинсон, Дрю Бриз и Стив Хатчинсон, готовилась к драфту НФЛ в кампусе, я присутствовал на их тренировках. Я вызвался снимать их игры и встречаться с игроками, но тогда мне за это не платили. Оплачивать подобную работу мне начали позже, когда US Soccer нанял меня для работы со следующим набором игроков в возрасте до 17 лет.
Этот путь привел меня к работе с одними из лучших спортсменов в мире. Он привел меня к «Джексонвилл Ягуарс» и Фреду Тейлору. Он привел к тому, что Ник Сабан нанял меня для работы с «Майами Долфинс», а затем и с «Алабамой». Я познакомился с Расселом Уилсоном, который стал моим клиентом и одним из моих лучших друзей.
Дорога была отнюдь не легкой. Не все тренеры так открыты для новых идей, как Ник Сабан. В начале карьеры я чаще всего слышал фразу: «У вас четыре минуты». Именно столько времени давал мне тренер, генеральный менеджер или спортсмен, чтобы объяснить, чем именно, черт возьми, занимается консультант по психологической подготовке.
Вы спросите меня: как вам удается установить доверие с лучшими тренерами и спортсменами? Точно так же, как мне удается продать программу психологической подготовки родителям по телефону. Первым делом вы находите ценное предложение. Здесь нет четких правил. Никаких: «Пожалуйста, пусть он зайдет ко мне в офис в это время». Я работаю в их время и в той обстановке, которую они выбирают. Моим «офисом» выступали кладовка, уборная для официальных лиц в Джексонвилле, поле, невероятные залы для командных совещаний в IMAX, гостиничные номера, террасы во внутреннем дворике, палатки, кабинеты для взвешивания, комнаты персонала, зал заседаний НФЛ и, конечно же, множество кресел, летящих на высоте 35 000 футов над Америкой.
Независимо от того, где я работаю, все время всплывает одна и та же истина.
Нейтральное мышление – это ключ к разблокировке моделей поведения, которые способны превратить неудачников в чемпионов, а чемпионов – в легенды. И вам не нужно быть элитным спортсменом, чтобы воспользоваться этим преимуществом.
Продолжайте читать, и вы узнаете, как побеждать во всех аспектах жизни.
Глава 1
Нейтральное мышление
Спорт – это бизнес. Команды ничем не отличаются от Google, Microsoft, Safeway или любой другой компании – разве что условия более жесткие. Лучшие в этой сфере зарабатывают повышение, а тех, кто не может соответствовать стандартам, увольняют. Ты побеждаешь или тебя увольняют. Это и есть мир, где я работаю. Таковы стандарты.
На данный момент квотербек «Сиэтл Сихокс» Рассел Уилсон является самым высокооплачиваемым игроком в истории НФЛ. Говоря деловым языком, его постоянно повышают. Кроме того, он мой клиент и один из моих самых близких друзей. Его история достойна диснеевской трилогии: неподходящий рост, бесконечные сомнения, успех. Ни один квотербек в истории НФЛ не одержал больше побед за первые восемь сезонов, чем Уилсон. Рассел – один из немногих избранных, кто стал брендом, ориентированным на потребителя в лиге стоимостью 14 миллиардов долларов. Расс – элита. Он – человек, в котором проявилось все, чему я учил на протяжении восемнадцати лет.
В 2014 году Рассел достиг вершины своей карьеры. Он выиграл Суперкубок в свой второй сезон в НФЛ. Его траектория четко указывала вверх. Однако прошедший сезон не всегда создает импульс для следующего. Месяцы после победы в Суперкубке стали для него особенно тяжелыми. В апреле 2014 года он подал на развод (со своей школьной любовью он обручился в 2012 году). Его команда, моя родная команда «Сихокс», начала сезон с огромными ожиданиями, но в итоге показала результат 3:3. Затем ребята вернулись и выиграли девять из десяти игр регулярного чемпионата. «Ястребы» победили «Каролина Пантерз» в первой игре плей-офф и устроили дуэль между Расселом и Аароном Роджерсом, когда «Сиэтл» и «Грин-Бей» встретились за место в Суперкубке.
Говоря прямо, Рассел сыграл одну из худших пятидесяти пяти минут в своей молодой футбольной карьере. Когда до конца игры оставалось 5 минут 13 секунд, а его команда проигрывала со счетом 19:7, он отдал пас через центр Джермейну Кирсу. Мяч отрикошетил от рук Кирса и попал в руки защитника «Пэкерс» Моргана Бернетта. Это был четвертый перехват Рассела за игру. Он передал хороший пас, но мяч поймала другая команда. День Рассела определенно не удался.
Во время игры я находился в Мемфисе. В то время я работал с «Гриззлис», профессиональным баскетбольным клубом, выступающим в Национальной баскетбольной ассоциации. В тот вечер у них как раз состоялась игра. Я смотрел матч по телевизору в гостиной, переживая за каждый бросок Рассела. Когда я наблюдал за его провалом, я вспоминал об одной из первых наших с Расселом встреч в 2012 году. Я рассказал ему о главной истине, которую усвоил, работая с футбольными командами в Алабаме и Флориде. Каждая игра имеет свою историю и жизнь. Она важна. Все происходящее имеет значение, и ты несешь за это ответственность. Но это не имеет никакого отношения к тому, что происходит дальше.
Агент Рассела, Марк Роджерс, позвонил мне в перерыве матча со стадиона в Сиэтле. «Самое замечательное, – напомнил я Марку, – это то, что Рассел будет играть все шестьдесят минут, независимо от предшествующих событий». Марк согласился. Рассел обладает соревновательным мышлением. В своем сознании он никогда не прекращает борьбу.
Уступая 19:7, Рассел не вышел из строя. Это было видно, когда «Ястребы» заполучили мяч. «Мы еще можем выиграть! – крикнул Уилсон. – Поехали! У нас четыре минуты и пятьдесят секунд!»
Почему Рассел не сдался? Почему он относился к следующей игре, как будто предыдущие не имели значения? Потому что он придерживался нейтрального мышления.
Нейтральное мышление – это высокоэффективная стратегия, делающая акцент на отсутствии суждений, особенно в кризисных и напряженных ситуациях.
Этой истине я обучаю спортсменов и целые команды. Нейтральное мышление находит отклик у многих элитных спортсменов, – большинство из которых с глубоким скептицизмом относятся к любой самопомощи, – потому что метод действительно работает. Нейтральное мышление признает, что прошлое безвозвратно; его нельзя изменить с помощью мантр и прочих банальностей.
Нейтральное мышление отвергает любые иллюзии или откровенный самообман, зачастую лежащие в основе других мотивационных систем. Нейтральное мышление избавляет от предубеждений, как внешних, так и внутренних.
В этом мире больше предубеждений, чем плодовых мух и мошек вместе взятых. Они повсюду, куда бы вы ни посмотрели, и многие из них прямо сейчас жужжат вокруг вашей психики. Предрассудки подтверждения, предрассудки выбора, негатива, новизны, гендерные предрассудки, предрассудки оптимизма и пессимизма – все это мешает четко воспринимать реальность, потому что ваше подсознание занято тем, что предвзято оценивает происходящее.
Не расстраивайтесь. Дело не только в вас. Предрассудки – неотъемлемая часть природы среди людей и животных (да, у животных тоже есть когнитивные «слепые пятна»). Большая часть живого мира, – может быть, и большая часть неживого мира, – по мнению некоторых философов, фильтрует и изменяет реальность.
Даже ваши глаза, сканирующие эту страницу, не открывают вам чистую правду. Они берут два плоских изображения и посылают их по отдельности в мозг. Тот, в свою очередь, соединяет и переделывает эти изображения в единое трехмерное изображение, самостоятельно выбирая, какие цвета нужно использовать. Ваши глаза рассказывают необъективную историю мозгу. Тот в ответ рассказывает свою необъективную историю, и каждая остановка в этой оптико-нейронной игре уводит вас еще дальше от реальности.
Самая опасная необъективность заключается в нашем врожденном стремлении потакать прошлому. Мы часто ставим его на первое место, придаем ему слишком большое значение. Мы служим прошлому, когда нам следовало бы от него избавиться.
Рассел знал это из многолетней практики. В тот момент эти четыре перехвата больше не имели значения. Да, ошибки часто случаются, но они не должны влиять на следующие четыре минуты и пятьдесят секунд игры. Уилсон просто не мог этого допустить. Он опирался на мышление, основанное на истине, – оценивать реальность исключительно в реальном времени. Он знал, что существуют три различных состояния: то, что произошло; то, что происходит; то, что произойдет:
1. Перехваты случились в прошлом.
2. Настоящее заключалось в том, что защита «Сиэтл Сихокс» вернула мяч Расселу.
3. Чего можно ожидать: Уилсон внесет необходимые поправки и даст его команде шанс на победу.
Они уступали всего двенадцать очков, и это единственное, что его волновало. Рассел оставался нейтральным. Я видел это в языке его тела, пока я ходил взад-вперед с игроками «Гриззлис» (у меня не очень хорошо получается сохранять нейтралитет, когда клиенты находятся за тысячи миль).
Рассел выполнил два невероятных тачдауна. Но пока репортеры переписывали некролог «Ястребов», Аарон, чертов Роджерс, сравнял счет в конце основного времени. Изучив оборонительные тактики противника на протяжении первых шестидесяти минут, у Рассела появились некоторые мысли. Он обратился к координатору нападения Дарреллу Бевеллу в овертайме. «Знаешь, что может помочь? Устный розыгрыш», – объявил Рассел. Он посчитал, что изменение игры на линии розыгрыша принесет команде победу. Если «Сиэтл» использует плотную расстановку, предполагающую бег, «Пэкерс» бросят на линию схватки дополнительных защитников. В результате Джермейн Кирс – да, тот самый парень, который не поймал пас, – окажется один на один с защитой команды-соперника, но без помощи сэйфти. Бевелл согласился. «Ты прав», – сказал он.
«Готовьтесь, – велел Рассел и тут же добавил: – Мы выиграем».
Перед тем как нападающие «Сиэтл Сихокс» снова оказались на поле, Рассел подошел к своим товарищам по команде и велел подготовиться к устному розыгрышу.
Рассел забыл о четырех перехватах. С этим уже было покончено. Он не думал об ошибке Кирса, которая привела к перехвату: он бросал ему достаточно пасов, чтобы понимать, что эта ошибка – исключение из правил. Рассел не думал о потрясениях в жизни в предыдущем году. Он обратился к настоящему, зная, насколько он подготовился. Он понимал тактики защиты соперника, основываясь на просмотренных видео и сыгранных ранее матчах. Он не говорил себе, что он – второе пришествие Джо Монтаны. Уилсон не сомневался, что парень, который столько раз прекрасно ловил мяч, сможет выиграть игру.
Когда «Ястребы» вновь собрались на поле, чтобы начать овертайм, Рассел обратился к группе. «Мы созданы для этого момента, парни», – сказал он. Позже, на первом и 10 дауне на 35-ярдовой линии противника Рассел увидел то, что он и предсказывал. «ЧЕК 50! – крикнул он. – ЧЕК 50!» Как он и догадывался, Кирс оказался один на один с защитой. Рассел бросил мяч в руки Кирсу в тот момент, когда он пересек линию ворот. О четырех перехватах было забыто. «Морские ястребы» намеревались выиграть Суперкубок.
Несколько месяцев спустя Брайант Гамбел взял у Рассела интервью для спортивной телепередачи. При этом Гамбел не стал мелочиться. «Когда ты проваливаешь первый тайм, ты об этом совсем не думаешь?» – спросил он. Рассел не моргнул и глазом. «Нет, не думаю, – ответил он. – Каждый миг – это шаг. Вперед, парни! Нужно продолжать. Мы все так думаем. Только так мы сможем победить».
Как ему удается? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться к идее трех состояний: Что произошло? Что происходит? Что будет происходить? Рассел никогда не притворяется, будто прошлого – хорошего или плохого – не было. Если бы он сосредоточился на позитивном мышлении, в какой-то степени ему бы пришлось это делать. Однако в спорте существует табло, которое делает реальность невероятно четкой. С тех пор как Расселу исполнился двадцать один год, мы всегда обсуждали идею о том, что мы живем в настоящем. Каждый миг – это отдельный шаг. Это понятие превратилось в клише, потому что именно такое отношение оказалось эффективной тактикой. Исходя из концепции, каждый момент имеет историю и право на жизнь.
