Тория Дрим
Звезды из пепла

Глава 12. Второй шанс?

Трестен Райд

Одинокий волк? А ведь она невольно попала в точку. У меня никого не осталось, кроме мамы, да и то не родной.

Выдавливаю практически полтюбика зубной пасты на щетку и запихиваю ее в рот. Какого черта Бридли вздумала со мной играть? Неужели она настолько ранима, раз из-за одного дурацкого прозвища устроила мне такое веселое утро?

Краска все не стирается, и приходится потратить полчаса на то, чтобы привести лицо в порядок. Мышка хочет войны, что ж, будет ей война.

Отбрасываю в сторону полотенце и делаю несколько вдохов, пытаясь прийти в себя. Я был спокоен, когда приехал. Но Бридли своей выходкой будто подняла во мне ураган. И теперь он бушует, раздирая внутренности острыми осколками гнева.

Желудок воет от голода, и я спешу на кухню к Памелле. Я готов опустошить весь холодильник.

– Мам, где отец? Где он ночевал?

– Как всегда, в «Перекрестке». Тебе ли его не знать? Побесится и вернется. Я планирую сегодня взять Трестена и поехать в ресторан, все ему показать. Там Хуану будет не скрыться от нас. Поговорим как взрослые люди наконец.

Я становлюсь невольным свидетелем личного разговора. Кашляю несколько раз, прежде чем появиться. Не хочу превратиться в главного врага здесь.

– О! А вот и Трестен. Доброе утро! Не знала, что именно ты любишь, поэтому приготовила жареные яйца с беконом и тосты с сыром и ветчиной.

Памелла – лучший человек в этом доме. Сажусь за стол, в то время как Абель награждает меня презрительным взглядом. Вспоминаю нашу с ним ночную беседу и едва сдерживаю усмешку. Он не похож на того, кто может преградить мне путь. Хотя отчаянно хочет таким казаться. От чего он меня предостерегал? Хотел, чтобы я не приближался к его сестре? А знает ли он, что она сама сегодня была в нескольких миллиметрах от меня?

– Я буду яйца с беконом, Памелла. Спасибо.

Абель устремляется к выходу, но Памелла останавливает его на полпути.

– Куда Бридли так быстро убежала? Она даже не позавтракала! Воскресенье, на учебу не надо. – Памелла размахивает вилкой перед собой, выражая недовольство.

– Как и всегда. В библиотеку.

– Когда же закончится этот проект? Невозможно столько времени пропадать за учебниками.

Памелла тяжело вздыхает и возвращается к плите.

– Вам помочь? – спрашиваю ее, ведь она не обязана накрывать мне стол.

– Поможешь мне, если нальешь себе чай или кофе. Я пока не знаю твои предпочтения.

Добродушная улыбка освещает лицо Памеллы. Я подхожу к кухонной столешнице и ищу кружку для кофе.

– Возьми ту синюю с собакой с верхней полки.

– Окей.

– Так что ты обычно пьешь по утрам?

– Крепкий кофе с двумя кусочками сахара.

– Тогда я зайду сегодня в магазин и куплю турку. Наконец кто-то в этом доме будет пить что-то крепче какао. Я и сама большой фанат кофе. – Памелла подмигивает мне и ставит на стол тарелку с аппетитным завтраком.

– Если у тебя нет на сегодня планов, давай съездим в «Перекресток», и я расскажу о работе. Нам необходимы дополнительные руки и ноги, туристов все больше и больше в городе. Санта-Мария! Спасибо богу, что этот год обещает быть прибыльным.

Она болтает без умолку, пока я опустошаю кружку кофе и тарелку с вкуснейшей яичницей с жирным хрустящим беконом и заедаю все тостами.

– Да, конечно, Памелла. Можем съездить.

– Замечательно! Машину, правда, забрал Хуан, но есть другая идея. Как насчет велосипеда? Ты умеешь кататься?

Я недоумеваю. Памелла хоть и выглядит как женщина, держащая себя в форме, но ее предложение все равно удивляет. Я бы и не подумал, что в свободное время она разъезжает на велосипеде.

– Окей, – отвечаю ей, – надо только вспомнить, как.

– Тогда доедай, и в дорогу. Тут недалеко. Пятнадцать минут, и мы на месте.

* * *

«Перекресток сердец» находится прямо на набережной. Мимо проходят люди в купальниках с надувными матрасами и кругами. Место очень оживленное. Нет сомнений, что посетителей здесь предостаточно и работы все лето будет много! По сравнению с местом, где я работал в Атланте, «Перекресток» не так уныл и даже имеет летнюю веранду.

– Ну что, – Памелла, запыхавшись, отставляет в сторону велосипед, – как тебе поездка? Начинаешь втягиваться в свою новую жизнь?

У меня вырывается смешок.

– Если можно так сказать.

– Оставляем велосипеды здесь. Никто не украдет. Знают, что будут иметь дело со мной. – Она коронно подмигивает второй раз за это утро и жестом приглашает за собой.

Ресторан приличного размера. Помимо летней веранды, внутри полно столиков, которые стоят в шахматном порядке. Здесь довольно уютно. Кожаные диваны, круглые столы, оформление в красно-зеленых тонах. Ярко, броско и живо.

Мы проходим чуть дальше, и в глаза бросается большой светофор посреди зала. Интересно, кто придумал установить светофор прямо по центру. На нем горит зеленый свет, и я догадываюсь: он, вероятно, означает загруженность ресторана. Хороший ход.

– Заинтересовал наш светофор? – Памелла быстро оказывается рядом. – Это была идея Хуана. Показывает, как много гостей в ресторане. Красный – мест нет, оранжевый – много, но еще можно найти свободный столик. Зеленый – свободно.

– Почему именно «Перекресток сердец»?

– Когда я и Хуан встретились, в нас кипела страсть. Мы так полюбили друг друга, что решили назвать ресторан в честь этой судьбоносной встречи. Я уехала из Америки за ним. Бросила все, чтобы быть с этим мужчиной. Получается, наши сердца встретились на перекрестке двух культур: испанской и американской. – Она пожимает плечами. – Тогда это казалось до безумия романтичным.

Я внимательно ее слушаю. Памелла продолжает идти в глубь ресторана.

– Сегодня будем знакомить тебя с кухней. Вскоре я могу оставить «Перекресток», поэтому ты должен успеть научиться всему, пока я тут.

– Вы уезжаете? – потираю переносицу в изумлении.

– Подаю на развод.

Памелла произносит это недостаточно уверенно, чтобы я поверил в ее слова. Кажется, она все еще не готова расстаться с мужем. Это ясно даже мне – человеку, который не знает, что такое любовь.

– Об этом потом, Трестен. Пока что проходи, адаптируйся.

– Сколько официантов работает в смену?

– Сейчас с этим сложно. У нас была помощница, Синтия. Она работала официанткой и стояла за кассой, но из-за семейных обстоятельств временно не работает.

– Значит, теперь никого нет?

– Не совсем так. Мы с Хуаном подменяем друг друга. Несколько дней работает он, несколько – я. Однако в сезон так работать невозможно, нам нужны дополнительные руки. Поэтому ты – наше спасение этим летом. – Памелла хлопает меня по плечу. – Не переживай ни о чем. Я помогу.

– Я в порядке. – Я перевожу взгляд на молоденькую блондинку, стоящую за барной стойкой и отчаянно пытающуюся открыть бутылку игристого. – Вы говорили, кроме вас никто не работает.

– Это Лусия. Наша соседка. Мы с ее мамой хорошо общаемся. Она попросила меня взять Лусию на несколько недель на работу. Я дала ей две недели испытательного срока. Сегодня ее второй день.

Я понимаю, что она новенькая в этом деле, по тому, как она уже пять минут на наших глазах безуспешно пытается открыть бутылку.

– Она не поступила в университет, – шепчет Памелла мне на ухо, – завалила экзамены. Пришлось помочь с работой, всякое ведь бывает в жизни. – В голове не укладывается, как быстро струится речь Памеллы. Она, кажется, и правда скучала по английскому. Уши горят от потока ее речи.

– Понял.

Я опережаю Памеллу и прохожу к барной стойке, оглядывая блондинку.

– Нужна помощь? – обращаюсь к девушке на испанском.

Она поднимает карие глаза и испуганно вздрагивает.

– Не помешала бы.

Она передает мне бутылку, и за пару секунд я открываю ее.

– Спасибо, – она искренне улыбается, – мне не хватило сил.

– Спасибо, Трестен. Видишь, как ты вписываешься в наш «Перекресток». – Памелла не забывает вставить свое слово.

– Не за что, – отвечаю Лусии также на испанском, – обращайся.

– Теперь, Трестен, пройдем на саму кухню.

Памелла не дает нам узнать поближе друг друга, и я следую за ней, обещая Лусии познакомиться позже.

За плитой стоит Хуан Ривьера собственной персоной. Засыпает картофель во фритюр и затем вытирает руки о свою красную униформу. Увидев нас, он важно расправляет плечи и безмолвно здоровается с Памеллой: одним кивком. Его строгий и сдержанный взгляд проходится и по мне. Хуан хочет заговорить, но из-за своей гордыни не делает первый шаг. Вчера вся семейка была на моей стороне, и сейчас он будто прокручивает в голове каждую деталь вечера, каждую ухмылку, каждое слово. Счет не в мою пользу, однако я приехал сюда не для того, чтобы с кем-то враждовать. Если Хуан сам не идет на разговор, то пойду я. Мне нужно как-то выживать здесь, а значит, сближаться со всеми. Они смогут подсказать, как ориентироваться в городе.

– Добрый день, – подхожу к нему ближе, собираясь начать беседу, – не против, если мы с вами поговорим?

Хуан бросает взгляд на Памеллу, та, в свою очередь, дважды одобряюще кивает, призывая мужа согласиться. Она занимается картофелем, а Хуан отходит ко мне.

– Добрый, – Хуан прочищает горло кашлем и потом продолжает, – ну что ж, раз хотите поговорить, не буду сопротивляться.

– Меня зовут Трестен, если вдруг вы вчера не расслышали. И я собираюсь провести эти три месяца за работой в вашем ресторане. Меня не волнует ничего, кроме работы. Вы дали мне комнату, и я благодарен вам. Если покажете, что я должен делать, будет прекрасно.

Хуан, сложив руки у груди, без эмоций внимает мне. Я жду, когда что-то, кроме капелек пота, промелькнет на его лице, но тщетно.

– Нравлюсь я вам или нет, мне абсолютно все равно. Я ваш новый работник. И чтобы я выполнял работу без нареканий, в ваших же интересах мне все рассказать.

Я никуда отсюда не уеду, он должен это понимать. Чего бы мне ни стоило, я добьюсь своих целей.

– Самоуверенный, – хмыкает он, – я все покажу, но сперва должен убедиться, что ты не будешь лезть куда не следует. Не суй свой нос в нашу семью, понял? Не смешивай дом и работу.

– Для меня есть только работа. Я повторюсь, мне безразлично происходящее в вашей семье. Я не являюсь и не буду являться ее частью.

– Верно. Запоминай сразу. Второго раза не будет. Так же, как и шанса. У тебя только одна попытка на то, чтобы завоевать мое доверие.

Крепкая ладонь Хуана сжимает мою, и я даже не успеваю сообразить, как он смело делает шаг мне навстречу.

– Я понял.

Второго шанса нет нигде. Раз даже в этой новой жизни у меня ничего не изменилось.

Глава 13. Рана совести

Бридли Ривьера

Уже по привычке показываю пропуск охране, надеваю плотную голубую маску и прохожу на территорию «Текнона». Мои появления здесь так часты, что запах стал уже до боли знакомым.

Воздух в «Текноне» пропитан противоречиями. Бутоны цветов, распускающиеся каждую весну в саду, и доносящиеся из окон стоны тех, кто здесь увядает. Все такое живое и такое мертвое одновременно. От контраста, с которым сталкиваешься, когда входишь сюда с улицы, становится тяжело дышать. Из цветущей жизни попадаешь в мир, где все только и ожидают свою кончину.

Поначалу это было невыносимо: порой настолько, что, приходя домой, я подолгу не могла заставить себя поесть и часами смотрела в одну точку. Тишина становилась моим другом, а закрытая на ключ дверь – стражем. Я нуждалась в молчании.

– Бридли, – слабый голос Сиеры заставляет обернуться, – ты сегодня совсем рано.

Ее серо-голубые глаза выделяются на фоне фарфоровой кожи. Сиера, облаченная в длинный цветастый сарафан, стоит посреди коридора, свесив руки по бокам.

– Ты знаешь, что не обязана приходить, но все равно приходишь.

– Перестаньте, – приближаюсь к Сиере, внимательно оценивая ее состояние, – мне не в тягость.

– Бридли, – она устало качает головой, – ты не пропускаешь ни одной недели. Думаю, если и пропустишь, то только потому, что больше не к кому будет приходить.

Слова Сиеры отдаются в сердце болью.

– Мне предложили поработать здесь, Сиера. – Я едва сдерживаюсь, чтобы не показать слабость. – Все сложилось так, чтобы я осталась тут подольше.

– Все сложилось… – повторяет она мои слова, уставившись в пол.

– Давайте не будем говорить о прошлом, – решаю сменить тему, – взглянем на настоящее. На днях мне удалось встретиться с вашей дочкой. И вот что она передала.

Я достаю из рюкзака рисунок Анны и передаю Сиере. Она тут же словно оживает, забирая из моих рук работу дочки: глаза загораются, даже руки дрожат в нетерпении.

– О, Бридли, я не ожидала увидеть от нее сюрприз так скоро! – восклицает она, смахивая пальцами слезы с щек.

Она прижимает рисунок к груди и, сама того не замечая, оставляет на бумаге влажные следы.

– Анна очень старалась и просила передать, что рисовала его ручкой с сердечками, чтобы вложить в рисунок свою любовь к вам.

Кусаю губы, чувствую дрожь во всем теле. Чтобы Сиера не заметила моего волнения, делаю пару шагов назад и начинаю копошиться в рюкзаке.

– Где ты сегодня будешь работать? – спрашивает Сиера.

– В саду. Роза сказала, что нужно полить цветы.

– Раз Роза сказала, – она разводит руками, – тогда нужно.

Роза обычно отправляет мне сообщения перед каждым воскресеньем, чтобы я знала, чем займусь, когда приду. Она говорит, моя помощь на вес золота. Волонтеры сюда особенно не заглядывают, а ей одной справляться тяжело. И хоть Роза и строит из себя напыщенную хозяйку, все же ценит меня. Она позволяет приходить к Сиере и заботиться о ней взамен на дополнительную работу в центре: будь то садовничество, уборка помещений или сервировка в столовой.

– Погода прелестная, Сиера. Вам стоит выйти на прогулку.

– Да, ты права. Пожалуй, схожу за шляпой и приду к тебе в сад.

Сиера отшатывается в сторону, и я подбегаю, чтобы взять ее за локоть. Она только отмахивается.

– Не надо.

«Простите, Сиера. Простите за все».

Ей хуже. И ничего уже не исправить.

* * *

Половицы в квартире Амадиса скрипят так громко, что это больно слышать. Серые обои с рисунком под мрамор, ободранные в нескольких местах, заставляют поморщиться. Я не люблю находиться у Амадиса. Его квартира пахнет дешевыми сигаретами. На полу кое-где валяется пепел. Я предлагаю Амадису помочь с уборкой, но он отказывается. Его мама совсем не занимается домом. Когда бы я ни приходила, здесь всегда грязно: мусор не выброшен, полы немытые, а окурки навалены горкой на кухонном столе.

Мама Амадиса – довольно закрытая женщина. Я видела ее лишь единожды, и то случайно. Мы столкнулись на пороге, когда Амадис пригласил меня в гости. Он надеялся, что мама вернется позже, и ее появление стало для нас сюрпризом.

Знакомство было неловким и каким-то несуразным. Элла оглядела меня с ног до головы, поздоровалась и буркнула что-то себе под нос. Амадис сразу понял, что нам обеим некомфортно, поэтому увел меня на улицу, пока его мама разувалась. Элла ни о чем меня не спросила, и я тоже не стала навязываться.

Сам Амадис о маме никогда не говорит. Я как-то решила спросить про его отца, но ответом мне стал лишь полный злости взгляд. Единственное, что удалось узнать, – родители в разводе, а у отца новая семья. Зная, какую боль может причинять тема расставания близких, я перестала спрашивать о родителях.

– Пойдем в комнату?

Амадис берет меня за руку и ведет к себе. Его комната – одно из самых чистых мест в доме. Амадис – перфекционист. Кровать застелена, на полках ни пылинки, полы блестят.

– Почему ты не разрешаешь мне прибраться там? – указываю на остальные комнаты.

– Если матери нравится жить в свинарнике, пусть живет.

– Но ты тоже тут живешь.

– Я не буду убирать за ней.

– Гордыня не позволяет?

– Желания нет.

Амадис закрывает на два оборота замок двери в свою комнату. И хоть его мама до позднего вечера на работе, он все равно одержим мыслью, что она может к нему ворваться.

– Боишься, что меня украдут? – игриво шучу я.

Амадис дергает желваками и выпрямляет спину. Он облизывает губы и пожирает меня взглядом. Темные-темные глаза будто прожигают во мне дыры.

– За сокровищами нужен особый уход.

Ладони Амадиса ложатся мне на бедра, он поднимает меня на руки и несет к кровати. Я обвиваю его ногами и кладу голову на плечо: терпкий аромат одеколона, исходящий от толстовки, ударяет в нос. Одна из его причуд: он любит душить вещи, в которых ходит.

– Чему ты так радуешься?

Замечаю, что его шея и лицо загорели. Амадис целыми днями играет на поле с командой. Его кожа стала гораздо темнее, а каштановые волосы выгорели на солнце и теперь походят на соломинки.

– Тому, что я забрал свою малышку, и у нас впереди весь вечер.

Амадис встретил меня на вокзале на своей синей «Тойоте» и не дал промокнуть под дождем. Погода испортилась, как только я села в электричку, поэтому возвращаться домой пришлось под грустную музыку в наушниках, оперевшись щекой о холодное стекло окна в поезде. Капли, одна за другой, скатывались по нему, и на сердце опускалась тоска. Я, прикрыв глаза, вспоминала, как хорошо было на катке. Как я любила раскатываться, прыгать, работать в хореографическом зале. Как любила мурашки, которые появлялись, когда правая нога (да, любимые суеверия фигуристов) ступала коньком на только что залитый машиной лед.

Но этого уже не вернуть. И я вынуждена учиться там, куда бы ни за что не поступила, если бы не требования родителей и их возложенные на мои плечи надежды.

– О чем задумалась? – Амадис утыкается носом в мою шею.

Его холодные мозолистые руки пробираются под майку и щекочут кожу. Они достигают живота, а затем поднимаются выше, доходя до талии.

– Забудь обо всем плохом.

Он убирает ладонью мои волосы в сторону и прикасается губами к ключицам. Я вздрагиваю.

– Мы идеально друг другу подходим. Во всем, – шепчет Амадис.

Он усаживает меня к себе на колени. Я хочу забыться, но вместо этого ощущаю резкий приступ боли в висках.

– Скажи, как сильно ты меня любишь, Бри.

Он останавливается, испепеляя взглядом, и ждет ответа, который ему польстит. Амадис не может жить без похвалы, его раздутое эго жаждет комплиментов и внимания.

Но я не отвечаю, только прикрываю глаза. И ему это не нравится. Он одним движением переворачивает нас так, что его тело нависает надо мной.

– Иногда мне кажется, что я одержим тобой.

– Одержимость – страшная вещь, – тяжело выдыхаю я, когда он сжимает кулаки, но продолжаю. – Можно заживо сгореть от одержимости к человеку, если он не одержим тобой так же сильно.

Молчание Амадиса заставляет меня не на шутку испугаться. Неужели он нашел скрытый смысл в этой фразе? Колеблюсь пару секунд, а потом решаю взять все в свои руки, пока у него не началась паническая атака.

Амадис смягчается, когда чувствует прикосновение к себе. Он тянется к моей шее и оставляет на коже влажный поцелуй.

– Как хорошо, что это не про нас. Мы два безумца, любящих друг друга до сумасшествия.

Не про нас. У нас ведь все взаимно, так?

– Да, – слабо шепчу я в ответ.

– Сегодня ты вернулась из библиотеки слишком загруженной. Может, исправим это?

Он целует меня в губы, не давая произнести ни слова. Однако я собираю все силы и легонько отталкиваю его, вспомнив кое-что очень важное. Он недовольно хмурится.

– Амадис, я совершенно забыла, что у меня встреча с Ребеккой в «Перекрестке». Мы договорились на шесть.

– Шесть? – переспрашивает он, поглядывая на часы. – Проклятье!

Амадис поднимается и взъерошивает волосы. Я поправляю одежду и роюсь в кармане в поисках мобильника, чтобы избежать неловкости.

– Никак перенести эту встречу?

– Мы давно договорились, – отвечаю ему.

– Ладно, – он ругается себе под нос, идя к двери, – я сейчас вернусь.

Комната такая просторная без него. Когда Амадис выходит, солнце вдруг пробивается сквозь облака и лучи освещают пространство. Я любуюсь небом, стоя у окна, и стараюсь унять тревогу в душе.

– Я купил тебе ящик персиков, – кричит Амадис, – думаю, это лучшая новость за сегодня?

Ящик персиков? А вот это уже греет душу! Все, с кем я знакома, знают о моей персиковой зависимости. Если я не съем персик, значит, день прошел зря. Как они пахнут! Какие сочные и сладкие!

– Да ладно! Целый ящик?

– Я – лучший парень в мире, да?

Он не упускает возможности получить комплимент. На самом деле дома персики закончились еще вчера, и я думала вечером забрать несколько из «Перекрестка», но, похоже, уже не нужно.

– Вот и я. – Амадис возвращается с тарелкой в руках. – Персики для принцессы.

– Спасибо! – целую его в щеку и хватаю персик. – Ты их даже помыл!

– Ты не ешь немытое. Конечно, я помыл.

Откусываю персик. Губы растягиваются в улыбке от удовольствия.

– Сколько сейчас? Успеваю?

Надеюсь, что не опаздываю на встречу с подругой.

– Доешь и поедем, – вдруг заявляет Амадис.

– Поедем? – Кажется, я понимаю, к чему он клонит. – Думаю, тебе не стоит сидеть с нами за девчачьими разговорами.

Я морщу нос и отставляю тарелку подальше от себя. Ненавижу, когда он так делает – лишает личного пространства.

– Я не буду слушать. Просто подожду, а потом отвезу тебя домой.

– Я не драгоценный алмаз, чтобы так заботиться о моей сохранности и довозить до дома, Амадис. – Я выдыхаю. – Пожалуйста, прислушайся ко мне. Мы же уже говорили на эту тему.

– Мне просто хочется больше быть с тобой рядом. Тем более… – он меняется в лице, – кое-что недавно произошло.

– Снова?

Резкие покалывания в боку рассыпаются по всему телу, как мелкие иголки. Эта новость рождает в голове миллионы теорий, что могло случиться. Я беру его ладони в свои и будто жду приговора.

– Снова.

Мир уходит из-под ног. Только не это… Глубоко вдыхаю, а затем на выдохе сосредотачиваюсь на глазах Амадиса.

– Рассказывай.