Тори Озолс
Цена расплаты
Пролог
Холодная вода стекала по его разгоряченному телу, но это не приносило желаемого освобождения. Перед взором мужчины так и стоял молодой женский стан. Он знал, что не должен был смотреть, достаточно было просто постучать и позвать на обед. Но щель приоткрытой двери заманила в свои сети, и, стоило только заглянуть и увидеть оголенную девушку, лежащую на постели с широко раздвинутыми ногами, у него уже не было сил сдвинуться с места.
Мужчина смотрел на розовую плоть, по которой двигались грациозные тонкие пальчики, накрашенные ярко-красным лаком, раздвигающие нежные лепестки и скользящие по распухшему клитору в круговых движениях. Ее таз поднимался навстречу руке, и по комнате разносились тихие стоны наслаждения. Они взбудоражили его кровь, и член в штанах моментально затвердел, откликаясь на эти звуки. Рука мужчины непроизвольно опустилась на пах, накрывая ствол через ткань штанов. Он сжимал свой член, увеличивая нажим под громкие стоны Дарьи. И только тогда, когда он ощутил надвигающийся прилив удовольствия, Андрей опомнился и отдернул руку, собираясь уйти. Мужчина уже развернулся, когда она застонала сильнее, неожиданно произнося его имя:
– Андрей… Да, так… нет, сильнее… еще… еще…
Он резко повернулся назад, возвращая свой взор на мастурбирующую девушку, понимая, кого она представляет. Словно это его грубая рука скользила по ее лону, раздвигая влажные складки и касаясь самой сердцевины ее желания. Новая волна возбуждения прокатилась по телу мужчины, и ноги просто приросли к месту. Он тяжело сглотнул, снова накрывая свой член рукой и сильно сжимая его. Теперь он мастурбировал вместе с ней. Движения были жестокими, резкими, сильными. Ткань штанов раздражала, но он не рисковал расстегивать молнию, боясь быть застигнутым врасплох. Его глаза беспрерывно следили за ускорившейся хрупкой ручкой, за подрагивающими ногами и дрожащим телом.
Андрея будоражило то, что она была полностью открыта его взору, позволяя ему тайно следить за каждым своим действием. Это было так развратно и так эротично. Никогда за свою жизнь он не возбуждался с такой силой и скоростью. Мужчина забыл о своей невесте, которая готовила внизу обед, о своих принципах и морали. Дарья сейчас представляла собой прекрасную богиню, жаждущую мужчину. И то, что этим мужчиной для нее был он, подстрекало его еще сильнее.
Ведомый этим диким развратом, не в силах противостоять ему, он расстегнул молнию штанов и просунул руку, грубо сжимая твердый орган. Их руки словно двигались в такт, набирая темп, принося удовольствия. Снова и снова, стон за стоном. И вот он увидел, как вдруг ее таз сильно поднялся вверх, и Даша закричала от нахлынувшего оргазма. Ее тело задрожало, а крик перешел в его имя, доводя мужчину до своего пика. Андрей стиснул зубы, стараясь не издать ни звука, чтобы не высказать свое присутствие.
– Андрей… – его имя в тихом шепоте наслаждения и экстаза, стало последней каплей.
Легкие хлопковые штаны украсило темное пятно, и он выдохнул, отходя от двери. Быстро кинувшись в их с Татьяной спальню, он достал со шкафа другую пару брюк и направился в ванную.
Закрывшись там, он уперся руками об умывальник, смотря на себя в зеркало.
– Черт возьми, мужик, что ты делаешь? – заговорил он сам с собой. – Твоя будущая жена находится внизу на кухне, готовя обед, а ты мастурбируешь, смотря на ее развратную племянницу.
Глава 1
За пять лет до этого
Семья – самое простое и привычное для нас слово. Но стоит произнести его, и в душе оживает множество светлых сильных чувств. Это любовь, забота, ласка, нежность, защита, вера, поддержка, тепло. Семья – это наше убежище, позволяющее пережить все трудности и невзгоды. Тыл, в котором ты уверен, тыл, о котором никогда не беспокоишься. Крепость, настолько же устойчивая и защищенная, насколько и иллюзорная. Она дает ощущение безопасности, которое мы принимаем как данность нашего бытия, казалось бы, данность вечную и нерушимую. Но, к сожалению, такую быстротечную. Лишиться ее слишком легко. Это может произойти за долю секунды. Той секунды, которую ты даже не заметишь, пока в один миг твой привычный безопасный мир не будет разрушен всего лишь телефонным звонком.
Беззаботное детство закончилось за один щелчок пальцев. Не будет маминых рук, дарящих тепло и отгоняющих все невзгоды. Не будет шуточных подначек отца и его мудрых советов. Не будет прогулок по выходным за город, не будет шумных праздников с домом, полным гостей, не будет смущающих теплых объятий и ласковых слов. Не будет ее прежней. Слезы, гнев, тоска, безысходность. Горе погружает сознание в темноту, в которой пульсом бьется извечный вопрос: «Почему я? За что так со мной?» Невозможно воскресить дорогих тебе людей. Они ушли безвозвратно, став тенями былой жизни, оставив свой образ только на фотографиях и в памяти. С ними ушла любовь, унося с собой душевное тепло, доверительность отношений, чувство безопасности от всех горестей и напастей. С ними ушла жизнь.
Автокатастрофа. Одна из тысяч, случающихся на земле в год. Средства массовой информации пестрят кадрами с мест трагедии, вместо сочувствия порой вызывая раздражение, притупляют чувства, порождают в душе равнодушие. Мы переключаем канал, отгораживаемся от этих страшных картин. Мы гоним прочь тревожные мысли, безгранично веря в нашу защищенность. Но у судьбы свои планы, и однажды они могут коснуться нас так же, как неожиданно коснулись пятнадцатилетней Дарьи, лишив ее самого дорого – родителей. «Сирота» – синоним одиночества, ненужности. Слово, погружавшее девушку в отчаянье, отвергалось ей, отторгалось душой. Даша не хотела верить, что это слово касается ее, а оно меняло мир вокруг, наполняя его жалостливыми взглядами и тихими шепотками за спиной: «бедняжка», «сиротинушка».
Воспоминания. Радостные. Горестные. Будоражащие душу. В тот день она осталась одна дома, радуясь тому, что родители наконец стали ей доверять. Они недавно переехали в этот город, оставив позади многих, как она тогда думала, близких друзей. У отца появилась прекрасная возможность открыть там свою архитектурную фирму. Он мечтал о ней еще со студенческих лет. А мама устроилась в престижную дизайнерскую компанию, которая занималась обустройством домов олигархов и звезд шоу-бизнеса. Новый статус, новые возможности – все это вылилось в новый двухэтажный дом, машины класса люкс, частную школу и домработницу, а также отсутствие близких друзей и новые знакомства, от которых веяло пустотой и холодностью. Мама успокаивала ее, повторяя, что это лишь в первое время и скоро они приживутся здесь, что все изменится, стоит только подождать. Никто, никто не думал, что изменения будут такими.
Боль. Глухая ноющая боль. Она была настолько сильная, что ощущалась физически. Хотелось кричать, плакать, рушить все вокруг. Но Даша, упав на пол и обхватив себя руками, могла только рыдать навзрыд.
Она не помнила, кто вызвал врачей, и как ее доставили в частную клинику. Урывками летели смутные воспоминания: вот она отбивается от кого-то, затем укол в руку и сразу – слабость по всему телу. А потом темнота, сладкая и необходимая, что стирает и боль, и память, и раздирающую пустоту. Как жаль, что она не длится вечно.
Первое, что увидела, Даша, придя в себя, были солнечные зайчики, пробившиеся сквозь жалюзи и теперь с лихим озорством играющие в салочки на ослепительно белом до рези в глазах потолке.
Она прищурилась, чтобы сфокусировать зрение, и неторопливо, с сонной ленцой стала осматриваться вокруг. Больничная палата была небольшая, но ухоженная, со стандартным набором предметов: шкаф, тумбочка, столик, на котором стоял телевизор. Добротно сделанная мебель под цвет ольхи и наличие техники и дизайнерское оформление стен явно указывали на интерьер не муниципальной больницы.
Дверь скрипнула, и в сопровождении женщины в белом халате в палату вошел мужчина. Его девушка узнала сразу, но улыбнуться ему не смогла – не было ни сил, ни желания. Дядя Игорь. Друг отца, который подтолкнул их к переезду и помог открыть собственное дело. Частый гость в их доме. Юрист по профессии, он официально представлял интересы отца в заключениях договоров.
– Дашечка, здравствуй, – он присел справа от нее на постель, тепло улыбаясь.
Девушка никак не среагировала. Взгляд в потолок. Отрешенность. «Зачем он здесь? Сочувствовать. Ворошить воспоминания. Не надо. Не хочу», – девушка отвернула голову от ненавистного голоса.
– Я понимаю, как это тяжело, деточка. Но ты не должна замыкаться в себе. Я и доктор Клиновская желаем только, чтобы ты скорее выздоровела. Твои родители расстроились бы, узнав, что ты попала в больницу. Будь сильной в память о них.
Его слова, словно ядерный взрыв, обрушились на возведенную ею карточную стену, разбивая ту на мелкие кусочки. Слезы заполнили глаза, вырываясь наружу. Крик, полный режущей боли, наполнил помещение, и девушка уткнулась в подушку, подавляя его.
– Тише, девочка, тише, – шептала врач, но ничто не могло унять этой истерики. – Сейчас ты снова поспишь, а когда придешь в себя, то немного успокоишься. Нельзя так изводить свой организм, нельзя, – приговаривала она, делая успокоительный укол.
Тепло разнеслось по телу, унося в такую уже родную темноту. Она ждала ее, желала и мечтала о ней. С радостью падая в ее объятия, Даша растворилась в этой мгле.
Последующие дни девушка пролежала в больничной палате, просто рассматривая потолок. Запах хлорки, присущий даже этой больнице с повышенными удобствами, воротил своей стерильностью, а жалостливые взгляды медсестер заставляли ощущать гнев на том месте, где должно быть лишь опустошение. Сколько бы раз она ни отворачивалась от них к стене, сколько бы ни пряталась за одеялом, это не могло изменить того факта, что родителей больше нет.
Первые дни ее глаза не высыхали, наполняясь слезами каждый раз, когда девушка начинала думать о близких людях. Вспоминая каждую их черточку, звук голосов и тепло прикосновений, она снова впадала в истерику. И ей постоянно казалось, что вот-вот мама зайдет в палату, скажет, что милиция ошиблась, обнимет и заберет домой. Но время шло, а мама так и не появлялась. Девушка осознала, как глупы и наивны были ее надежды. Только отстранение от мира спасало ее в эти минуты. Но вот и слезы закончились, словно кто-то иссушил ее тело, забирая каждую капельку, запирая боль внутри души, подальше от мира.
С каждым днем Даша все отчетливее понимала, что осталась одна. Совсем одна. Ее взгляд все время был направлен в одну точку, а на все вопросы врача она молчала. Апатия стала ее привычным состоянием. Питаясь по инерции, потеряв счет дням и времени, она не замечала ничего, что происходило вокруг. Мир утратил свои краски, превратившись в однообразную серую массу. Иногда девушка думала о том, что пропустила похороны родителей, осознавая, что дядя Игорь занялся их организацией. Но эти мысли проскальзывали отстранено, пробиваясь к ней издалека.
А кто вообще на них присутствовал? Коллеги по работе, да. А вот друзья? Были ли они? За время ее нахождения в больнице к ней приходил лишь дядя Игорь. И все. Куда делись те люди, которые последние недели крутились возле родителей? Просто испарились, словно их и не было. Так же, как те, которые остались в их прошлой жизни в родном городе. Пара печальных открыток с соболезнованиями – все, что получила Даша от них.
Она снова сжала зубами простынь, застонав от боли. Пустота оглушала так же, как одиночество. Мысли о том, что ее самые родные люди сейчас лежат в холодной земле, вызывала настолько сильную душевную агонию, что унять ее могли только успокоительные, погружающие девушку в сон.
– Дарья, – ее врач тихо присела на кровать рядом с девушкой и взята ту за руку. – Сегодня у меня для тебя есть очень важная новость.
Девушка ни одним движением не среагировала на слова женщины, продолжая все так же лежать и смотреть в потолок.
– Сегодня у тебя посетитель. Хочешь ее принять?
Доктор Клиновская улыбнулась, когда Даша посмотрела на нее. Потерянная девочка, в глазах которой было полное непонимание и отчаяние, а где-то в глубине тлел маленький огонек надежды. Женщина знала: все, что нужно этому ребенку для выздоровления – это любовь родного человека. И надеялась, что та ее получит.
– Твоя тетя приехала, как только смогла. Она здесь и хочет с тобой увидеться. Ты не против принять ее?
Тетю Таню, мамину сестру, Даша помнила с детства. Раньше та часто приходила к ним домой, игралась с ней маленькой, шутила, рассказывала смешные истории. А несколько лет назад они с ее мамой сильно поругались. Настолько сильно, что эта родственная связь оборвалась.
И сейчас осознание того, что, несмотря ни на что, тетя приехала, стало маленьким лучиком детской надежды. Снова прижаться к родному плечу, почувствовать теплые руки и такие естественные слова как «все будет в порядке» было самым большим утешением для разбитой горем девочки. Впервые она почувствовала капельку спокойствия, потому что теперь рядом с ней будет еще один человек, который разделит ее утрату.
Даша надеялась, что все обиды прошлого – это ничто по сравнению с семейными узами. Покойная бабушка Рая часто повторяла, что кровь сильнее всего. И девушка поверила, что эти слова сейчас окажутся правдой. Вот он, ее единственный родной человек на всем белом свете.
Так уж получилось, что ее отец-латыш порвал со своими корнями, а с родней со стороны матери они мало общались. А когда вслед за дедушкой мир живых покинула и бабуля, эти отношения с родственниками и вовсе оборвались.
Раньше Даша и не задумывалась, насколько их семья одинока. Возле них всегда было много людей. Те, кто называл себя друзьями, сразу же забыли об этом, утратив к сироте интерес. На поверку оказалось, что только родная сестра матери и дядя Игорь остались верными ее родителям. Только они не бросили ее.
Да, Даша была глупой пятнадцатилетней девочкой. Папиной принцессой и маминой радостью. И вот так наивно ожидала, что ее и дальше будут холить и лелеять, окажут поддержку и защитят. Но только она не знала тогда, что это были всего лишь иллюзии, которые в скором времени разобьются вдребезги, и останутся мелкие кусочки. Кусочки розовых очков, которые потускнели, утратив свой былой обманчивый цвет. Что каждый из них она заполнит обжигающей душу ненавистью, и это чувство в итоге станет единственным смыслом ее жизни. – Да, – тихо прошептала Даша и почувствовала, как доктор сжала ее руку в одобрении и поддержке. После Клиновская поднялась и вышла из палаты. Через пару минут дверь отворилась, и в комнату тихонько зашла женщина. Тетя Таня была внешне очень похожа на ее маму. Те же темные волосы, такие же карие глаза и нежная улыбка. Глаза девушки наполнились предательскими слезами, а руки сжали простынь, подавляя порыв поднять их вверх в немой просьбе объятий. Но тетя словно угадала ее отчаянное желание, и, тут же быстро подойдя к девочке, сжала ту в своих теплых руках. Ощущая крепкие руки, слушая тихий нежный голос, с такими знакомыми интонациями, Даша не выдержала. Она рыдала навзрыд, намочив своими слезами белую блузку женщины.
– Тихо, дорогая, тихо. Я с тобой, – ласковый шепот, похожий на мамин голос, обволакивал девушку, наполняя сердце необходимым ей успокоением.
– Мама, папа…
– Я знаю, родная. Их больше нет, – женская рука нежно скользила по напряженной спине девочки. – Ради них ты должна быть сильной, каким бы сложным это сейчас ни казалось. Но не бойся, я теперь всегда буду рядом с тобой.
– Не оставляй меня, пожалуйста.
– Но не бойся, я никуда не уйду. Я обещаю, что пока ты здесь, я буду каждый день тебя навещать, а когда ты поправишься, я заберу тебя домой. Свои дела я почти уладила и уже заказала перевозку вещей.
– Ты, правда, будешь жить со мной?
– Конечно, родная. Кроме тебя, у меня никого нет, – ласковый тихий голос нес в себя обещание тепла и уюта, дарил утраченное чувство защищенности.
Даша неуверенно улыбнулась и снова прижалась к тете. Женщина пробыла у нее больше двух часов, а после с Дарье с неохотой пришлось ее отпустить. Но тетя Таня сдержала свое слово и приходила к ней каждый день. Они часами разговаривали, и постепенно девочка полностью доверилась женщине. Только ей она смогла полностью открыться, рассказать, что произошло в тот день. Что они с матерью собирались за покупками, хотели устроить чисто женский день. Что отцу вдруг позвонили с фирмы, а так как его машина была в ремонте, мама вызвалась его отвезти, да еще и помочь в решении какого-то вопроса. Что Даша и осталась дома одна, пока не раздался звонок из полиции.
Девочка изливала тете свою душу в поисках прощения. Она взяла на себя вину за смерть родителей, хотя это был всего лишь несчастный случай. Эти терзания разъедали ее изнутри, расшатывая нервы и истощая тело. Но исповедь, которую приняла на себя тетя Таня, стала спусковым механизмом для Даши. После нее девочка пошла на поправку, и, хотя боль не ушла, ее психическое состояние стабилизировалось, позволив, наконец, покинуть угнетающие стены больницы.
Возвращаться в родной дом было тяжело, но тетя была рядом, утешая и успокаивая. Поддерживая девочку, она помогла той сделать первый шаг навстречу счастливым воспоминаниям, которые пропитали стены дома. Став опекуном девушки, женщина не захотела менять ее привычное окружение, а, наоборот, сама перебралась в дом сестры. Спальню родителей они закрыли до той поры, пока у Даши не появятся силы перебрать их вещи. Татьяна же устроилась в другой комнате, некогда служившей гостиной.
Проблем с деньгами у них не возникло. Благо, Дашин отец владел фирмой и недвижимостью, таким образом, оставив Даше достаточное наследство для нормальной жизни. Правда, как опекун до ее двадцать первого дня рождения, им распоряжалась тетя. Да и девушка была не против такого расклада.
В первый же день они составили правила поведения, которые должны были помочь им ужиться. В них же и указывались карманные расходы Дарьи, и обязанности по дому. Жизнь размерено вошла в спокойное русло. Девушка вернулась в школу и стала проводить немного времени с друзьями. Но все же многие видели, какой замкнутой и тихой она стала.
Да, боль – это мимолетное чувство, которое уходит со временем. Вместо нее всегда приходит что-то другое. Будет ли это пустота или смирение, разочарование или принятие, понимание или злость, любовь или ненависть – никто не знает. И с каждым днем Даша понимала, что душа хоть и болит, но смирение уже заполняет образовавшуюся в ней пустоту. Ведь она все-таки стала немного улыбаться, слушать рассказы друзей, а иногда и смеяться. К ней снова вернулись мечты и надежды, планы на будущее и стремление их осуществить.
И однажды девушка, заручившись поддержкой тети Тани, наконец, смогла посетить могилу родителей и попрощаться с ними. Она поставила огромный букет темно-красных роз в мраморную вазу, не сдерживая слез, прошептала «я люблю тебя» и нежно провела пальцами по фотографии.
Казалось, все понемногу стало налаживаться. Как бы тяжело ей ни было, она признавала, что стоит жить дальше. Воображение вновь рисовало иллюзию нормальной подростковой жизни. И эта наивная иллюзия продержалась полгода, пока один раз Даша не вернулась домой раньше обычного времени. Девушка тихо открыла дверь, разулась и, как всегда, сразу пошла на кухню, ожидая чего-то вкусненького. Тетя Таня часто что-то покупала, дабы побаловать племянницу. Они любили заседать по вечерам за чашечкой чая и тихо разговаривать или смотреть кино всю ночь напролет. Ложиться спать Даша не любила. Теперь ее стали часто мучить кошмары о том вечере, когда разбились родители, и даже посещение психолога не помогало. Девушка просто не хотела открываться чужому человеку.
И здесь тетя не оставляла девочку одну. Она приходила на ее душераздирающие крики, вырывала из пучины сна, обнимала и слушала новую исповедь. Только с тетей Даша могла опустить свои стены и поделиться страхами, выплакать горе и тоску, чувствуя в ответ теплые родные руки, забирающие темноту. После таких вечеров она могла проспать спокойно до обеда и чувствовать себя на следующий день хорошо отдохнувшей. Может, все дело было в большой внешней схожести тети с ее покойной матерью. В свои тридцать лет она выглядела как на двадцать пять, и женщину часто принимали за Дашину подругу или же сестру, хотя сходство между ними было слегка улавливаемым. Даша, которая больше пошла в отца, имела длинные светло-русые волосы, большие невинные глаза сероватого цвета, которые лучились чистотой и загадочностью. Еще с раннего детства мать твердила, что дочь покорит этими глазами не одно мужское сердце, а отец отшучивался тем, что ему придется купить ружье и отстреливать навязчивых кавалеров. Казалось, это было так давно. Казалось, это было целую вечность назад.
Идя по коридору, Даша услышала женские голоса, которые раздавались на кухни, и улыбнулась, понимая, что тетя дома не одна. Девушка остановилась возле чуть приоткрытой двери и уже потянулась к ручке, но рука замерла в паре сантиметров от нее, когда она услышала слова тетиной подруги.
– И когда эта малолетняя дура вернется домой? – явное презрение, звучавшее в голосе женщины, заставило Дашу содрогнуться.
– Через час. У нее еще полчаса должен идти последний урок, да и еще столько же уйдет на дорогу домой, – отмахнулась Татьяна.
– Боже, милая, тебе приходится терпеть подростка и прикидываться любящей тетенькой, – жалостливые нотки в голове женщины резали слух своей фальшью. – Ты уверена?
– Да. Я хочу этот дом. Он должен был быть моим. Так же, как и Максим. А она забрала его у меня.
– Теперь твоя сестра мертва.
– К сожалению, Максим тоже, – с тоской произнесла Татьяна. – Лучше бы в той аварии погибла сестра со своей малолеткой, – столько злобы появилось в до этого нежном голосе тети, что Даша чуть не закричала от боли.
– Дорогая, я сочувствую твоей скорби.
– Каждый день, смотря на нее, я представляю, как бы это было, если бы вместо него погибла Даша. Я бы утешала его, стала бы его отрадой, родила бы ребенка, и он забыл бы о моей сестре и их дочери. Ну почему она тогда не поехала с матерью? Почему он не остался дома, как планировал?
– Откуда ты знаешь, что он должен был остаться? – звук наполняющегося бокала говорил о том, что женщины приправляют свой откровенный разговор алкогольным напитком.
– Да эта дуреха рассказала, что первоначально они с матерью должны были поехать за покупками, а потом Максиму позвонили и они, оставив Дашу дома, уехали вдвоем по делам фирмы.
– Какая ирония!
– Я всю жизнь любила его! – выкрикнула Таня. – Готова была на все ради него, а он выбрал мою сестру. И к чему это его привело? Глупая смерть! – женщина опрокинула в горло очередную порцию алкоголя.
– Все знали, что он был твоим наваждением.
– А теперь мне приходиться утешать ее отродье, чтобы не вызывать подозрений!
– Все равно не понимаю, зачем ты так пресмыкаешься? – допытывалась подруга.
– Игорь посоветовал завязать с ней хорошие отношения. И это оправдало себя, когда на прошлой неделе к нам заявился соцработник, девчонка заверила ту, как ей со мной хорошо.
– Игорь – это адвокат Максима?
– Да, его близкий друг, – пауза и новый глоток, – и мой любовник.
– У тебя все схвачено, подруга, – похвалила Светлана.
– Конечно. Я должна была подстраховаться. Влюбить этого идиота в себя не составило труда, и, должна признать, это была гениальная идея. Его помощь мне просто необходима.
– И сколько тебе играть из себя любящую мать?
– До двадцатиоднолетия Дашки. Здесь даже Игорь не в силах помочь.
– Шесть лет. Нехило, – собеседница присвистнула и плеснула в бокал очередную порцию обжигающей жидкости.
– Ничего, как-нибудь перетерплю. Зато потом преподнесу этой принцессе горький урок!
– И разобьешь ее розовый мир вдребезги?
– Я поступлю так, как мечтала поступить со своей сестрой. Та тоже жила в своем идеализированном розовом мире, обожаемая всеми. Маша украла у меня любовь родителей, а потом и Максима. Она заслужила свою смерть, а я ее деньги, – слова, словно острые ножи, врезались в измученную душу девушки.
Глаза заполнили слезы, и она прижала руку ко рту, сдерживая горестный крик. Девушка тихо развернулась и вышла из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтобы женщины не догадались о ее присутствии. С застывшей маской неверия на лице Даша побрела по улице, спотыкаясь от бессилия. Завернув за угол, девушка обхватила себя руками, дрожа и вспыхивая. Неужели это ее родная тетка? Столько злобы и горечи было в голосе, который еще вчера шептал слова утешения. Тепло, которое, казалось, тетя отдавала безвозмездно, оказалось лживым и обманчивым.
Девушка быстро шла вперед, не замечая ничего вокруг. Горькие слезы покатились по лицу, размазывая тушь. Она дошла до обустроенной детской площадки и села на качели, сжав руками металлическую цепь. Ноги рефлекторно отталкивались от земли, и она слегка раскачивалась, опустив голову вниз и закрыв длинными волосами лицо.
Все что Даша ощущала сейчас – это опустошение. Словно она снова потеряла дорогого человека, и теперь уже рядом не было никого. Боль душила изнутри, разрывая на части. Как могла женщина, которая дарила ей каждую свою минуту на протяжении этих месяцев, оказаться такой гнилой в душе? Тетя Таня была хорошей актрисой, даже слишком. Даша не просто поверила ей, она искренне полюбила ее, считая женщину своей второй матерью, которая появилась рядом в трудную минуту. Ложь. Все было ложью. Жестоким спектаклем ради денег и мести.
За болью пришел обжигающий гнев. Ей захотелось вернуться домой и ворваться на кухню, чтобы высказать своей родной тетке все, что лежало сейчас у нее на сердце. Засмеяться в лицо. Сказать, что ее гнусные планы раскрыты, и теперь ей не достанется ни копеечки. Только здравый смысл взял свое, подсказав, как это будет глупо. Она была несовершеннолетней, а тетя – умудренной жизнью женщиной, которую поддерживал теперь даже адвокат отца. Дядя Игорь – продажная гнида. Нет, она должна была хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Предательство людей, которым доверяли ее родители, заслуживало наказания. Сильного, болезненного удара в спину, такого же, как они подставили им.
И вот за гневом в дверь ее сознания постучала ненависть. Это чувство обжигающей волной накрыло девушку. В больнице она возненавидела жизнь и судьбу, которая жестоко посмеялась, сделав ее сиротой, но сейчас это чувство нашло своего истинного адресата. Цель, на которую можно было выплеснуть этот яд ненависти. Ее тетя не была повинной в автомобильной аварии, но она желала ее. Каждый день своей жизни она желала несчастья и смерти своей сестре. И, возможно, за пятнадцать лет эта гнетущая энергия нашла свою жертву.
Да, подумала Даша, тетя косвенно причастна к гибели ее родителей. Наверное, даже на похоронах она радовалась и ликовала от своей удачи. Таня, не могла Даша больше называть ее тетей, лишила ее всего: тепла, защищенного дома, любви, веры в людей, надежды на будущее. Жизнь перестала светиться красками, стала серой, темной и унылой, какой она и была на самом деле. Люди сами выбрали такой мир. Прогнившее общество, погрязшее в своих пороках. Детей оберегали от этой правды, от жестоких уроков и неверных решений. Только вот ее больше некому было беречь. Ей мир открылся полностью, не просто поднял занавес, а спалил его на костре боли и предательства. Вот чем было ее взросление.
Даша снова и снова задавалась вопросом: почему хорошие люди, такие, как ее родители, так скоропостижно прощались с жизнью, а прогнившая изнутри Татьяна радовалась каждому дню и жила легко? Откуда в мире эта несправедливость? И как ее изменить?
Сейчас девочка полностью ощутила свое одиночество. Ей было не к кому обратиться за помощью и попросить совета. В этом мире рядом с ней не осталось ни одного близкого человека. Даша могла полагаться только на себя и понимала, что ей придется научиться не только выживать, а жить по определенным правилам. Она не просто собиралась сама руководить своей жизнью, а показать своей драгоценной тетушке, из какого теста сделана ее племянница.
Больше не будет слез. Ни капли. Пустота, что пылала в душе, наконец, нашла свое место. Теперь она обрела истинную цель в жизни. Цель, ради которой она была готова на все. Месть. Это сладкое слово нектаром разлилось по ее телу, принося удовольствие. Словно в ней родилось что-то новое. Злое и жестокое, но в то же время такое правильное и необходимое, чтобы выжить.
Девочка понимала, что ненависть и месть потребуют всей ее энергии. Она никогда не должна будет поддаваться другим чувствам – тем, что были в ее прошлой жизни, которая ушла со смертью родителей. Никогда и никому больше она не сможет довериться. Никогда она не совершит повторно эту ошибку. Урок нужно усвоить, иначе он повторится, и не раз. Теперь она будет жить только ради одной цели – превратить каждый день жизни тети Тани в ад. А это означало, что пора новой ей возвращаться домой. Достаточно прятаться и оттягивать этот момент. Сегодня она уже во второй раз переступит порог дома, но этот раз будет кардинально отличаться от предыдущего. Тогда глупая наивная девочка жила в своем мире иллюзий, сейчас эта девушка разбила стекло и внутренне повзрослела на несколько лет.
Подойдя к дверям, Даша остановилась на секунду и усмехнулась. Для тети Тани она должна вернуться, как обычно возвращалась со школы домой. Но она замерла, не в силах нацепить на лицо маску и притворяться перед женщиной. Не хватит у нее столько сил, чтобы высказывать почтение и любовь этой суке. Но открывать карты о знании ее замыслов тоже не стоило. И тут девушка поняла: а зачем, собственно, притворяться милой и доброй, когда ей по возрасту положено быть злой и агрессивной? Ее ненависть и презрение можно было объяснить подростковыми гормонами и недавно пережитым горем. Только проявлять их стоило постепенно.
Таня хотела казаться любящей матерью, и Даша с того дня дала ей ощутить в полной мере, что это такое – воспитывать тяжелого подростка. В свои пятнадцать девушка стала изрядно посещать различные вечеринки, появляясь домой только под утро, а иногда пропадая на несколько дней. После этого последовали вызовы в школу и ссоры с дорогой тетушкой. Запреты со стороны опекунши только раззадоривали племянницу. В шестнадцать Даша заядло курила сигареты с местными байкерами, сделала себе пирсинг и частенько убегала из дому. В семнадцать она начала незаконно участвовать в уличных гонках, после этого последовали вызовы в ментовку. Нервотрепка и хамство стали привычной формой общения между родственницами. В восемнадцать Даша дошла до срыва свиданий и флирта с Таниными мужиками.
