Нам ничего не оставалось, как будить Стэнли. Занятие было скверным: мы все испытывали к парню жалость и презрение.
Стэнли, как и мой друг, проснулся от воды, выплеснутой в физиономию. Мы долго не могли привести его в чувство. Не похоже, чтобы он играл в спящего. Можно недооценивать его по многим пунктам, но что касается артистизма, то такого пункта насчёт Стэнли просто не существует.
Дед открыл окно, чтобы Стэнли скорее пришёл в себя, и стоячий душный запах в комнате быстро сменился ночным отрезвляющим воздухом.
Стэнли сел в кровати свесив ноги. Взъерошенные клоки волос, открывающие две большие залысины, широкое, как у Рэя, лицо, помятое и опухшее, словно после затяжной гулянки. В обычных обстоятельствах его лицо бывало даже приветливым, но с этим явлением в деревне не многие сталкивались. И этому типу тридцать пять лет. Выглядел он как проспавший все уроки школьник. Крупные сильные руки упирались в край кровати, пока челюсти лунатически перемалывали что-то.
Услышав про убитого отца, Стэнли не проронил ни слова. Попросил сигарету. Инспектор протянул из своей пачки вместе со спичками. Затянувшись, Стэнли окинул нас беглым взглядом. Клянусь, мне казалось, он сейчас заржёт во всю глотку и отвесит нелепую шутку. Наверное, мне бы этого хотелось, потому как жалость к нему в тот момент перевешивала.
Стэнли спокойно спросил, выдувая дым:
– Кто убил старика?
– Пока не знаем, – объявил инспектор. Затем добавил: – Вас не шокирует новость?
Стэнли задумался.
– Нет. Не шокировала.
– Вы объясните?
– Что объяснить? А почему я должен быть шокирован?
Инспектор глянул на деда, на нас.
– Кто-то хотел смерти вашего отца? Вам что-то известно?
– Ни черта подобного. – Стэнли поморщил лоб. – Чёрт подери, голова раскалывается.
Он докурил, потушил сигарету о блюдце у изголовья, спрыгнул вниз с верхнего этажа двухъярусной кровати. Глянул в окно, где бились о скалистый берег волны.
Инспектор сделал шаг вперёд.
– Мистер Кампион, в шесть часов вечера вы отправились в свою комнату, верно?
– Ну.
– И больше никуда не выходили до сих пор?
– Никуда. Спал как убитый. Старика это огорчило, – Стэнли хмыкнул.
Инспектор поводил пальцем по лбу, размышляя.
Наконец он сказал:
– Похоже, более вы нам ничего не поведаете?
Стэнли обернулся, его челюсти продолжали сомнамбулически двигаться, а взгляд ничего не выражал. Кажется, мы были для него абсолютно чужими людьми в тот момент. Он отрицательно покачал головой.
Тогда инспектор немного изменил заданный вопрос:
– Вы уверены, что у вашей семьи не было врагов?
– Ерунда, – сказал Стэнли.
– А у вас лично?
– Ерунда, – повторил Стэнли.
Инспектор понимающе покачал головой.
– Примите мои соболезнования, – сказал он.
Стэнли глянул в нашу сторону, но промолчал. Как только мы стали выходить, он неожиданно произнёс:
– Я слышал, как он говорил по телефону.
– Так, – инспектор резко двинул обратно. – Продолжайте.
Мы медленно потянулись следом.
Стэнли чему-то усмехнулся.
– Он говорил о наркотиках. Я думаю, это касалось Джозефа, – с неохотой процедил он.
– Когда это было? – инспектор достал записную книжку и ручку.
– Дня два или три назад. А может, и неделю…
Я видел, как инспектор быстро нарисовал 2-3-7 в блокноте.
– Старик думал, что он один в доме, но я тогда задержался. Понимаете? – Стэнли глянул на инспектора исподлобья и добавил дерзким голосом: – Я был с невестой у себя в спальне.
То есть здесь, подумал я.
– Я провёл Джуди, а на обратном пути слышу, старик рвёт и мечет у себя в кабинете. Дверь была приоткрыта. Мне стало вдруг интересно.
«Впервые в твоей поганой жизни тебе стало интересно, распросукин ты сын!» – мысленно озлобился я.
– И что конкретно вы слышали?
– Курево найдётся ещё? – помолчав, спросил Стэнли.
Из пачки инспектора он взял две сигареты и одну сразу убрал за ухо. Инспектор чиркнул спичкой. Затянувшись, Стэнли звучно выдохнул через рот.
– Какая-то ругань, я не разобрал, что к чему. – Стэнли лениво потёр шею большим пальцем руки, державшей сигарету. – Вроде бы старик узнал, у кого Джозеф брал наркоту. Не знаю, где он телефон раздобыл, наверное, в тайнике Джозефа. – На последних словах Стэнли вновь ухмыльнулся. – Братишка скрытничал, со мной не делился.
– У брата был тайник?
– Наверняка. Не спрашивайте где, всё равно не знаю.
Бегло нацарапав что-то в своих записях, инспектор сказал:
– Ваш отец собирался увидеться с тем человеком?
– Думаю, да. Да, сейчас точно помню.
Здесь Стэнли потянул руки вверх и громко зевнул.
Я чувствовал недоумение, неловкость и отвращение, даже отводя глаза в пол.
– Отец вроде бы просил встречи с тем типом и как можно скорее. Вроде он переживал, что Джозефу вконец худо.
– Как вы считаете, ваш отец рассчитывал переговорить и разобраться каким-то образом с наркодилером? – спросил инспектор.
Стэнли засмеялся. Этот ублюдок совсем не отдавал себе отчёта в том, что произошло.
– Разобраться? Ха! Он бы ему пересчитал все зубы, а потом, – свистнул Стэнли, – в ящик и под землю заживо, как пить дать! Вот и весь разговор.
Инспектор и все мы стояли истуканами и смотрели на зашедшегося хохотом детину. Чуть погодя Стэнли успокоился, его широкая физиономия приняла привычное брюзгливое выражение, одна рука по-прежнему не вылезала из кармана.
– Ваш отец говорил вам, для кого заказал гарпуны?
Стэнли вновь уставился в открытое окно.
– Я в эти дела не лезу, – сказал он. – Моё дело – маяк.
– И всё же…
– Ничего он мне не говорил! – рявкнул Стэнли, обернувшись. – Я же сказал, мне это неинтересно. Я сказал всё, что знаю. Из-за Джозефа его прихлопнули. Ясно?
– В каком смысле?
– В прямом. – Стэнли выкинул окурок в окно. – Старик, я уверен, назначил встречу тому типу с зельем. Ну, должно быть, не подрассчитал силы. Тот, наверное, дятел выше него на две головы был. Зарубил без разговоров. Старик и понять ничего не успел.
Никто не переглянулся, все продолжали сверлить взглядом доски под ногами. Инспектор закрыл записную книжку и положил её вместе с ручкой во внутренний карман пиджака, затем он принёс ещё раз свои соболезнования, и мы все тихо удалились.
В магазине мы обнаружили неожиданного посетителя. Вид Джона Макэвоя был встревоженным, но только самую малость. Врачи умеют держаться хладнокровно в эмоциональных ситуациях.
Макэвой сказал:
– Это правда?
– Смотря, что вы называете правдой, – уклончиво ответил инспектор.
– Жена говорит, Рэй Кампион мёртв?
– Убит, если точнее.
Макэвой мрачно кивнул.
– Когда это произошло?
– Сразу же после того, как вы ушли от него.
С минуту все молчали.
– Это точно?
– Мистер Тёрнер обследовал тело. Если бы не ваша жена, это могли бы сделать вы.
– Понятно, – сказал Макэвой.
– Вы говорили, что для чего-то ходили к мистеру Кампиону, – не сводил глаз с собеседника инспектор. – Не могли бы вы рассказать подробнее о вашем визите на маяк?
– Конечно. Дайте сообразить. – Джон Макэвой прикусил губу, и морщина меж его бровей стала резче, одна рука скользнула по пиджаку вверх к груди, но тут же опустилась обратно. – Так, значит. Я был в городе на вызове. У миссис Динн было подозрение на инсульт, но всё обошлось. Никого из местных врачей она видеть не хотела и послала за мной. Покончив с делами, я выехал из города и направился в Сент-Фоуи.
– В котором часу это было?
– Примерно без двадцати семь. Так, кажется. Я доехал до дома, должно быть, было уже четверть восьмого, оставил машину и сразу отправился к Кампиону. У магазина я встретил мисс Вудс, от неё узнал, что Кампион на маяке, и отправился к нему на маяк. Так получается. – Руки Макэвоя опустились в карманы пиджака, но вскоре вынырнули и сцепились за спиной.
Инспектор сделал необходимые пометки в записной книжке.
– О чём вы беседовали? – спросил он.
Джон Макэвой нашёл вопрос странным.
– О чём может говорить убитый горем отец – о сыне, разумеется. Я пришёл выразить ему поддержку и принести свои извинения, что не был на «большом чае».
– Вы пробыли наверху…
– Не больше трёх-четырёх минут. Не хотелось давить на рану.
– Он был один?
– Кампион? Ну да, один.
– Скажите, в каком настроении он пребывал?
На этот раз не только Макэвой – мы все сочли вопрос неуместным.
– Я полагаю, что уже ответил на этот вопрос, – сказал врач.
Инспектор кивал, хотя в глазах его таилась какая-то уловка. Макэвой, впрочем, был не робкого десятка – он превосходно держался.
– Кроме мистера Гарфилда и его внука вы встречали кого-нибудь на обратном пути?
– Никого, – прозвучал ответ.
– Ясно, – чуть подумав, инспектор спросил: – Надо полагать, вы были в хороших отношениях с убитым?
– О, безусловно. Он был замечательным человеком, мы ладили как соседи и вообще.
– Мистер Макэвой, попытайтесь вспомнить, – говорил инспектор уже более мягким тоном, – когда вы разговаривали, было ли открыто окно?
Джон Макэвой напряжённо нахмурился.
– Кажется, закрыто, но я точно не помню. Погода была ветреная, вряд ли Кампион захотел бы открывать окно, – и, подняв взгляд, спросил: – А это важно?
Инспектор сделал неопределённый жест в воздухе.
– Сейчас всё важно.
Макэвой кивнул.
– Разумеется.
– Вы не помните, мистер Кампион ожидал кого-нибудь?
– В каком смысле? – спросил Макэвой.
– Он вам не говорил, что к нему должны были прийти с минуты на минуту?
– Н-нет, такого не было.
– А как насчет гарпунов? Он вам не говорил о них?
Джон Макэвой сглотнул, оставаясь непоколебимым.
– Ни о чём таком мы не говорили. Я приходил, только чтобы сказать, как соболезную его утрате.
– Конечно, – кивал инспектор. – Это всё, о чём вы говорили, – кивнул он утвердительно, не сводя глаз с доктора.
– Это всё, о чём мы говорили, – сказал Макэвой.
Инспектор постучал ручкой по своим записям.
– Пожалуй, мне не стоит более задерживаться, – заторопился доктор. Его пальцы мяли край пиджака.
– Ещё немного, мистер Макэвой, – сказал инспектор сухо. – Были ли у вас какие-нибудь нерешённые дела с убитым?
Ответ прозвучал спокойно, уверенно:
– Никаких, смею вас заверить.
– Мистер Макэвой, могу я попросить вас показать мне ваш платок?
Кажется, мы все напряглись, как будто готовились к чему-то нехорошему. Все, кроме Макэвоя, – его просьба инспектора никоим образом не удивила.
– Конечно, вот. – Доктор достал из кармана пиджака немного смятый кусок серого хлопка.
Инспектор взял платок, повертел его, заглядывая под каждый угол.
– Без инициалов, – сказал Макэвой.
– Вижу, – инспектор передал платок хозяину. – Спасибо, что зашли.
Джон Макэвой попрощался и вышел из магазина.
– Будем искать телефонного собеседника, – сказал инспектор, провожая взглядом мрачную фигуру доктора. – Вы ничего не знаете об этом?
Мы помотали головами.
– Странно, что Рэй мне ничего не сообщил, – пожал плечами дед. – Мы ж вместе искали тайник Джозефа, где он прятал наркотики.
– Видимо, Рэй Кампион нашёл только записку с телефонным номером, – сказал инспектор, проглядывая свои записи. – Чёрт возьми, – он тяжело выдохнул через рот, и до нас долетел неприятный запах. – В голове маячит по-прежнему эта ваша лодка с крестами. – Он глянул на меня, затем, обращаясь к нам с Адамом, добавил: – Необходимо сразу сообщить полиции, если кто-нибудь увидит треклятую лодку. Мы тоже будем искать. Ясно?
Мы кивнули. Инспектор выругался и спрятал записную книжку в карман.
– Объявим в розыск. Пока что у нас два явных мотива, – сказал он, заправляя выбившуюся из брюк рубашку. – Либо наркодилер убил недовольного отца своего клиента, либо это сделал Стэнли из-за денег.
Дед упрямо помотал головой.
– Я понимаю, что вы чувствуете, мистер Гарфилд, – кивнул инспектор. – Поверьте, я бы сам хотел видеть на виселице подонка, торговавшего зельем. Но мы не можем исключать очевидное. Стэнли не ребёнок, каким вы его видите до сих пор, – он откашлялся. – Да, вот ещё. Мистер Гарфилд, когда вы спустились после того, как разбудили Адама, вы нашли внизу всех вместе или кого-то не было?
– Все были внизу, – сказал дед.
– Вы уверены?
Дед уставился в бесстрастное лицо инспектора.
– Уверен. Все были внизу. Только никто не разговаривал.
– Что каждый делал?
– Летисия была за столом, а Джуди, кажется, возвращалась из клозета.
– А Тёрнер?
– Он тоже был внизу, вернее, его спина. Он всё время простоял на улице перед входом под козырьком и дымил.
– Ясно.
На этом инспектор покончил с вопросами и откланялся.
Дед, Адам и я расселись кто где. Спать никто не собирался, хотя мы с дедом не спали уже сутки. Тем более что мне не хотелось подниматься к Стэнли. Не знаю, как назвать это чувство. Не жалость уже, не презрение. Скорее категорическое непонимание, а может, и ненависть. Как можно было отнестись к смерти отца и брата столь циничным образом?
Пока я ломал голову над своим отношением к Стэнли, это случилось – дед зарыдал. Не как мисс Вудс, разумеется. Тихо, беззвучно. Слёзы текли ручьями. Дед сидел за столом, сокрыв руками унылое лицо, постаревшее за ночь на десяток лет. Я уверен, он оттолкнул бы меня и обругал, подойди я к нему и обними. Это не та порода людей. Вы должны забыть, что видели. Морские дьяволы не плачут. Им достаточно знать, что вы рядом, и это вся поддержка, которую они готовы от вас принять.
Только сейчас я задумался: убийца ведь был наверху, когда мы с дедом ходили рядом с маяком. Даже когда вошли внутрь и глядели наверх, убийца мог быть всё ещё там и слышать, как мы вызывали Кампиона, и поднимись мы тогда, возможно, его застали бы.
Кто мог это сделать? Кому потребовалось убивать Рэя Кампиона, да ещё так зверски? Кому принадлежал этот гарпун? Кому потребовалось красть его с места преступления? Я решил, что хозяин гарпуна и убийца – разные люди. Иначе убийца вытащил бы гарпун сразу. А вот кем был похититель гарпуна? Может, его хозяином, который сам не убивал, но знал о преступлении? Или убийцей, который задним числом сообразил, что по оружию и его хозяину можно выйти на него самого?
В спальню не пошёл никто. Адама сморило прямо за столом.
С первыми лучами солнца в магазин явилась мисс Гилберт с корзиной для покупок. Кое-как придя в себя к утру, дед поприветствовал её, заметив, что ещё не открывал для покупателей.
– Ах, разве? – взметнулись костлявые дряблые руки. – Да я думала, раз случилось такое, уж всяко вы и открыты уже, раз с вечера не закрывали.
Дед покачал головой, тихо произнеся:
– Странно такое думать.
Мисс Гилберт – неудачный вариант Летисии Вудс. Суть та же, вот только готовить она не умеет, голос её небогат разнообразием, а откровенно зануден. Внешне – неопрятная старуха, хотя не удивлюсь, если она моложе мисс Вудс. Главное топливо в жизни мисс Гилберт – сплетни, но, как правило, Летисия всегда её опережает. У Летисии есть стиль, если можно так выразиться. Мисс Гилберт же – одна из многих.
Тем не менее этим утром мы вынуждены были держать оборону.
Мисс Гилберт разъяснила нам:
– Пышка Пэм у нас не открывает раньше десяти – лежебока, как и её мать. Любит поваляться! А мне с утра позарез нужна крупа перловая для моей знаменитой похлёбки! Что прикажете делать? Пришлось ковылять через вереск к вам. Я подумала…
Дед перебил её:
– Разумеется, мисс Гилберт. Вы правильно сделали, что пришли.
Видно, решил поскорее от неё отделаться, да не тут-то было.
Мисс Гилберт кивнула.
– Мистер Макэвой заходил к вам, да? – принялась она за осаду.
Джон приходил среди ночи. Откуда, чёрт подери, ей это известно? Хотя какая разница?
– Заходил, – признал дед.
– Бедняжка. У них совсем нет денег. Да ещё и подозревают его теперь, – голос мисс Гилберт чуть дрожал, ведь его хозяйка была крайне огорчена соседскими проблемами. – Ну вот что я вам скажу: он еле держится за свою работу. Так что мало ли…
– В каком смысле? – спросил дед.
– Ну, мало ли зачем он там ходил к Рэю. Это ничего не доказывает.
– А что это должно доказывать?
– Ну как что? Что он последний, кто видел Рэя. Ведь он просил у Рэя взаймы, но тот отказал. Ведь так? Да ещё платок этот с инициалом Джона… Раз уж мы разговариваем, не завернёте мне толокна?
Дед в изумлении поднял брови.
– Вы же похлёбку собирались готовить?
– У меня всё равно нет тыквы, – отмахнулась мисс Гилберт. – Давайте-ка, взвесьте фунт толокна. Отварю потроха, так что можете зайти на обед.
– Благодарю, мисс Гилберт.
– Ерунда какая! Заходите и Джозефа берите. – Махнула она в мою сторону.
– Это очень великодушно с вашей стороны.
– Только глупости не говорите. В вашем состоянии кто-то просто обязан за вами присматривать. – Нижняя челюсть мисс Гилберт тряслась от удовольствия, с её губ капельками слетала слюна.
– Мисс Гилберт, я Макс, – сказал я.
Она вытянула ссохшуюся физиономию.
– Кто?
– Это Макс, мой внук, – сказал дед. – Вы забыли?
– Ничего я не забыла. Давайте, заворачивайте.
Я помог деду с упаковкой толокна, лишь бы эта неприятная женщина поскорее ушла.
Мисс Гилберт вздохнула.
– Чудесная семья. Да разве можно так, а? Сыпаться несчастьям одному за другим! Просто кара небесная.
– Вы Кампионов имеете в виду? – спросил я.
Посетительница вновь уставилась на меня, будто вопрошала, кто я вообще такой. Затем, сдвинув жидкие брови, значительно произнесла:
– А? Ну да, и их, конечно, тоже. А Джон Макэвой ни в чём не повинен, запомните. Чудесная у него семья. Я ходила к ним на днях, траву отнесла им, Ровена как-то просила. Всё-то у них в доме неладно.
Я поставил пакет на прилавок, постаравшись при этом, чтобы он шлёпнул погромче. Может, эта ржавая мисс прекратит скрипеть и уберётся восвояси со своим толокном? Но какое там!
– Девица эта новая, с веснушками, что у них работает, всё мне рассказала, пока я в передней ждала. Говорит, её хозяева ссорятся постоянно. Это и на ребёнке их отражается. Ну, думаю, опять сплетни, не иначе. А он, когда вышел, весь в слезах был, глаза красные, чихает. Бедное хворое чадо. Совсем больное. Ну надо ж было таким уродиться! Ровена его всё пытается вылечить. А ребёнок-то – полное отражение отношений родителей. Вот не заладилось-то. – Мисс Гилберт наконец глянула на пакет. – Мистер Гарфилд, я понимаю, вам не до этого, у вас тут смерти, убийства, но не могли бы вы мне дать толокно в кредит? Я такая глупая, представляете? – Она повернулась к нам с Адамом и весёлым громким голосом продолжила: – Корзинку взять-то взяла, а кошелёк забыла! Ну? Представляете?
– Представляем, – хмуро сказал я.
– Ну какая же я глупая! Так вы не возражаете, мистер Гарфилд? Забыла кошелёк!
– Разумеется, мисс Гилберт, – вздохнул дед. – Такое случается каждый раз, когда мы идём за продуктами в шесть утра.
Мисс Гилберт сарказма не понимает.
– Вот спасибо! Рада, что вы не утратили чувства милости, хотя у вас такое горе.
– Ну что вы, мисс Гилберт.
– Я пошла. А то ведь столько дел ещё. Да и у вас, наверное, накопилось. Я потом занесу должок.
Дед кивнул.
– Не утруждайтесь понапрасну.
Мисс Гилберт ушла. Рассеялась, как утренний туман. Разумеется, дел у неё по горло. Растрезвонить там, где ещё не гремел рупор мисс Вудс.
А потом, разумеется, по воле судьбы-злодейки мисс Гилберт будет вынуждена ковылять из восточной части сюда, чтобы отдать деньги, а заодно – раз уж так сложились обстоятельства и она снова здесь – разузнать новые подробности.
Завтракали мы вчетвером – спустился Стэнли. Его первыми и единственными за всё утро словами были:
– Слава богу, эта женщина ушла. Терпеть не могу, как она пресмыкается.
Он, конечно, имел в виду Летисию. Навряд ли мисс Гилберт хоть раз заговаривала с ним, тем более пресмыкалась.
После трапезы мы с дедом и Адамом вышли прогуляться к маяку, и нас овеял утренний бриз, и прохладная свежесть приятно стала проникать под одежду. Долгое время я не знал другого лета, потому что всё детство приезжал только сюда, на север, чтобы побыть с дедом и поиграть с его лодкой, и каждый день ощущать на языке привкус морского ветра и соли. Я носился по воде и пугал заплутавшую олушу[22], и каждый раз изничтожал новую пару ботинок. Я по-прежнему возвращаюсь в своё прошлое, когда бываю здесь, оттого сильнее теперь чувствую, как у меня его отбирают.
Рэй Кампион – часть той дорогой мне жизни, такая же, как и Джозеф, и как маяк, на который мы с Адамом взбирались и играли в смотрителей. Сейчас он стал местом жестокой драмы, и детство моё, к которому я так трепетно относился до той поры, вытоптали и смешали с грязью. Буквально – с кровью.
Над нами сияло всё ещё прохладное солнце, и я услышал, как Адам, шаркая по траве, сказал негромко:
– Гарпун как будто прилетел в окно и улетел обратно.
– Почему в окно? – удивился я. – Тёрнер сказал же, убийца стоял рядом, когда закалывал Кампиона.
– Да я знаю, знаю! А мне представилось вдруг, что гарпун этот – вестник злого рока. Он ворвался через окно, оповестил о грядущих несчастьях и скрылся обратно. Есть в этом что-то мистическое, дьявольское.
– Гарпун дьявола, – обронил дед.
Маревое оцепенение мгновенно слетело с меня.
– Почему ты это сказал?
Дед приподнял кустистые брови так, что они стали похожи на двух парящих чаек, потёр лоб большой морщинистой рукой и со вздохом сказал:
– Так мы называли всякий гарпун, который был использован не по своему прямому назначению.
– Так можно и про любой кухонный нож сказать. В рыбной лавке, например, один рыбак вспылил и заколол другого во время разделки. И при чём тут дьявол?
– Боюсь, что не так, – устало вымолвил дед.
– Не вижу разницы, – упорствовал я.
– По старому поверью, дьявол всегда пользовался гарпуном в виде трезубца, – пояснил дед. – Кто-то звал его богом морским – Нептуном или Посейдоном. Мы на судне всегда считали, что это лишь чёрт, а какой у него гарпун, дело десятое. В добро он его не употребит.
Усталость подкрадывалась по всему телу к голове, я чувствовал, как мой физический резерв пустеет, но мысль о чёрте закралась слишком глубоко, чтобы просто забыть о ней, и я терпел её ещё минут десять, пока мы бродили вдоль берега.
Я никогда не верил ни в одну религию, поэтому мне нравились дедовские объяснения по разным вопросам, выдуманные скорее для потехи. Хотя моряки суеверны, но далеко не все. Некоторых, как деда и его соратника Кампиона, к примеру, никогда не пугал выход в море в пятницу, а уж сколько плевали нерадивые моряки у них на палубе, не счесть.
Что касается морского дьявола, мне была очень по душе дедовская трактовка. Мне явственно представлялся чёрт с гарпуном. Нож не выглядит так внушительно, пистолет – слишком прозаически. Чёрт обязательно захочет, чтобы вы подошли к нему поближе, доверившись, как простачок, и тогда он предстанет самим собой, вытащит гарпун из-за пазухи.
– Хотя нет, – сказал Адам. – Гарпун не был вестником, он был свидетельством злого рока, потому что вестник был за ночь до этого.
– Джозеф? – спросил я.
Мой друг кивнул.
Мы дошли до белокаменной башни маяка и посмотрели вверх, туда, где была лавка свиданий. Вечером стремнистый[23] выступ можно было только угадывать, сейчас же всё было зримо и банально. Сейчас убийце вряд ли удалось бы скрыться.
Я прищурился, воображая, что могло произойти вчера.
– Как думаешь, – обернулся я к другу, – и вправду невозможно такой гарпун запустить со скалы?
– Немыслимо, – категорически сказал Адам, поправляя на носу очки. – Гарпуны не летают как стрелы. Тем более такие, в которых три с половиной фута.
– А если арбалет? – не отступал я.
– Тогда скорее гарпунная пушка, – сказал дед. – Но она очень громоздкая.
– А если учесть, что видимость была нулевая, попадание в цель с пятнадцати ярдов равно нулю, – настаивал Адам.
Я и сам понимал, насколько глупа эта мысль. Но я уже не чувствовал ни головы, ни ног, и мне было сейчас всё равно. Мы повернули обратно. Вдруг ещё одна мысль, показавшаяся мне странной, всплыла, как потревоженный песок со дна моря. Это случилось у крыльца дома:
– Не пойму, зачем инспектор спросил у Стэнли, есть ли у него враги. У него лично. Он думает, Стэнли хотят подставить?
К моему удивлению, Адам ответил сразу и совсем тихо:
– Нет. Он считает, что хотели убить Стэнли.
Вот чёрт! До меня только сейчас дошло: убийца не знал, что на дежурстве будет не Стэнли, а его отец. Значит, Кампиона могли убить по ошибке?…
Когда я проснулся, на часах был полдень. Адама нигде не наблюдалось, как и Стэнли. Вставать не хотелось. Я потянулся со своей верхней кровати вниз и схватил с тумбочки Адама сигареты. Под ними лежала книга в обложке холерных тонов, под стать названию – «Тайна жёлтой комнаты» Гастона Леру[24]. Детектив, вышедший сорок лет тому назад и произведший фурор, стал бестселлером на десятилетия. Адам рассказывал, в чём там суть. Восемнадцатилетний парень распутал загадку, которая оказалась не по зубам всей полиции Франции. Абсурд на ровном месте.
Адам проникся детективами в школе наравне с книгами Эдвина Сатерленда[25] и учебниками по биологии. Тогда и выяснилось, что это совершенно не мой жанр. Я не полюбил криминалистику выходного дня за внимание публики, несправедливо легко достающееся её тщеславным сочинителям, и за то, что из обычных людей там клещами тянут самое низменное, обнажая их пороки, а то и толкая на преступление. У них часто люди порядочные становятся убийцами.
– Зачем они это делают, писаки чёртовы? – говорил я. – Понятно, что у каждого есть скелеты в шкафу и разной глубины второе дно. Зачем насильно выуживать из людей?
Моим очевидным вторым дном выступал байронический герой, глубоко засевший во мне. Лорд Байрон задумывал Чайльд-Гарольда как революционера, а на деле вышел мрачный и разочарованный скиталец-мизантроп. Герой даже больше походил на отрицательного, а симпатии к нему рождались благодаря его загадочности и напускному романтизму вперемешку с высокомерием и тонким цинизмом. Вот и я временами ощущал себя таким, а может, просто хотел им быть в силу незрелости жизненных воззрений.
Над своей кроватью я повесил небольшой снимок Энтони Жака Мэнтла[26] и его крылатого коня DH.9A, одномоторного лёгкого бомбардировщика. Экземпляр не из числа моих фаворитов, несмотря на замену в нём маломощного шестицилиндрового двигателя из предыдущей модели на американский V-12 Liberty. Я вижу себя за штурвалом не военного, а более позднего частного красавца серии Waco F[27]. Что касается Мэнтла, то он не перелетал Атлантику, как много позже сделал Чарльз Линдберг[28], и не возглавлял захватывающий рейд по Японии, как Джимми Дулиттл[29] несколько лет назад. Мэнтл вызвался добровольцем в Королевскую военно-морскую службу в семнадцать лет. В восемнадцать его назначили вторым лейтенантом на испытательном сроке.
Мне стукнет восемнадцать в сентябре. Чёрно-белое присутствие Мэнтла в моей комнате стимулировало меня духовно. Я понимал, что до того, как меня засадят в университет Глазго, как Мэнтла в тюрьму в Москве, у меня был шанс, хоть и мизерный, стать вторым помощником авиатора. В теории я знаю о внутренностях бипланов довольно много, хотя до сих пор мне доводилось чинить только мебель, бытовую технику и дедовский «Форд».
Я докурил и потушил сигарету о блюдце. Курить я, к слову, начал этим летом, назло отцу. То же самое насчёт спиртного. Отец ещё не в курсе этих дел. Но, по-видимому, так я решил начать обозначение границ своей свободы. И, возможно, я сейчас, как Третий рейх, – от злости и твердолобости захожу туда, куда не следует. Я знаю, по возвращении домой меня ждёт серьёзный разговор. Но я к нему готовлюсь. Надеюсь, к моменту, как мы засядем с отцом друг против друга, я буду держать сигарету так же невозмутимо и дерзко, как Черчилль свою любимую гаванскую сигару.
Я принял душ, истратив воды вдвое больше, чем разрешал дед. Хотел смыть с потом и грязью весь вчерашний день. К тому же я не сильно переживал за растраты теперь, когда дом опустел на две души. Нерастраченная вода, решил я, как вещи покойника, – обязательно кому-то достанется. Закрутив кран, я вышел из ванной. Сделал несколько упражнений, пока обсыхало тело. Перевёл дух. Затем взял незажжённую сигарету из пачки и подошёл к зеркалу в полный рост. На самом деле это дверца от старого ссохшегося шкафа со встроенным зеркалом. Мы нашли её на блошином рынке в Леруике[30], куда её приволокли из самого Лондона.
– Зеркало-герой, оно – всё, что осталось от шкафа, – сообщил продавец. – Представляете, бомба пощадила только эту дверцу!
В зеркале-герое, стоявшем теперь на полу у стены в нашей комнате, на меня недружелюбно поглядывал парень лет, как мне кажется, двадцати – двадцати двух. Шесть футов росту. Смоляные мокрые патлы, закрывающие лоб, квадратная челюсть, резкие черты лица. Тело атлета – широкие плечи, мускулистые ноги, накачанный брюшной пресс. Недурно. У этого типа, бьюсь об заклад, ни стыда ни совести. Ещё бы это было не так. Стоит, пялится на тебя, а ты – в чём мать родила – рисуешься с сигаретой перед отражением, будто тебе лет десять, а сигарету ты стащил у отца.
Выкинув сигарету в окно, я потянулся к комоду с чистым бельём и, пока одевался, вспомнил про таинственное жёлтое пятно, виденное Летисией, и как она помянула факел Прометея. Мифология куда больше отвечает моим вкусам в литературе, и я даже вижу в ней куда больше связи с реальностью, чем в выдуманных преступлениях. Прометея, с древнегреческого означающего «предвидящий», явно писали с кого-то, кто походил на Адама, а его брата, Эпиметея («крепкий задним умом»), конечно, с меня.
Я спустился. У деда был посетитель, Натан Тёрнер. Он сообщал последние новости:
– Всё, как предполагалось. Мгновенная смерть в результате разрыва сонной артерии. Из-за того, что гарпун был похищен, ничего более подробного об этом ударе узнать не удалось. Похититель сильно раздробил внутренности шеи. Патологоанатому пришлось уповать на мои описания того, что я видел, и относительно времени смерти он полностью согласен.
Дед мрачно слушал, облокотившись о прилавок, глядя в пространство.
– Настоящая загадка, – сказал Тёрнер.
– Надеюсь, подрядчик сможет пролить свет, – ответил дед.
– Подрядчик?
– Лодка с крестами. Полиция сейчас её разыскивает. Возможно, человек у руля что-то видел. Кроме того, нужно выяснить, для кого Кампион заказал гарпуны. Никто из местных рыбаков не отзывается.
Тёрнер взметнул брови.
– Вы думаете, это важно?
– Я думаю, это выглядит странно, ведь мы никогда не торговали гарпунами. Возможно, подрядчик и платок обронил.
Доктор пожал плечами.
– На их месте я бы искал мотив, – сказал он.
Распрощавшись, Тёрнер вышел и побрёл в сторону дома. Я приготовил чай себе и деду и думал: что я могу сделать, чтобы помочь ему отвлечься?
– Сыграем в домино?
– Не сейчас. – Дед, не вставая из-за прилавка, взял кружку.
На обеденном столе лежала газета.
– Рассел пожаловал?
– Заходил, – отвечал дед. – Джуди ему всё рассказала.
– Как она?
Дед покачал головой.
– Не знаю, – он посмотрел на меня в упор. – Почему бы тебе не узнать?