Томас Эсбридж
Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю

Полная версия

©2010, 2012 by Thomas Asbridge

©Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013

©Художественное о формление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Введение. Мир Крестовых походов

Девятьсот лет назад христиане Европы провели ряд священных войн – Крестовых походов – против мусульманского мира, сражаясь за господство над регионом, священным для обеих вер – Святой землей. Эта кровавая борьба продолжалась два столетия, изменив историю ислама и Запада. В ходе масштабных экспедиций сотни тысяч крестоносцев стремились завоевать и затем защитить небольшую полоску территории вокруг священного города Иерусалима. Их возглавляли такие люди, как воинственный король Англии Ричард Львиное Сердце и набожный французский монарх Людовик IX. Их подданные участвовали в жестоких осадах и ужасных сражениях, шли через бескрайние леса и выжженные солнцем пустыни, страдая от голода и болезней. Они видели легендарных византийских императоров и шагали рядом с грозными тамплиерами. Умершие считались мучениками, а те, кому удалось выжить, верили, что испытания сражений и паломничества очистили их души от грехов.

Приход крестоносцев поднял ислам на борьбу, снова пробудил преданность делу джихада. Мусульмане из Сирии, Египта и Ирака старались вытеснить своих христианских противников со Святой земли. Борьбу с ними вел безжалостный военачальник Занги и могущественный Саладин, ее поддерживали султан Бейбарс и его элитные солдаты – мамлюки, оказывали помощь даже безжалостные ассасины. Годы конфликтов породили более близкое знакомство, временами даже неохотное уважение и мирные контакты – перемирия и торговлю. Но проходили десятилетия, пламя конфликта разгоралось снова, и чаша весов стала медленно склоняться в пользу ислама. И хотя мечта о победе христианства продолжала жить, мусульманский мир занял более прочное положение, обеспечив длительное владение Иерусалимом и всем Ближним Востоком.

Драматическая история борьбы христианства и ислама всегда воспламеняла воображение и вызывала ожесточенные споры. В течение многих веков Крестовые походы трактовались по-разному. Их называли доказательством недальновидности религиозной веры и изначального варварства человеческой природы, а также славным проявлением христианского рыцарства и цивилизующего колониализма. Их представляли темным эпизодом европейской истории, когда алчные орды западных варваров без всякого повода напали на более культурных и ни в чем не повинных представителей ислама, и войнами, спровоцированными мусульманской агрессией и ведомыми для восстановления христианской территории. Сами крестоносцы изображались как жестокими дикарями, жаждущими захватить новые земли, так и набожными, удивительно благочестивыми солдатами-пилигримами, а их мусульманские противники – злобными тиранами – угнетателями, пылкими фанатиками, а также воплощением чести и милосердия.

Средневековые Крестовые походы также использовались для формирования тесных связей между недавними событиями и далеким прошлым, а также в сомнительной практике исторического параллелизма. Так, в XIX веке французы и англичане использовали память о Крестовых походах для утверждения своего имперского наследства, а XX и XXI века стали свидетелями углубления в некоторых частях мусульманского мира тенденции приравнивать современную политическую и религиозную борьбу к священным войнам, имевшим место девятью веками раньше.

В предлагаемой читателю книге история Крестовых походов исследуется и с точки зрения христиан, и с позиции мусульман. Особое внимание уделяется борьбе за овладение Святой землей. В ней описывается, что испытали средневековые авторы в Крестовых походах и как их вспоминали^[1]. Книга опирается на удивительно богатый документальный материал – хроники, письма, официальные документы, поэмы и песни, на латинском, старофранцузском, арабском, армянском, сирийском и греческом языках. Причем речь идет не только о текстах. Исследование предметов материальной культуры – от впечатляющих замков до небольших иллюстраций в манускриптах и мелких монет – пролило новый свет на эру Крестовых походов. Все работы неизменно проводились на высочайшем научном уровне^[2].

Собрать историю Крестовых походов на Святую землю 1095–1291 годов в одной доступной книге – задача нелегкая. Но вместе с тем в ней кроются удивительные возможности. Шанс проследить размах событий, раскрывающих внутреннюю сущность человеческого опыта через агонию и ликование, ужас и триумф; составить график переменчивой удачи и восприятия ислама и христианства. Также возможно поставить ряд важнейших, взаимосвязанных и всеобъемлющих вопросов об этих эпохальных священных войнах.

Исход дела всегда напрямую связан с его началом, поэтому причины войн за Святую землю имеют первостепенную важность. Как две величайшие мировые религии пришли к пропаганде насилия от имени Бога, убеждая своих сторонников, что борьба за веру откроет для них ворота рая? И почему многие тысячи христиан и мусульман откликнулись на призыв к Крестовому походу и джихаду, отлично зная, что они могут столкнуться с неимоверными трудностями, страданиями и даже смертью? Также крайне важно понять, был ли Первый крестовый поход, начатый в конце XI века, актом христианской агрессии и что сохранило цикл религиозного насилия на Ближнем Востоке на последующие двести лет.

Итоги и влияние священных войн не менее важны. Была ли эра Крестовых походов периодом безусловного и полного разлада, явившегося продуктом столкновения цивилизаций, или в нем были вскрыты потенциальные возможности сосуществования и конструктивного межкультурного диалога между христианством и исламом? Мы, конечно, должны поставить вопрос: кто в конце концов выиграл войну за Святую землю и почему, но значительно важнее понять, как эра конфликтов повлияла на ход истории и почему эти древние сражения вплоть до сегодняшнего дня бросают тень на современный мир.

Средневековая Европа

В году 1000-м графством Анжу (в западной части Центральной Франции) правил Фульк Нерра (987—1040), жестокий и алчный воин. Большую часть тех пятидесяти трех лет, что был у власти, Фульк провел в практически постоянных сражениях: он воевал на всех мыслимых фронтах, чтобы сохранить контроль над своим неуправляемым графством, интриговал, чтобы сохранить независимость от немощной французской монархии, и нападал на соседей ради земли и добычи. Этот человек был привычен к насилию и на поле брани, и за его пределами: он сжег на костре свою жену за измену и организовал безжалостное убийство королевского придворного.

Но, несмотря на то что руки у него были в крови, Фульк был горячо верующим христианином, понимающим, что его жестокие методы, согласно доктринам веры, греховны и могут стать причиной вечного проклятия. Сам граф признал в письме, что «пролил много крови в разных сражениях» и теперь охвачен «страхом ада». Надеясь очистить душу, он совершил три паломничества в Иерусалим, который располагался в 2000 милях от его родного графства. Говорят, что во время последнего из этих путешествий Фулька, который был уже старым человеком, привели нагим к Гробу Господню – месту, где умер и воскрес Христос, – с цепью на шее. Он молил Христа о прощении, а слуга в это время бил его^[3].

Что подтолкнуло Фулька Нерра к таким радикальным актам раскаяния и почему его история полна столь диких жестокостей? Даже его современники были шокированы садизмом графа и странным религиозным рвением, так что его жизнь, судя по всему, все же не типична для Средневековья. Но его опыт и склад ума отражали силы, сформировавшие Средние века и породившие движение крестоносцев. Именно такие люди, как Фульк – равно как и многие его потомки, – стояли в первых рядах священных войн.

Западная Европа в XI веке

Многие из тех, кто жили, как Фульк Нерра, в начале XI столетия, опасались, что являются свидетелями последних мрачных и отчаянных дней человечества. В начале 1030-х годов страх апокалипсиса достиг кульминации. Тогда считалось, что тысячелетняя годовщина смерти Христа станет преддверием Страшного суда. Один летописец в то время писал: «Хаос сменил законы, правившие миром. Все знали, что пришел конец света». Это очевидное беспокойство помогает объяснить столь бурное раскаяние Фулька. Хотя с графом и его людьми все было несколько сложнее. Они хранили коллективную память о золотом веке, когда христианские императоры правили от имени Господа, принося в мир порядок, соответствующий Его Божественной воле. Этот смутно представляемый идеал никоим образом не был идеальным воспоминанием о европейской истории, но он вмещал частички правды.

Римское императорское правление обеспечивало стабильность и достаток на Западе вплоть до IV века н. э. На Востоке Римская империя существовала до 1453 года и управлялась из великого города Константинополя, основанного в 324 году Константином Великим, первым императором, обратившимся в христианство. Сегодня историки называют это прочное государство Византийским. На Западе между V и VII веками власть перешла к приводящей в замешательство массе «варварских» племен, но около 500 года одна из таких групп – франки – установила контроль над Северо-Западной Галлией, основав королевство, названное Франкия (от него пошло название современной Франции)^[4]. К 800 году потомок франков Карл (768–814) объединил под своим правлением такую обширную территорию (в том числе современную Францию, Германию, Италию и Нидерланды^[5]), что вполне мог претендовать на титул императора Запада. Карл и его преемники Каролинги обеспечили короткий период безопасности, но их империя не выдержала бесконечных войн за престол, натиска скандинавских викингов и мадьяр из Восточной Европы. Начиная с 850 года и далее Европа снова оказалась разбитой на части политическими распрями, войной и беспорядками. Воинственные германские короли все еще претендовали на императорский титул, а французский королевский дом отчаянно пытался выжить в своем урезанном королевстве. К XI веку Константин и Карл уже стали легендами, воплощением далекого прошлого. На протяжении всей истории средневековой Европы многие христианские короли надеялись повторить их достижения или подражать им – среди них те, кто сражался в Крестовых походах.

К началу времени Фулька Нерра Запад постепенно возрождался после посткаролингской эпохи упадка (несмотря на предсказания, Армагеддона так и не случилось), но что касается политической и военной силы, а также социальной и экономической организации, многие регионы были в высшей степени раздробленными. Европа не была разделена на национальные государства в современном понимании. Вместо этого территории Германии, Италии, Испании и Франции были поделены на множество мелких политических образований, где властвовали весьма воинственные правители, большинство из которых были связаны с коронованным монархом лишь слабыми узами. Как и Фульк, такие правители имели титулы герцогов и графов, восходившие к временам римлян и Каролингов, и происходили из рядов нарождавшейся военной аристократии – класса великолепно оснащенных полупрофессиональных воинов, которых стали называть рыцарями.

Европа XI века пребывала в состоянии полной анархии, повсюду свирепствовали междоусобицы и кровная месть, беззаконие стало обычным явлением. Общество было в высшей степени раздроблено. Хватку дикой природы, сжимавшую Запад, только предстояло ослабить, огромные пространства земли все еще оставались необработанными, а главные дороги были построены еще во времена Римской империи. В таком мире человек мог прожить жизнь, не удаляясь дальше чем на 50 миль (80 км) от места своего рождения, – это факт, сделавший неоднократные путешествия Фулька Нерра в Иерусалим и последующую популярность Крестовых походов в далекую Святую землю тем более необычными. Массовых коммуникаций в сегодняшнем понимании этого слова тогда не существовало, потому что большинство населения оставалось неграмотным, и книгопечатание еще не было изобретено.

Тем не менее уже в середине Средних веков (между 1000 и 1300 годами) западная цивилизация стала демонстрировать признаки развития и экспансии. Медленно набирала скорость урбанизация, рост населения городов помог стимулировать экономическое возрождение основанной на денежном обращении экономики. Среди общин, возглавивших создание торговли на дальние расстояния, были итальянские купцы из Амальфи, Пизы, Генуи и Венеции, ведущие морскую торговлю. Другие группы демонстрировали выраженную тенденцию к военным завоеваниям. Норманны из Северной Франции, потомки викингов, были особенно энергичны в середине XI века, колонизовав англосаксонскую Англию и захватив Южную Италию и Сицилию у византийцев и североафриканских арабов. Тем временем на Иберийском полуострове многочисленные христианские королевства начали отодвигать свои границы на юг, захватывая территории у мусульман Испании.

По мере того как западноевропейцы начинали смотреть за пределы горизонтов раннего Средневековья, торговля и военные действия привели их в контакт со многими народами, а также с великими цивилизациями Средиземноморья: древней восточноримской Византийской империей и быстро расширяющимся арабско-исламским миром. Эти давно установившиеся «супердержавы» были историческими центрами богатства, культуры и военной мощи. В качестве таковых они имели обыкновение рассматривать Запад как нечто немногим лучшее, чем варварское болото – мрачное обиталище диких племен, которые могли быть сильными воинами, но по своей сути были неуправляемой толпой и потому не представляли собой никакой реальной угрозы. Начало Крестовых походов помогло изменить ситуацию, хотя и подтвердило много предрассудков^[6].

Латинское христианство

Древнее римское правление, безусловно, имело сильное воздействие на все аспекты западной истории, но самое важное и живучее наследие империи – христианизация Европы. Решение Константина Великого принять христианство – тогда незначительное восточное религиозное течение – после того, как ему в 312 году было «видение», вывело эту религию на мировую арену. Менее чем за столетие христианство заменило язычество в качестве официальной религии империи, и при посредстве римского влияния «слово Христово» распространилось по всей Европе. Даже когда государство, давшее вере мощный импульс, исчезло, христианство продолжало набирать силу. Новые «варварские» европейские вожди обратились в новую веру и довольно скоро начали утверждать, что имеют предопределенное свыше право управлять своими племенами в качестве королей. Могучий объединитель Карл назвал себя «сакральным», или священным, правителем – тем, кто имеет право и берет на себя ответственность защищать и поддерживать веру. К XI веку латинское христианство (названное так по языку своего писания и обрядов) проникло почти во все уголки Запада^[7].

Центральной фигурой в этом процессе был римский папа. Христианская традиция утверждает, что было пять великих отцов – патриархов церкви – в Средиземноморье: в Риме, Константинополе, Антиохии, Иерусалиме и Александрии. Но римский епископ – называвший себя папой – претендовал на лидерство среди них. На всем протяжении Средних веков папство боролось не только за утверждение своих всемирных прав, но и за обладание значительной властью над церковной иерархией латинского Запада. Крушение Римской империи и империи Каролингов разрушило структуру власти внутри церкви, так же как и в мирской сфере. По всей Европе епископы столетиями пользовались независимостью и автономией от папского контроля, и многие прелаты были лояльны местным политическим правителям и «сакральным» королям Запада. К началу XI века папы старались навязать свою волю хотя бы Центральной Италии, а в последующие десятилетия даже иногда высылались из Рима.

Тем не менее именно римский папа дал начало Крестовым походам, подсказав десяткам тысяч латинян взять в руки оружие и начать борьбу во имя христианства. Это удивительное деяние по сути само по себе послужило расширению и укреплению папской власти, однако проповедование священных войн все же не должно рассматриваться как чисто циничный своекорыстный акт. Папская роль прародителя крестоносного движения действительно помогла объединить и укрепить римскую церковную власть в таких регионах, как Франция, и, по крайней мере вначале, крестоносцы следовали папским приказам, выступая в роли папских армий. Но даже если так, возможно, здесь действовали и более альтруистичные импульсы. Судя по всему, многие средневековые папы искренне верили, что обязаны таким образом защитить христианство. Они также собирались после смерти ответить перед Господом за судьбу каждой порученной им души. Создав идею христианской священной войны – в которой акты освященного насилия помогали очистить душу воина от греха, папство открыло новый путь к спасению для своей латинской паствы.

На самом деле Крестовые походы были одним из проявлений более широкой кампании по омоложению и восстановлению западного христианства, проводимой Римом с середины XI века в так называемом «реформаторском движении». С точки зрения папства любые неудачи в церкви были симптомами более глубокого заболевания: порочного влияния светского мира, сохраняемого благодаря связям между священнослужителями и мирскими правителями. И единственный способ избавиться от императоров и королей, державших церковь за горло мертвой хваткой, – реализация папой данного ему Господом права на верховную власть. Самым красноречивым и активным выразителем таких взглядов был папа Григорий VII (1073–1085). Григорий истово верил, что был послан на землю для преобразования христианства, и с этой целью должен взять абсолютный контроль над латинскими церковными делами. Для достижения этой цели он был готов использовать любые средства, даже насилие, чинимое папскими слугами, которых он назвал «воинами Христа». Папа Григорий зашел слишком далеко, двигался слишком быстро и закончил свое правление в изгнании в Южной Италии. Однако его смелые шаги сделали многое для продвижения дела реформ и увеличения папских полномочий, создав платформу, с которой один из его преемников (и бывший советник) папа Урбан II (1088–1099) сумел организовать Первый крестовый поход^[8].

Призыв Урбана к священной войне нашел живой отклик по всей Европе, в основном из-за преобладающей религиозной атмосферы в латинском мире. На Западе христианство являлось практически общепринятой верой, и, в отличие от современного секуляризированного европейского общества, в XI веке царила духовная атмосфера. В таких условиях христианская доктрина вторгалась во все аспекты человеческой жизни – от рождения и смерти до сна и еды, брака и здоровья. Знаки всемогущества Господа были видны всем в актах «чудесного» исцеления, Божественных откровений, а также земных и небесных знамений. Такие понятия, как любовь, милосердие, обязанность и традиции помогали склонять средневековое общество к набожности, но, вероятно, самым сильным, влиятельным, определяющим чувством был страх, тот самый страх, который заставил Фулька Нерра поверить, что его душа в опасности. Латинская церковь XI века учила, что каждый человек в конце концов предстанет перед судом – будет произведено «взвешивание душ». Чистота принесет вечную награду небесного спасения, а результатом греха станет проклятие и вечные адские муки. Чтобы верующие наглядно представляли себе опасность, в религиозном искусстве и скульптуре создавались графические образы наказаний, которые ожидают тех, кто будут признаны нечистыми: грешников душили демоны, проклятых загоняли в костры подземного мира ужасные дьяволы.

При таких обстоятельствах вряд ли стоит удивляться, что большинство средневековых латинских христиан были одержимы идеей греховности, искупления и будущей жизни после смерти. Крайним проявлением желания вести чистую праведную жизнь было монашество, в котором монахи и монашки давали клятву жить в бедности, непорочности и покорности и, удалившись в обители, посвящали себя Богу. В XI веке одной из самых популярных форм монашества была та, которую предлагал Бургундский монастырь Клюни в Восточной Франции. Клюнийское движение быстро набирало мощь. Очень скоро к нему относилось более 2000 обителей от Англии до Италии, и оно оказало существенное влияние на развитие и продвижение реформаторских идей. Своей максимальной силы оно достигло в 1090-х годах, когда Урбан II, сам бывший клюнийский монах, стал папой.

Конечно, требования монашества были не по средствам большинству средневековых христиан. И для обычных мужчин и женщин путь к Богу был чреват опасностями греха, поскольку многие, по-видимому, неизбежные аспекты человеческого существования – такие, как гордость, голод, похоть и насилие, – считались греховными. Но были доступны некоторые взаимосвязанные средства спасения (хотя их теоретические и теологические основы следовало усовершенствовать). Латинян поощряли признаваться в проступках священнику, который наложит соответствующее наказание, исполнение которого, предположительно, могло очистить человека от грязи греха. Самым распространенным искупительным актом была молитва, но раздача милостыни беднякам, пожертвования на храмы и выполнение очистительного путешествия (паломничества) тоже были весьма популярными. Эти похвальные деяния могли выполняться не только в рамках наказания, но и как своеобразный духовный взнос, чтобы попросить Бога или одного из его святых о помощи.

Фульк Нерра, в начале XI века мечтавший о спасении, действовал в рамках установившихся представлений. Одним из средств стало основание в его графстве Анжу – в Болье – нового монастыря. По свидетельству самого Фулька, он сделал это, «чтобы монахи собирались вместе и молились денно и нощно о спасении [моей] души». Идея использования духовной энергии, производимой в монастырях, посредством мирского патронажа, оставалась актуальной и в 1091 году, когда аристократ из Южной Франции Гастон IV Беарнский решил подарить кое-какую собственность клюнийскому монастырю Сен-Фуа, Морлаас, в Гаскони. Гастон был ярым сторонником средневекового реформаторского движения, участвовал в кампании на Иберийском полуострове в 1087 году и собирался стать крестоносцем. Официальный документ, удостоверивший его дар Сен-Фуа, утверждал, что Гастон действовал ради своей души, душ его супруги и детей, в надежде, что «Бог поможет нам в этом мире в наших нуждах и в будущем дарует нам вечную жизнь». В действительности во времена Гастона уже большинство западной христианской светской знати имели хорошо налаженные связи с монастырями, и это повлияло на скорость, с которой крестоносное движение распространялось по Европе после 1095 года. Отчасти так было потому, что клятва, которую давали рыцари, посвятившие себя священной войне, была отражением той, что давали монахи – эта схожесть подтверждала эффективность сражения за Бога. Еще более важным был факт, что папство, имеющее связи с монастырями, такими как Клюни, полагалось на монастыри латинского Запада в деле распространения и поддержки призыва к Крестовому походу.

Второй путь к спасению, выбранный Фульком Нерра, – это паломничество, и, принимая во внимание его многочисленные путешествия в Иерусалим, он явно считал эту форму искупительного акта самой эффективной – позднее он писал, что очищающая сила полученного им опыта оставила его в «приподнятом настроении и ликовании». Латинские паломники часто путешествовали в менее удаленные регионы, такие как Рим и Сантьяго-де-Компостела (северо-восток Испании), и даже к местным святыням. Но Святой город считался самым высокочтимым. Все же по святости Иерусалим не имел себе равных, и в Средние века этот город обычно помещали в самый центр карт мира. Все это напрямую повлияло на восторженную реакцию народа на призыв к Крестовому походу, ведь священная война представлялась формой вооруженного паломничества, имеющего своей конечной целью Иерусалим^[9].