Томас Аллунд
Последние дни Русской Америки. Воспоминания финского кузнеца, который в 1860-е поехал на Аляску на заработки и совершил кругосветное путешествие
Из воспоминаний финского работника[1]
В 1867 году, когда я работал в Петербурге, разговорились мы как-то вечером у нас на квартире о том, что там-то и там-то нанимаются работники для отправки на остров Ситка [14], который находится в Америке, но принадлежит еще пока нашему императору [15]. Жалованье, по слухам, обещали большое, а край был одним из лучших в мире. Так что пошел и я в то место, не сказав никому ни слова, и завербовался. Польстился я не столько на деньги, сколько вот от какой мысли: «А что, если мне и это попробовать!» Когда я вернулся на квартиру и рассказал о своем поступке, приятели мои принялись меня пугать и отговаривать от сделки. Но я твердо им ответил: «Если я что задумал, то не отступлюсь, и всегда я таким манером своего добивался и раньше!»
Так я и отправился под парусами в путешествие за полсвета, и ничего я особенного в пути не увидел, кроме воды да неба. Через двенадцать недель, 30 июля, сказал наконец штурман: «Если такой ветер и дальше будет, то завтра в полдень увидим берег». И правда: в 12 часов показалась местами чернеющая, местами белеющая суша. «Вон она, ваша обетованная земля Ханаанская!» – так шутили над нами, новичками, опытные путешественники. И мы стояли молча, мрачным взглядом окидывая сей печальный вид, ведь белые пятна оказалась не чем иным, как снегом – и это в середине лета!
Первая страница номера журнала Suomen Kuvalehti, в котором были опубликованы «Воспоминания» Аллунда
На следующее утро мы прибыли на остров Ситка в гавань Ново-Архангельска [16]. После выстрела из нашей пушки приплыл к нам навстречу лоцман в кожаной лодке [17], которая была полностью закрыта со всех сторон, разве что только три отверстия в ней было – для лоцмана и его гребцов. Когда мы высадились, на берегу было много встречающих – среди них немало финнов, – которые, к нашему удивлению, рассказали, что у них уже воскресенье, в то время как у нас на корабле еще была суббота [18]. Нас, новоприбывших, – 48 мужчин – отвели к рабочей казарме, перед которой губернатор колонии князь Максутов [19] провел перекличку и спросил, какую работу каждый из нас умеет делать. В казарме на верхнем этаже была большая вытянутая овальная зала с печами в обоих концах, а посреди залы тянулся длинный спальный помост. В тот вечер работу можно было не делать, но в пять часов утра пришел караульный и, проходя вдоль помоста и стуча по его борту палкой, принялся приговаривать на певучем русском языке: «Доброго здоровья желаю!»
Услышав поутру такие приятные слова, вскочил, конечно, каждый, в ком только дух был. Меня определили делать замки и петли для сундуков и обещали за сверхурочную работу ночью и в воскресенье чарку [20] водки (коих в бутыль помещается пять) за каждый час. Поскольку я непьющий, чарки свои я продавал по два рубля за штуку, так что заработок мой был приличный. Поэтому и трудился я с усердием, прямо решил показать, на что финн в работе способен. Только вот прилежание мое обернулось мне убытком: чем больше я делал, тем больше с меня спрашивали, и часто, когда я приступал к работе, выполнение которой заняло бы весь день, уже через пару часов подходили ко мне и удивлялись, что работа еще не готова. Наши люди все поначалу усердно работали, но вскоре, поскольку почти каждый день работу надо было делать на улице под дождем, принялись они то и дело хворать: кто на палец руки жаловался, кто на палец ноги, когда утром караульный приходил будить. «Как хворого звать?» – спросил у одного караульный. «Большим», – отвечал притворщик. «Да не палец, а тебя», – ему на это караульный. Ведь каждый, кто сказывался больным, должен был показаться врачу, после чего многих, конечно, хочешь не хочешь, а на работу отправляли.
Ситка (бывший Ново-Архангельск). 1877–1907 | Presbyterian Historical Society. Sheldon Jackson Papers
Однако на переизбыток работы грех было жаловаться, ведь выходные у нас случались часто. Дело в том, что мы соблюдали все русские церковные праздники, какие только есть в календаре. Так, на именины Александра [21] было целых пять праздничных дней подряд, среди которых особенно почитаемым был день, когда наш император спасся при покушении в Париже [22]. Утром мы сначала сходили в церковь. Когда мы оттуда вернулись, каждому налили по чарке, после чего князь Максутов произнес торжественную речь, которую мы слушали стоя с непокрытыми головами. В конце речи князь выпил за здравие императора, мы крикнули «ура!», и нам снова щедро налили.
Дмитрий Петрович Максутов, последний губернатор Русской Америки. 1860-е годы. | Alaska State Library
Тот день был одним из самых погожих, ясных дней, какие мне довелось там повидать, потому что в Ситке обычно дождь идет почти не переставая. А в тот день только чуть-чуть подождило с утра. Вечером я пошел прогуляться к Калошенскому ручью, который находился за версту от поселения и был в тех краях единственным местом развлечения. По дороге увидел я на морском берегу большой плот, связанный из на удивление длинных и толстых бревен. Я спросил у плотовщиков, как такие удается дотащить из леса в море, на что те ответили, что бревна сами скатываются по горным склонам, когда тáк получается повалить дерево, чтобы верхушка смотрела в сторону моря. Поваленные стволы надо потом очистить от веток и сучьев и обтесать до самой древесины; только одна ветка остается, чтобы за нее дерево держать можно было, пока бревно не будет полностью готово. В это время в заливе в лодке сидят работники, которые принимают бревна и вяжут их в плоты. Однако и эта работа не без опасности, потому что иногда случается так, что бревно, с великой быстротой скатываясь с горы, опускается в воду на самое дно и, поднимаясь опять кверху, пробивает днище лодки. На лошади нечего и думать ехать в такой лес за бревнами, ведь леса здесь совсем не такие, как в Финляндии. Здесь они – непролазные первозданные чащи, в которых деревья лежат друг на друге вповалку еще с древних времен, так что и человек не всегда сквозь них проберется. Продолжая путь к ручью, увидел я в одном месте в морской воде бесчисленные стада корюшки, которая всегда приплывает в эти края на один месяц осенью и на один месяц весной, и поймать тогда ее можно и без снастей. С отливом корюшки остается на суше так много, что берег становится совершенно белым. Так и я во время этой своей прогулки насобирал ее столько, сколько мне требовалось на ужин.