Тим Ибрагимов
Морская история
8
Прослушивание проходило в роскошном здании дома культуры классицистического стиля. Благородный желтый оттенок внешней отделки фасада, огромные колонны с греческими ордерами при входе и тяжелые дубовые двери, которые возможно было открыть, только приложив непомерные усилия. Не исключено, что эти ворота просто не хотели пускать в помещение таких, как я. Иначе я никак не мог объяснить, каким же образом старушка передо мной с завидной легкостью открывала эти двери и пробиралась внутрь. Наверное, то был очередной вселенский знак. Он явно намекал на то, что мне пора записаться в зал.
Интерьер в доме культуры был не менее великолепен, чем экстерьер. Красная ковровая дорожка стекала мне под испачканные кроссовки с шикарной парадной лестницы. Сами полы из светлой керамической плитки блестели, как если бы их тщательно намывали после каждого посетителя. Даже запах в помещении стоял чистый и благородный. Казалось, что именно здесь прослушиваются музыканты в личный президентский оркестр.
Краем глаза я заметил стойку администрации, за которой стоял молодой парень с короткой стрижкой и выбритыми висками. Такая стрижка была очень популярна среди представителей моего поколения. Он был одет в стильный твидовый костюм цвета хаки, на котором прочно висел бейдж с именем Гектор. С виду парень был не старше меня, однако выглядел превосходно или как минимум дорого. Наверняка греб деньги лопатой, работая в таком заведении.
– Подскажите, пожалуйста, где сейчас проходит прослушивание? – спросил я, подойдя поближе.
Гектор окинул меня презрительным взглядом с головы до пят и ничего не ответил. Я молча смотрел на него, а он открыто пялился на мои кроссовки. Скорее всего его очень интересовали остатки голубиных отходов на них. Я собирался язвительно уточнить этот момент, однако решил проявить терпение взамен на информацию. Смирение могло гарантировать мне встречу с Эсси. Через несколько секунд Гектор все же убедился в своем бесподобном положении относительно моего, неприятно улыбнулся и указал пальцем на коридор справа от лестницы.
Я медленно двигался в указанном им направлении и вот, что мне вспомнилось. В детстве я сам учился игре на фортепиано, но в какой-то момент забросил это дело, так и оставшись любителем самоучкой. Часто люди, услышав мою игру, убежденно говорили, что это талант. Я им не верил ни на йоту, так как сами они по большей части ничего не смыслили в музыке и в основном просто пытались мне польстить. Устав от подобного отношения со стороны и от бесперспективности моего положения, я забросил фортепиано и занялся художественной графикой. Посадите меня теперь за инструмент, и я смогу сыграть по памяти не более десятка простейших композиций.
У входа в концертный зал я заметил Эсси. Она снова изображала пленительные приливы и отливы морской волны. Ходила из стороны в сторону в своем голубом платье. В этот вечер оно смотрелось ярче обычного, словно отражало душевное состояние носителя. Подобная эстетика била наповал. Ранен. В этот момент Эсси повернулась и произвела контрольный выстрел голубыми глазами. Убит.
Она бросилась ко мне со всех ног и обняла за плечи, отчего я словил временный паралич мышц, как козел при стрессовой ситуации.
– Ты как нельзя кстати! Я должна выступать следующим номером, но что-то начала сильно волноваться, – затараторила Эсси.
Я плохо умел сочувствовать, поэтому никогда не был способен кого бы то ни было успокоить. Все, что я мог сделать – так это отвлечь ее от волнений, хотя бы немного сменив тему.
– Я не знал, что ты пианистка.
– Мне вчера очень хотелось заинтриговать тебя тем листочком, – заулыбалась она.
– В этом есть смысл.
– Зачем ты подложил мне свиной паштет?!
Она изобразила истинное возмущение, но делала это неискренне. Играюче. Внезапно в зале послышались хлопки, которые спасли меня от дальнейших оправданий. Это означало, что кандидат закончил свое выступление, и жюри лениво провожало его со сцены своими аплодисментами.
В оригинале это звучало как “хлоп-хлоп-хлоп”. Но в переводе на человеческий отчетливо воспринималось как “вали-вали-вали”.
Слабо послышался голос одного из членов жюри.
– На сцену приглашается Эсси Ла…
– Мне пора, Тео! Пожелай мне удачи!
– Уда…
Дверь захлопнулась, оставив желанную удачу на пороге вместе со мной. Вернее сказать, ее часть. “Уда” я бережно передал Эсси и сложил в небольшой карман ее легкого платья. Только вот “чи” оставил при себе. Я все никак не мог предположить, что мне с этим “чи” делать. Возможно стоило использовать его с пользой и что-нибудь почитать. На массивной двери висел список участников прослушивания. Первой выступала девушка по имени Виктория. В значение имен я не верил, но на всякий случай пожелал ей поражения. Вторым номером шла девушка по имени Эсси Лауда.
Я прислонился к стене и, стараясь не издавать никакого скрипа, приоткрыл дверную створку, чтобы хоть немного расслышать выступление Эсси. Внутри никого не было, кроме самого жюри, поэтому я стеснялся зайти. Я не знал, было ли это закрытое прослушивание, либо же никто не пожелал сюда явиться. Возвращаться к Великому Гектору за информацией о мероприятии мне как-то не хотелось.
Неожиданно для всех, Эсси не стала исполнять что-то из репертуара классиков. Она бодро играла какой-то наивный детский мотив, который показался мне очень знакомым. Ко всему прочему, она прекрасно пела. Я не мог поверить своим ушам.
Спустя несколько секунд я вспомнил, кому принадлежали эти сладкие мотивы. Эсси исполняла песню Регины Спектор на английском языке, строчки которой переводились приблизительно так:
Две пернатые птички
Обещают, что навсегда останутся вместе,
Но одна из них никогда не слезет с этого провода.
Говорит, что слезет, но она просто врет.
В какой-то момент я совсем забыл о былом стеснении и стал смело заглядывать сквозь щель между двумя дверьми. Эсси самозабвенно пела, закрыв глаза. Было видно, что былому волнению не было места в ее душевном исполнении. Она плавно и свободно двигала головой в такт песне. Каждая высокая нота в исполнении Эсси воспринималась, как звонкий и короткий поцелуй в лоб. Низкие ноты позволяли представить то, как она нежно обвивает своими руками твою шею так, что у тебя захватывает дыхание.
Ближе к завершению выступления ее темные кудри разметались по всему лицу, но ни капли не помешали девушке закончить свое дело. Зажав последнюю ноту, Эсси шепотом допела последние строчки песни.
Члены жюри искренне рукоплескали ее исполнению. Такие аплодисменты означали не что иное, как “браво”. Совсем не привычное “следующий” и все в этом духе. Эсси птичкой спорхнула со стула и низко поклонилась, выбросив крылышки далеко назад. Вместо того, чтобы выйти за кулисы, как все остальные участники, девушка ловко спрыгнула со сцены и полетела через весь зал к дверям, за которыми я прятался все это время. Заметив мой шпионский глаз за несколько метров, она засмеялась и начала бежать вдвое быстрее прежнего.
Снаружи стоял совсем иной запах, нежели внутри. Если там мне пришлось стать частью какого-то великого таинства, то теперь я наконец чувствовал себя в своей тарелке. Запахи слегка мокрого асфальта, выхлопных газов и скромно цветущей зелени смешались в городской ароматный коктейль ночи.
– Здорово, правда? – спросила Эсси, как только мы выбрались на улицу.
Всю дорогу от зала до выхода из здания мы молчали. Она старалась отдышаться, и я это прекрасно понимал, поэтому не донимал ее никакими речами.
– Не знаю. Я ничего не слышал, – я пожал плечами.
– Врешь!
– Нет, я же не птичка номер два.
Она разразилась смехом и ударила меня в плечо. Ранен.
– Ты знал, что очень нравишься мне с самого начала?
Убит.
9
Прошло не мало времени с тех пор. Если бы я вел летопись своей жизни, то с уверенностью пропустил бы пару-тройку глав, связанных с этим временным промежутком. Все, чем я занимался, так это махал ручкой на прощание марту, апрелю и даже маю.
– Проходите, проходите, господа, не задерживайтесь, – говорил я им и спешно похлопывал их ладонью по пятой точке.
Наверняка июнь был бы удивлен такому гостеприимству. Признаться честно, я и сам не понимал, зачем он был так нужен мне. Возможно, мне хотелось посмотреть на все происходящее со мной под другим углом. Летним. Либо я боялся того, что все прошлые события были всего лишь последствиями весеннего обострения.
Кстати, подобным образом я отмахивался и от Юнис. Разница заключалась лишь в том, что я не похлопывал ее по пятой точке. Я вообще не касался Юнис, пытаясь полностью ограничить себя от общения с ней. Хоть и довольно-таки безуспешно. Она по какой-то причине приклеилась ко мне, как банный лист. Я отказывался от встречи с ней не меньше дюжины раз, но все равно получал сообщения, звонки и даже письма. Не сказать, что я был как-то против встреч с ней, скорее у меня просто не было на это времени и достаточного желания. Однако ее игра с письмами мне чем-то даже понравилась. Я виделся с Юнис каждый день в стенах университета, но не обменивался с ней ни единым словом. Всего лишь ждал письма. Так удобнее.
“Хорошо выглядел сегодня. Сложилось ощущение, что ты впервые за несколько месяцев смог выспаться. Хоть ты и постоянно чем-то занят. Возможно, скоро я вовсе перестану писать тебе. Пока же непременно продолжу это делать в ожидании наших встреч. Или хотя бы встречи. Одной. Надеюсь, внутри тебе так же хорошо, как и снаружи.”
Вот, что написала она мне как-то раз. После прочтения я взял лист формата А4 и прямо по центру микроскопически вывел:
“Спасибо.”
Не поленился и сходил на почту. После этого с чувством выполненного долга поехал в университет на последнюю лекцию по культурологии. Предмет вела приятная женщина пятидесяти лет. Она говорила вкрадчиво и часто улыбалась, рассказывая забавные истории из культуры прошлых веков. Например, сегодня шла речь о вшах, которые в Средневековье назывались божьими жемчужинами. Чем больше у тебя было вшей, тем больше ты был свят в те времена.
Я искренне не понимал полное отсутствие интереса сокурсников к культуре и философии прошлого. Наверное, я был чуть ли не единственным человеком, которому было любопытно это направление. Большая часть студентов на лекции занималась своими делами. Кто-то делал уроки по другим дисциплинам, кто-то играл в мобильные игры, а кто-то сладко спал, уперевшись лбом в пустые тетради для конспектов.
Осуждать кого-либо не имело никакого смысла. Каждый из нас по-разному расставляет приоритеты. Особенно легко было понять тех, кто провалился в приятную июньскую дремоту. Аудитория плохо вентилировалась и готова была разморить всяк сюда входящего. Я сам с трудом мог сконцентрироваться на теме и часто отвлекался на чужие затылки.
Параллельно вникая в выжимку о культуре Средневековья, я рассматривал темный затылок Юнис. С некоторой уверенностью я отметил то, что раньше он обладал каким-то особым свечением или аурой по сравнению со всеми остальными затылками моих одногруппников. Сейчас же он ничем не выделялся из толпы и, кажется, больше не принадлежал близкой мне девушке по имени Юнис. Скорее хозяйкой этого затылка была едва знакомая мне одногруппница, имя которой начиналось на букву Ю или что-то вроде того.
Как только пара закончилась, я направился в столовую, чтобы выпить местный растворимый кофе. Университетская столовая выглядела максимально просто, чем и привлекала мое внимание. Никакой тебе музыки, как в остальных заведениях общественного питания. Только линия раздачи и маленькие непрочные столики с расстеленной на них клеенкой.
В столовой я питался только голыми макаронами за четырнадцать рублей, запивая их кофе за двадцать. Все остальные позиции студенческого меню были мне не по карману. Отдавать девяносто рублей за котлеты мне не позволяла жаба с невероятно крупными лапами. Порой схватится мертвой хваткой за шею и начинает душить что есть силы.
Я подобрал на выдаче чашку с предварительно насыпанным в нее растворимым кофе и налил в нее кипятка. Получив таким образом бодрящее месиво, я расплатился за него на кассе.
Тучная женщина за кассой потянулась за двумя пакетиками сахаром, чтобы отдать их мне.
– Мне сахар не надо, – сказал я в пяти тысячный раз за все время обучения.
Макароны сегодня не приготовили, поэтому мне пришлось взять только кофе и тоскливо сесть за дальний столик с пустым желудком. Такое бывает. Я медленно пил горячий кофе и обратил внимание на одну деталь, которая ускользала от меня на протяжении трех лет обучения в университете.
Мой взгляд привлекла толпа китайских студентов. Они обучались в нашем университете ежегодно. Их компании всегда были очень обособлены, но в то же время многолюдны. Теперь же плотный китайский комок толкался недалеко от проема двери. Произведя несколько рокировок, они отошли от проема и также кучно отправились на линию раздачи.
Как оказалось, все это время там стоял небольшой рукомойник. Ни я, ни кто либо другой из моих знакомых за три года ни разу не подходили к нему. Моим же алиби была скорее невнимательность, нежели отсутствие понятий о гигиене.
Так или иначе меня приятно удивила гораздо большая чистоплотность совсем не знакомой мне нации, которая подавала хороший пример своим отношением к здоровью и культуре. Я открыл свои конспекты по культурологии и, отыскав раздел о Древнем Китае, записал на полях:
“Чистоплотные китайцы. Это здорово.”
10
Итак, я отмахивался от весны, Юнис и в какой-то степени даже от Марка. Скажем так, исполнял роль члена жюри. Я с каменным лицом хлопал в ладоши и нетерпеливо ждал чего-то большего, но точно не от них. Хлоп-хлоп, вали-вали.
Продолжал подрабатывать в книжном магазине “Ремарка” и готовиться к экзаменам. Но главным было то, что за неполных три месяца я побывал во всех концертных залах нашего города.
Эсси ожидаемо прошла отбор в форме прослушивания и затем взяла первое место на музыкальном конкурсе. Всю весну она выступала то тут, то там. Концерты проходили как в бюджетных ресторанах, так и на главных площадках города. Разумеется, за это время я не пропустил ни одного выступления. Всего насчитал двадцать восемь. Мне было важно слышать весь репертуар Эсси, как если бы каждое из исполнений как-то зависело от меня. Но нет, это была полностью заслуга моей, может быть, девушки.
Хотя как минимум одно из них точно зависело от меня. Примерно треть репертуара составляли песни Регины Спектор. Сама Эсси говорила, что творчество уроженки Советского Союза было для нее неким талисманом. Эсси даже обратилась в Sire Records, официальный лейбл Регины, чтобы своевременно разобраться с авторскими правами и законным исполнением нескольких ее песен. Вот и в этот раз третьим номером должен был исполняться “Dance Anthem Of The 80’s” с альбома 2009 года.
Выступление проходило в небольшом концертном зале. Я по своему обыкновению сидел на первом ряду, чтобы видеть перед собой только ее и никого больше. Конечно, огромной массы слушателей там собраться никак не могло, но тем не менее я насчитал порядка сорока голов. От этого предстоящее исполнение элементарной в плане сложности песни было еще менее волнительным. В ней было всего четыре аккорда: до-диез мажор, соль-диез мажор, си бемоль и, наконец, фа-диез мажор. Даже я с незапамятных времен помнил их постановку на клавишах фортепиано. Сложно сказать, как так вышло, но, по всей видимости, об этом наверняка знала и Эсси. Хотя мы собирались вместе на репетиционной базе всего пару раз, чтобы немного поразвлекаться поочередной игрой на синтезаторе.
– Леди и джентльмены! Спасибо, что пришли сегодня! – внезапно объявила Эсси, встав из-за фортепиано перед тем, как сыграть “Dance Anthem”.
Она выдержала небольшую паузу и обратилась к залу в поисках понимания. Все послушно приготовились слушать пианистку в голубом платье.
– С вашего позволения я приглашу на сцену моего очень хорошего знакомого! – продолжила Эсси и посмотрела на меня.
Хорошо, что шел всего третий десяток моих лет. Прошло бы еще столько же, и я гарантировано словил бы инфаркт. Я почувствовал, как мои щеки загорелись от стыда. Волосы моментально взмокли. Вместе с ними ладони, подмышки, ноги и лоб. Вот это я понимаю – прилив. Я с надеждой тоскливо развернулся ко всем сидящим позади меня. Несколько секунд они недоуменно смотрели на Эсси. Но потом прямо на моих глазах их лица озарились улыбками. Все же мало кто может устоять перед харизмой этой молодой кудрявой брюнетки. Я их прекрасно в этом понимаю. Сорок голов синхронно закивали и начали громко аплодировать. “Вали-вали! На сцену!”, подгоняли они. Что ж, мне не оставили выбора.
– Его зовут Тео! – подбадривала толпу Эсси, взмахивая руками.
Я в каком-то трансе шагал по ступенькам на сцену и думал только об одном. Меня зовут Тео. Я – Тео. Сейчас сыграю я.
Сев за фортепиано, я почувствовал, что смог преодолеть свой страх. После чего понял, что на самом деле ощутил нечто большее. Сорок головастиков испарились вместе со своими сиденьями. Та же участь ждала и зрительские балкончики, театральный занавес, саму сцену, а затем и стены по всему периметру. Все это постепенно превратилось в пыль и улетело, гонимое каким-то прибрежным бризом. Я остался совсем один. Даже Эсси, которая была со мной практически ежедневно в течение нескольких месяцев, куда-то исчезла. Нет, я вовсе не испугался. Мне стало хорошо и спокойно на душе. Наверное, именно так должен выглядеть идеальный для меня мир. Обычное белое пространство, как бесконечный песчаный остров без океана. Хотелось бы, конечно, вырастить на нем красивую плодовитую пальму по имени Юнис или Марк, но попозже. Сейчас мне надо разобраться с испарившимся бескрайним океаном, которого звали Эсси.
До-диез мажор. Ты.
Соль-диез мажор. Такой.
Си бемоль. Милый.
Я проснулся от какого-то коматозного состояния от того, что Эсси нежно касалась моих рук. Она играла песню мной, словно марионеткой. Хорошо придумано. Так мне было легче влиться во внезапное выступление. Она помогала мне до какого-то момента, пока не удостоверилась в том, что я все правильно помню. Эсси отошла от меня и продолжила петь:
Мальчики и девочки наблюдают друг за другом и кушают.
Она внезапно побежала так, что платье вздымалось вверх, словно собираясь устроить залу самое настоящее цунами. Оббежав фортепиано, Эсси в прыжке села на него. Подобному действию не последовало никакое противодействие, словно она совсем ничего не весила. Эсси свесила стройные ноги, начала задорно болтать ими и дальше протягивать строчки песни:
Они хотят видеть друг друга спящими, спящими, спящими.
Ты. Такой. Милый.
– Соло! – вдруг крикнула она.
Я послушно начал играть соло. Конечно, мне пришлось импровизировать. Это была занимательная секция в этой песне, так как из-за своей задорности и ребячливости любая импровизация звучала гармонично и всегда в тему. Эсси полностью доверяла мне, как и ставшие мне родными головастики. Наверное, как раз это и придавало мне уверенности в исполнении. Как хорошо, что все вы здесь. На моем острове.
Я отстукивал высокие ноты, как сам Билл Эванс, и в какой-то момент краем глаза заметил то, что Эсси медленно направлялась ко мне, словно кошка. Оказавшись в паре метров, она молниеносно прильнула ко мне, медленно положив ладони мне на пальцы. Это был знак снизить темп мелодии. Я знал это, потому что не раз слышал полное исполнение этой песни. Как только я начал играть спокойнее и тише, Эсси незаметно кивнула уже в знак одобрения и аккуратно положила мне голову на плечо.
Я прогуливаюсь по городу, словно пьяная, но это не так.
Немного пошатываясь, словно пьяная, но это не так.
Невесомые руки Эсси обвивали мою талию. Она начала петь тише, как бы мне на ухо. Океан вернулся и теперь нежно омывал берега моего острова. Он прогонял свой морской ветерок от края до края, наполняя песок свежестью и влагой. Кроме самого песка там ничего и не было, поэтому ветер беспрепятственно достигал каждой точки острова, заменяя ему пальмы всего мира.
Прошло много времени с тех пор, как ко мне притрагивались.
Теперь же ко мне притрагиваются постоянно.
Эсси наклонилась еще ближе. Теперь ее губы практически касались моей щеки, а волосы полностью закрывали мне обзор. Как маленькие пляжные крабики, по телу пошли мурашки. Я уже привык отыгрывать эти четыре аккорда, поэтому смог продолжить играть вслепую, лишь время от времени добавляя от себя что-то новое.
Важно лишь кто.
Важно лишь когда.
То были последние слова песни. Я мягко прожал фа-диез-мажор и отстранился от фортепиано, как ошпаренный. Казалось, что головастики собрались своими аплодисментами обрушить стены местного концертного зала. Я с непривычки начал прикрывать уши. Эсси смотрела то на меня, то на зал и широко улыбалась. Девушка была явно довольна таким номером.
– Спасибо! Спасибо большое! С вами были Эсси и Тео! – сказала она, как только аплодисменты хоть немного начали стихать.
Эсси легонько толкнула меня в спину, заставив поклониться публике вместе с ней. Затем взяла меня за руку и потянула за кулисы. Занавес.
