Тициана Вербитц
Зависимые отношения. Когда альтруизм становится патологическим
В профессиональной сфере
В типичном сценарии в профессиональной сфере человек выбирает чрезмерное альтруистическое поведение, которому могут быть свойственны повышенная готовность делать что-то для других, излишняя любезность, демонстрирующая хорошее старомодное воспитание, типичное для консьержа отеля, расположенность всегда выслушать и помочь: «Все обращаются ко мне, когда у них проблемы…». Его ценят как человека, на которого можно положиться в любой момент. Все идет гладко, если не возникают ситуации, когда доступность другим начинает мешать позитивной идентичности.
Пример из практики: Сара
У Сары, похоже, синдром выгорания; на работе она испытывает состояние стресса, которое приводит к психофизическому и эмоциональному истощению; разочарование, снижение мотивации и незаинтересованность в той деятельности, которую она всегда с энтузиазмом выполняла. Как только ей становилось невыносимо сложно продолжать работу, она сразу увольнялась.
Ее кредо и её закон: «Я самоотверженно отдаю всё: все свои силы и время. И в ответ получаю уважение». Таким образом, она преуспевает и побеждает. её главный страх состоит в том, чтобы потерять свою отличную репутацию. Однако всю свою успешную профессиональную жизнь она повторяла подвиг Сизифа: стоило ей добраться до вершины, как происходило что-то, порой незначительное, что заставляло её чувствовать непонятную усталость и вскоре заставляло её покинуть это место. И все начиналось заново.
Но на этот раз она чувствует, что все по-другому.
«Реляционная проституция» – такое неуважительное определение дает её ситуации терапевт, проводя реструктуризацию во время клинического интервью, на котором Сара описывает свое состояние дискомфорта человека, который упал и на этот раз не может подняться. Кажется, что такое определение может оскорбить, но она соглашается с ним со слезами на глазах, подтверждая, что это идеальное определение её ситуации. Признанный менеджер в секторе продаж предметов роскоши, она чувствует, что больше не может разделять ценности и цели привычной среды, столь же богатой, сколь и безжалостной. В этом секторе она работает в течение двадцати лет на самом высоком уровне. Высокий темп работы и смены задач никогда не пугал ее, и с ощущением всемогущества, характерным для её профессиональной среды и сильной англосаксонской культуры, она считала все это огромным плюсом для своего резюме. Исследование решений, предпринятых ею для преодоления нынешних трудностей, немедленно переносится самой Сарой на весь её жизненный опыт: «Я всегда была снисходительна и уступчива по отношению к другим, к родительской семье, к мужу, в работе, но всегда ради того, чтобы получить взамен одобрение, которое могло выражаться разными способами».
Щедрость на деньги, всегда чрезмерная по отношению к родителям: «У них не было и нет потребности во всех моих подарках. Они им не подходили по культурному уровню. Но как будто мне всегда надо было доказывать им, каких высот я достигла. Мне было необходимо услышать от них: «Молодец!». Но… я не всегда на высоте».
Щедрость на деньги с мужем-жмотом, который как невыросший ребенок с удовольствием принимает гаджеты, которые его собственная скупость не позволила бы ему купить самому. «Этим я как бы покупала себе лицензию на работу в любое время и в любом месте», – говорит Сара.
Щедрость в профессиональной сфере, то есть готовность работать независимо от времени, работать допоздна, чтобы завершить срочные проекты, готовность ради своей компании прыгнуть в любое время в самолет на межконтинентальный рейс. Встречи и проекты, где она чувствовала себя незаменимой. Именно это удовольствие – быть незаменимой, а не деньги – и было истинным вознаграждением для Сары.
В какой-то момент «награды» уже становится недостаточно, удовольствие превращается в жертвоприношение, сопротивление и контроль с целью скрыть, что она действительно думает. Все рушится в тот момент, когда вопрос себе «А что я делаю для себя?» остается без ответа. Рушится её сценарий отношений с мужем, рушится и то, что до этого делало её успешной женщиной. Она испытывает недоумение и ощущение дискомфорта, незнакомые и пугающие для тех, кто раньше всегда справлялся с любым затруднением без страха, воспринимая их как вызовы, то есть ситуации, из которых можно выйти победителем.
С клинической точки зрения, это серьезный случай: пациентка осознает риск погрузиться в черную пропасть депрессивной беспомощности. Она испытывает страх отказаться от поиска новых решений и стратегий, у бойца больше нет соперника, которого можно было бы соблазнить, и он больше не на службе у кого-либо.
К решению о необходимости терапии её приводят следующие симптомы: постоянные размышления, которые она не в силах остановить, поиск решений и эмоциональные реакции с подавленным плачем, чувством стыда и отчаяния, которые она не может позволить себе почувствовать. Сара пытается сдерживать это состояние за счет «эмоциональной анестезии». Кажется, она стала жертвой собственного внутреннего инквизитора (Нардонэ, Де Сантис, 2011), который мешает ей признать свои внутренние потребности и, прежде всего, свою собственную уязвимость, которую она отрицает, считая неуместной.
Состояние дистанции в отношениях – это эффект, типичный для тех, чья жизнь проходит под знаком «Мне никто не нужен», и который решает проблему страха быть отвергнутым путем установления лишь поверхностных отношений, из которых он сможет легко сбежать (Боржони, 2015). Но это также служит указанием на контрзависимость: внешняя готовность помогать вызывает определенные действия и при этом скрывает несогласие, которое не может быть субъектом выражено; субъект постоянно находится в состоянии обдумывания, задумчивости и негодования, которое также необходимо контролировать. Если представление о себе, сформированное преимущественно одержимо культивируемой профессиональной идентичностью, рушится, это вызывает незнакомое ощущение смятения. Самооценка теперь имеет ограниченные ресурсы и больше не дает идентичности энергии продолжать сопротивление ситуации. Гнев, обращенный к самому себе, рождает боль, с которой невозможно справиться рациональными способами (Муриана, Вербитц, 2017). Все это порождает тоску, беспомощность, стыд по отношению к себе за то, что она импульсивно оставила работу, за то, что потеряла свою профессиональную идентичность, играющую для её личности доминирующую роль, за то, что не способна заглушить свои эмоции и справиться со своим смятением. Сара пытается справиться с чувством беспомощности с помощью постоянных размышлений в поиске решения её проблемы. Неизбежным следствием является тяжелая бессонница.
Для лечения предпринимались попытки использовать ресурсы пациента. Используя её аналитические навыки, Сару вели к выявлению с помощью техники стратегического диалога критических вопросов, выдвижению гипотез решения и применению их на практике. Очевидный стратегический коучинг (Миланезе, Мордацци, 2007) помог ей начать действовать по-другому, как только были определены эмоциональные и когнитивные аспекты, которые привели её к краху. Сара неуклонно следовала предписаниям, разобравшись с эмоциями гнева, страха и боли, которые игнорировались ею до тех пор, пока не рухнула её идентичность. «Раньше я выглядела внешне милой и хорошей, но внутри я чувствовала себя профессионалом, который прячет в себе женщину за маской. Внутри я была злой, и мне часто хотелось вести себя дерзко. Теперь же я чувствую себя «победившей мятежницей».
Итак, все идет гладко до тех пор, пока не изменится контекст, и сценарий, выигрышный и функциональный в одной сфере, не «экспортируется» в другую. Из-за характерных особенностей самого контекста или по причине того, что он больше не резонирует с характеристиками человека, то, что в определенное время и в определенной ситуации было хорошим решением, может стать крайне неудачным при применении в другой момент и в другом месте. В тот момент, когда контекст меняется, устоявшийся стиль отношений уже не является выигрышной картой; в этот момент может произойти разрушительный кризис: то, что раньше подобно ключу открывало закрытые двери, может стать самой дверью, которую невозможно открыть. Использование старых стратегий поведений подобно попытке ориентироваться в Риме двадцать первого века по карте, составленной картографами Юлия Цезаря.
Пример из практики: Фабия
Фабия – красивая, молодо выглядящая, женщина, сорока лет. её профессиональная сфера – менеджмент, и она постоянно продолжает обучение в выбранной области. Всегда в курсе всего нового в своей сфере, она очень любит свою работу и выполняет её со страстью и интересом. Несколько раз она меняла место работы и делала это с удовольствием. Каждый раз это происходило тогда, когда она чувствовала, что пора заканчивать, так как на смену обучению, которое она любила, приходила рабочая рутина.
Ее профессионализм хорошо известен, и она без особых усилий получает предложения о сотрудничестве. Однако последняя смена работы была неожиданно катастрофической. По рекомендации своего наставника она решает перейти в индустрию операционного маркетинга. Она не смогла отказаться от такой возможности именно из-за того, что на этом настаивал её учитель несмотря на то, что сама она испытывала сомнения, предчувствуя, что ей не очень подходит новая должность и что «в новых туфлях будет неудобно ходить».
Два года на невероятной должности, при руководителях, щедро выражающих похвалу и благодарность за её работу. Но она чувствует себя как будто её тащит на буксире коллега, которая всегда выполняла те же обязанности в одиночку.
Осознавая, что любой на её месте был бы счастлив, она начинает чувствовать дискомфорт, которому не может подобрать определение. Она ощущает недомогание, тоску, вялость, дискомфорт в общении и отношениях, сомнения в самой себе: «Дело в том, что я недостаточно способна? Или они делают что-то, что вызывает у меня дискомфорт? Или эта работа не по мне?».
Воспитанная, вежливая, благодарная, она не хочет огорчить тех, кто принял её на эту должность, и тем более своего учителя, который дал ей такие хорошие рекомендации.
Не было ни дня, когда она отсутствовала бы на работе, даже если ей это было необходимо. У Сары стали появляться спорадические приступы паники, её преследовали навязчивые мысли, постоянный процесс размышления, неспособность принимать решения в связи с утратой цели. Запрос на терапевтическую помощь пришел с увеличением количества дезориентирующих её симптомов.
После трех сеансов явно вырисовывается проблема: она не может решиться бросить новую работу, поскольку это разочарует тех, кто её поддерживал; но самое главное для нее – то, что другие люди изменят свое мнение о ней, а она так долго работала над своим образом, чтобы быть хорошей и готовой помогать всегда и всем из-за страха быть отвергнутой.
Это её личный «категорический императив» (понятие, сформулированное философом Кантом), её безусловное «Ты должна», имеющее неоспоримую власть при любых обстоятельствах, её необходимая и оправданная цель. её правило «Никогда не ставь других в затруднительное положение» на самом деле позволяет ей защищать себя от огромного страха быть отвергнутой.
В отношениях с партнером
Сфера личных отношений не застрахована от западни того же типа: пара не может ни быть вместе, ни расстаться. Для проблемы типичен «сговор», когда один член пары выражает избыточную доступность, чем мешает другому реагировать на изменение порядка общения.
Функция «доступности» и здесь тоже заключается в том, чтобы защитить свой образ себя, чего бы это ни стоило, и, имея самые лучшие оправдания, часто моральные, доказать свои качества: «Я лучше, чем вы думаете». Именно эту заповедь субъекту и необходимо постоянно воплощать в действие. Таким образом, доступность выражается во внимании к партнеру, соблазнительности, терпимости, самоуспокоению, отложению выражения расхождения во мнениях на неопределенный срок и так далее. «Превосходность» достигается высокой ценой. В подобных случаях отношения пары успешны для подтверждения своей ценности и самооценки опосредованно через партнера. Способ общения не обязательно приводит к открытой ссоре, выражению раздражения, которое может оставаться скрытым и «тлеть под пеплом».
Пример из практики: Виттория
Виттория всегда годами затягивает неизбежное окончание отношений с партнером, после того как фактически разрыв уже произошел. Формальное завершение отношений всегда было для нее крайне трудным. её проблема похожа на обычную проблему сепарации, хотя при этом никогда не идет речь ни о разделе имущества, ни об урегулировании конфликтов.
Она рационально, четко и ясно определяет ситуацию, показывая себе пределы возможностей партнера и бессмысленность ожидания от него каких-либо желанных перемен. Несмотря на все, что она делала и делает для него, несмотря на ту роскошную жизнь, которую она создала и которую они с удовольствием прожили вместе за её счет, ему никогда не было достаточно. Она вела себя подобно гейше, всегда готовой вести приятные и интеллектуальные беседы, всегда готовой удивить его, чтобы развеять его постоянную скуку. Чем больше росло его недовольство и запросы, тем больше она старалась.
На самом деле они давно живут раздельно, в разных домах, но она безукоризненно сохраняет готовность откликаться на просьбы своего практически бывшего партнера. Встречи, обеды, ужины, кофе, а иногда и интимная близость всегда заканчиваются рациональным заключением, что история не может больше продолжаться.
В отношениях царит амбивалентность. «Я не чувствую, что являюсь причиной его страданий; но если я его брошу, то буду чувствовать себя плохой, у меня появится чувство вины», – говорит Виттория. Она всегда готова выслушать его жалобы на трудности, всегда готова со свойственной ей щедростью решить проблемы, которые он сам себе создал. Но он остается таким же, каким был: капризным, самовлюбленным, безответственным и ненадежным. «Я стараюсь быть вежливой, надеясь, что мне отплатят той же монетой, даже если иногда обед в ресторане заканчивается тем, что он сердито опрокидывает на меня бокал красного вина, хотя за несколько секунд до этого пламенно доказывал, что изменился и любит меня», «Я терплю, откладываю решение завершить отношения и сопротивляюсь ему, надеясь, что он изменится».
Ситуация характеризуется осознанностью и готовностью непрерывно продолжать отношения, чтобы избежать или смягчить боль обеих сторон. Это смертельная ловушка патологической взаимодополняемости, построенная на том, что для нее невозможно допустить, что она станет причиной его боли. Она приостанавливает отношения, не завершая их и ожидая, когда он тоже согласится с решением, чтобы не брать на себя роль палача. Но он, столь сговорчивый благодаря всем преимуществам, которые дают ему эти отношения, включая то, что он избегает боли одиночества, конечно же, не сделает шаг к разрыву первым. Ненадежный партнер остается ненадежным, жаба не превращается в прекрасного принца, несмотря на все поцелуи принцессы. Приостановленная на время история по-прежнему продолжается, наша героиня надеется, что связь исчезнет сама. На самом же деле Виттория просто спасает свою самооценку: чтобы её не отвергли, не отвергает и она.
Как образуются комплементарные пары? Время от времени это случается с парами, испытывавшими влюбленность низкой или высокой интенсивности.
Как достигается и как поддерживается патологическая взаимодополняемость?[2]В случае Виттории все понятно: она всегда стремится вести себя услужливо (первая попытка решения). Тот, кто следует, вопреки своей воле, сценарию «реляционной проститутки», ведет себя максимально услужливо и сам страдает от результатов своего поведения. Тот, кто считает себя хорошим, полезным, ответственным и ангельски правильным, заметив, что попал в ловушку, начинает думать: «И это при всем том, что я сделал для него», не в силах признать, что «Это все именно из-за того, что я делал для него». Но неблагодарности других в большинстве случаев недостаточно, чтобы вызвать изменение сценария.
Настоящая психологическая ловушка заключается в следующем: те, кто ведут себя как «реляционная проститутка», не разочаровываются настолько, чтобы разочарование привело к изменениям (Муриана, Вербитц, 2010), и продолжают упорствовать в своем поведении, используя тот же сценарий (попытка дисфункционального решения[3]).
Это способ защиты самообмана, незаменимый для поддержания личного психологического равновесия. Самообман в этом случае укрепляется «ценностью» этических принципов, которые поддерживают определенное представление о себе и самооценку, которая формируется исходя из соответствия предполагаемым этическим нормам, а также он закрепляется с помощью общественного признания как результата поведения человека, которое, в свою очередь, укрепляет его индивидуальную и социальную идентичность.
Когда же стратегия поведения становится дисфункциональной или ещё хуже – патологической?
Когда человек «напарывается на подводные камни» своей же стратегии, но, твердо веря во что-то, например, в то, что, с моральной точки зрения, он прав, он превращает свою веру в бесспорную истину (Нардонэ, 2019), все больше укрепляясь в ней.
«Эльстер называет самообман своего рода немотивированной иррациональностью, основанной на склонности изменять реальность, чтобы она соответствовала его собственным представлениям о ней» (Нардонэ, 1998). Самообман служит всем нам, чтобы мы верили, что верно только то, что терпимо, и он может быть функциональным или дисфункциональным.
В тех случаях, о которых мы говорим, это очевидно дисфункциональный механизм, который служит для того, чтобы позволять нам «прятать голову в песок», защищая себя от архаичных эмоций: от страха быть отвергнутым и последующей боли, а также чтобы избежать ощущение смятения от необходимости начать действовать иначе и от чувства страха, превращенного в этику.
Оставаться вежливым и откладывать принятие решения – есть предосторожность против предполагаемого страдания, которое может привести к депрессии. Всякий раз, когда происходит непредвиденное, у «реляционной проститутки» словно пелена спадает с глаз, она еле сдерживает слезы… но не обижается. Чего ей не достает, так это моральной защиты. Она старается делать все больше и больше для других: «Я должна отдавать ещё больше, чтобы другие это видели и ценили меня».
Люди, которые заводят романтические отношения с «проституткой в отношениях», имеют определенное «преимущество»: от них не требуется реальной ответственности за отношения. Самообман «реляционной проститутки» работает подобно защитному экрану против боли, которую человек мог бы испытать при изменении сценария; он опасается, что его хрупкость будет обнаружена и, как следствие, он потеряет уважение в глазах партнера, что разрушит его самооценку. Таким образом, все, что не работает в отношениях, для «реляционной проститутки» становится менее заметным, менее значимым, пока не станет нестерпимым на эмоциональном уровне. Рациональное объяснение можно найти всему…
Мужчины, реализующие в отношениях в паре сценарий «реляционной проститутки», приходят на терапию в подавленном настроении, со сниженным психологическим тонусом, они испытывают страх обратиться за помощью, как будто они уже знают, в чем суть их проблемы и что они сами являются её соавторами. Но они не знают, где выход из этой ситуации. И довольно часто они хотят изменить ситуацию, не выходя из нее. Почти всегда мы сталкиваемся с тем, что в их обращении за помощью скрывается парадоксальный запрос к терапевту: «Измени меня, не меняя меня».
Пример из практики: Мирко
Мирко около пятидесяти лет. Разумный и сдержанный. У него скромная улыбка хорошо воспитанного человека. Уже седой большой мальчик. Он обращается за помощью, так как, по его словам, чувствует себя «опустошенным и истощенным». В течение девяти лет он находится в отношениях; он живет вместе со своей партнершей. В этой истории, которая на данный момент достигла опасного кризиса, как и во всех предыдущих историях, его словно тащат «на буксире». Покорный и боящийся конфликта, в отношениях с женщинами Мирко всегда был покладистым, соглашающимся, он всегда отказывался от своих интересов ради каждой очередной партнерши.
«Куда мы поедем в выходные?» – «Куда хочешь, дорогая!»
«А в отпуск?» – «Куда пожелаешь, дорогая!»
«Что будем есть на ужин?» – «На твое усмотрение, дорогая!»
Какая бы «тень» ни появлялась на лице его спутницы, будь то вспышки гнева или злости, Мирко воспринимал их как обращенные лично к нему, как выражение не только недовольства, но и в целом отторжения.
Ситуация стала невыносимой для Мирко. И чтобы гарантировать принятие, полное и безоговорочное, как он хотел, Мирко стал чередовать две разрушительные попытки решения, обе из которых были дисфункциональными: «реляционная проституция» и «притвориться мертвым». То есть соглашаться со всем, быть чрезмерно доступным или не делать ничего, ведь в соответствии с пословицей, «не ошибается тот, кто ничего не делает».
