Тиана Тон
Мы встретимся снова

Глава 4

– Никчемный, чего застыл? – Обратился подошедший сбоку юна, больно ткнув Яса локтем под ребра. Он резко вырвал тоскующего человека из пелены ярких воспоминаний, жестоко вернув в реальность; вернув туда, где происходило жертвоприношение богу дождя Дижи. – Смотри сколько ныне жертв, а ты стоишь и скулишь.

– Бычий рог, иди куда шел, – огрызнулся Яс. Он замер, почувствовав, что юна остановился рядом. Тонкое обоняние подсказало ему, что собеседник был один. Его ноздри уловили запах соломы и выделанной кожи. Будучи слепым, он хорошо различал голоса и запахи соплеменников.

Бычий рог часто издевался над Ясом. Он не упускал возможности кинуть слепому под ноги кишки и фекалии животных, которых тащили в город после охоты. Яс терпел с верой, что наступит день, и он навсегда покинет полуостров. Но случилось так, что он женился на всеобщей любимице Кимиш, и глупые насмешки мужчинам пришлось сдерживать в знак уважения женщины их племени. Как только Кимиш не стало, издевательства возобновились.

– А что так? Зануда, что, я мешаю тебе? – Не унимался Бычий рог, скалясь и обнажая прескверные зубы.

Яс не выдержал. Впервые в жизни ему захотелось драки, да не до крови, но до последнего вздоха. Он накинулся на обидчика и повалил его. Бычий рог не ожидал такого развития событий и обескуражено ударил Яса в ухо. Народ юна перестал приплясывать, радуясь всплеску воды, когда жертва с глухим шлепком о воду, скрывалась под ней. Они расступились, образуя круг. Народ переводил взгляд с озера на тех, кто вёл борьбу, но потасовку явно не собирались разнимать – по этой части юна были вспыльчивее и свирепее, чем индейцы.

Ежедневно народ юна вёл борьбу не только с соседними племенами индейцев, но и внутри своего города. Всё чаще стычки случались со своим же народам. Конфликты вспыхивали из-за неосторожного слова, взгляда, толчка. Правда, несколько сезонов назад, юна всё же прекратили межличностную борьбу. Произошло это, когда вспыхнула эпидемия из-за отравленной индейцами воды. Тогда они объединили силы против жестокой болезни и выстояли. Плечом к плечу они стоят и во время племенной войны, а после – порознь. Ни любви, ни жалости, ни дружбы; и при этом одним отрядом. Совместная охота, строительство, пляски, – все вместе, но каждый одинок.

Между тем, Яс бил противника головой о землю и не собирался разжимать рук. Бычий рог ослаб, а из его носа хлынула кровь. Но даже когда он перестал сопротивляться и двигаться, Яс не разжал пальцев. Он намертво вцепился в волосы соплеменника и продолжал бить. Внезапно в круг наблюдающих прорвался один из звёздных чтецов. Юмул-Яб-Дувос схватил Яса за плечи и одним рывком поставил его на ноги. Яс тащил за собой мертвое тело Бычьего рога и дрожал. Было заметно, что мужчина находится в состоянии оцепенения. Он крутил головой, будто высматривал кого в толпе, и улыбался. Забрызганный кровью, с кривым оскалом разбитых губ, он перепугал стоявшего рядом ребёнка, и тот с воплем запрыгнул отцу на спину, хватаясь за его уши. Родитель не оценил поступок сына. Скинув мальчика, он дернул его за руку и выставил перед собой, вынуждая того наблюдать за происходящим.

Несколько мужчин разжимали ледяные пальцы Яса, трепавшие безвольное тело соплеменника. Когда им это удалось, народ потерял интерес к происходящему. Люди увлеклись зрелищем жертвоприношения сразу же, как только унесли Бычьего рога. Яс тем временем уселся на землю и сжал кулаки. Вокруг кричали люди, плясали и радовались, а для него время замерло. Его лицо хранило отпечаток душевной боли, с которой он, молодой и сильный, справиться не мог. Мужчину не смущали вопли и пинки; не заботило и то, что кто-то поднимает его и ведёт за собой. Он следовал как во сне, спотыкаясь и медленно переставляя ноги. На улице поднимался ветер, гоняя по небу вздувшиеся чёрные облака. Ветви на деревьях исполняли свой ритуальный танец, подчиняясь порывам с изморосью.

Путники вырвались из толпы ревущих соплеменников, и пошли по шуршащей насыпи. Юмул-Яб-Дувос знал, куда вести Яса, чтобы он мог прийти в себя. Мужчина уверенно двигался вперёд, слегка пригибаясь под колким дождём. За городской площадью ещё слышались крики, но уже не мельтешили люди. Путники достигли молодой рощи с дикими карликовыми яблонями, за которой виднелась высокая, но ещё недостроенная башня. Звёздный чтец уводил Яса за собой по узкой просеке, которую проделали сразу, как посадили деревца, вырубив переплетенные кусты дерна.

– Сейчас, парень, ещё немного, и ты отдохнешь, – заговорил сиплым голосом Юмул-Яб-Дувос. – Я займусь делом, а ты подумаешь в тишине. Конечно, если есть чем думать.

Старец свёл брови, грозно зыркая на Яса из-под лохматых чёрных дуг.

– Я никого не трогал, – глухо ответил Яс. – Никому не мешал. Я лишь тень. Тогда почему всё так?

Звёздный чтец остановился, разглядывая башню из толстого слоя серого камня.

– Небовидец! – Произнес он. – Здесь три окна.

– И что? – Удивился Яс, поворачиваясь на голос.

– А то, парень, что посмотрев в одно, я иду ко второму, а после – к третьему. И только тогда нахожу ответы. Что ты видишь в своих окнах? У каждого человека их по три. Если не видно в двух, третье оконце точно покажет свет, – рассуждал старец, посматривая на тёмное небо.

– Я понял тебя, вот только в моих окнах всегда тьма. Она окутала меня со всех сторон, а в третье – проникает холод. Моё сердце мертво! Оно окаменело. А душа покинула меня вместе с женой. Так что, и в это окно я ничего не увижу, – пожал плечами Яс. – Веди. Куда ты там меня приволок?

– Ты молод и глуп, Снег! Но нет в этом твоей вины. Ты родился во время стужи, терзая мать нежеланием появиться на свет. Ты уже тогда знал, что пойдешь иным путем – снежным. Ты забрал жизнь матери со своим первым криком, оглашавшим нападение на племя, и вскоре погиб твой отец. Ты даришь людям холод. Поразмышляй над этим!

Звёздный чтец устремился вперёд.

– Да! Получается, что я убиваю всех своей жизнью! – крикнул вслед Яс. – Я мешаю людям жить. Может мне убить себя?

Юмул-Яб-Дувос обернулся.

– Ничего-то ты не понимаешь, дурной, – ответил старец, качая косматой головой. Его длинные волосы трепал ветер, скрывая тёмное лицо с длинным крючковатым носом. – Я призывал тебя заглянуть в свою душу и поискать там ответы, но никак не к самоубийству. За это тебя никто не осудит, но точно такое действо не изменит положения и не решит твоих вопросов.

Старый юна отмахнулся от ночной стрекозы и пошел дальше. Яс услышал удаляющиеся шаги и попытался нагнать собеседника.

– Ишшабат будет рада мне, – буркнул Яс.

– Серьезно? Ты считаешь, что богине самоубийства нужен такой нытик как ты? – Старик рассмеялся, содрогаясь под порывами ветра тощим телом.

– А что такого? Для такого как я – это почётно! – воскликнул Яс. – И тогда никто не будет считать меня никчемным.

– Дурной ты! Добровольное жертвоприношение во славу кого ты собрался совершить? Кому это нужно? Ты удиви народ другим: женись снова и осчастливь богиню Ишенчель. Наделай орущих малышей, тогда и гордись поступками. Подбери сопли, расправь плечи и иди вперёд. Ты – юна! Ты – мужчина из свирепого и сильного племени. Так гордись этим и не позорь свой народ.

– Мне больно, – слишком тихо поведал Яс, и сел на влажную мшистую землю. – Пойми, мне тяжело. Я никогда не знал привязанности к человеку. Меня никто не любил и не жалел.

Лицо Яса посерело во тьме, и лишь белки глаз выражали боль. Его взгляд напоминал глаза загнанного зверя, который был окружен охотниками, но всё-таки надеялся на спасение.

«Он слеп и сломлен, и помочь точно никому не сможет, – глядя на Яса, размышлял старец, рассматривая его в сгущающейся тьме. Его удивила и опечалила обреченная поза молодого мужчины, его поникшие плечи, опущенная на грудь голова. Казалось, ему уже всё равно. Но он знал Яса стремительным и волевым человеком. Сейчас же в его облике ничто не выдавало этого. – Несмотря на слепоту, он верно ориентируется. Но не привыкнет этот мальчик жить в городе. Никогда не привыкнет. Слепой воин не нужен не только дикому народу, но и индейскому. Он ничего не может».

– Я понимаю, – согласился Юмул-Яб-Дувос после некоторой паузы. – Сам через это прошел, когда на глазах закололи трех сыновей и разорвали жену. Но с того момента я не знал жалости. Во время сражений я лез в гущу и рубил врагов, а в тихие дни до сих пор занимаюсь изучением высшего мира. Небо таит в себе много неразгаданного и чудного. Ты вспомни Дишпарка. Когда он женился на полюбившейся девице из другого племени, а после её заставили отказаться от него. Помнишь? Он долго болел и сошёл с ума. Он постоянно слышал зов врага, молящего о пощаде. И этот дурень пошел в горы, где разбился. Тогда его мать от горя задушила внука от первого сына, а невестка не простила её. Она страдала и умерла, не разродившись пятым младенцем. Сколько горя причинил один упрямец. Его уже нет, как и славы, что жил достойный сын своей матери. Не проще ли продолжить жить? Всё проходит, Яс, день, ночь, ветер, дождь, жара… Твои слёзы высохнут, поверь мне. Да, Яс, они оставят на твоём лице отпечаток горя, но они высохнут. Пойдем со мной.

– Что мы будем делать, когда придем в Небовидец? – Спросил Яс, поднимаясь на ноги. Его набедренная повязка вымокла и скомкалась между ног. Расправив одеяние, мужчина пошел за собеседником, понурив голову.

– Ты ничего не будешь делать, а я нанесу на твёрдый камень расположение красных звёзд, затем составлю месяцеслов. Скоро день тьмы, и следует точно сверить движение кровавой планеты.

– Я хочу туда улететь, – вдохнул Яс.

– Как знать, – пожал плечами звёздный чтец.

– Жрецы твердят, что это невозможно.

– То жрецы, а то чтецы, – хмыкнул старый юна, и с теплотой во взгляде осмотрел высокую башню. – Пойдем.

Яс, конечно же, не мог видеть Небовидец во всём величии. А меж тем, здание полукруглой формы было прекрасно, напоминая расслабленную змею с тремя глазами – окнами. Невысокий постамент возвышал её, выстроенную юна за долгих пятнадцать лет из толстого серого камня, над верхушками деревьев. Главная лестница башни соотносилась с уходом Венеры за горизонт. Из двух окон звёздные чтецы наблюдали планету в северной и южной точках, когда она проходила по небосводу. Третье окно выходило на юг. Сглаженные углы основания баши соотносились с тенью, которую на восходе и закате отбрасывала башня в дни солнцестояния. Добирались юна до этой громады по мощеной дороге, в основании которой лежали круглые камни, скрепленные между собой цементирующим раствором. Верхний слой из мелких камней хрустел под тихими шагами, которые едва разбрасывали в стороны серый щебень. В джунглях почва слишком пропитана влагой, и потому мужчины юна проложили такую дорогу сразу на главной площади, между храмами, священными озёрами, возле Небовидец и меж селениями и поселками для быстроты передвижения. Это, к тому же, позволяло стремительно развиваться торговле, а вслед за этим и религиозному центру. Для этого в ход у юна шло всё: соль, какао, ткани, перья, обсидиан для инструментов, известняк, кукуруза, бобы, репа, мясо диких коз и рыба.

– Пришли? – Перебил Яс размышления звёздного чтеца, замершего перед башней – гордостью народа юна.

– Да, на месте, – ответил тот. – Вот и тучи разогнало. Порадовали мы ныне Дижи! – О, да ты промёрз, бедолага. Вернуться бы тебе да выпить чёрной гущи из какао-бобов.

– Пойдем, мне не холодно.

Глава 5

Женский крик огласил округу. Перед глазами стояла темнота, а сердце так и норовило вырваться из груди. Он тянул руки вперёд, пытаясь ухватить её, но вопли звучали уже глуше, а его тело относило дальше. Яс очнулся в холодном поту и потёр затекшую руку. Всего лишь сон – очередное видение, где погибает его жена. Или нет? Крики повторились, и сразу же раздался топот и глухой звук падающих тел.

– Опять! – застонал Яс, вскакивая на ноги.

Недавно он вернулся из Небовидец, где просидел длительное время, пока звёздный чтец составлял карту звёздного неба и месяцеслов. Не успел он опуститься на настил, как провалился в сон, прерванный криками. Из-за слепоты Яс не мог участвовать в сражениях, но, не оставаясь безучастным, тайной тропой уводил детей в убежище.

Саблезубый енот – правитель индейского народа чироми, населяющего центр Мекистаки, повторил военный поход спустя год. Его воины безжалостно косили деревянными мечами с кремниевыми лезвиями всех индейцев без исключения, не говоря уже о мелких поселениях дикого народа. В темноте этих безжалостных воителей можно было отличить по блеску шлемов. Из индейцев только они надевали наголовья на войну. Юна же не выносили головных уборов, зато использовали щиты из древесины и кожи животных. Они ловко отражали атаку топорами и ножами. В бою глаза мужчин наливались кровью, которая после оросит ворвавшийся в джунгли рассвет. При свете дня взору явятся растерзанные женщины, разрубленные младенцы и убитые изуродованные старцы, но только не конец битвы.

Юна отбивали своих женщин, которых чироми волокли за волосы из лагеря. Саблезубый енот использовал пленных женщин на торгах. Он выменивал их на земли и города после свирепых боевых действий.

Пока одни отбивали, а вторые убивали, один на один встретились правители. С тяжёлым хриплым дыханием они стояли напротив друг друга.

– Яшо-Чен-Ен, сдавай город, и мы отпустим живыми остальных! – яростно выплюнул чироми.

– Ты немного постарел со дня нашей последней встречи, гиена, – ухмыльнулся правитель юна, обнажая подпиленные зубы, окрашенные кровью. – Не сидится тебе на месте. Всё большей власти желаешь захватить, и жить-то тебе некогда. Только строгаешь выродков между походами, чтоб было кому прикрыть твой помятый зад. Зря шёл так далеко, ведь я не сдам свой народ, не оставлю свою землю вонючим шакалам. Где строили храмы мои предки, будут приносить в жертву твоих людей мои дети. Убирайся!

Чироми оперся о деревянную рукоять меча и широко улыбнулся:

– Ты не прав. Мой народ не из шакалов. Мы не жертвуем богам людей, как это делаешь ты. Наши боги за нас, и идут об руку с каждым. Они к нам милостивы, а твои медленно убивают тебя и твоё племя. Вот с гор уже согнали твой народ. Теперь засухи сменяются ливнями. Но и эта вода уходит, и урожай сохнет до корней. Дойдет до того, что твои останки будут топтать у основания твоих хваленых храмов бизоны, которых ты истребляешь, чтобы прокормить народ. Но он уйдет от тебя, как не корми его, и ты сдохнешь в одиночестве. Помни: твой народ покинет своего неразумного правителя.

– На кой тогда тебе этот гиблый край? – Спокойно спросил Яшо-Чен-Ен. Его гордая осанка свидетельствовала о решимости противостоять врагу. На стиснутых скулах перекатывались желваки, лицо окаменело. Он резко метнул в противника копьё.

Юна угодил чироми в плечо, но тот отломил деревянный конец и кинулся на врага. К тому моменту большинство индейцев и дикого народа полегло. Остальные чироми терзали женщин. Яс слышал их вопли, когда уводил уцелевших детей.

Малыши послушно бежали за слепым мужчиной, не издавая ни звука. Они пробежали мимо поверженного воина, чьи давно немытые волосы скрывали его лицо. Грязная коричневая накидка, когда-то прикрывающая его костлявые плечи, валялась рядом. От тела и лохмотьев, служивших одеждой, несло такое зловоние, что было сложно выносить этот запах. Дети со страхом закрывали носы и рты ладошками, бесшумно следуя за Ясом. При таких набегах спасаться приходилось за выступом над водой священного озера, где когда-то их предки приносили в жертву именно младенцев. Там же теперь прятали живых детей юна. Яс полагался на инстинкт, и, учуяв в воздухе прохладную влажность, ускорил шаг. Он боялся, что враги опередят его, а то и займут место, подстерегая их. Мужчину охватил страх, но в то же время, он знал, как напуганы дети. Они были настолько привязаны к нему, считая его защитником и покровителем, что он не смел выказать своей слабости. Он шёл впереди них, но не чувствовал радости от того, что они как дерево тянется к свету, тянулись за ним. Этот факт также не вселял в него уверенность, не поднимал в собственных глазах. В душе у него была пустота.

Спускались беглецы в водоём спешно по деревянным лестницам, связанным гибкими ветками. На алтаре на тот момент находилось несколько мисок из обожженной глины. Ими пользовались на случай осады, черпая воду. Юна в этом месте не искали, потому что захватчики стремились пробраться ближе к храмам, где до недавних времен прятались люди, пока не сменили убежище.

В новом пристанище дети дрожали и жались к Ясу, заглядывая в его отрешенные глаза. Они просидели в спасительной тишине до позднего вечера, пока не услышали шорох.

– Никчемный, вы тут? – Голос ударил сверху как гром и отскочил от влажной стены. – Эй, Снег, поднимай свой трусливый зад и веди детей в город. Мы победили! Уже скоро жрецы приступят к пыткам пленных. Скорее наверх!

После такой команды потянулись по лестнице малыши. Яс завершал процессию. Уже вылезая, он почувствовал, что на пальцы опустилась нога, и вдавила пяткой его руку. Боль обожгла суставы, но мужчина, стиснув зубы, повис на лестнице.

– Никчемный, ладно тебе, не пыхти. Я сегодня добрый: увижу, как каратели будут срезать с костей чироми мясо, и бросать в огонь. Это зрелище как раз по мне – не то, что смотреть на тебя.

По голосу Яс определил, что за ними пришел Жгучий клинок, которому надоело глумиться над слепым, и он убрал ногу с его пальцев, развернулся и медленно направился на площадь. Яс подтянулся на руках и выбрался из убежища. Его разгоряченные щеки обдул теплый ветер. Он сел у края воронки и размял руку. Суставы распухли, но пальцы шевелились. Вздохнув, слепой юна поднялся на ноги и пошел в противоположную от площади сторону.

– Кимиш, моя Тайна, как я хочу к тебе, – шептал Яс сквозь зубы, пытаясь справиться с душевной болью. Даже в сумерках было заметно, как он борется с собой и переживаниями. Страдания исказили его речь, как и его лицо. – Я хочу увидеть нашего малыша. Я соскучился, ты даже не представляешь как. У меня в груди пустота, и от этого ещё больнее, ведь эта пустота разрастается и выедает меня изнутри. В тот день, когда ты погибла, умер и я. Меня уже нет в этом мире, но ещё нет и там, где ты. Это ранит сильнее. Я должен был умереть, а не ты и наше дитя. Но моя никчемная жизнь не нужна богам, иначе бы они оставили вас жить, дышать и видеть солнце. Девочка моя, моё сердце остановилось с твоим сердцем, а по земле ходит оболочка, и ждет назначенного часа. Вы ждите меня, и совсем скоро мы будем вместе. На днях намечается игра в «Перетяни лиану» на выступе скалы, и я сделаю всё, чтобы попасть в команду. Мы проиграем, и наша команда разобьется и вознесется к богам, а это значит, что я встречусь с вами.

Ответом мужчине был шелест листвы да перекличка ночных птиц, испуганных людским гомоном. Чуть дальше, где серые здания окружали центральную площадь, собрался народ юна, уцелевший после сражения. Люди торопились принести жертвы своим богам, ведь пленных было много. Пытки карателей были гораздо изощреннее в столь страшный день, потому как нападавшие погубили много воинов и женщин. Срезание плоти с костей пленников – не было по душе суеверным юна, но они понимали, что только так отомстят за погибших. Они веселились с тоской во взорах, привыкшие к жестокости жизни. Уже утром на месте сражения начнется торговля. На продажу юна выставят табак, какао-бобы, ракушки, нефрит и мешки с перьями павлинов и горных орлов. Но это позднее, а пока народ наблюдал за ритуалом и плясал вокруг пленных.

– До рая нужно дойти! – дружно выкрикивали юна, размахивая факелами, и наносили поверженным чироми удары длинными гибкими палками. Они в исступлении водили хороводы, двигаясь в пляске под громкое пение и музыку; били в барабаны и играли на флейтах, скрывая за этим терзающие их душевные муки.

Юна были сильны духом. Они не выдавали страданий и были выносливы. Народ юна был ловок в рукопашном бою, но робел перед стихией природы, хотя пользовался её дарами. Отряд лазутчиков юна постоянно приносил правителю и жрецам известия о действиях соседей, а именно – индейцев. У дружественных племен индейцев народ юна учился строить храмы из известняка; возводить арки; расписывать стены и керамику, изображая мифы, божества, змей и маски людей. Юна переняли у них умение затачивать каменные орудия для резьбы по дереву и камню и создавать инструменты из вулканического стекла. Звёздные чтецы юна научились наблюдать за движением небесных тел и на основании этого поверили в смерть. Они считали, что умершие обращаются в звёзды, потому небесные искры часто меняли местоположение, освобождая территорию вновь прибывшим.

Юна не считали себя жестокими, потому что защищаться их заставило само существование. Они не могли позволить, чтобы их истребляли как стадо диких кабанов, но они не понимали ещё так много, и не до конца приспособились к жизни в джунглях, хотя с момента переселения туда первых диких людей прошло много лет. Их словно послали на Землю исполнить продуманный кем-то план, но не наделили умением быть до конца людьми; лишь выживать и усовершенствовать условия обитания вокруг себя. Они много составляли заметок, но ни в едином письме не гласило о гуманных методах выживания. Дикарям не досталось теплоты и сострадания. Ими управляло терпение – долгое и нудное. Они верили в выдуманные истории и подчинялись многочисленным богам, которые, по их мнению, управляли каждым их шагом, и не позволяли расслабиться и подумать.

– Кимиш, Тайна моя, не могу я выразить того, что творится в душе, – шептал Яс, прислушиваясь к крикам. Он уселся в зарослях папоротника, подтянув колени к животу. Этот юна особенно противился законам соплеменников. Он желал противостоять их грубости, открыть им глаза на теплоту души, понимания и любви. Но его никто не слушал, и постепенно он замкнулся, предпочитая одиночество. – Я не желаю жить так, как живут остальные. Я верю, что есть в нашем существовании иной смысл. Если я не прав: отчего тогда у меня в груди горит, пуще ожога, а из глаз бежит влага? Я мужчина, пусть и слепой, но я силен телом да слаб духом. Почему я тогда цепляюсь за воспоминания и мысли о тебе? Я хочу обнять тебя, но вокруг лишь пустота. Я хватаю воздух и молча вою. Казалось бы, вот-вот закричу, но горло сдавливают мелкие каменья грусти. Думаю, даже жертва перед гибелью не чувствует этой разрывающей сердце тоски. Я так и не научился терпеть эту тупую боль и жить без тебя. Я знаю, что виноват перед тобой, моя Кимиш. Мне следовало защищать тебя, а я не смог. Мне следовало уйти раньше; уйти в загробный мир ради вас. Ничто больше не имеет для меня значения. Моя жизнь рассыпалась в прах. Кто я на самом деле?