Тейра Ри
Сгинувшее Время. Рождение Смерти
Эйрогас ощутил, как неумолимо подступает головная боль. Сколько раз он обещал себе, что больше не поддастся на провокации Алгода и не позволит мальчишке выставлять себя дураком перед подданными. Но принц снова и снова доводил его до белого каления. Алгод с легкостью манипулировал людьми, вынуждая их плясать под его дудку. Вот и сейчас король просто обязан наказать сына за дерзость в общении с матерью и за избиение конюха, но Алгод опять умудрился все вывернуть так, будто это самое наказание не что иное, как месть отца сыну за оскорбленное самолюбие. Парень в очередной раз показал всем: король не в силах совладать с ним. Все, на что способен гордый правитель Элхеона, – это выйти из себя и ударить ребенка.
– Прежде чем решить, каким будет наказание, я все же хочу знать, почему ты избил Юэна, – Эйрогас старался говорить как можно спокойнее и не смотреть на багровую отметину на щеке сына.
– Люцерна, – беспечно развел руками Алгод.
– Люцерна? – не смог сдержать удивления мастер Тулвеч.
– Люцерна, – повторил принц. – У моего коня Ворона непереносимость люцерны. От нее у него слезятся и гноятся глаза, могут даже быть проблемы с дыханием. Прежний конюх, который покинул службу в виду преклонного возраста в прошлом месяце, строго следил за рационом Ворона. И я точно знаю, что он оставил Юэну четкие указания касательно ухода за моим конем. Но Юэн, по всей видимости, до невозможности туп. Потому что в первый же день службы дал Ворону сено с люцерной, за что получил от меня выговор. Через неделю все повторилось. Тогда я не только повторно поговорил с Юэном, но и обратился к господину Одли с просьбой лучше контролировать работу новенького либо приставить к Ворону другого конюха. Господин Одли клятвенно заверил меня, что подобное больше не повторится. Я же в свою очередь предупредил и Юэна, и господина Одли: если мой конь еще хоть раз пострадает от подобной безалаберности, я не ограничусь словами и преподам нерадивому конюху урок, который он усвоит на всю оставшуюся жизнь. Сегодня утром глаза у Ворона снова загноились. По вине Юэна животное не единожды страдало. И я подумал, раз конюх не понимает слов, то, возможно, до него лучше дойдет через боль. – Алгод повернулся и уставился на Бойда Одли. – Я хотел преподать урок и вам, Одли, но братья так не вовремя вмешались. Считайте, вам повезло. Хотя… – Принц похлопал оцепеневшего и побледневшего мужчину по плечу. – Никто не мешает мне поболтать с тобой позже, дружище.
– Ради всех Богов! – воскликнул Одли и упал перед Алгодом на колени, трясясь от страха. – Простите, простите меня, Ваше Высочество. Клянусь, я внял вашим приказам и тщательно следил за мальчишкой. Ума не приложу, как так вышло. Я найду вам нового конюха, Ваше Высочество. Вы будете довольны. Обещаю.
Глаза Алгода налились кровью, он схватил мужчину за волосы и резко дернул, заставляя того запрокинуть голову и морщиться от боли.
– Конечно, найдешь, мразь, – прорычал принц сквозь зубы. – Но от моего гнева тебя это не спасет.
– Довольно! – рявкнул король. – Немедленно отпусти его, Алгод! А вы, Одли, встаньте и возвращайтесь к работе. Живо!
– Благодарю, благодарю, Ваше Величество. Уже бегу. Бегу, Ваше Величество. – Без конца кланяясь и бормоча благодарности, Бойд Одли неуклюже поспешил к выходу.
Король заложил руки за спину и дождался, пока конюший покинет тронный зал, прежде чем заговорил вновь:
– Ты не имел права так поступать, Алгод. Как бы сильно ни был зол на Юэна. Разбираться с нерадивыми слугами не твоя забота – это обязанность Гранта. Парень безусловно виноват. Но все, чего он заслужил за свой проступок – это лишение должности. Его следовало просто выгнать из замка без выплаты жалования. Ты же покалечил парня, перейдя границы дозволенного. А если бы братья не остановили тебя? Что тогда?
– Я бы убил его, – ответил принц безразлично, не колеблясь ни мгновения и снимая попутно с рукава куртки приставшую к нему ворсинку.
– Алгод…
– Ворон – мой друг. Ясно? – процедил Алгод сквозь стиснутые зубы, делая шаг к отцу и глядя ему в глаза без тени страха. – Он рос рядом со мной. Ты подарил его мне, помнишь? И велел заботиться о нем, как о себе самом. Это должно было научить меня ответственности. Так вот, никто не смеет причинять боль тем, о ком я обещал заботиться. Никто не смеет пренебрегать моими словами, тем более слуги.
– В данном случае твоя жестокость не была оправдана, сын. – Эйрогас положил ладонь парню на плечо и с силой сжал, подмечая, что тот уже сейчас почти сравнялся с ним в росте. – Подданные должны уважать тебя, а не бояться. Настоящего уважения не добиться с помощью грубой силы и не купить ни за какие деньги. Его надо заслужить. И позже оно непременно перерастет в преданность. А окружив себя преданными соратниками, ты станешь по-настоящему силен.
– Уважение и преданность, – скривился Алгод так, будто отведал вместо изысканного лакомства конского навоза, и дернул плечом, стряхивая отцовскую руку, – самые непостоянные вещи на свете, Ваше Величество. Только страх делает людей по-настоящему покорными. Предать доверие легче легкого, утратить уважение еще проще. Но страх… О-о-о… – Принц громко рассмеялся. – Могущество этого чувства воистину сравнимо с могуществом Богов. Заставь человека трепетать от ужаса – и он в твоих руках, сделает все, что ему велено, и никогда не осмелится тебе перечить. Ну хоть вы-то согласны со мной, матушка?
Алгод неожиданно перевел взгляд на мать, и Эйрогасу показалось, что та едва заметно вздрогнула.
– Мы собрались здесь не для того, чтобы философствовать, сын, – ответила королева, но голос ее отчего-то звучал не так твердо, как в начале беседы. Следом она обратилась уже к мужу, одарив того ласковой улыбкой: – Ваше Величество, не пора ли уже покончить с этим делом? Уверена, у всех присутствующих полно неотложных дел. Озвучьте, какое наказание понесет Алгод, и позвольте нам, наконец, разойтись.
Король с беспокойством подметил легкую нервозность, проскользнувшую в словах королевы, и то, как она крутит обручальное кольцо, что делала обычно в моменты крайнего волнения. Это было странно. Алгод не впервой вел себя несносно, не впервой грубил и хамил, не впервой король Эйрогас не сдержался и ударил его. Вряд ли Селию могли настолько сильно задеть действия сына и мужа. Тем не менее она была права. Принц в очередной раз перешел черту и заслужил суровое наказание.
«Которое, как, впрочем, и всегда, не возымеет ровным счетом никакого эффекта», – с горечью подумал король и решил, что на днях непременно свяжется с Савсетуром и попросит у старого друга совета. Наверняка Глас Времени сможет подсказать, как справиться с Алгодом, пока еще не слишком поздно. Ведь телесные наказания никогда не действовали на принца. Мальчик будто не чувствовал боли. Эйрогас ни разу не видел его слез, не слышал криков и просьб все остановить.
– Алгод, целый месяц ты будешь служить младшим конюхом под началом господина Одли и присмотром капитана Чершеза, – озвучил король свое решение. – И если я узнаю, что они недовольны тобой, то удвою этот срок. Но прежде чем ты приступишь к исполнению своих новых обязанностей, я поручаю мастеру Тулвечу высечь тебя розгами, а после запереть в одной из камер в подземельях замка. Ты проведешь там неделю, питаясь водой и хлебом. Надеюсь, одиночество, отсутствие элементарных удобств, голод и компания крыс, помогут тебе сделать правильные выводы и переосмыслить свое поведение.
– Отец, – вмешался встревоженный Пейврад, – при всем уважении, не слишком ли сурово вы караете Алгода? Вы уверены, что заключение в камере столь необходимо? В конце концов, конюх и правда провинился.
– Еще раз осмелишься поставить под сомнение мое решение и поселишься с братом в соседней камере, – отрезал Эйрогас, порядком уставший от всего этого.
– Простите, Ваше Величество. – Старший принц быстро растерял весь свой запал на спасение брата и почтительно потупил взор.
В этом был весь Пейврад: идеальный сын, не смеющий перечить родителям и наставникам. Фридэсс и вовсе не проронил ни слова, уставившись на носки своих сапог. Королева тоже промолчала, но поддержала мужа одобрительным кивком и, как показалось Эйрогасу, мимолетной злорадной усмешкой. Хотя такого просто не могло быть, скорее всего, ему действительно померещилось. Селия никогда не стала бы радоваться чужим невзгодам, даже если бы перед ней сейчас стоял не родной сын, а закоренелый преступник и мерзавец.
– Тебе все ясно, Алгод? – поинтересовался король. – Быть может, ты хочешь что-то сказать? Принести извинения? Попросить о снисхождении?
– Я заслужил наказание и молить о его отмене не намерен. Ведь имей я возможность вернуться в сегодняшнее утро, я бы не поступил иначе. Только что вы не позволили Пейварду усомниться в вашем решении. Так знайте: я точно так же не намерен никому позволять усомниться в моих решениях. Конюх понес заслуженную кару. На том позвольте мне уже откланяться и отправиться отбывать свое наказание.
– Что ж. Иди, раз так. Все можете быть свободны, – сказал Эйрогас, ощущая, как гнев и беспомощность душат его. Он с трудом сдержался, чтобы снова не ударить сына.
Этому мелкому сученышу все нипочем! Что еще надо сделать, дабы его, наконец, проняло?!
Но тут вдруг на короля снизошло озарение. Если Алгода не пугает боль физическая, то, быть может, душевная заставит его образумиться.
– Алгод, – окликнул Эйрогас пугающе ласково. – Постой. – Принц остановился и повернулся к отцу; вместе с ним замерли и все остальные. – Я тут подумал, раз твой Ворон доставляет всем нам столько хлопот, разумнее всего будет избавиться от него. Грант, прикажите забить коня.
– Будет сделано, Ваше Величество, – бесстрастно ответил управляющий и незамедлительно отправился выполнять поручение.
В тронном зале повисла гнетущая тишина. Пейврад и Фридэсс ошарашенно таращились на отца, от которого никак не ожидали подобного. Впрочем, никто не ожидал, даже Селия. Эйрогас внимательно следил за реакцией Алгода. Принц смотрел на отца, не моргая, а потом опустил голову в легком поклоне и ответил, небрежно махнув рукой:
– Воля ваша, мой король. Друзья приходят и уходят. В конце концов, это всего лишь конь. Уверен, вскоре вы подарите мне нового. Возможно, на день рождения? Он у нас с братьями уже через два месяца, если вы вдруг запамятовали.
На короля будто вылили ушат ледяной воды, ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не выдать негодования и растерянности. Неужто в этом ребенке не живет ничего, кроме жестокости и безразличия?
Не дождавшись от отца ответа, Алгод быстрым шагом покинул тронный зал, остальные последовали за ним чуть погодя, и никто не видел, как принц до боли закусил нижнюю губу, а по щеке его скатилась одинокая слеза.
Глава 2. Бойся
Алгод сидел в камере на тюфяке, уткнувшись лбом в колени, подтянутые к груди. Вообще, заключенные в подземельях обычно спали на соломе, сваленной в кучу, но для принца сделали исключение. Ему даже выделили тонкое стеганое одеяло, а в углу стояло ведро, которое ради него слуги удосужились как следует отмыть от присохших экскрементов предыдущих пленников. Негоже королевскому отпрыску валяться на холодных камнях и вдыхать запах нечистот. Хотя самому Алгоду было абсолютно все равно, на чем лежать и куда справлять нужду. Он был не столь привередлив в быту, как братья или Тория. К тому же ему не впервой доводилось спать на соломе. Не единожды принц ночевал в конюшне в стойле Ворона, когда тому делалось плохо из-за нерадивых конюхов.
Об этом не знал никто, кроме Чершеза, который как-то раз случайно наткнулся на мальчишку ранним утром. Ворон тогда был еще жеребенком, Алгоду исполнилось восемь, а сам Логан едва перешагнул восемнадцатилетний рубеж и только поступил на службу в королевский замок, о должности капитана в те дни он и мечтать не смел. Чершез знатно опешил, когда заметил принца, спящего в обнимку с конем. Ребенок же жутко растерялся, смутился, а потом привычно разозлился и приказал Логану молчать об увиденном.
В тот день отношение Чершеза к Алгоду в корне изменилось. Теперь на многие выходки принца мужчина смотрел иначе, большинство из них он, конечно, по-прежнему не одобрял, но чуял в Алгоде то, чего так недоставало его братьям: твердость характера, стальную волю и полное отсутствие жалости к себе. Качества, необходимые каждому лидеру и правителю. Не увидь Чершез все собственными глазами, ни за что бы не поверил, будто изнеженный сын короля может ночевать в конюшне, еще и в самый разгар зимы, ради того, чтобы жеребенку было легче привыкнуть к новой обстановке, как выразился сам Алгод. Наплевав на колючие морозы, мальчик приходил к Ворону почти всю зиму, пока тот не подрос и не окреп. Он кутал себя и животное в меховую мантию, и они засыпали, прижавшись друг к другу. А вместе с ними ночи в конюшне коротал и Чершез, который никак не мог оставить принца без присмотра. Дав слово Алгоду никому не рассказывать о его вылазках и потому не имея возможности приставить к королевскому наследнику надлежащую охрану, он решил, что сам обеспечит безопасность ребенка.
За время, проведенное вместе, Логан сильно привязался к странному мальчику. С годами эта привязанность лишь крепла. И сейчас, оставляя Алгода в холодной, пахнущей сыростью камере, освещаемой тусклым светом факелов, льющимся из коридора через крошечное зарешеченное окошко в двери, Чершез чувствовал себя паршиво.
– Неужели нельзя было изобразить раскаяние, Годи? – Логан единственный из подданных мог позволить себе обращаться к принцу по имени или использовать его детское прозвище.
– Неужели нельзя просто заткнуться и оставить меня в покое? – привычно огрызнулся парень.
– Твоя несдержанность стоила Ворону жизни, – продолжил напирать капитан. – Этого ты добивался?
– Иди к черту, Чершез, – прошипел Алгод, взглянув на собеседника исподлобья. – Сказано же, проваливай!
Логан покачал головой. Безумный взгляд, полный ненависти, нечеловеческий оскал и растрепанные серые волосы, прикрывающие обнаженную, иссеченную розгами спину, делали Алгода похожим на дикого зверя, угодившего в капкан. Принц страдал, и далеко не физическая боль терзала его. Отчасти капитан понимал, почему король так поступил, но знал он также и то, что убить Ворона было наихудшим из решений, когда-либо принятых Его Величеством. Алгод не простит: ни отца, ни Гранта, ни Одли, ни бедолагу Юэна, который, Чершез был абсолютно уверен в этом, не проживет и пары дней после того, как покинет лазарет.
Младший принц испытывал по-настоящему нежные чувства только к трем существам: Тории, Чершезу и Ворону. Забрать у него кого-то одного – значило нажить смертельного врага. Логан не сомневался в том, что в голове Алгода уже зреет кровавый план мести. Не сразу, но за смерть Ворона поплатится каждый причастный. Принц умел выжидать, когда того требовали обстоятельства, и капитана крайне беспокоил тот факт, что король поддался эмоциям и поступил столь опрометчиво. Получить врага в лице собственного сына. Как же глупо! Но кто Чершез такой, чтобы судить правителя Элхеона.
– Алгод. – Логан присел на корточки рядом с принцем, он выговаривал слова мягко и осторожно, пристально следя за реакцией собеседника, ведь тот впадал в бешенство так же легко, как вспыхивала сухая трава от малейшей искры. – Поступать так было нельзя. Ты уже не впервой теряешь в гневе контроль над собой. Вспомни служанку, которую ты столкнул с лестницы, сломанную руку сына графа Долгмана, упавшего с коня и разбившего себе голову сэра Томаса, который выжил лишь чудом. Я могу перечислять еще очень долго, а между тем все будет становиться только хуже, если ты не научишься мириться с человеческими слабостями. Люди ошибаются, дружище, и не всегда поступают обдуманно. Часто в поступках других нет злого умысла, Годи, они просто недостаточно умны, чтобы просчитать все наперед и обдумать последствия. Ведь и ты сам знатно облажался сегодня. Не так ли?
Алгод поджал губы, но тяжелый и полный укоризны взгляд Чершеза выдержал, не моргнув, хотя от капитана не укрылось, как дернулся кадык принца, когда он сглотнул вставший в горле ком.
– Если бы мать не влезла, я бы не зашел так далеко, – выдал наконец парень, устремляя пустой взор в каменную стену за спиной собеседника. – В следующий раз я буду умнее, Логан. Вот увидишь.
Капитан покачал головой и, точно малыша, потрепал Алгода по макушке. Выдержке и самообладанию парня мог позавидовать любой взрослый. Не знай его Логан так хорошо, легко поверил бы, будто у принца и впрямь нет чувств. Но Чершез догадывался, что, оставшись в одиночестве, Алгод оплачет Ворона и будет рвать на себе волосы в приступе ярости и отчаяния. Однако скорее сдохнет в сточной канаве, чем выкажет хоть намек на слабость в присутствии посторонних, тем более отца и братьев.
У Логана разрывалось сердце, но он был не в силах хоть как-то облегчить страдания Алгода. К тому же мужчина знал то, чего не знал больше никто. Тайну, которую они с принцем раскрыли несколько месяцев назад, причину, по которой тот становился совершенно неуправляемым в присутствии королевы. Теперь капитан не был уверен, что поступил правильно, дав Алгоду клятву сохранить этот секрет. Едва ли Чершезу стоило идти на поводу у подростка, когда дело касалось столь щекотливых и важных вопросов. Но что сделано, то сделано. Логан никогда бы не нарушил данного слова, он бы никогда не предал Алгода. Оставалось лишь корить себя за недальновидность. К сожалению, порой, общаясь с принцем, Чершез забывал, что перед ним всего-навсего шестнадцатилетний ребенок.
– Я еще раз навещу тебя утром и принесу чего-нибудь вкусненького.
Капитан поднялся и направился к двери, зная, что не вытянет из Алгода больше ни слова.
– Нет, – резко возразил принц. – Вода и хлеб. Ты забыл приказ короля?
– Брось, дружище.
– Я сказал, нет! – повысил голос Алгод, злобно зыркнув на Логана. – Сомневаешься, что мне по силам вынести столь нелепое наказание?
– Вовсе нет.
– Тогда ты не нарушишь приказ короля. Теперь ступай. Позволь мне уже побыть в тишине.
– Ты упертый болван, Алгод.
– Зато не слюнтяй, как мои братья.
Принц сменил позу, сев к двери спиной. Капитану ничего не оставалось, кроме как уйти.
***
Был ли Алгод зол? Нет. Скорее опустошен. Он привык к тому, что все, кому не лень, считали его паршивой овцой, уродившейся в королевском семействе, и давно перестал обращать внимание на косые взгляды придворных. Глупцы. Вот кем они для него являлись. Избалованные вседозволенностью, алчные до власти аристократы и продажные слуги, чья преданность не стоила и гроша. Таким Алгод видел мир и, по сути, был прав.
С тех пор как мальчик научился здраво мыслить, он подмечал и слышал многое. Запоминал, анализировал, делал выводы. Уже в пять Алгод знал наизусть каждый закуток в замке, каждый темный угол, выучил имена слуг и придворных, ведал обо всех их тайнах. Он скучал в компании братьев и обычно, улизнув от мастера Тулвеча, развлекал себя тем, что следил за обитателями замка, в надежде выведать их самые потаенные секреты. Поначалу малышу Алгоду просто нравилось рисковать. Страх, что его могут поймать, когда он, к примеру, прятался в комнатах, предоставленных какому-нибудь знатному приезжему лорду, будоражил кровь. Но со временем игра в прятки переросла в нечто большее.
К своим шестнадцати годам Алгод ведал такое количество тайн, что и не счесть, и был окончательно и бесповоротно разочарован в людях. Во всех, кроме Тории и Чершеза, конечно. Логан другой. Он честный, он преданный. Логан – друг. Единственный его друг на всем белом свете.
В замке лгали и плели интриги абсолютно все – от ничтожных поварят до графов и… королевы. За мать было обиднее всего, это ранило. Когда-то. Но теперь отпустило. Ненависть и презрение схлынули, осталось разочарование. Хорошее чувство, по мнению Алгода, оно не дает расслабиться и потерять бдительность. Именно поэтому принц стал таким. Щедрых, добродетельных и понимающих всегда используют, предают, подставляют. Жестоких и безжалостных подобная участь постигает куда реже. Кто-то должен оберегать семью Ансоут от заговорщиков и мерзких людишек, желающих нажиться на милосердии его отца и братьев, даже если сами они не ведают, что им нужна помощь и защита.
Алгод пытался говорить с отцом, убедить быть жестче, наказывать провинившихся суровее, но король оказался слеп в своей любви к подданным. Эйрогас видел в них заблудшие души, которые он, как человек благословленный Богами, должен вести к свету, проявляя терпение и понимание.
Бред сумасшедшего! Эти прогнившие души уже не спасти. Загробный мир – сказки для детишек и повернутых верующих и едва ли существует на самом деле. Зато лорды, нанятые ими убийцы и подкупленные слуги вполне себе реальны, как и кинжал, который они в любой момент могут всадить монарху под ребра, или яд, подсыпанный в кубок с вином.
Отец говорил Алгоду, что люди замышляли против королей во все времена, и на то не стоит обращать внимания, это неотъемлемая часть жизни тех, кому принадлежит власть. Алгод был не согласен, но спорить устал и просто решил поступать по-своему.
Сегодня сглупил, но урок усвоил: прежде чем драться за то, во что веришь, убедись сперва, что те, кто тебе дорог, в безопасности. Привязанности – слабость. Надо впредь избегать нежных чувств к кому бы то ни было. Один раз Алгоду удалось сохранить лицо и скрыть боль, второго раза допустить попросту нельзя. Корить себя за смерть Ворона он будет еще очень и очень долго, но такова жизнь. На ошибках учатся, а Алгод любил учиться.
Принц утер непрошеные слезы и тряхнул головой. Хрен им, а не раскаяние. Только не после гибели Ворона. Если отец стремился таким образом призвать его к смирению, то серьезно облажался.
Алгод поежился. От каменных стен и пола веяло холодом, а ему даже рубаху надеть не позволили, приволокли сюда в одних штанах, еще и обувь забрали. Так было положено. Принцу и без того сделали пару поблажек, на большее хваленого милосердия отца не хватило. Отчего-то в последнее время оно распространялось на всех, кроме младшего сына. Алгод не без оснований предполагал, что причиной тому стала королева.
Накинув на плечи тонкое одеяло, Алгод невольно вздрогнул, когда ткань коснулась спины, сплошь покрытой черно-фиолетовыми кровоподтеками. Тулвеч умел пороть так, чтобы не рвать кожу, но синяки будут сходить еще очень и очень долго, а движения причинять боль. Старый сукин сын! Принц его не выносил. Впрочем, как и всех жрецов, следующих путем, указанным в Нерушимом Писании. Гребаные фанатики – вот они кто. Чокнутые психи, якобы отказавшиеся от титулов, земель, плотских утех и возможности обрести драконий облик, чтобы служить Богам, почитая их в смирении и закаляя волю свою и веру лишениями.
Лишениями, как же! Алгод усмехнулся. Ему доводилось посещать Афекхад вместе с отцом. Он видел «скромные» жилища Гласа Времени и его Столпов, видел резиденции Проповедников, руководящих Младшими Храмами в других городах. Лишениями там и не пахло, зато развратом и роскошью – пожалуйста!
Мастер Тулвеч, один из жрецов Времени из Храма Афх, которого Савсетур лично послал к королю, чтобы обучать и воспитывать тройняшек, не был исключением. Алгод столько раз заставал его с девками, что уже и не счесть. Вот тебе и обет целомудрия.
К черту все! Надо поспать, чтобы восстановить силы и не думать о всякой ерунде. Алгод попытался поудобнее улечься на тюфяке, но поудобнее не получилось. Спина болела в любой позе. Тогда он просто свернулся калачиком, так было теплее, и постарался не шевелиться лишний раз.
Сон долго не шел. Все явственней ощущался голод. Пара кусков не самого свежего хлеба и кружка воды, которые вечером принес стражник, ничуть его не уняли.
– Порядок, Алгод, – прошептал сам себе. – Ты с этим справишься. Ерунда.
Принц все-таки задремал, когда засов на двери камеры заскрежетал. Створка распахнулась, и в проеме возник мужской силуэт с факелом в руках. Алгод среагировал мгновенно, наплевав на боль в спине. Он встал в стойку и приготовился сражаться. По его подсчетам была уже глубокая ночь. Только круглый идиот мог полагать, что в такое время кто-то наведается в камеру к заключенному с добрыми намерениями. Но незваный гость не напал, а просто отошел в сторону.
Оказалось, за его спиной скрывалась королева Селия. Женщина нахмурилась, увидев готового защищаться сына. Она не была наивна. Пожелай Алгод прикончить ее сопровождающего – он это сделает и голыми руками, а следом, возможно, свернет шею матери, если сочтет необходимым. Мальчишка с малолетства сражался так, что в последние пару лет даже непобедимый Чершез не раз ему проигрывал. Остановить его в бою мог разве что кинжал, вонзенный в сердце. Не единожды Селия вопрошала Богов: почему? Почему именно Алгоду досталась такая сила? Почему не безобидному Фридэссу или сдержанному Пейвраду?
– Оставьте нас, – приказала королева стражу, давая понять сыну, что ему ничего не грозит.
Стражник закрепил факел в специальном кольце у двери, поклонился и вышел, напоследок бросив на заключенного недоверчивый взгляд.
Алгод расслабился и прислонился плечом к стене, сложив руки на груди и старательно игнорируя холод и боль.
Селия старалась всем своим видом демонстрировать невозмутимость, но нутро ее сжималось от страха. Они с Эйрогасом меж собой часто называли Алгода взбалмошным мальчишкой, но сейчас у нее язык бы не повернулся повторить подобное. Сын был ростом едва ли не с отца, под кожей бугрились тренированные мышцы, и королева подозревала, что когда Алгод окончательно заматереет, он не уступит в габаритах Логану. Парень выглядел старше братьев, хотя те не сильно от него отставали. И дело было скорее не в росте и развитости мускулатуры, а во взгляде и выражении лица. Так смотрели свирепые воины, повидавшие множество жестоких сражений, так смотрели уставшие от жизни старцы, так смотрели умудренные опытом короли и служители Храмов на подданных.
Так смотрел ее сын, разочаровавшийся в матери.
– Пришли злорадствовать, матушка? – ухмыльнулся Алгод.
– Я пришла убедиться, что с тобой все хорошо.
Селию задел его грубый тон, ранил любящее материнское сердце. По крайней мере, она старательно себя в этом убеждала: в том, что любит Алгода так же, как Пейврада, Фридэсса и Торию.
– Что со мной станется? Вы зря утруждались походом в подземелья. Можете быть спокойны, матушка, и вернуться в свои покои.
Алгод ощущал, как замерзает все сильнее. Босые ступни сделались ледяными, по обнаженной спине бегали мурашки, но гордость не позволяла взять одеяло и укутаться в него. Наверняка он заработает себе простуду, сидя в этой сырой клетушке.
– Спокойна? – Брови королевы взметнулись в изумлении. – Спокойна, Алгод? «Предать доверие легче легкого, утратить уважение еще проще», – повторила она его слова, копируя манеру говорить слегка нараспев. – «Ну хоть вы-то согласны со мной, матушка?»
Алгод громко рассмеялся, запрокинув голову.
– Так я и думал. Вас привела сюда забота о собственной шкуре, а не о моей. Признайтесь, это вы нашептали отцу, что ему следует быть строже со мной? Хотя, – принц сделал неопределенный жест рукой, – можете не отвечать. Все очевидно.
Парень оттолкнулся от стены и повел плечами, пытаясь избавиться от напряжения в онемевших от холода мышцах. Неспешно лег на тюфяк, вытянулся во весь рост, положив руки под голову и чувствуя, что зубы вот-вот начнут стучать друг о друга, вторя зарождающейся в теле дрожи.
– Как мог ты допустить подобные мысли?! – воскликнула королева, но Алгод не верил ее возмущению. – Наоборот, я уговорила Эйрогаса смягчить твое наказание. Убедила не убивать Ворона. Твой конь жив.
– Рад слышать, – безразлично отозвался принц, глядя в потолок. – Премного благодарен вам за заботу, Ваше Величество. – Он прикрыл глаза, боясь, что в них Селия может прочесть его настоящие эмоции. – А теперь я снова попрошу вас оставить меня. Был трудный день. Хотелось бы немного поспать.
Алгод знал, чего она добивается, и играть в ее игры не собирался. Селия намеренно убедила Эйрогаса ужесточить наказание, а потом прикинулась чуткой, любящей матерью и вступилась за сына. Она не впервой за последние месяцы пыталась это провернуть. Королева из кожи вон лезла, чтобы подольститься к Алгоду, когда поняла, что угрозы не действуют. Ну не идиотка ли?
– Алгод…
– И не начинайте, матушка. Я дал вам слово, что никто ни о чем не узнает, и сдержу его. Даже если меня блевать тянет от одной мысли, что я вынужден скрывать от семьи ваш блуд.
– Но сегодня…
– Вы спровоцировали меня, – отрезал принц и потер начавшие слезиться от усталости глаза. – Не стоило вам влезать в наш с отцом разговор.
– Что бы ты там обо мне ни думал, Алгод, в первую очередь я твоя мать. – Королева подошла ближе и склонилась над ним, глядя сверху вниз. – И моя первоочередная задача: воспитать детей достойными наследниками! Поэтому я высказалась.
Желтые глаза ее ярко светились в полумраке комнаты, на лбу, щеках и шее блеснули серебристые чешуйки. В королеве проснулся злой дракон. Как страшно. Алгод презрительно фыркнул в ответ. Даже с больной спиной он придушит ее быстрей, чем она обратится. К тому же мать разнесет доброю половину подземелья, если станет драконицей прямо здесь, а следом обрушится и часть замка. К счастью, Селия все это осознавала, а значит, ее жизни сегодня ничего не угрожало. Женщина стиснула кулаки в беспомощной ярости, впиваясь в ладони только что стремительно отросшими когтями.
– Едва ли своим личным примером вы можете научить нас чему-то достойному, матушка.
Алгод хоть не желал продолжать этот бессмысленный разговор, но был рад, что она на мгновение потеряла контроль. Драконий жар, теперь исходящий от Селии, приятно согревал озябшее тело.
– Родной. – Тон ее голоса сделался мягким и обволакивающим; королева решила сменить тактику и опустилась на колени рядом с сыном. – Я ведь уже столько раз все объяснила. Между мной и виконтом Равшландом ничего не было.
– Ложь. Он целовал вас, – заскрежетал зубами Алгод, приподнимаясь на локтях. – Я видел это собственными глазами. Видел. И вы не оттолкнули его, не позвали стражу. Вы отвечали на его поцелуй.
– Я не отрицаю, что поцелуи были, но дальше них дело никогда не заходило. Клянусь, Алгод. Сколько раз я еще должна объяснить? – В ее глазах блеснули слезы; принца ничуть не тронуло это показное отчаяние. – Ты же знаешь, наш с Эйрогасом брак был заключен по договору между нашими семьями. Но он полюбил меня по-настоящему, и потому я никогда не жалела, что судьба распорядилась именно так. Твой отец – невероятный человек, Алгод, но сердцу ведь не прикажешь. Ты еще юн, но однажды поймешь, что в жизни все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Чарльза Равшланда я встретила, еще будучи маленькой девочкой, между нами завязалась крепкая дружба, позже переросшая во взаимную любовь.
