Терри Пратчетт
Вещие сестрички
– Этого хватит на… – она поискала нужные слова, – …пеленки, распашонки и все такое?
– На сто раз да с лихвой, – слабо промямлил Витоллер. – Чего ж вы сразу не сказали?
– Если б мне пришлось вас покупать, вы бы того не стоили.
– Но вы же нас вообще не знаете! – воскликнула госпожа Витоллер.
– Верно, – спокойно подтвердила матушка. – Разумеется, мы хотели бы получать весточки о малыше. Отправляйте нам письма и все такое. Однако о нашем разговоре молчок, ясно? Ради блага ребенка.
Госпожа Витоллер посмотрела на двух старших женщин.
– Тут же не все чисто, да? За вашей просьбой кроется нечто большее?
Матушка поколебалась, но затем кивнула.
– И нам лучше не знать, что именно?
Еще кивок.
Несколько актеров вошли в зал, нарушив атмосферу. Есть у лицедеев дурная привычка заполнять собой все пространство.
Матушка поднялась на ноги.
– Прошу меня извинить, дела.
– Как его зовут? – спросил Витоллер.
– Том, – без запинки ответила госпожа Ветровоск.
– Джон, – одновременно с ней сказала нянюшка. Две ведьмы обменялись взглядами. Матушка победила.
– Томджон, – постановила она и вышла прочь.
Снаружи матушка встретила запыхавшуюся Маграт.
– Я нашла коробку, где они держат все короны и прочий хлам, – отчиталась юная ведьма. – Сунула нашу в самый низ, как вы и велели.
– Хорошо.
– Наша-то совсем невзрачная рядом с остальными!
– Занятная ирония, не так ли? Тебя никто не видел?
– Нет, все были слишком заняты, но… – Маграт осеклась и покраснела.
– Выкладывай, девочка.
– Сразу после этого подошел какой-то мужчина и ущипнул меня за попу. – Маграт стала цвета свеклы и прикрыла рот рукой.
– Серьезно? А потом что?
– Потом… потом…
– Ну?
– Он сказал… сказал…
– Да что ж он там сказал?
– «Привет, красотка, что делаешь сегодня вечером?»
Матушка какое-то время размышляла над услышанным, а потом спросила:
– А тетушка Вемпер редко выбиралась из дома, да?
– У нее нога болела, – ответила Маграт.
– Но она же научила тебя повивальному делу?
– А, да. Им я частенько занималась.
– Но… – Госпожа Ветровоск помялась, ступая на непривычную территорию. – Она никогда не говорила о том, что предшествует деторождению?
– Простите?
– Ну знаешь, про мужчин и все такое, – намекнула матушка, уже слегка отчаиваясь.
Маграт, похоже, тема привела на грань паники.
– А что с ними такое?
Матушке за свою жизнь приходилось делать много чего непривычного, и пасовать перед трудностями она не любила. Но на сей раз предпочла отступить.
– Думаю, тебе стоит перемолвиться об этом с нянюшкой Ягг. Да поскорее, – беспомощно заключила она.
Из окна паба донесся взрыв смеха, звон стаканов, и тонкий голос завел:
– …с жирафом, если встать на стул. Но вот с ежом…
– Только не сейчас, – предупредила матушка Маграт, стараясь не прислушиваться к песне.
* * *
Труппа отправилась в путь за несколько часов до заката; четыре повозки вперевалочку двинулись в сторону долины Сто и крупных городов. В Ланкре существовал закон, согласно которому всем фиглярам, шарлатанам и прочим потенциальным мошенникам предписывалось до заката убраться за стены города; впрочем, данное постановление никого особо не задевало, так как настоящих стен город не имел, да и никто не возражал, если люди тайком прошмыгивали обратно с наступлением темноты. Главное – соблюсти внешние приличия.
Ведьмы наблюдали за отъездом из хижины Маграт с помощью древнего зеленого хрустального шара нянюшки Ягг.
– Пора бы тебе научиться вызывать изображения со звуком, – проворчала матушка и потрясла шар, отчего по картинке пошла рябь.
– В этих повозках все такое странное, – заметила Маграт. – Весь их… реквизит! Бумажные деревья, всевозможные костюмы и, – она взмахнула руками, – огромное полотно с нарисованными на нем храмами и домами. Красота.
Госпожа Ветровоск только хмыкнула.
– Правда же удивительно, как эти люди в секунду становятся королями и вельможами? Почти магия.
– Маграт Чесногк, ты что такое говоришь? Это же просто краски и бумага, любому ясно.
Маграт было открыла рот, но прокрутила в голове примерный сценарий дальнейшего спора и решила промолчать.
– А где нянюшка? – спросила она.
– Лежит на лужайке. Ей немного нездоровится. – Словно в подтверждение, снаружи донесся голос нянюшки Ягг, во всю глотку распевавшей, как именно ей нездоровится.
Маграт вздохнула.
– Знаете, а были б мы на самом деле крестными, нам бы полагалось преподнести ребенку три дара. Такова традиция.
– О чем ты, девочка?
– Три добрые ведьмы должны одарить ребенка тремя талантами. Ну знаете, вроде красоты, мудрости и счастья. Так полагалось в старые времена, – надавила Маграт.
– А, ты про имбирные домики и все такое, – отмахнулась матушка. – Прялки, тыквы, уколы пальцев о шипы роз? Никогда подобным не занималась.
Она задумчиво протерла шар.
– Да, но… – начала Маграт, но осеклась под взглядом матушки.
Ох уж эта Маграт. Витает среди своих тыкв. Готова всем стать доброй крестной за пару булавок. Но со светлой душой. Любит всяких пушистых зверьков и с ума сойдет от волнения, если птенец выпадет из гнезда.
– Ладно, чтоб тебе спокойнее жилось, – пробормотала матушка, к собственному удивлению, и взмахнула руками над изображением удаляющихся повозок. – Что там надо, богатство, красоту?
– Всего за деньги не купишь, да и если он пошел в отца, то с внешностью ему уже повезло, – внезапно посерьезнев, принялась рассуждать Маграт. – Может, мудрость? Что скажете?
– Мудрости ему придется набираться самому, – ответила матушка.
– Острый взор? Хороший голос? – С лужайки донесся надтреснутый, но полный воодушевления голос нянюшки Ягг, орущей в ночное небо: «У посоха волшебника есть шишка на конце».
– Нет, это не настолько важно, – громко заявила матушка. – Задействуй головологию. Не цепляйся за красоту и богатство. Это все пустяки. – Затем повернулась назад к шару и махнула рукой: – Сходи, пожалуй, за нянюшкой, раз уж нас должно быть трое.
Нянюшку привели и объяснили ей происходящее.
– Три подарка? – невнятно переспросила она. – С юных лет этим не занималась. Как сейчас помню… что ты делаешь?
Маграт металась по комнате, зажигая свечи.
– Ой, ну надо же создать магическую атмосферу!
Матушка пожала плечами, но воздержалась от комментариев даже пред лицом большого искушения. У каждой ведьмы свои причуды, а собрание все-таки проходило в доме Маграт.
– И чего мы ему подарим? – спросила нянюшка.
– Вот мы как раз и прикидывали, – сказала госпожа Ветровоск.
– О, я знаю, чего б он захотел, – заявила нянюшка и озвучила свою версию. Повисла глубокая потрясенная тишина.
– Не представляю, какая от этого может быть польза, – наконец обрела голос Маграт. – Ему же, наоборот, неудобно будет по жизни – ходить, сидеть и все такое.
– Еще спасибо нам скажет, когда подрастет, попомни мое слово, – заверила нянюшка. – Как любил сказывать мой первый муж…
– По традиции положено дарить нечто менее физиологическое, – перебила матушка, зыркнув на нянюшку Ягг. – Не смей все портить, Гита. И чего ты вечно…
– По крайней мере, я могу сказать, что… – начала нянюшка.
Обе резко понизили голоса, а потом повисло долгое напряженное молчание.
– Мне кажется, – преувеличенно-радостно сказала Маграт, – что, наверное, лучше нам разойтись по домам и каждой поступить по-своему. Отдельно друг от друга. День был долгий, все устали.
– Хорошая мысль, – твердо постановила матушка и встала. – Идем, нянюшка Ягг, – рявкнула она. – День был долгий, все устали.
Маграт слышала, как они препирались, шагая прочь по тропинке.
Молодая ведьма грустно села среди цветных свечей, сжимая бутылочку чрезвычайно тауматургического ладана, которую заказала в лавке магических принадлежностей в далеком Анк-Морпорке. Ей не терпелось опробовать средство. Вот бы люди иногда были чуточку добрее, подумала Маграт.
Посмотрела на шар.
Что ж, можно начинать.
– Пусть он с легкостью заводит друзей, – прошептала она. Не бог весть какой дар, но сама Маграт никогда им не обладала.
Нянюшка Ягг, сидя в одиночестве у себя на кухне с огромным котом на коленях, налила себе стаканчик на сон грядущий и попыталась припомнить семнадцатый куплет из песни про ежика. Вроде бы что-то про коз, но не точно. Время стирало ее память.
Ведьма отсалютовала стаканом невидимому гостю.
– Чертовски хорошая память – вот что ему не помешает. Пусть помнит каждое слово.
Госпожа Ветровоск, идя в одиночку сквозь полночный лес, поплотнее закуталась в шаль и задумалась. День был долгий и весьма утомительный. А хуже всего – пресловутый театр. Люди, что притворяются кем-то другим, ненастоящие события, кусты, сквозь которые можно спокойно просунуть ногу… Матушка предпочитала иметь четкое представление о вещах, а это представление совершенно сбило ее с толку. Мир будто все время менялся.
А ведь не должен меняться так сильно. Это ставит в тупик.
Матушка поспешно двинулась сквозь тьму четким шагом человека, уверенного, что в такую влажную и ветреную ночь в лесу точно кроется нечто странное и пугающее.
– Пусть он станет тем, кем захочет, – пожелала она. – Самая заветная мечта любого человека в этом мире.
Как и большинство людей, ведьмы не сфокусированы на времени. Разница лишь в том, что они смутно сознают это и используют в своих целях. Ведьмы дорожат прошлым, ибо отчасти все еще живут в нем, а еще могут видеть тени, которые отбрасывает перед ними будущее.
Матушка как раз видела тень такого будущего, и оно таило в себе звон клинков.
* * *
Все началось на следующее утро, в пять часов. Четверо людей въехали в лес неподалеку от хижины матушки, спешились за пределами слышимости и очень осторожно пошли сквозь туман.
Их сержант с опаской отнесся к приказу. Он сам был уроженцем Овцепиков и не особо представлял, как арестовывать ведьму. Уж явно она такому повороту не обрадуется. А тогда и ему станет нерадостно.
Прочие солдаты также были местными. Они по пятам следовали за командиром, готовые спрятаться за ним при первом же появлении чего-то более неожиданного, чем обычное дерево.
Хижина госпожи Ветровоск торчала в клубах тумана, точно огромный гриб. Непослушный садик шевелился даже при полном штиле. Там росли травы, которых больше в горах нигде не встретишь; их корни и семена, прежде чем оказаться здесь, преодолели пять тысяч миль по землям Плоского мира, и сержант мог поклясться, что пара цветов обернулась при его появлении. Бедняга поежился.
– Что теперь, сержант?
– Мы… мы рассредоточимся. Да. Рассредоточимся. Именно.
Они осторожно двинулись через папоротник. Сержант скрючился за удобным бревном и сказал:
– Так. Очень хорошо. Общий принцип вы уловили. А теперь снова рассредоточимся, только уже каждый поодиночке.
Солдаты немного поворчали, но послушно исчезли в тумане. Сержант дал им пару минут занять позиции.
– Так. Теперь мы… – громко начал он и осекся.
Стоит ли так кричать? Пожалуй, не стоит.
Сержант встал, снял шлем в знак уважения, бочком подошел по мокрой траве к задней двери и тихонько постучал.
Выждав пару секунд, нахлобучил шлем обратно и со словами «какая жалость, никого нет дома» пошел прочь.
Дверь открылась. Очень медленно и со всем возможным скрипом. Простая запущенность не смогла бы сотворить подобный эффект – нет, тут требовалась долгая и вдумчивая работа, а также горячая вода. Сержант остановился и медленно обернулся, стараясь задействовать в процессе как можно меньше мышц.
Проем зиял пустотой, что вызвало у сержанта смешанные чувства. По его опыту, двери не отворялись сами по себе.
Он нервно прочистил горло.
– Какой у тебя кашель нехороший, – произнес ему прямо на ухо голос матушки Ветровоск. – Правильно сделал, что пришел ко мне.
Сержант глянул на нее с выражением полубезумной благодарности и булькнул:
– Ага.
* * *
– Что она сделала? – переспросил герцог.
Сержант старательно пялился куда-то правее трона.
– Дала мне чашку чая, сир.
– А твои люди?
– Их тоже угостила.
Герцог поднялся и обнял закрытые ржавой кольчугой плечи сержанта. У правителя было плохое настроение. Половину ночи он намывал руки. Ему все чудилось, будто кто-то шепчет ему на ухо. Овсяная каша на завтрак оказалась слишком соленой и почему-то запеченной с яблоком, а у повара на кухне случилась истерика. В общем, герцог пребывал в чрезвычайно дурном расположении духа, однако сохранял внешнюю учтивость. Флем был из тех людей, что, выходя из себя, становятся все милее и милее, пока не достигнут точки, когда фразой «большое вам спасибо» могут сразить не хуже гильотины.
– Сержант, – начал он, медленно ведя слугу по залу.
– Да, сир?
– Я подозреваю, что не слишком ясно выразился, отдавая тебе приказ, – сказал герцог вкрадчивым тоном.
– Сир?
– Вероятно, я ввел тебя в заблуждение. Хотел сказать «приведите мне ведьму, если понадобится – то в кандалах», а на самом деле почему-то поручил сходить попить с ней чаю. В этом загвоздка?
Сержант наморщил лоб. До сих пор сарказм ни разу не посещал его жизнь. Все прежние эпизоды, когда сержант чем-то раздражал людей, обычно заканчивались банальными криками и погромами.
– Нет, сир.
– Тогда позволь узнать, почему же ты не сделал, как я приказал?
– Сир?
– Так понимаю, она тебя зачаровала? Я кое-что выяснил об этих ведьмах, – сказал герцог, который всю прошлую ночь, пока забинтованные руки не начали трястись, штудировал самые примечательные труды по означенному вопросу[3]. – Полагаю, она сбила тебя с толку обещаниями неземного наслаждения? Показала, – герцог содрогнулся, – запретные прелести и соблазны, о коих смертным и помыслить негоже, открыла демонические тайны, что унесли тебя к самым потаенным глубинам человеческих желаний?
Герцог рухнул на скамью у окна и принялся обмахиваться платком.
– Сир, вы в порядке? – осведомился сержант.
– Что? Да, совершенно.
– Просто вы так покраснели.
– Не меняй тему, слуга, – рявкнул герцог, немного придя в себя. – Признай – она предложила тебе гедонистические и безнравственные наслаждения, известные лишь тем, кто поднаторел в плотских искусствах?
Сержант встал по стойке «смирно».
– Нет, сир, – заверил он от всего сердца. – Она предложила мне булочку.
– Булочку?
– Да, сир. Со смородиной.
Флем застыл, отчаянно пытаясь обрести внутренний покой. Наконец он смог выдавить:
– И как на это отреагировали твои люди?
– Им тоже дали по булочке. Всем, кроме юного Роджера, ему нельзя есть ягоды из-за проблем со здоровьем.
Герцог обмяк и прикрыл глаза ладонью. «А ведь я был рожден править на равнинах, где нет холмов, нет этой чертовой погоды, а люди не сделаны из глины. Он же сейчас точно мне расскажет, что досталось этому самому Роджеру».
– Ему дали бисквит, сир.
Герцог уставился на деревья. Он был зол. Крайне зол. Но двадцать лет брака с леди Флем научили его не просто владеть собой, но и контролировать инстинкты, и лишь дрогнувшая мышца на лице могла выдать напряженную умственную работу. Кроме того, из темных глубин подсознания всплыла совершенно неуместная эмоция. Любопытство, точно акула, выставило плавник на поверхность.
Герцог уже пятьдесят лет умудрялся жить, не испытывая любопытства. Не слишком уместная черта для аристократа. Уверенность куда полезнее. Тем не менее сейчас герцогу пришло в голову, что и от любопытства может быть польза.
Сержант стоял посреди зала с бесстрастным видом человека, что ждет приказа и готов ждать его до тех пор, пока не окажется в другом месте в силу континентального дрейфа. Он много лет находился на не слишком обременительной службе у королей Ланкра, и это начинало сказываться. Если тело в основном еще могло вытягиваться по струнке, то живот слушался лишь гравитацию.
Взгляд герцога упал на шута, что примостился у трона на своем стульчике. Сгорбленная фигурка смущенно вскинулась и звякнула колокольцами.
Герцог принял решение. Как он уже обнаружил, путь к прогрессу заключается в поиске слабых мест. Прогнав мысль, что таковые места включают в себя королевские почки на темной лестнице, правитель взял себя в руки.
…руки. Он все тер их и тер, но, похоже, без толку. Даже спустился в темницы и одолжил у палачей одну из проволочных щеток. Тоже не помогло. Даже хуже стало. Чем больше герцог тер руки, тем больше на них выступала кровь. Он боялся, что сойдет с ума…
Герцог подавил тревожные мысли. Слабые места. Точно. Вот шут как раз казался целиком и полностью слабым местом.
– Можешь идти, сержант.
– Сир, – отозвался тот и промаршировал к выходу.
– Шут?
– Чегось вам помолвить, сир? – нервно спросил дурак и ударил по струнам своей чертовой мандолины.
Герцог сел на трон.
– Меня и так уже помолвили, двадцать лет назад. Дай мне совет.
– Ей-ей, дяденька…
– Никакой я тебе не дяденька. Такого родича я бы точно не забыл, – заверил лорд Флем и наклонился так, что оказался нос к носу с удивленным шутом. – Еще раз ляпнешь свои «дяденьку», «ей-ей» или «помолвку» – накажу.
Шут беззвучно пошевелил губами, затем спросил:
– А «звиняйте» можно?
Герцог знал, когда дать поблажку.
– «Звиняйте» я переживу. И ты тоже. Но никаких уловок. – Он ободряюще улыбнулся. – Давно ты в шутах, парень?
– Звиняйте, любезный…
– Про любезного не надо, – перебил герцог, подняв руку.
– Звиняйте, лю…дей наших повелитель, – быстро выкрутился шут и нервно сглотнул. – Да всю жизнь. Уж семнадцать лет как свой пузырь на палке ношу. А до меня служил мой отец. И дядька мой вместе с ним. А до них – мой дед. А его…
– То есть все мужчины твоего рода шуты?
– Семейная традиция, сир. Звиняйте.
Герцог снова улыбнулся, но шут был слишком взволнован и не подметил, сколько зубов обнажил властитель.
– Ты же из здешних мест, не так ли? – спросил Флем.
– Ей… да, сир.
– И знаешь местные поверья и все такое?
– Полагаю, так, сир. Звиняйте.
– Хорошо. Где ты спишь, шут?
– На конюшне, сир.
– Отныне можешь спать в коридоре у моих покоев, – благосклонно разрешил герцог.
– Ого!
– А теперь, – вкрадчиво сказал герцог, роняя слова, точно капли патоки вокруг пудинга, – расскажи мне о ведьмах…
* * *
Той ночью шут улегся на твердых каменных плитах в продуваемом всеми ветрами коридоре над Большим залом. И это вместо теплой соломы конюшен!
– Глупость какая, – сказал он себе. – Ей-ей, невозможная глупость!
Шут провалился в подобие дремы, где какая-то неясная фигура все пыталась привлечь к себе внимание, и лишь краем уха улавливал голоса супружеской пары по ту сторону двери.
– Ладно, так действительно меньше дует, – неохотно признала герцогиня.
Ее супруг откинулся в кресле и улыбнулся жене.
– Ну? – спросила она. – Где ведьмы?
– Похоже, камергер прав, дорогая. Ведьмы зачаровали местное население. Сержант вернулся с пустыми руками.
Руками… Герцог усилием воли прогнал назойливую мысль.
– Ну так казни его, – живо предложила герцогиня. – В назидание остальным.
– Боюсь, с такой практикой мы в итоге останемся с одним-единственным солдатом, которому придется перерезать собственнную глотку себе же в назидание. Кстати говоря… как-то слуг во дворце стало меньше. Ты знаешь, обычно я не вмешиваюсь…
– Вот и не вмешивайся, – отрезала герцогиня. – Я сама заправляю домом. И не терплю мягкотелости.
– Уверен, тебе лучше знать, но…
– Так что с ведьмами? Будешь просто стоять в сторонке, пока ростки грядущих проблем не укоренятся? Позволишь этим колдуньям одержать верх? Что с короной?
– Без сомнения, канула на дно реки, – пожал плечами герцог.
– А ребенок? Его отдали ведьмам? Они приносят в жертву людей?
– Похоже, нет, – ответил герцог. Герцогиню новость несколько расстроила.
– Эти ведьмы определенно зачаровывают людей, – заметил герцог.
– Естественно…
– Нет, не заклинаниями. Их уважают. Они врачуют людей. Как-то странно. Жители гор одновременно опасаются такого соседства и гордятся им. Похоже, выступить против ведьм не так уж просто.
– Я начинаю думать, что они и тебя зачаровать успели, – мрачно сказала герцогиня.
На самом деле герцог был заинтригован. Власть всегда имела для него некую темную притягательность – почему он, собственно, и женился на герцогине. Правитель уставился в очаг.
– А тебе и правда нравится, – заметила его супруга, опознав зловещую улыбку на губах мужа. – Чувство опасности. Помню, как мы только поженились; все эти затеи с плеткой…
Она щелкнула пальцами перед остекленевшими глазами герцога. Он выпрямился.
– Вовсе нет!
– Так что ты намерен делать?
– Ждать.
– Ждать?
– Ждать и наблюдать. Терпение – добродетель. – Герцог откинулся на спинку кресла. Улыбка на его устах застыла, точно ящерица, способная высидеть на камне миллион лет и не шелохнуться. А затем под глазом задергалась мышца. Сквозь повязки на руках герцога просачивалась кровь.
* * *
И вновь полная луна оседлала облака.
Госпожа Ветровоск подоила и покормила коз, выгребла золу из камина, набросила на зеркало покрывало и достала из угла метлу. Вышла, заперла за собой дверь и повесила ключ на гвоздь в уборной.
Этого было вполне достаточно. Лишь раз за всю историю Овцепиков вор вломился в дом ведьмы. Упомянутая ведьма отплатила ему страшной карой[4].
Матушка села на метлу и пробормотала заклинание, впрочем, без особого энтузиазма. После пары бесплодных попыток спешилась, повозилась с веревками и повторила слова. Подозрительный огонек вспыхнул на конце метлы и быстро погас.
– Вот зараза, – выругалась матушка себе под нос.
И осторожно огляделась – никто не заметил? Свидетелем оказался лишь вышедший на охоту барсук. Зверь высунул морду на топот и увидел, как матушка бежит по тропинке, давая разгон непокорному средству передвижения. Наконец магия сработала; ведьма успела неуклюже запрыгнуть на метлу и взмыла в ночное небо с грацией подстреленной утки.
Из вышины донеслись приглушенные ругательства в адрес всех гномов-механиков, вместе взятых.
Большинство ведьм предпочитало жить в уединенных хижинах с традиционной изогнутой каминной трубой и поросшей травой крышей. Госпожа Ветровоск одобряла такой подход: что толку быть ведьмой, если твое ремесло нельзя определить с первого же взгляда?
Нянюшку Ягг не особо заботило, знают про нее люди или нет, и уж совсем мало ее беспокоили их мысли. Она жила в новеньком, забитом безделушками коттедже посреди самого Ланкра, в сердце собственной империи. Многочисленные дочки и невестки, точно солдаты на караул, ходили к ней готовить и убираться. Все поверхности были заставлены украшениями, привезенными членами семьи из далеких земель. Сыновья и внуки следили, чтобы дрова были наколоты, крыша обшита дранкой, камин вычищен, бар полон, а кисет у кресла-качалки всегда набит табаком. Над очагом висела огромная табличка с выжженной на ней надписью «Мать». Еще ни одному тирану в мировой истории не удавалось достичь столь полного повиновения.
Нянюшка Ягг держала огромного кота, одноглазого серого оборванца по кличке Грибо, что проводил время за сном, едой и пополнением и без того обширной кошачьей популяции, не гнушавшейся кровосмесительством. Заслышав, как на заднем дворе неуклюже приземлилась матушка Ветровоск, кот открыл желтый глаз, больше напоминающий окно в ад, безошибочно определил в гостье заядлую кошконенавистницу и беззвучно ретировался под кресло.
Маграт уже чопорно сидела у камина.
Одно из немногих непреодолимых магических правил гласило, что практикующие ведьмы не могут менять свой внешний вид. Их тела развивают что-то вроде инерции и неуклонно возвращаются к первоначальному облику. Однако Маграт не оставляла попыток преобразиться. Каждое утро ее волосы становились длинными, густыми и светлыми, но к вечеру упорно превращались в привычное гнездо. Чтобы смягчить эффект, молодая ведьма пыталась вплести в них фиалки и первоцвет, однако результат не отвечал ее ожиданиям. Создавалось впечатление, что на голову Маграт упал горшок с цветами.
– Добрый вечер, – поздоровалась матушка.
– Да озарит луна ваш путь, – вежливо ответила Маграт. – Какая приятная встреча. Да воссияют звезды на…
– Здоров! – крикнула нянюшка Ягг, и Маграт поморщилась.
Госпожа Ветровоск села и принялась вынимать шпильки, которыми крепила высокую шляпу к своему пучку. Как вдруг до нее дошло, что не так с молодой ведьмой.
– Маграт!
Та подскочила и прижала узловатые руки к чопорному подолу своего платья.
– Да? – отозвалась она дрожащим голосом.
– Что там у тебя на коленях?
– Мой фамильяр, – попыталась защититься Маграт.
– А с жабой что случилось?
– Сбежала, – пробормотала Маграт. – Все равно она мне не очень нравилась.
Матушка вздохнула. Маграт уже давно и безуспешно искала себе подходящего фамильяра, но невзирая на ее любовь и заботу, все они выказывали какой-нибудь критический изъян – например, норовили укусить, попасть под ноги или, в крайних случаях, обнаружить способность к метаморфозам.
– Пятнадцатый за этот год, – прикинула матушка. – Не считая того коня. И кто на сей раз?
– Камень, – хмыкнула нянюшка Ягг.
– Ну хоть имеет шанс задержаться, – сказала госпожа Ветровоск.
Камень вдруг вытянул небольшую голову на шее и одарил ведьму слегка озадаченным взглядом.
– Это черепаха, – поправила Маграт. – Я купила ее на рынке в Овцекряжье. Как заверил продавец, она ужасно старая и ей известно множество тайн.
– О, я его знаю, – оживилась матушка. – Он продает золотых рыбок, а они потом тускнеют пару дней спустя.
– Так или иначе, я хочу назвать ее Быстроножкой, – тепло сообщила Маграт. – И назову, раз хочу.
– Ладно, ладно, хорошо, – отмахнулась матушка. – Как дела, сестры? С нашей последней встречи прошло два месяца.
– А следовало бы видеться каждое новолуние и без отговорок, – твердо заметила Маграт.
– Так на него выпала свадьба младшего сына нашего Грэйма, как я могла пропустить! – возразила нянюшка Ягг.
– А я всю ночь просидела с больной козой, – быстро подхватила матушка.
– Ага, – с сомнением кивнула Маграт и порылась в сумке. – Ладно, если собираемся начать, давайте зажжем свечи.
Старшие ведьмы обменялись полными тоски взглядами.
– Но наша Трейси мне такую красивую лампу прислала, – невинно заявила нянюшка Ягг. – Да и всегда можно в камине пошурудить.
– У меня прекрасное ночное зрение, Маграт, – твердо сообщила госпожа Ветровоск. – Ты опять начиталась своих книжек. Этих, как их… гримеров.
– Гримуаров…
– И пол не смей разрисовывать, – предупредила нянюшка Ягг. – Нашей Дрин последний раз несколько дней пришлось отмывать эти… как их…
– Руны, – подсказала Маграт и умоляюще глянула на ведьм. – Ну хоть одну свечку-то зажечь можно?
– Ладно, – чуть смягчилась нянюшка. – Если тебе легче станет. Но только одну. Да смотри, приличную, белую. Никаких финтифлюшек.
Маграт вздохнула и поняла, что остальное содержимое сумки лучше не упоминать.
– Надо еще кого-нибудь приглашать. Что это за шабаш из трех ведьм?
– Я не знала, что мы по-прежнему собираемся на шабаш, мне никто не сказал, – фыркнула матушка. – В любом случае по эту сторону гор живет только старая мамаша Дипбаж, но она уже не выходит.
– Но множество девушек из моей деревни… – начала Маграт. – Они могут оказаться… ну знаете… восприимчивыми.
– Ты прекрасно знаешь, что так дело не делается, – недовольно ответила матушка. – Не люди приходят и обнаруживают в себе дар, дар сам их находит.
– Да, да, простите, – повинилась Маграт.
– Ладно уж, – слегка смягчилась госпожа Ветровоск. Сама она умение извиняться так и не осилила, однако ценила его в других людях.
– Что там новый герцог? – спросила нянюшка в попытке развеять атмосферу.
Госпожа Ветровоск села прямее.
– Спалил несколько домов в Дурном Заде. Из-за налогов.
– Какой ужас, – ахнула Маграт.
– Старый король Веренс тоже это практиковал, – заметила нянюшка. – Крайне вспыльчивый был мужчина.
– Он хотя бы давал людям сперва выйти из этих самых домов, – не согласилась матушка.
– Ага, – подхватила нянюшка, что всегда славилась заядлой роялисткой. – Какое благородство. Даже давал людям деньги на восстановление жилищ. Если вспоминал, конечно.
– А на каждую Ночь Всех Пустых выдавал олений бок, – с тоской вспомнила матушка.
– Точно. Оченно ведьм чтил, – поддакнула нянюшка Ягг. – Если охотился на людей и встречал меня в лесу, всегда снимал шлем и справлялся о моем здоровье. А на следующий день присылал дворецкого с парой бутылок. Истинный король.
– Но охотиться на людей как-то не очень правильно, – заметила Маграт.
– В целом да, – согласилась матушка. – Однако он гонялся лишь за теми, кто совсем уж набедокурил. Говорил, им самим это приятно. И всегда отпускал, если прежде хорошенько за ними набегается.
– А еще с ним это чудище лохматое носилось… – припомнила нянюшка Ягг.
Атмосфера в доме заметно изменилась. Стало теплее, темнее; уголки коттеджа наполнили тени безмолвного заговора.
– А его право сеньора, – совсем унеслась мыслями прочь матушка.
– Требует постоянной практики, – кивнула нянюшка, глядя в огонь.
– Но на следующий день всегда присылал экономку с мешком серебра и корзиной вещей для свадьбы, – сказала госпожа Ветровоск. – Многие пары так получили хороший задел для новой жизни.
– И не пары тоже, – согласилась нянюшка.
– Истинный король, – повторила матушка.
– А вы о чем говорите? – подозрительно спросила Маграт. – Он что, кого-то содержал?
Обе ведьмы наконец вынырнули из глубин омута памяти. Матушка пожала плечами.
– Должна заметить, – строго начала Маграт, – для тех, кто с такой тоской поминает старого короля, вы как-то не особо переживаете, что его убили. В смысле, умер он при очень подозрительных обстоятельствах.
– Таковы уж короли, – ответила матушка. – Они приходят и уходят, хорошие и плохие. Его отец, например, отравил своего предшественника.
– Старый Фаргум, – припомнила нянюшка Ягг. – У него еще такая большая рыжая борода была. И весьма изящные манеры.
– Вот только нельзя говорить, что Флем убил короля, – предупредила Маграт.
– Почему? – удивилась матушка.
– Да он на днях уже казнил несколько людей в Ланкре за подобные разговоры. Заявил, мол, они распускали злые слухи. Предупредил, что инакомыслящих отправит в темницу, но ненадолго. Сказал, что Веренс умер от естественных причин.
– Так смерть от руки преемника – самая естественная вещь для короля, – заметила матушка. – Не понимаю, чего он так стесняется. Когда убили старого Фаргума, его голову насадили на пику, развели большой костер, и весь дворец неделю не просыхал.
– Помню, – подхватила нянюшка. – Протащили его голову по всем деревням в доказательство, что он помер. Весьма убедительно получилось. Особенно для него самого. Он улыбался. Думаю, так старик и хотел уйти.
– Похоже, за этим Флемом придется приглядывать, – решила матушка. – Он вроде чуть поумнее. Для короля это плохое качество. И не думаю, что он слыхал об уважении.
– Ко мне на прошлой неделе приходил человек, спрашивал, не хочу ли я заплатить налоги, – сообщила Маграт. – Я отказалась.
– И ко мне заглядывал, – отозвалась нянюшка Ягг. – Но Джейсон и Уэйн вышли и разъяснили ему, что это не наша забота.
