Терри Пратчетт
Ноги из глины
– О трупах тебе что-нибудь известно?
– Все отделались легким сотрясением мозга, сэр.
Ваймс вздохнул.
– Послушай. Я кое-что смыслю в работе стражника. Ходи себе по городу и чеши языком. Но есть полно вещей, в которых я не разбираюсь. Вот мы прибыли на место преступления, а на полу серый порошок. Что это? Я понятия не имею. Но ваша братия знает толк во всяких зельях и варевах и, может, что-нибудь да подскажет. Или вот перед нами мертвец, с виду целый. Могли его отравить? Мне думается, нам нужен кто-то, кто представляет, какого цвета печень. Кто-то, кто заглянет ко мне в пепельницу и сразу скажет, какие сигары я курю.
– «Тонкие Цыгарки Горлодёра», – машинально ответил Задранец.
– Святые угодники!
– У вас пачка на столе, сэр.
Ваймс опустил взгляд.
– Ладно, ладно, – сказал он. – Иногда ответ на поверхности. Но иногда нет. Иногда мы даже не знаем, правильный ли задали вопрос.
Он встал.
– Не то чтобы мне особенно нравились гномы. Но тролли и люди мне тоже не нравятся, так что, думаю, это не беда. Так или иначе, ты единственный претендент на должность. Тридцать долларов в месяц, пять долларов на жилье, рабочий день заканчивается, когда позволит совесть, говорят, что где-то есть мифические существа под названием «сверхурочные», но их следов никто никогда не видел, если какой-нибудь тролль назовет тебя рудососом – вылетит со службы, если ты назовешь его шлакоблоком – тоже вылетишь, мы тут все одна большая семья, если участвовал в каких-нибудь семейных ссорах – определенно заметишь сходство, сам убедишься, мы выступаем единым фронтом, но движемся в основном на ощупь и порой очень смутно представляем себе рамки закона, хотя тем интереснее, формально у тебя будет звание капрала, но не вздумай раздавать приказы, в ближайший месяц ты на испытательном сроке, мы проведем инструктаж, как только появится время, а пока что раздобудь где-нибудь иконограф и жди меня на мосту Призрения… ох, черт… давай через час. Мне надо разобраться с этим проклятым гербом. Впрочем, мертвец за это время вряд ли станет еще мертвее. Сержант Детрит!
Что-то тяжелое со скрипом протопало по коридору, и в дверь просунулся тролль.
– Я, сэр!
– Это капрал Задранец. Капрал Шельма Задранец, сын Прохвоста Задранца. Приведи его к присяге, выдай значок и покажи, где что находится. Все ясно, капрал?
– Я постараюсь не запятнать честь доспехов, сэр, – сказал Задранец.
– Отлично, – бросил Ваймс и посмотрел на Детрита: – Кстати, сержант, мне тут пришел рапорт, что вчера ночью какой-то тролль в форме Стражи за уши прибил к стене одного из подручных Хризопраза. Тебе об этом что-нибудь известно?
Тролль сморщил свой необъятный лоб.
– А там что-нибудь сказано о том, что ентот подручный продавал Шлак тролльским детишкам?
– Нет. Тут сказано, что он шел читать духовную литературу своей престарелой матушке, – ответил Ваймс.
– А Хардкор видел значок ентого тролля?
– Нет, но он говорит, что тот тролль обещал загнать ему этот значок по самые помидоры, – сказал Ваймс.
Детрит мрачно кивнул.
– Нельзя так обращаться со значком. Не место ему на грядке.
– Кстати, – заметил Ваймс, – ты попал прямо в яблочко, это и вправду был Хардкор.
– Ета меня просто осенило, сэр, – сказал Детрит. – Я себе покумекал: какого подонка стоило бы подвесить за уши, чтобы не толкал детишкам Шлак? И тут в голове будто молния сверкнула.
– Я так и подумал.
Шельма Задранец перевел взгляд с одного непроницаемого лица на другое. Стражники смотрели друг на друга в упор, но говорили отстраненно, словно зачитывали реплики по невидимому сценарию.
Потом Детрит медленно покачал головой.
– Ета, наверное, самозванец, сэр. Такие шлемы, как у нас, раздобыть проще простого. Из моих троллей никто бы такого не сделал. Ета, сэр, было бы злоупотреблением, вот.
– Рад это слышать. Но для порядка все-таки проверь их шкафчики. А то на нас насядет Кремниевая Лига По Защите Прав Троллей.
– Есть, сэр. И если окажется, что ета кто-то из моих троллей, я его хорошенько пропесочу. А может, и закирпичу.
– Хорошо. Ну что, ступай, Задранец. Детрит о тебе позаботится.
Задранец колебался. Происходящее не поддавалось разумному объяснению. Ваймс не упомянул ни топоры, ни золото. Он даже обошелся без фразы вроде «у нас отличные перспективы для роста». Все это не давало Задранцу покоя.
– Э-э-э… Я ведь назвал вам свое имя, верно, сэр?
– Да. Тут все записано, – ответил Ваймс. – Шельма Задранец. А что?
– М-м-м… Да ничего. Все так. Спасибо вам, сэр.
Ваймс прислушивался к их шагам, пока они уходили по коридору. Потом плотно закрыл дверь и натянул на голову камзол, чтобы никто не услышал его смеха.
– Шельма Задранец!
Шельма семенил за троллем по имени Детрит. Штаб Стражи постепенно заполнялся народом. Было очевидно, что здесь имеют дело с самыми разными вопросами, и решение многих из них требует крика.
Перед столом сержанта Колона стояли два тролля без доспехов, а между ними – третий тролль, поменьше. На фоне других он выделялся понурым видом, а также балетной пачкой и парой марлевых крылышек, прилепленных к спине.
– …ничего не известно о том, чтобы тролли верили в Зубную фею, – говорил Колон. – Особенно по имени… – он скосил глаза вниз, – Бдзынь-Бдзынь. Так что, может, все-таки признаем, что это был взлом с проникновением без лицензии от Гильдии Воров?
– Это видовые предрассудки – не разрешать троллям верить в Зубную фею, – пробормотал Бдзынь-Бдзынь.
Один из троллей-стражников поднял мешок и высыпал на стол его содержимое.
На бумаги каскадом обрушились серебряные вилки и ложки.
– А это ты нашел под подушками, да? – спросил Колон.
– Мир не без щедрых сердец! – отозвался Бдзынь-Бдзынь.
За соседним столом усталый гном спорил с вампиром.
– Послушайте, – говорил он, – это нельзя считать убийством. Вы ведь и так мертвы.
– Он мне их прямо в сердце вонзил!
– Я уже допрашивал управляющего, и он сказал, что это был несчастный случай. И что он не имеет ничего против вампиров. Он просто нес три коробки простых карандашей, твердо-мягких, с ластиками, зацепился о край вашего плаща и споткнулся.
– Не понимаю, почему я не могу работать где хочу!
– Да, но… на карандашной фабрике?
Детрит взглянул сверху вниз на Задранца и ухмыльнулся.
– Ета, добро пожаловать в большой город, Задранец, – сказал он. – Интересное у тебя имя.
– Правда?
– Гномов обычно зовут Скалодроб, или Рукисила, или как-то так.
– Неужели?
Детрит не слишком хорошо разбирался в тонкостях отношений, но что-то в голосе Задранца заставило его напрячься.
– Интересное имя, но хорошее, – добавил он.
– Что такое Шлак? – спросил Шельма.
– Смесь нашатыря с радием. В голове от етого приятно звенит, но мозги плавятся. В горах ета большая беда, а теперь какие-то мерзавцы его толкают в городе, вот мы и пытаемся вычислить, откуда он тута берется. Ваймс мне разрешил провести, – Детрит нахмурился, – ин-форма-ционную кампанию, чтобы, значит, донести до всех, что бывает с шельмецами, которые продают детишкам енту дрянь…
Он махнул рукой в сторону крупного плаката на стене. На нем неровным почерком было выведено:
ПРОСТА СКАЖЫ ШЛАКУ «АаааргхаааанеттольконеэтоНЕЕЕЕЕТ».
Потом он толкнул какую-то дверь.
– Ета старая уборная. Мы сюда больше не ходим, можешь тут мешать всякие свои порошки. Другого места под ето у нас сейчас нет. Только отмой ее сначала, а то воняет сортиром.
Он открыл другую дверь.
– А ета раздевалка. У тебя будет свой крючок и так далее, а вот тут за ширмой можно переодеться. Вы ведь, гномы, народ стеснительный, я знаю. Работа непыльная, хоть и не для слабаков. Господин Ваймс очень даже ничего, пусть и странный местами, твердит все время, что город – это плавильный котел, где вся дрянь всплывает на самый верх, и всякое такое. Я тебе сейчас дам шлем и значок, но сначала, – он открыл довольно внушительный шкафчик у противоположной стены, на котором было выведено «ДТРиТ», – надо куда-нибудь спрятать этот молот.
Двое мужчин выбежали из гномьей пекарни Ломозуба («Корочка – тверже камня!»), вскочили на телегу и крикнули возничему, чтобы тот немедленно двигал.
Тот обернулся, белый как полотно, и показал на дорогу.
Там сидел волк.
Это был не самый ординарный волк. У него был светлый мех, за ушами почти переходящий в гриву. А еще волки обычно не сидят посреди дороги как ни в чем не бывало.
Волк рычал. Он издавал низкий протяжный рык – звуковой эквивалент догорающего фитиля.
Лошадь замерла. Страх побуждал ее рвануться с места, но ужас не позволял шевельнуться.
Один из мужчин осторожно потянулся за арбалетом. Рык сделался чуть громче. Он еще осторожнее отвел руку. Рык снова притих.
– Что это?
– Это волк!
– В городе? Чем он тут питается?
– Тебе правда не терпится узнать?
– Доброе утро, джентльмены! – сказал Моркоу и отошел от стены, к которой до этого прислонялся. – Кажется, туман снова сгущается. Пожалуйста, лицензии Гильдии Воров!
Джентльмены обернулись. Моркоу жизнерадостно улыбнулся и ободряюще кивнул.
Один из них похлопал себя по карманам, тщательно изображая рассеянность.
– Ах, да. Сейчас. Хм. Мы с утра очень торопились, должно быть, забыли дома…
– Раздел второй, правило первое устава Гильдии Воров гласит, что члены Гильдии должны всегда иметь при себе документы, когда они заняты профессиональной деятельностью.
– Он даже меч из ножен не вытащил! – прошептал самый бестолковый из троицы.
– А зачем ему меч, если у него волк наготове?
Кто-то что-то писал в сумерках. Шорох пера был единственным звуком, нарушавшим тишину.
Пока не скрипнула дверь.
Писавший мигом обернулся, встрепенувшись как птица.
– Ты? Я же говорил тебе больше сюда не приходить!
– Знаю, знаю, но от этого истукана одни беды! Конвейер остановился, он вырвался наружу и убил того священника!
– Кто-нибудь это видел?
– В таком-то тумане? Сомневаюсь. Но…
– Ах-ха, тогда это не стоит внимания.
– Не стоит? Они не должны убивать людей. Ну… по крайней мере, – нехотя добавил посетитель, – не должны разбивать им голову.
– Убьют, если им велено.
– Я никогда ему ничего подобного не приказывал! И вообще, что, если он решит поднять руку на меня?
– На своего хозяина? Они не могут ослушаться слов, которые в них вложены.
Посетитель сел и покачал головой.
– Да, но что там за слова? Я не знаю, не знаю, это уже слишком, этот чертов болван все время отирается где-то рядом…
– И обеспечивает тебе небывалые прибыли…
– Ладно, ладно, но насчет остального… Насчет яда… Я никогда не…
– Умолкни! Увидимся вечером. Можешь сказать остальным, что у меня есть на примете кандидат. И если ты осмелишься снова сюда явиться…
Королевская геральдическая палата Анк-Морпорка оказалась зелеными воротами в стене на Моллимогской улице. Ваймс дернул за шнурок звонка. По ту сторону стены что-то забренчало, и следом тут же грянула какофония рева, воя, свиста и уханья.
Кто-то крикнул:
– Тихо, малыш! Лежать! Мне нужен отдыхающий лев! Отдыхающий, а не восстающе-сидящий! Вот так, будь хорошим мальчиком, и получишь свой сахар. Вильям! Прекрати немедленно! Отпусти его! Милдред, не трогай Грэхема!
Гомон слегка притих, и послышались шаги.
Калитка в воротах чуть приоткрылась.
Ваймс увидел очень узкий фрагмент очень низкорослого человека.
– Да-да? Вы мясник?
– Командор Ваймс, – сказал Ваймс. – У меня назначена встреча.
Животные снова заголосили.
– А? Что?
– Командор Ваймс! – прокричал Ваймс.
– О. Тогда заходите, прошу вас.
Дверь распахнулась. Ваймс прошел внутрь.
Несколько десятков пар глаз с подозрением уставились на Ваймса. Одни были маленькие и красные. Другие, крупные, выдавались над поверхностью мутного пруда, который занимал изрядную часть двора. Третьи таращились с насеста.
Во дворе было полно животных, но животного запаха в этом дворе было куда больше. В большинстве своём звери были очень старые, что делало запах ещё гуще.
На Ваймса зевнул беззубый лев. Шествующий лев – или, по крайней мере, праздношатающийся – являл собой удивительное зрелище, но еще удивительнее был тот факт, что на нем, как на подушке, возлежал пожилой грифон, задрав кверху все четыре лапы.
Здесь были ежи, и седеющий леопард, и облезлые пеликаны. Позеленевшая поверхность пруда вздыбилась, и наружу с зевком высунулось двое гиппопотамов. Никто не сидел на привязи, и никто никого не пытался съесть.
– Тут у нас по первому разу все разевают рты, – сказал его провожатый, тоже немолодой. Одна нога у него была деревянная. – Мы тут все одна дружная семья.
Ваймс повернулся и уперся взглядом в маленькую сову.
– О боги, – сказал он. – Это же морпорк, да?
Лицо старика расплылось в радостной улыбке.
– Да вы, сэр, не чужды геральдике! – крякнул он. – Предки Дафны прибыли с далеких островов по ту сторону Пупа, да, именно оттуда.
Ваймс достал значок Городской Стражи и всмотрелся в отчеканенный герб.
Старик заглянул ему через плечо.
– Это, конечно, не Дафна, – сказал он, указывая на сову, сидевшую на кресте-анке. – Это ее прапрабабушка Оливия. Морпорк на анке, видите? Это каламбур, игра слов. Смешно, правда? А я только начал! Тут полным-полно поводов для веселья. Нам бы не помешала пара для этой совы, скажу вам откровенно. И самка гиппопотама. Его светлость, конечно, говорит, что у нас и так есть два гиппопотама, и он совершенно прав, я просто хочу сказать, что для Родрика и Кита не очень естественно… я никого не осуждаю, но как-то это неправильно, вот и все, что я хочу сказать. Простите, как, вы говорите, вас зовут?
– Ваймс. Сэмюэль Ваймс. Это моя жена назначила встречу.
Старик снова крякнул:
– О, так оно обычно и бывает.
Двигаясь, несмотря на деревянную ногу, весьма проворно, старик провел его среди дымящихся куч самого разнообразного навоза к строению в глубине двора.
– Что ж, для сада это, наверное, хорошо, – заметил Ваймс в попытке как-то поддержать разговор.
– Я пытался этим удобрять ревень, – сказал старик, толкая дверь. – Но он вымахал до двадцати футов, сэр, а потом вдруг вспыхнул и сгорел. Осторожно, тут проходила виверна, хворает она сейчас… ох, какая досада. Но не переживайте, это очень легко отчистить, когда высохнет. Покорно прошу вас, сэр, заходите.
Насколько во дворе было светло и шумно, настолько темно и тихо было в зале. Здесь стоял сухой могильный запах старых книг и храмовых сводов. Когда глаза привыкли к темноте, Ваймс разглядел над головой многочисленные знамена. В зале было несколько окон, но завеса из паутины и дохлых мух делала сочащийся через них свет тусклым и серым.
Старик закрыл дверь, оставив Ваймса одного в зале. Ваймс через окно проследил, как тот, прихрамывая, возвращается к занятию, прерванному его появлением.
А занимался он сооружением живого герба.
Во дворе стоял внушительных размеров щит. К нему была прибита капуста – самые настоящие кочаны капусты. Старик что-то произнес – Ваймс не расслышал, что именно. Маленькая сова спорхнула с насеста и приземлилась на крупный крест-анк, приклеенный к верхней части щита. Гиппопотамы выбрались из воды и заняли позиции по обеим его сторонам.
Старик разложил перед щитом мольберт, поставил на него холст, взял кисть, палитру и крикнул:
– Оп-ля!
Гиппопотамы натужно взревели. Сова раскинула крылья.
– Боги всемогущие, – пробормотал Ваймс. – Мне всегда казалось, что они все это просто выдумывают!
– Выдумывают, сэр? Выдумывают? – возмутился голос позади него. – Мы бы далеко не ушли, если бы что-то выдумывали, ох, не ушли бы.
Ваймс обернулся. За его спиной вырос еще один старичок, который жизнерадостно моргал сквозь толстые стекла очков. Под мышкой он сжимал несколько свитков.
– Простите, что не смог встретить вас у ворот, но у нас сейчас очень много работы, – сказал он, протягивая свободную руку. – Круассан Руж.
– Э-э… Красная слоеная булочка? – оторопело переспросил Ваймс.
– Нет-нет, вовсе нет! Переводится как «Алый Полумесяц». Это мой титул. Очень древний титул. Я геральдист. А вы, вероятно, сэр Сэмюэль Ваймс?
– Да.
Алый Полумесяц сверился со свитком.
– Ладно. Хорошо. Что насчет ласок? – спросил он.
– Ласок?
– У нас тут есть несколько ласок. Животные не совсем геральдические, но надо же их куда-то девать, и я, если честно, подумываю их отпустить, если только мы не уговорим кого-то взять их себе, а это огорчит Пардессю Шатена. Он всегда запирается в сарае, когда огорчен…
– Пардессю… вы про того старика во дворе? – спросил Ваймс. – Но я… почему он… я хочу сказать, герб – это же просто рисунок. Вам не обязательно писать его с натуры!
Алый Полумесяц, похоже, был поражен.
– Что ж, если вы хотите превратить это в фарс, то, конечно, можете все выдумать. Ваше право, – сказал он. – В общем… значит, ласки не подходят, да?
– Лично я предпочел бы вообще ни с чем не возиться, – сказал Ваймс. – И уж точно не с ласками. Моя жена говорила, что драконы…
– К счастью, нам не придется беспокоиться, – донесся голос из темноты.
Такие голоса невозможно услышать на свету. Он был сухим, как прах. Он звучал так, будто исходил изо рта, никогда не знавшего радости слюны. Этот голос казался мертвым.
И не только казался.
Булочные воришки взвесили свои перспективы.
– У меня рука на арбалете, – сказал самый деятельный из троицы.
– Да? А у меня сердце в пятках, – сказал самый здравомыслящий.
– Ох, – сказал третий. – У меня слишком слабое сердце для такого, я…
– Да-да, но я имел в виду… Он ведь даже меч не обнажил. Если я возьму на себя волка, с парнем вы справитесь на раз-два, разве нет?
Тот, что поразумнее, посмотрел на капитана Моркоу. Его броня сияла. Как и мускулы на руках. Даже колени у него поблескивали.
– Кажется, мы в патовой ситуации, – сказал Моркоу. – Проще говоря, зашли в тупик.
– А что, если мы просто отдадим деньги? – спросил тот, что поразумнее.
– Это определенно улучшит положение.
– И ты нас отпустишь?
– Нет. Но это совершенно точно вам зачтется, и я при случае выскажусь в вашу поддержку.
Тот, что похрабрее, с арбалетом, облизал губы и перевел взгляд с Моркоу на волка.
– Натравишь его на нас – кому-то не поздоровится, так и знай! – предупредил он.
– Да, не исключено, – с грустью подтвердил Моркоу. – Мне бы хотелось по возможности этого избежать.
Он поднял руки. В каждой было что-то плоское, круглое, около шести дюймов в диаметре.
– Это, – сказал он, – гномий хлеб. Гордость пекарни Ломозуба. Конечно, это не классический боевой хлеб, но для нарезки, думаю, сгодится…
Моркоу взмахнул рукой. Взвился фонтан опилок, и плоская буханка, взрезав плотную древесину повозки, остановилась в полудюйме от жулика со слабым сердцем – и, судя по всему, столь же слабым мочевым пузырем.
Вор с арбалетом отвел взгляд от хлеба, только когда ощутил легкое влажное нажатие на запястье.
Животные просто не способны так быстро двигаться, но этому волку удалось. А еще он ухитрился мягко намекнуть выражением своей морды, что нажатие может усиливаться почти бесконечно, было бы желание.
– Отзови своего волка! – сказал вор и свободной рукой отшвырнул арбалет. – Прикажи ему, чтобы отпустил!
– О нет, я не могу ей приказывать, – сказал Моркоу. – Она сама решает, что делать.
Послышался грохот кованых сапог, и из ворот пекарни высыпали полдюжины гномов с топорами. Высекая подметками искры, они подбежали к Моркоу и замерли.
– Взять их! – проорал господин Ломозуб. Моркоу опустил руку ему на шлем и развернул гнома к себе.
– Это я, господин Ломозуб, – сказал он. – Я так полагаю, это и есть ваши воры?
– Они самые, капитан Моркоу! – ответил пекарь. – А ну, ребята, вздернем этих мерзавцев за бур’а-дзакк![3]
– О-о-о, – сокрушенно простонал вор со слабым сердцем.
– Тише, тише, господин Ломозуб, – успокаивающе сказал Моркоу. – Мы в Анк-Морпорке не практикуем этот вид наказания[4].
– Они оглушили Бьорна Тугоштана! А Олафа Рукисилу пнули прямо в бад’дхаз![5] Да мы им отрежем…
– Господин Ломозуб!
Гном-пекарь секунду колебался, а потом, к изумлению и облегчению воров, отступил на шаг.
– Ну ладно, капитан Моркоу, так и быть. Раз уж вы говорите…
– Меня ждут дела, но я буду признателен, если вы отведете их в Гильдию Воров, – сказал Моркоу.
Мозговитый вор побледнел.
– Пожалуйста, не надо! Они очень строги к тем, кто ворует без лицензии! Что угодно, только не это!
Моркоу обернулся, и свет упал на его лицо под очень своеобразным углом.
– Что угодно? – спросил он.
Нелицензированные воришки переглянулись и хором заговорили:
– Гильдия Воров. Хорошо. Как скажете.
– Мы любим Гильдию Воров.
– Жду не дождусь, поскорее бы попасть в Гильдию!
– Отличная организация.
– Суровая, но справедливая.
– Вот и славно, – сказал Моркоу. – Значит, договорились. Ах да, – он запустил руку в кошель с деньгами, – вот пять пенсов за буханку, господин Ломозуб. Одной из них я воспользовался, но, думаю, вы ее без труда отшкурите.
Гном часто заморгал, уставившись на монеты.
– Вы платите мне за то, что сберегли мои деньги? – спросил он.
– Городская Стража обязана вас защищать как честного налогоплательщика, – ответил Моркоу.
Повисла неловкая пауза. Господин Ломозуб опустил глаза. Кто-то из гномов хихикнул.
– Вот что, – дружелюбно сказал Моркоу, – я улучу минутку, зайду к вам и помогу разобраться с отчетностью. Что скажете?
Затянувшееся молчание нарушил вор:
– Э-э-э… А можно ваша… можно ваша собачка отпустит мою руку? Пожалуйста!
Волк разжал челюсти, отпрыгнул от повозки и подошел к Моркоу. Тот уважительно отдал честь.
– Хорошего всем дня, – сказал он и направился прочь.
Воры и их жертвы смотрели ему вслед.
– Нам это все не примерещилось? – спросил мозговитый.
Пекарь зарычал, а потом завопил:
– Ах вы ублюдки! Паршивцы поганые!
– Ну что еще? Ты же получил назад свои деньги!
Двое работников пекарни удержали господина Ломозуба от того, чтобы броситься на воров.
– Три года! – крикнул он. – Три года, и всем было плевать! Три года, черт бы их побрал, и никто даже в дверь не постучал! А тут он. Такой вежливый, такой любезный! Он, наверное, даже принесет бумажек с запасом, чтобы ко мне точно никто не придрался! Почему вы, мерзавцы этакие, просто не сбежали?
Ваймс обвел глазами сумрачный зал, пропахший сыростью. Голос донесся будто бы из могилы.
В глазах у маленького геральдиста мелькнула паника.
– Будет ли сэр Сэмюэль Ваймс так любезен подойти сюда? – спросил голос. Он звучал резко, четко, чеканя каждый слог. Говорить таким голосом – все равно что глядеть не моргая.
– А это, э-э… Дракон, – сказал Алый Полумесяц.
Ваймс потянулся за мечом.
– Дракон, Король Гербов, – уточнил геральдист.
– Король Гербов? – переспросил Ваймс.
– Это всего лишь титул, – произнес голос. – Прошу вас покорно, входите.
Почему-то в подсознании Ваймса эти слова сами собой сложились в приказ: «Покорно входите».
– Король Гербов, – повторил Дракон, когда Ваймс вошел в сумрак его кабинета. – В мече нет нужды, командор. Я Дракон уже больше пяти сотен лет, но, уверяю вас, так и не научился дышать огнем. Ах-ха. Ах-ха.
– Ах-ха, – отозвался Ваймс. Он не мог четко разглядеть силуэт Дракона. Свет исходил только из запыленных окошек высоко под потолком да от нескольких дюжин коптящих свечей. В тени угадывались разве что сгорбленные плечи.
– Прошу покорно, садитесь, – сказал Дракон, Король Гербов. – И я буду чрезвычайно признателен, если вы посмотрите налево и приподнимете подбородок.
– Чтобы обнажить шею, что ли? – спросил Ваймс.
– Ах-ха. Ах-ха.
Фигура взяла канделябр и придвинулась поближе. Костлявая рука ухватила Ваймса за подбородок и мягко повернула его сначала вправо, потом влево.
– О да. Профиль у вас определенно Ваймсов. А вот уши… Ну конечно же! Ваша бабушка по матери была из Скобов. Ах-ха…
Ваймс снова ухватился своей определенно ваймсовой рукой за рукоять не менее ваймсового меча. Столько силы в таком хрупком теле могло быть только у одного существа.
– Я так и думал! Вы вампир! – сказал он. – Кровосос проклятый!..
– Ах-ха, – Дракон то ли засмеялся, то ли закашлялся. – Да. Я действительно вампир. И наслышан о ваших взглядах на вампиров. «Слишком шустрые для мертвецов», – кажется, так вы выражаетесь? Очень метко сказано. Ах-ха. Вампир – да. Кровосос – вовсе нет. Кровяная колбаса, эта вершина мясницкого мастерства, – другое дело. А в крайнем случае на Длиннососисочной улице полно кошерных мясных лавок. Ах-ха. Мы все справляемся как можем, ах-ха. Девственницам меня можно не опасаться, ах-ха, – уже несколько сотен лет, как ни прискорбно. Ах-ха.
Фигура отступила – вместе с кругом света.
– Боюсь, вы зря потратили время, командор Ваймс.
Глаза Ваймса постепенно привыкали к мерцающему свету. Комната была заставлена книгами. Все они лежали в стопках на полу. Из каждой торчали закладки, похожие на раздавленные пальцы.
– Не понимаю, о чем вы, – сказал Ваймс. То ли Дракон, Король Гербов, очень сильно сутулился, то ли под его бесформенным одеянием прятались крылья. Кое-кто из этих тварей умеет летать, как летучие мыши, вспомнил Ваймс. Интересно, сколько лет этому вампиру? «Жить» они могут практически вечно…
– Я полагаю, что вы здесь, поскольку, ах-ха, по общему мнению, вам подобает иметь свой герб. Боюсь, это невозможно. Ах-ха. Герб Ваймсов существовал, но восстановлению он не подлежит. Таковы правила.
– Что за правила?
Послышался глухой стук – Дракон взял из стопки книгу и открыл ее.
– Уверен, вы знаете своих предков, командор. Вашим отцом был Томас Ваймс, его отцом – Гиллиам Ваймс…
– Дело в Старине Камнелице, да? – ровным голосом произнес Ваймс. – Все наверняка упирается в Старину Камнелица.
– Совершенно верно. Ах-ха. Я-Сама-Справедливость Ваймс. Ваш предок. Командор Городской Стражи Анк-Морпорка в 1688 году. И цареубийца. Как известно каждому школяру, это он убил последнего короля Анк-Морпорка.
– Не убил, а казнил!
Дракон пожал сгорбленными плечами.
– Так или иначе, его фамильный герб был, как выражаются у нас в геральдике, Excretus Est Ex Altitudine. То есть Depositatum De Latrina. Уничтожен. Запрещен. Предан забвению. Его земли отняли, его дом снесли, его страницу вырвали из истории. Ах-ха. Знаете ли, командор, забавно, что многие наследники, ах-ха, «Старины Камнелица», – вокруг прозвища безошибочно угадывались изгибы кавычек, как будто Дракон аккуратно вынул его пинцетом из кучи прочих гадостей, – были офицерами Стражи. Полагаю, командор, что вы тоже не избежали этого прозвища. Ах-ха. Ах-ха. Интересно, передается ли по наследству желание стереть память о бесчестье. Ах-ха.
Ваймс скрипнул зубами.
– Хотите сказать, что у меня не может быть герба?
– Так и есть. Ах-ха.
– Потому что мой предок убил… – Он осекся. – Нет, это была даже не казнь, – продолжил он. – Казнят людей. Животных просто забивают.
– Он был королем, – мягко сказал Дракон.
– Да-да, конечно. А в подземелье у него стояли машины для…
– Командор, – сказал вампир и поднял руки, – у меня такое чувство, что вы меня не понимаете. Кем бы он ни был, он был королем. Видите ли, корона – это не шлем Стражи, ах-ха. Даже если ее снять, она останется на голове.
– Старина Камнелиц снял ее вместе с головой.
– Но короля даже не судили.
– Потому что не нашлось охотников на роль судьи, – сказал Ваймс.
– Кроме вас… то есть вашего предка.
– И что? Кто-то должен был это сделать. Есть чудовища, которым не место на земле.
Дракон нашел страницу, которую искал, и развернул книгу к Ваймсу.
– Так выглядел его герб, – сказал он.
Знакомая сова на кресте венчала собой щит, разделенный на четыре части. В каждой части был свой символ.
– Что это за корона, пронзенная кинжалом?
– О, это традиционный символ, ах-ха. Означает, что он защитник короны.
– Серьезно? А эти прутья, из которых торчит топор?
– Фасции. Они символизируют, что он был… служителем закона. Кстати, кто бы мог подумать, что топор окажется предвестником грядущих событий? Только, боюсь, топором ничего не решишь.
Ваймс посмотрел на третий сектор щита. Там было изображено что-то вроде мраморного бюста.
– Это символизирует его прозвище, – с готовностью подсказал Дракон. – Он просил, чтобы к нему сделали какую-нибудь отсылку. Иногда геральдика – это просто искусство каламбура.
– А вот этот, последний символ? Гроздь винограда? Что, любил приложиться к бутылке? – угрюмо спросил Ваймс.
– Нет. Ах-ха. Просто игра слов. Виноград по-лататиански – Vinum, он же Vitis. Чем-то похоже на его фамилию.
– А, ясно. Искусство плохого каламбура. Вы небось по полу катались от смеха.
Дракон захлопнул книгу и вздохнул.
– Те, кто просто выполняет свой долг, редко удостаиваются похвалы. Увы, таковы обстоятельства, и я не в силах на них повлиять. – Его мертвый голос слегка оживился: – И все же, командор… мне было чрезвычайно приятно услышать о вашем бракосочетании с леди Сибиллой. Очень знатный род. Одно из самых благородных семейств в городе, ах-ха. Овнецы, Силачии, Вентури, Шноббсы, конечно…
– Так что, мы закончили? – спросил Ваймс. – Я пошел?
– Ко мне редко приходят посетители, – сказал Дракон. – Обычно всех встречают геральдисты, но я подумал, что вы заслуживаете обстоятельного объяснения. Ах-ха. У нас сейчас напряженное время. Когда-то мы занимались настоящей геральдикой. Но, как все любят повторять, на дворе век Летучей Мыши. Такое ощущение, что теперь, стоит человеку открыть вторую лавку с пирожками, он уже поневоле причисляет себя к знатным особам. – Он обвел бледной иссохшей рукой три листа пергамента, приколотые к доске друг за другом. – Сапожник, портной… – Он тонко усмехнулся. – Вернее, мясник, пекарь и свечных дел мастер. И никуда не денешься: приходится копаться в архивах и выискивать следы их благородного происхождения…
Ваймс взглянул на три нарисованных щита.
– Вот этот я как будто где-то видел, – заметил он.
– Это как раз герб господина Артура Мастерса, продавца свечей, – сказал Дракон. – Едва дела пошли в гору, как он возомнил себя аристократом. Щит en metal gris рассечен левой перевязью d’une mèche – то есть щит серо-стального цвета, символизирующего упорство и душевный жар обладателя (ох и задал нам жару этот свечник!), разделен надвое фитилем. В верхней части – chandelle dans la fenêtre avec rideaux houlant (свеча в окне, заливающая все теплым сиянием, ах-ха), в нижней – два зажженных подсвечника: они знаменуют, что этот жалкий тип продает свечи и бедным, и богатым. К счастью, его отец владел пастбищами, так что в нижней части удалось изобразить голову яка – символ плодородия. А в верхней части – символ нового времени, летучую мышь. Девиз я оставил на современном общеупотребимом языке – он звучит как «Свечи, рожденные мастерством». Не удержался от небольшого каламбура, ах-ха.
– Просто живот надорвешь, – сказал Ваймс. Какая-то мысль билась у него в голове, требуя внимания.
– Это для господина Герхардта Крюка, главы Гильдии Мясников, – сказал Дракон. – Жена ему сказала, что у всех порядочных людей есть герб, а кто мы такие, чтобы спорить с дочерью колбасного магната? Так что мы сделали для него красный щит, в цвет крови, с синими и белыми полосками – в цвет мясницкого фартука, рассеченный перевязью из сосисок, а в центр поместили руку в перчатке, сжимающую тесак, – в боксерской перчатке, потому что всякий хороший боец тоже в своем роде мясник, ах-ха. Девиз – Futurus Meus est in Visceris, что переводится как «Мое будущее во внутренностях»: намек одновременно на его профессию и на давнюю традицию, ах-ха, предсказания…
