Тереза Дрисколл
Я слежу за тобой
Глава 7
Подруга
Сара опять делает вид, что спит. Впрочем, теперь притворяться сложнее. Нужно обманывать не только мать, но и медсестер.
– Ну давай же, Сара. Ты должна немного попить. Давай. – Медсестра ласково треплет ее по руке.
Уходите. Уходите.
– Почему вы не поставите капельницу? – Мать кудахтала, суетилась и плакала у кровати почти всю ночь. – Она ужасно выглядит! Даже сесть не может.
– Поверьте, для самой Сары лучше не засыпать.
Все происходило в БИТ – блоке интенсивной терапии. Они хотели точно знать, сколько таблеток она приняла. Сара прислушивалась к разговору медперсонала с матерью. Явно проводятся анализы, чтобы определить количество принятых таблеток, но на это требуется время, и будет гораздо проще, объясняли они, если Сара просто ответит.
Сару охватывает такая усталость и оцепенение, что на чувство вины нет сил. Она уже умаялась чувствовать вину – и хочет только, чтобы ее оставили в покое.
Мать рассказывает медсестрам, что в последний раз они попадали в больницу с подозрением на астму, когда Сара была в начальной школе. И родителям позволяли спать в игровой комнате рядом с детской палатой. Они спали на матрасах прямо на полу, хотя некоторым досталась роскошь – раскладушки.
Теперь нет ни матрасов, ни кровати. Маргарет провела ночь как привидение – каждые несколько часов прохаживалась, чтобы размять ноги, от зеленого пластикового кресла у кровати Сары до закрытого кафетерия с мутным кофе и закусками из автомата.
Хотя теперь Сару тошнит меньше, говорить она все равно не хочет.
«Сколько таблеток, Сара? Нам нужно знать сколько».
– Я не держу в доме много лекарств. Парацетамол. Две полных пачки, – наверное, в десятый раз повторяет мать Сары.
А по правде? Сара не помнит, сколько таблеток выпила. Купила в магазинчике на углу, а потом еще в супермаркете. Есть тупые правила – сколько можно покупать в одном месте.
Всё из-за телепередачи. Новые свидетели. Тупая сучка с поезда.
Она без устали повторяла полиции и родителям, что все это гнусная ложь. Секс в туалете? С первым встречным? За кого они ее принимают? Как они смеют?
А потом запаниковала. Что, если после телепередачи объявятся новые свидетели? Когда затих бурный всплеск эмоций сразу после исчезновения Анны, дело потихоньку затихло. Разумеется, Сара хочет, чтобы люди помогали полиции; разумеется, хочет, чтобы Анну нашли. Не хочет только, чтобы открылась правда о ее роли во всем этом. Нет. Пожалуйста, не надо…
– Вам не кажется, что стоит снова позвать врача?
– Я выполняю четкие указания доктора. Пожалуйста, не тревожьтесь. Сару больше не тошнит, теперь надо уговорить ее попить. Поверьте, для ее же блага. Тогда мы лучше будем понимать, где мы.
– Что значит «где мы»? – встревоженно спрашивает мать.
– Перестаньте, – не выдерживает Сара. Она шепчет еле слышно. – Просто замолчите, пожалуйста. Все.
– Ну вот и она. Умница. Сара. Давай. Открой глазки, и попробуем сесть, хорошо? Скоро придут результаты анализов. Чтобы понять, как твои дела. Но было бы гораздо лучше…
– Я не знаю, сколько приняла. Понятно? Просто не знаю.
– Оставьте ее в покое. Пожалуйста. – Мать начинает плакать, и Сара чувствует слезы и на своих щеках. Жаль, что Лили тут нет, но матери об этом говорить не надо. Еще одна запретная тема.
– Простите…
– Тебе не за что извиняться, милая. Все будет хорошо. Все будет прекрасно. Обещаю. Все шлют горячие приветы. Родители Анны. Дженни, и Пол, и Тим, и все. Желают тебе поправляться.
Сара закрывает глаза. Наверняка неправда. Они винят ее. Они так и сказали.
Вечером накануне ужасной телепрограммы все они собрались, вроде как чтобы поддержать ее, однако всё пошло наперекосяк. Парни разошлись не на шутку. Дженни плакала.
Дело в том, что в Лондон они должны были поехать все. Впятером. Анна и Сара – праздновать прощание со школой и школьной формой; а старшие – просто развлечься. И опять не получилось. Люди такие ненадежные…
Раньше все было иначе. Разница в возрасте казалась совершенно неважной. Дженни и мальчики учились на два класса старше – ну и что? А в средней школе, когда старшие начали подрабатывать, изменилось все. У них вдруг стало больше денег. Они хотели другого. И начали срывать планы.
Сара терпеть не могла тех, кто подводит других; так она и кричала во время ссоры. «Если б вы только не были такими эгоистами, не считались лишь со своими желаниями, может, мне и не пришлось бы следить за Анной в Лондоне одной».
Первым отказался от поездки Пол. Ему предложили пожить неделю в Греции на родительской вилле с бассейном. Следующим откололся Тим. Он без ума от пеших походов. Его позвали в недельное путешествие по Шотландии, и он мечтал посмотреть музей лохнесского чудовища. И не желал быть единственным парнем в девчачьей поездке.
А потом Дженни уехала на выступление группы с ее тогдашним бойфрендом. И остались Сара и Анна.
«Ты должна была присматривать за ней… – Парни были в ярости. – Мы не понимаем, как это вы разделились…» Дженни подлила масла в огонь: мол, почему не договорились, как обычно. «Это же Лондон, бога ради…»
Сара мечтала, чтобы они наконец заткнулись. В любом случае почему именно она должна была приглядывать за Анной? Почему не наоборот, а? Потому что Сара деревенская и у нее должно быть больше здравого смысла? Потому что Анне можно быть принцессой? Так, что ли?
Конечно, у них был уговор. И именно Анна его нарушила, кричала она им. Всем. Тиму с его эгоистичным походом. Полу с его распрекрасной виллой. Дженни с ее гастролями. Она наврала им, как врала полиции.
«Мы договорились, что встретимся в баре в два часа ночи и поедем в отель на такси. Она так и не пришла».
«Анна нарушила уговор, ясно? Анна не пришла…»
«Я вам говорила. Говорила. Говорила».
Мать пыталась успокоить ее после телепередачи. Женщине с поезда не должны были позволять делать такие заявления. Да еще по телевизору. Это была клевета. Вообще тетка явно какая-то ненормальная…
Но Сара окаменела. Что, если объявятся другие свидетели? С поезда или из клуба.
Вспомнилась реакция отца в лондонском отеле «Парадиз». Сначала она не желала с ним говорить. Он ушел из семьи много лет назад, и Сара отказывалась иметь с ним дело. Отец буквально обезумел, когда детектив-инспектор рассказал то, что сообщила свидетельница.
«Вы называете мою дочь шлюхой?»
Сара сидела дома перед телевизором, с ужасом ожидая, что произойдет. Сначала она собиралась поехать к Дженни, в фермерский дом. Все друзья должны были собраться вместе. Потом в голове начали вспыхивать картинки. Клуб. Беспокойство, когда она взглянула на часы… Ссора с Анной. «Не будь ребенком…»
Она рассказала полиции не все, а теперь, год спустя, не могла точно вспомнить, что говорила, а чего не говорила. Не дай бог сейчас, когда принялись заново ворошить прошлое, ошибется и скажет не то.
Поэтому Сара принесла таблетки в ванную. Не то чтобы она приняла твердое решение покончить с собой. Никакой трагедии, ничего черно-белого. Она просто хотела избавиться от паники, от ожидания телепрограммы. От неведения, что еще удалось выяснить…
Медсестра помогает ей сесть, подкладывая подушки за спину. В палату входит еще одна медсестра – в халате другого цвета. Она постарше, выглядит солиднее и разговаривает с матерью Сары. Зловещий шепот. Что-то про анализы…
– Вас ожидает доктор.
– Зачем? Что случилось?
– Вам лучше пройти сюда. Пожалуйста, миссис Хэдли.
Глава 8
Частный детектив
По дороге к Корнуоллу Мэтью дважды звонит домой.
– Это просто схватки Брэкстона-Хикса[2], Мэтт. Позвоню, если будет что-то новое. Всё нормально.
– Я могу вернуться. Хочешь, побуду дома с тобой? Если ты хоть чуть волнуешься.
– Всё в порядке.
У Салли пошел девятый месяц, и она уверяет, что в этих схватках нет ничего опасного. Все совершенно нормально. Но для Мэтью не осталось ничего нормального. Все вокруг стало пугающе ненормальным после сюрреалистических занятий для будущих родителей. Господи. Почему друзья его не предупредили?
«Ты точно не хочешь делать кесарево, Салли? Некоторые говорят, что это гораздо безопаснее. Стыдиться нечего».
«Тебе страшно, Мэтт? Извини. Уже поздновато трусить».
Они переговаривались шепотом – Салли сидела на йоговском коврике в серых тренировочных штанах и черной футболке, а Мэтт, под руководством инструктора, массировал ей спину, думая, как мило и при этом смешно она выглядит. Сзади она казалась прежней, худенькой… Если б только не громадный пузырь на животе.
На занятиях все завидовали Салли. «Как тебе удалось не распухнуть повсюду?» Остальные демонстрировали раздутые лодыжки, раздутые коленки, щипали жир на спине и на руках.
«Бог его знает. Жру, как лошадь».
Мэтью действительно прежде не видел, чтобы жена столько наворачивала. Бутерброды с рыбными палочками – майонез и соленые огурцы. Пукала она в эти дни очень вонюче.
«Отвянь, Мэтт, я не пукаю. Я – богиня беременности».
Мэтт еще раз проверяет телефон и улыбается. Теперь Салли пукает даже во сне. Телефон подтверждает громкий сигнал. Сообщения нет. Позвонить еще раз?
Нет. Остынь, парень. Она и в прошлый раз ощетинилась. Все будет просто замечательно. Недолго осталось.
Мэтью сверяется с навигатором – до фермы Баллардов меньше четверти мили – и заезжает на автостоянку. Мел уже должна быть в офисе. Хорошо.
Детектив-сержант Мелани Сандерс – надо надеяться, в скором времени детектив-инспектор Мелани Сандерс, – лучший друг Мэтью в полиции. Когда-то – миллион лет назад – он всерьез увлекся, надеялся на что-то большее. Но все это история. И Салли в курсе. Темных пятен не осталось.
Впрочем, не совсем. Он не рассказал Салли, что иногда ощущает странное чувство в животе, разговаривая с Мел. Не страсть; этого больше нет. Просто чувство, которое напоминает совсем о других временах, о совсем другом Мэтью.
Уже три года, как он ушел из полиции, и, надо признаться, до сих пор пытается привыкнуть.
Мэтью нажимает кнопку, слушает гудки.
– Детектив-сержант Мелани Сандерс.
– Сколько кофе ты выпила?
– Мэтт?
– Я повешу трубку и перезвоню позже, если ты еще не получила вторую порцию кофеина.
Она смеется.
– Надеюсь, ты не будешь просить об очередном одолжении.
– Конечно, буду. Но обещаю: ты мне – я тебе.
– Как всегда, Мэтт. Сначала я тебе. А потом опять я тебе.
Теперь смеется он.
– Серьезно. Ты слышала о пропавшей девочке Баллардов?
– От коллеги. Кэти из нашей команды прикрепили к этой семье. Получаем новости из Лондона – когда столичных можно побеспокоить. То есть не часто. Между нами, инспектор на этом деле – просто мелкий задавака. А что?
– Кто-нибудь из семьи замешан, по твоим сведениям? Мама и папа вне подозрений?
– А тебе-то с какой стати знать?
– Просто так.
– Лучше не суйся, Мэтт. Всем нам известно, где…
– Не беспокойся. Если что-то будет для тебя, обещаю, вот те истинный крест…
– И пальцы за спиной скрестил.
Оба ненадолго замолкают.
Каждый раз, как они беседуют, Мелани пытается уговорить его передумать. Вернуться в органы. Она уверена, что это возможно, сколько бы воды ни утекло, и клянется, что, получив высокую должность, его дожмет. А Мэтт всегда оборачивает разговор в шутку, и в итоге они замолкают, дойдя до тупика. Обоим все ясно. Она считает, что он растрачивает талант. А он боится слишком много об этом думать.
– Ладно. Я ничего тебе не говорила, Мэтт, но ходят слухи, что брак родителей не слишком счастливый. Чему тут удивляться… Впрочем, у родных есть алиби. Мы за ними лишь приглядываем. Инспектор – я говорила, что он снисходительный придурок? – нацелен на поиск парней из поезда. Между нами – напортачили, как всегда, в переговорах с европейскими коллегами.
– Так, значит, они за границей?
– Почти наверняка. Здесь вообще никаких зацепок. Никаких улик и ничего полезного с камер наблюдения. Столичные обидчивы. Не сразу притормозили на границе. Однако телеобращение, приуроченное к годовщине, похоже, дало несколько звонков. Нам всего не говорят, но я поднажму. Надеюсь, скоро скажу больше. А тебе-то зачем?
– Ни за чем. Значит, скоро встретимся за кофе. Я тебе напишу.
– Ты действительно лезешь в открытое дело?
– Кто? Я?
Она смеется.
– Ладно. Пока трубку не повесил – как там Салли?
– Пукает солеными огурцами. Поверь мне: беременность – вонючее дело. А если серьезно – она молодец. Красива и безмятежна, как всегда, вот только огурцы… Скоро напишу про кофе.
Все еще слыша ее смех, Мэтью отключается и снова проверяет время на навигаторе.
До фермерского дома Баллардов – полмили однополосной дороги. Странная бетонная колея песчаного цвета возвышается над обочиной, и Мэтью не может не задуматься, что делать, если появится встречная машина. На всей дороге можно разминуться лишь в двух местах. Мэтью очень любит свою машину и представляет, каковы будут последствия, если колесо скользнет с бетонной плиты. Беды не оберешься. Вот что значит «на отшибе».
В конце концов он подъезжает к дому. Жилище впечатляющее: двойной фасад укрыт вьющимися растениями – вне всякого сомнения, волшебными в цвету, хотя Мэтью не садовник и названий не знает. Перед домом недоделанная дорожка расширяется в нормальную дорогу, с большим разворотным кольцом; сбоку впечатляющая лужайка и еще одна дорога, ведущая к далеким амбарам. Мэтью тормозит под деревом напротив входной двери и убирает ключи в карман. Запираться здесь не нужно.
Дверь, к счастью, открывает сама миссис Баллард. На ней непременный фартук в цветочек. Мэтью сразу чувствует себя виноватым – он вынужден глядеть в эти глаза.
– Если вы журналист, то нам нечего больше сказать – до ночного бдения.
– Я не журналист. Мы можем пройти в дом, миссис Баллард?
Иногда это срабатывает. Уверенность и официальный тон. Как у человека, имеющего право.
– А вы кто?
Иногда не срабатывает.
– Я частный детектив, миссис Баллард, и я изучаю материалы, связанные с пропажей вашей дочери.
Выражение лица женщины меняется. От настороженности к удивлению – и новой надежде, такой неуместной, что Мэтью снова чувствует вину.
– Не понимаю. Частный детектив. Так чем вы занимаетесь?
– Может, нам все же лучше поговорить внутри? Пожалуйста…
В коридоре они неловко останавливаются, и Мэтью бросает взгляд на вазы с цветами – как минимум четыре на узком столе под большим зеркалом.
– Не хочу, чтобы люди их присылали. Цветы. Но они от души. У нас будет ночное бдение при свечах – по поводу годовщины… – Она осекается и с усилием берет себя в руки. – Так я не понимаю, мистер…
– Хилл. Мэтью Хилл.
– Вы в частном порядке расследуете исчезновение моей дочери? Но с какой стати? Над этим работает целая команда в Лондоне. К вам обратился мой муж?
– Нет, миссис Баллард. Ко мне обратился человек, затронутый расследованием и получающий неприятные послания. И я хочу лишь прекратить это, чтобы все ресурсы были направлены туда, куда нужно. На поиски вашей дочери.
– Неприятные послания?
– Мы могли бы присесть на минутку?
Она ведет его на кухню. Снова обязательный штамп – громадная синяя плита AGA, на которой сохнут носки. Миссис Баллард теперь явно нервничает, сложив подвижные пальцы на коленях. Никаких напитков она не предлагает.
– Я так понимаю, вы сами не получали неприятных посланий?
– Нет. Напротив. Много славных писем от совершенно незнакомых людей. Несколько дурацких, признаюсь, но от них нет проблем. Все письма мы показываем офицеру по связи с семьей – Кэти. Она постоянно с нами на связи. Так кто получает эти письма? Надеюсь, не Сара… Вам известно, что она в больнице?
– Подруга вашей дочери по поездке?
– Да. Я была у нее утром. В больнице. Ждут результатов анализов. Ужасно. Ужасно. Ее мать совершенно расклеилась. Да и все мы. Словно и без того недостаточно… Так в этом все дело? Гадкие письма Саре?
– Нет. Не ей. – Мэтью смотрит Барбаре Баллард прямо в глаза, ища беспокойство. Нет. Она не отводит глаз. В них только боль загнанной жертвы.
– Я понимаю, что вам будет тяжело, миссис Баллард. Но эту почту получает свидетельница с поезда. Элла Лонгфилд.
– А. – Выражение лица меняется мгновенно, как и ее тон. – Эта женщина.
– Да. Мне известно от миссис Лонгфилд о ваших к ней чувствах, и, уверяю вас, у меня нет ни малейшего намерения добавлять вам неприятностей и ворошить все это. Но Элла очень хочет прекратить поток посланий, не подключая полицию. Не хочет их отвлекать. От главной задачи. Поиска Анны.
– Поздновато она.
– Сочувствую.
Миссис Баллард пожимает плечами.
– Послушайте, я понимаю, как вам тяжело. Но я сам служил в полиции. И уверен: лучшие люди стараются изо всех сил. И обращение по поводу годовщины. Обычно телеобращение помогает…
Она не клюет.
– Эти письма – что бы там ни было… Вам лучше поговорить с моим мужем. – Она встает. – Он не всегда слышит мобильный, и телефон плохо ловит, но я попробую позвонить ему, если хотите.
– Не стоит его беспокоить. Значит, вы не знаете никого, кто мог бы отправлять неприятные послания миссис Лонгфилд? Кто-то знакомый, кто особенно потрясен произошедшим. Вел сердитые разговоры. О том, что она…
– Все потрясены, мистер Хилл. Мою дочь так и не нашли. Ночное бдение состоится завтра. А теперь, если позволите… – Она запоздало спохватывается и строго замолкает, видимо решив, что вообще не обязана с ним разговаривать.
По опыту Мэтью знает, что такое решение обычно незамедлительно выливается в гнев. Он протягивает карточку, которую она принимает и, поколебавшись лишь мгновение, прячет в карман фартука.
– Вы рассказали полиции об этих посланиях? – Миссис Баллард по-прежнему смотрит ему в глаза.
– А почему вы спрашиваете?
Она не отвечает.
– Хорошо. Если услышите о чем-то, что покажется вам относящимся к делу, позвоните? Да?
Она кивает.
– На самом деле миссис Лонгфилд придется пойти в полицию, если послания не прекратятся. А она не хочет обращаться в полицию, считая, что и без того у всех довольно хлопот.
– Неужели?
Мэтью сжимает губы и кивает на прощание.
Снаружи он чувствует: миссис Баллард следит, как он заводит машину, разворачивается и снова выезжает на узкую дорогу.
Мэтью проверяет экран телефона. От Салли – ничего. Он велит себе не оборачиваться. Не поддаваться. И едет дальше, ведя машину очень осторожно и пытаясь стереть из памяти взгляд Барбары Баллард.
Глава 9
Отец
Подъезжавшую к дому машину Генри увидел, когда проверял овец на самом высоком поле фермы, открытом всем ветрам. Под яростными порывами он застегнул куртку до самого подбородка.
С этой частью фермы всегда были сложности. Добраться туда можно только на квадроцикле, а с квадроциклом в горах у Генри то и дело случались приключения. Он несколько раз чуть не перевернулся. Однажды на очень крутом подъеме ему всерьез показалось, что чертова машина сейчас полетит кувырком. Два колеса оторвались от земли, и Генри ощутил, как смещается вес тяжелого аппарата. Было в точности как рассказывают – вся жизнь пролетела перед глазами.
И голос Анны. «Это отвратительно…»
Происшествие с квадроциклом так напугало его, что он немедленно отправился домой, в кабинет рядом с прихожей, и вышел в Интернет, чтобы повысить стоимость страховки. Потом по этому поводу состоялся страшный скандал с Барбарой.
– Мы не можем платить по страховке больше, Генри. И зачем? Не будь таким мнительным!
Он пообещал отменить дополнительные выплаты, а про себя начал думать, не принять ли предложение от соседней фермы – они готовы были забрать неудобные поля, которые лучше подходили их скоту. Но тут взыграла гордость. Генри все еще считал себя настоящим фермером, а не турагентом.
Теперь он наблюдает, как машина едет прочь – водителю явно неудобно на их дороге. Едет медленно. Генри решил не сдавать в аренду и не продавать больше ни клочка земли, которую таким трудом добыли его отец и дед. Что из того, что туризм выгоднее? Летние домики. Лагерь. В душе Генри по-прежнему фермер и поэтому заботится о своих немногочисленных овцах и коровах. Он не узнал мужчину, приезжавшего в дом. Высокий и худой, а лица с такого расстояния не разглядеть. На мгновение Генри думает, не полиция ли, ощущая привычный прилив адреналина.
Прошел год, и Генри, в отличие от жены, не ждет, что дочь вернется живой.
Ага, на дорогу выходит Барбара – проверяет, что визитер уехал. Он уже решает, что нужно спуститься и выяснить, что, черт побери, происходит, когда слышит блеяние за спиной. Повернувшись, Генри видит, как две овцы, скользя по грязи на нижнем краю поля, сползают к потоку. Проклятье, надо спуститься и перегнать их повыше – на безопасный участок.
На промокшей насквозь земле это занимает очень много времени.
Тупые овцы. Безмозглые.
Он подзывает Сэмми, поджавшего хвост. Даже пес не любит это поле и смотрит на Генри как на психа. «Что мы тут делаем? Ты нормальный – тащить сюда квадроцикл?»
Наконец с помощью Сэмми удается отогнать заблудших овец и остальное стадо на участок повыше. Генри ведет их дальше, через ворота на соседнее поле – трава там пожиже, зато ночью безопаснее. Запирает ворота, зовет Сэмми к ноге и наконец направляется по боковой аллее к дому.
Это Аллея Примул. В детстве ее очень любила Анна – из-за высоких живых изгородей; с удовольствием собирала букетики полевых цветов.
«Папа, давай, кто быстрее!»
Генри закрывает глаза, наслаждаясь приятными воспоминаниями, и стоит неподвижно. Он видит дочку в розовой дутой куртке, в розовой шапке с помпончиками и в розовых перчатках. «Давай, папа! Я тебя обгоню!» И букетик примул в руке.
Только ощутив, как Сэмми тычется носом ему в ногу, Генри открывает глаза.
Все хорошо, малыш. Все хорошо. Он гладит голову пса, глубоко вздыхает и идет домой.
В прихожей снимает сапоги, приказав колли, вымазавшейся в грязи, ждать.
– Кто к нам приезжал?
Бледная Барбара выходит с кухни, вытирая руки о фартук.
– Частный детектив.
– Какого черта понадобилось тут частному детективу?
– Он говорит, что Элла – та женщина из цветочного магазина – получает подметные послания.
– И что?
– Не в социальных сетях. Настоящие письма или открытки. Доставляют домой. Гадко.
– А мы тут каким боком?
– По-моему, частный сыщик решил, что их посылала я.
– Он тебя обвинял?
– На словах нет, но смысл был таков. Как будто одолжение мне делает. Предупреждает.
Генри молчит, прищурившись.
– И пока ты не спросил: нет, я их не посылала.
– Ладно, надеюсь, ты сказала ему, чтобы больше не приезжал. Может, позвонить Кэти? Или лондонской команде?
– Незачем. Я попросила его не возвращаться.
– И ты больше ничего не говорила? Никаких глупостей, Барбара? Обо мне?
Она серьезно смотрит на него. Не мигая, холодными глазами.
Генри чувствует, как учащается его пульс.
– Нет, Генри. Я не говорила никаких глупостей.
Он садится на старую церковную скамью, которая служит лавкой в прихожей.
– Дженни дома?
– Поехала в город. Хочет новое пальто на ночное бдение. Что-нибудь теплое и элегантное.
Генри с самого начала очень ясно заявил, как относится к этому ночному бдению. Он не религиозный человек. Идею подал местный викарий. Молитвы и свечи по поводу годовщины. Изначально назначили на четверг… ровно год, день в день. Но когда подтвердилась реконструкция по телевизору, решили перенести на субботу. И людям удобнее – выходной.
Барбара задирает подбородок.
– Мать Сары надеется, что мы сможем отложить бдение, пока Сара не поправится, чтобы присутствовать. Я сказала, что идея не очень удачная и Саре нужно заниматься только здоровьем. Думаю, все устроим, как планировали.
– Ты по-прежнему считаешь затею стоящей?
– Не знаю, Генри. Но люди были так добры, и они как будто ждут чего-то… Журналисты будут фотографировать – это поддержит интерес публики. По словам Кэти, нам важно поддерживать интерес публики.
– А как Сара? Утверждает, что это случайность – с таблетками?
Никто не сочтет передоз случайностью, думает Генри. Хотел бы он относиться к Саре с большим сочувствием, да только не получается.
