Тайсон Фьюри
Под маской. Моя автобиография
Глава 2
Дитя судьбы
Не знаю, откуда это повелось, но убежденность в том, что я стану чемпионом мира в тяжелом весе, всегда была со мной. И это пошло не от меня, первым об этом заявил мой отец Джон, когда я был пяти минут от роду, успев к тому моменту уже три раза умереть.
Моя мать Эмбер через многое прошла, и из-за меня ей тоже пришлось побороться, потому что я пришел в этот мир на три месяца раньше срока. Всего у нее было 16 беременностей, и только четверо детей выжили: мой старший брат Джон, я, Шейн и младший Хьюи. У нас была еще сестра Рамона, которая родилась за два дня до Рождества 1997 года, но спустя два дня она умерла, мне тогда было девять.
Мама ни разу не посещала ни одного моего боя, что в любительской карьере, что в профессиональной – просто, как и большинство матерей, она не любит смотреть, как ее сына бьют на ринге. Она чудесная женщина, добрейшей души, которая растила нас, и без нее я бы ни за что не стал тем, кем стал. Мама всегда меня поддерживала. В детстве мы с Шейном проводили с ней больше времени, чем с отцом, который работал с раннего утра и до позднего вечера, в основном продавая автомобили. Но когда позднее я занялся боксом, он сопровождал меня на этом пути.
Некоторые из родственников матери, которые, как и семья отца, были из ирландских путешественников, происходят из местечка Наттс Корнер, что под Белфастом, хотя у мамы есть родные и в Уэльсе. Много лет спустя, в 2011-м, я случайно познакомился с членами маминой семьи в Наттс Корнер, когда пытался доказать, что у меня есть ирландские корни, чтобы бороться за титул чемпиона Ирландии. Я прилетел в Белфаст перед боем, который должен был состояться в этом великом городе. Ирландцы всегда очень дружелюбно ко мне относились, и как-то раз я упомянул в разговоре с приятелем, что у меня есть старик-дядя по имени Чейси Прайс, я слышал о нем от родителей. Оказывается, что мой приятель был с ним знаком, у них были какие-то торговые сделки, так что мы отправились на ферму к Чейси попить чаю. Этот день я запомню на всю жизнь, хотя было странно сидеть пить чай с моим дядей в то время, как я пытался доказать свое ирландское происхождение.
Это было тем более странно, что за последние 200 лет у меня в роду и по отцовской, и по материнской линии были знаменитые бойцы из Ирландии. Я последний и самый успешный боксер в этом списке, тогда как большинство моих предшественников занимались кулачным боем. Моя мать – дочь кулачного бойца, бывшего Короля цыган, а по отцовской линии я дальний родственник Бартли Гормана, который носил титул Цыганского короля кулачных боев с 1972-го по 1992-й и умер в 2002-м. Без всякого преувеличения можно сказать, что Бартли был одним из самых стойких людей в мире и определенно величайшим кулачным бойцом в обозримом прошлом. С копной огненно-рыжих волос, коренастый, себя он называл «самым опасным безоружным человеком на планете», и с ним трудно не согласиться. Он был готов драться в любой момент и с кем угодно. Как-то раз он дрался в глубине угольной шахты при тусклом свете шахтерских фонарей. Он бился на ипподромах, в биваках, даже в каменоломне. И никогда не проигрывал. Ни разу за 25 лет. Он как-то сказал: «С обычным человеком я драться не стану… Он и одного моего удара не переживет».
Я слышал, что Бартли заинтересовался боями, когда увидел, как кулачный боец убил собственного дядю одним ударом, Бартли тогда было девять. Он умер от рака печени в возрасте 57 лет. На его похороны пришли сотни путешественников, и он оставил о себе память, особенно в последнем месте его жительства – Уттоксетере, графство Стаффордшир, где в его честь установлен памятник. Кто-то мне сказал, что в фильме про Бэтмена «Темный рыцарь: возрождение легенды» Том Харди сделал голос своего персонажа Бейна похожим на голос Бартли. Выдающийся был человек.
Но бойцовская традиция в моей семье еще глубже – у меня есть еще один предок, знаменитый среди ирландских путешественников, которого звали так же – «Боксер» Бартли Горман. В XIX веке мой прапрапрадедушка Бартли Горман был сильным кулачным бойцом из Ирландии, чемпионом, который дрался в графстве Мейо. Его талант и успехи на ринге вдохновили последователей. Его дело продолжил мой двоюродный дед Тикер Горман, который выступал с 1920-х по 1940-е годы. Он был родом из Англии, куда переехали его родители. Ростом 1 метр 88 сантиметров и весом 89 килограммов, он был талантливым бойцом. Настолько талантливым, что спарринговал с профессиональными боксерами, например, с Леном Харви, который был чемпионом Британии в среднем, полутяжелом и тяжелом весе в период 1929–1939 годов. Он также спарринговал с бывшим чемпионом Содружества, боксером-тяжеловесом из Канады Ларри Гейнсом, который дослужился до сержант-майора британской армии во время войны и дважды проиграл Харви в бою за титул. Тикер до того любил драться, что участвовал в ярмарочных поединках, когда ему уже было хорошо за 60. Бабушка отца в девичестве была Гоман, а затем вышла за человека по имени Питер Фьюри. Мои предки отстаивали свою честь в поединках по всей Британии и Ирландии. Их боевой дух прошел сквозь поколения и по сей день силен.
Я продолжил эти славные традиции, как и мой двоюродный брат-тяжеловес Хьюи, сын моего бывшего тренера Питера, и другой кузен Осия Бертон, который, проиграв в схватке за титул чемпиона Британии в полутяжелом весе в декабре 2016-го, сказал мне, что предпочел бы умереть, но победить, чем возвращаться к семье с поражением. Вот, что такое честь бойца.
Титул Короля цыган в течение веков был очень важен для ирландских путешественников. Мой прадед по материнской линии Осия Бертон владел этим титулом, не проиграв ни единой схватки в жизни. На ярмарке Puck Fair в Киллорглине, графство Керри, Ирландия, которая проходит до сих пор, он провел бой, который вошел в историю. Поединок длился полтора часа, и про него до сих пор ходят легенды среди путешественников; по слухам, сцена драки в фильме «Тихий человек», в которой Джон Уэйн устраивает потасовку с шурином в сельской местности, основана на событиях того дня, когда Осия Бертон был коронован как Король цыган.
Боксерское мастерство сильно отличается от кулачных боев, но есть у них и общее: целеустремленность, честь и боевой дух. Мой отец знает все о кулачном бое, и тело его покрыто шрамами, полученными в схватке. По его словам, во времена его юности дрались не на жизнь, а на смерть. В ход шло все подряд – локти, укусы, удары головой, а битва прекращалась только тогда, когда один из бойцов говорил «хватит». А после соперники отправлялись пропустить пинту пива вместе, потому что к тому моменту все разногласия были улажены. В боксе все иначе, он требует дисциплины, это истинное искусство. Сравнивать одно с другим бессмысленно.
Деньги приходят и уходят, а честь остается. Кстати, в нашей семье бойцами были не только мужчины, взять, например, бабушку по мужской линии, Пейшенс, с которой были шутки плохи. Говорят, она была куда агрессивнее моего деда, который собственной тени боялся. Печальная правда в том, что он страдал от психического расстройства, которое в те времена, разумеется, никто серьезно не воспринимал.
Бабушка не давала спуску и собственным сыновьям, моему папе Джону и дядьям Питеру и Хьюи, которые тренировали меня на разных этапах моей профессиональной карьеры. Пейшенс была метр семьдесят ростом, кареглазая с темно-каштановыми волосами и требовала к себе уважения. Моему отцу она внушила, что он всегда должен уметь за себя постоять, и, если сыновья шалили, она не скупилась на затрещины. Папа шутит, что подраться для нее было слаще любого угощения.
Так что бойцовский дух у меня в генах, и начиная с 12 августа 1988-го, когда я появился на свет и весил всего 450 граммов, я боролся за жизнь. Папа с мамой готовились к худшему, пока я цеплялся за жизнь, а врачи давали один шанс на сто, что я увижу еще один день.
Но когда я открыл глаза, в четвертый раз подряд вернувшись с того света, мой отец посмотрел на меня и сказал: «Он справится, в нем будет два метра роста, 120 килограммов веса, звать его будут в честь Майка Тайсона, и он станет чемпионом мира в тяжелом весе». Я родился на три месяца раньше срока, так что пока рано было радоваться. В больнице я провел еще три недели, прежде чем меня выписали. Но на этом моя больничная история не закончилась; за свою жизнь мне еще столько раз пришлось сюда вернуться, что я, пожалуй, заслужил карточку постоянного клиента.
Вплоть до восьми или девяти лет у меня периодически случались приступы лихорадки, во время которых я страдал от галлюцинаций. Я кричал маме с папой, что меня вот-вот съедят львы или что занавески загорелись. Меня множество раз приходилось госпитализировать, чтобы следить за моим состоянием и сбивать температуру; это было страшное время для меня и родителей. Мы понятия не имели, что со мной происходит и когда это закончится, и было ощущение, что мне просто нужно это пережить, а потом все наладится.
Многим, кто видел, как я боксирую на гигантских стадионах или зажигаю на пресс-конференциях, будет сложно в это поверить, но я был не слишком уверенным в себе мальчиком, даже наоборот. Я был слегка застенчивым, осторожным и всегда испытывал чувство тревоги. Меня одолевало волнение, вдруг что-то пойдет не так, и я никак не мог понять, откуда у меня это ощущение.
Но когда речь шла о боксе, я всегда был уверен в себе, как и много лет спустя, когда выступил против Кличко, чувствуя себя неуязвимым, я никогда не сомневался в своих боксерских навыках. Мое детство, прошедшее в деревушке Стял под Манчестером, было безоблачным, мне нравилось ходить в местную начальную школу, где было всего 36 учеников. Я стоял на воротах в школьной футбольной команде, и у меня хорошо получалось, потому что я был крупным мальчиком, и я даже какое-то время играл в нетбол с девчонками, что тоже мне неплохо удавалось. Школа была отличная, там у меня не было проблем, учителя меня любили. Ко мне относились с уважением, и я проявлял уважение к окружающим, так что я с удовольствием учился и играл с остальными ребятами.
То, как я рос, было совсем не похоже на детство моего отца в общине путешественников. В его детстве, которое пришлось на 60–70-е годы, ему приходилось часто сталкиваться с проявлениями расизма и травлей. Для него в порядке вещей было то, что каждый день после школы к нему кто-то цеплялся, завязывалась драка, и он приходил домой с фингалом, рассечением или синяками, а ужиная, чувствовал привкус крови во рту. В школе всем было на это наплевать, так как, судя по его рассказам, детей из общины путешественников считали никчемными цыганами, которым не полагалось даже дышать одним воздухом с другими учениками в классе. Он приходил домой, жаловался бабушке Пейшенс, а она только говорила, что он должен уметь постоять за себя, не то она сама его проучит! Поэтому выбора не было – отцу нужно было уметь драться, как и моим дядьям Питеру и Хьюи.
. .
В Британии по-прежнему распространено плохое отношение к ирландским путешественникам, и, честно говоря, в общине попадаются личности, которые портят ее репутацию. Встречаются воры, мошенники и те, кто постоянно переезжает с места на место, занимаясь непонятно чем. Но таких меньшинство, все мы разные, и каждого надо оценивать как самостоятельную личность (как и всех людей). Но, к сожалению, расизм в отношении путешественников и сегодня распространен. Говоря о карьере великого Мохаммеда Али, часто вспоминают эпизод, когда он выбросил в реку золотую медаль Олимпийских игр 1960 года, после того как его отказались обслуживать в кофейне его родного города Луисвилл, штат Кентукки. Я его понимаю – меня самого вместе с другом Дейвом Рэем как-то раз наотрез отказались пустить в паб только из-за того, что я путешественник. Такие вещи в наше время должны быть совершенно неприемлемы.
Отец говорил, что такая жизнь его закалила, ежедневные проявления расизма были в порядке вещей. Его семья постоянно переезжала по территории графства Йоркшир с одного места стоянки на другое, так что ему приходилось менять школу одну за другой и каждый раз проходить через одну и ту же пытку – повсюду в нем видели чужака, да к тому же не такого обеспеченного, как остальные ребята. Да, детство и юность у него были трудными. Денег практически не было, как и шансов обзавестись друзьями в такой обстановке.
У меня все было по-другому, потому что не пришлось расти в таких суровых местах, и в школе я ни разу не дрался. Мне там, наоборот, нравилось, я был частью коллектива. Видимо, я рос уже в другую эпоху, да и место, где я жил, сильно отличалось от того, где вырос отец.
Отец переехал в Стял, когда ему было 26, он старался сделать так, чтобы наша жизнь сложилась по-другому. Он помнил, как тяжело ему приходилось в детстве, какую жестокость приходилось терпеть, так что он твердо решил, что его детям не придется через такое пройти. Он хотел жить иначе. Нашел друзей за пределами общины путешественников, которые помогали ему в бизнесе, и добился уважения, хотя, как это ни печально, он признает, что по-настоящему близких друзей так и не завел. Он не стесняется в выражениях, а это далеко не всем нравится, как я обнаружил на собственном опыте.
В общем, отец купил 200-летний полуразвалившийся деревенский дом, без водопровода и электричества, и взялся превратить его в наше новое жилище. Несколько лет мы прожили в фургоне, пока он нанимал каменщиков, электриков и делал все необходимое, чтобы отремонтировать дом. Он и сам таскал кирпичи и занимался строительством, пока спустя 10 лет не довел его до желаемого состояния, после чего мы переехали. Таких вещей, как кредит или ипотека для моего отца не существовало; он должен был сам зарабатывать, продавая машины и работая кровельщиком, и постепенно строить по чуть-чуть. В середине 90-х случилась катастрофа – дом затопило, и потребовалось еще четыре года, прежде чем мы смогли снова в него въехать. Но как же здорово было там расти, а папа, кстати, до сих пор в нем живет.
Хоть мне и нравилось в школе, но, как и большинство путешественников, я бросил учебу, когда мне было 10. В нашей общине не принято долго учиться. Обычно от мальчиков ждут, что еще до начала средней школы они начнут работать, и у моего отца был такой же подход – надо познавать мир, а чтобы водились деньги, их надо постараться заработать.
Я много времени проводил, наблюдая, как отец продает автомобили, и многое узнал об искусстве заключения сделок: на чем можно заработать денег, а на чем – потерять. К возрасту 12 или 13 лет я успел посидеть во всех крутых тачках – Ferrari, Bentley, Porsche, я во всех побывал. Подростком я уже занимался торговлей. Ездил с отцом по аукционам, покупал машины. У отца был участок в Болтоне, где он продавал авто, а я ему помогал. А дома я продавал самостоятельно. Старые автомобили надо было красить и полировать, а потом их можно было толкнуть за несколько сотен фунтов. Это был полезный жизненный урок. Так я научился откладывать и ценить заработанные деньги.
Один из самых тяжелых заработков, который у меня был, – таскать кирпичи и перебрасывать щебень, чтобы выровнять поверхность для строительства парковки. Я начинал в восемь утра и работал до четырех дня, а потом в шесть был уже в зале, и не выходил оттуда до десяти. Это была тяжелая работа, но физический труд я использовал для тренировки – качал руки, ноги, плечи. Я получал по 20 фунтов за каждую гору материала, которую надо было переместить, так что за день я мог уносить домой до 80 фунтов, что было совсем недурно. Сначала эту работу предложили Шейну, но он не выдержал – слишком тяжелой она для него оказалась.
Подростком я мечтал стать чемпионом мира по боксу в тяжелом весе. Я тренировался, работал и читал. Читал я журнал Boxing News и Библию. Вот так я рос, мои корни, моя семья, жизненные уроки – все это повлияло на становление меня как личности и как боксера. Мой отец и дед оба отлично умели торговать, отец вообще мог продавать песок в пустыне и снег в Антарктиде, эта способность передалась и мне. По-моему, я не раз доказывал, что могу показать товар лицом, когда надо было создать ажиотаж перед важным боем.
Не всегда мне удавалось закрыть сделку, но я учился на своих ошибках, а когда сообщал отцу, что сделка сорвалась, он просто смеялся в ответ – по его мнению, в этом и заключалась наука жизни. Хоть я и бросил школу в 10 лет, но считал я отлично и быстро соображал. Стать доктором или кем-то в этом роде мне все равно никогда не светило. Мне на роду было написано быть боксером. Встречаются люди, которые очень много знают, хорошо образованы, но к реальной жизни не приспособлены, а для меня сама жизнь и стала университетом. И все же, я считаю, что для детей очень важно получить формальное образование.
В общине путешественников не наблюдается особенного прогресса в этом вопросе, и, на мой взгляд, очень зря, потому что образование может открыть столько возможностей. Оно помогает преодолевать барьеры и позволяет людям из разных слоев общества общаться и лучше понимать друг друга. По-моему, от этого сплошные плюсы, а в деле развития общества и искоренения расизма роль образования самая что ни на есть ключевая.
Вот с чем в общине путешественников все хорошо, так это с традиционными семейными ценностями. Мы видим, как разрушение традиционной семьи вредит современному обществу, но на вопрос образования, мне кажется, необходимо посмотреть по-новому. На данный момент общепринятым среди путешественников является мнение, что учеба – это для идиотов, но дело тут в том, что они просто не видят преимуществ, которые образование дает молодым людям.
Я определенно хочу, чтобы мои дети учились. Хочу, чтобы у них было счастливое детство, крепкие моральные принципы, а еще я буду поддерживать в них желание получать среднее и высшее образование. Кто знает, может в семье Фьюри появится первый доктор! Я буду невероятно горд, если кто-то из моих детей окончит университет, да я бы и сам попробовал получить высшее образование.
Но сам я, покинув школу, не имел другого выбора, кроме как зарабатывать на жизнь. Я брался за любую работу, например, чистить дорожки от снега за пару фунтов, а потом, когда мне было лет 13, мы с братом занялись сбором металлолома. Я к тому времени был примерно метр восемьдесят ростом и уже водил машину. Так что мы с братом Шейном и двоюродным братом Джастином объезжали соседние дома и забирали у них всякий хлам на выброс. На это уходил весь день, а вечером мы все отвозили на свалку и получали до 40–50 фунтов.
Мне часто казалось, что наша жизнь напоминает популярный тогда телесериал «Нежные майские цветы» про семью, которая обитает в сельской местности. У меня был курятник, и я даже держал американских бойцовских петухов, по 50–60 штук. В боях они не участвовали. Это были мои домашние животные, и я ездил на выставки по всей стране, даже в Ирландию.
Мне очень нравилось за ними ухаживать. Иногда доходило прямо до одержимости: как-то раз мне пришлось проснуться в пять утра, чтобы вместе с Джастином пройти 20 километров на ярмарку за петухом-призером. Мне тогда было лет 13, и мы купили великолепного петуха, это было отличное приобретение. Но по дороге домой мы не могли решить, кто его понесет, и разгорелся нешуточный спор. В итоге, я толкнул Джастина, и птица вылетела у него из рук, а в тот момент мимо проходил поезд, который и сбил нашего петуха. Все наши усилия и деньги пошли коту под хвост, от петуха осталась только кучка перьев, разбросанных по железнодорожным путям и большое пятно на носу локомотива.
. .
Мы с Шейном погодки, поэтому всегда много времени проводили вместе. Он всегда был рядом, когда я готовился к боям, а в детстве мы оба были помешаны на боксе. Но, как и у большинства братьев, без ссор не обходилось… Как-то раз он зашел в гараж и разбросал дрова, которые я несколько часов укладывал по заданию отца. Я был вне себя от злости, потому что целый день этим занимался и хорошо знал: если отец увидит, что его задание не выполнено, мне влетит. Когда отец давал какое-то поручение, оно выполнялось беспрекословно. Так что я просто готов был убить Шейна, я схватил большую деревяшку, погнался за ним и так его отделал, что у него все молочные зубы повылетали. Когда отец увидел зияющую пустоту у брата во рту и то, что осталось от зубов Шейна, он сразу понял, что случилось и кто виноват, так что я был следующим в очереди за тумаками.
Бокс всегда был моей страстью. С самого раннего детства. Только научившись держать в руках карандаш, я сразу же взялся рисовать боксерские перчатки и форму, раскрашивать шорты, носки и перчатки, а еще придумывать рассказы о боксе, в которых с описывал бои. Все это я показывал папе со словами «обязательно стану боксером».
Другие мои братья, Джон и Хьюи, тоже интересовались боксом, но не с таким задором, какой был у меня или даже у Шейна. Мой отец выходил на ринг в тяжелом весе в конце 80-х и начале 90-х против сильнейших соперников в Британии, например, против Генри Акинванде, который стал чемпионом мира по версии WBO. Но у отца всегда было ощущение, что в профессиональном боксе с ним обошлись несправедливо, не давали развиваться. По этой причине он не хотел, чтобы я становился боксером – боялся, что мне тоже не дадут пробиться. Все эти политические игры профессионального бокса он терпеть не мог, поэтому никогда не поощрял моей тяги к этому спорту.
Но моему отцу все же пришлось поближе познакомиться с моим боксерским талантом, когда мне было 14 лет. Он держал себя в хорошей форме, тренируясь на мешке, который висел у нас в сарае, и как-то раз мы разговорились о его карьере. Я поддел его, сказав, что смотрел его бои на видео, и не особенно впечатлился. Тогда он ответил: «Ну давай, надевай перчатки, сейчас проверим, на что ты способен». Он рассчитывал, что преподаст мне хороший урок, но я с самого начала пробил ему левый боковой. Бум! Ребра у него захрустели, но это его не остановило. И все-таки я оказался сильнее, так что мы согласились, что ему лучше присесть. Он признался, что за все 14 боев его профессиональной карьеры ему никогда так не доставалось. Кажется, в тот момент мы оба поняли, что у меня есть особый талант и с боксерской карьерой проблем у меня не возникнет, по крайней мере, в том, что касается выступлений на ринге.
Это был очень важный момент для меня, потому что я видел, как силен отец, так что, одолев его, я обрел еще больше уверенности и поверил в свою мечту. Я уже представлял себя на вершине мира, но к тому времени еще ни разу как следует не спарринговал, а это – важнейший элемент подготовки боксера. Спарринг воссоздает ситуацию настоящей схватки, единственное отличие – ты боксируешь в шлеме. Мой первый спарринг состоялся, когда отец взял меня с собой в зал Фрэнни Хэндса в Ливерпуле, в котором сам тренировался. Он сказал, чтобы я сидел и смотрел, как он тренируется, работает на пэдах, на мешке и спаррингует. Я умолял, чтобы меня поставили в ринг с парнем постарше, и, в конце концов, отец сдался. Во время спарринга я просто уничтожил этого гораздо более опытного бойца. Фрэнни и отец были поражены. Из-за возбуждения и адреналина я не смог удержать в желудке бургер и молочный коктейль из McDonald’s, которые перехватил по дороге в зал, так что я оставил все это у Фрэнни на канвасе.
После этого я отчаянно хотел найти любительский зал, чтобы заниматься. Я не слышал, чтобы поблизости был хоть один боксерский клуб, пока однажды мы с Шейном не поехали к местному фермеру полоть якобею – это такой сорняк, от которого лошади могут отравиться. День подходил к концу, и мне не терпелось получить честно заработанные 10 фунтов, но в итоге я получил кое-что гораздо более ценное, когда один из работников фермы рассказал о Боксерской академии Джимми Игана, располагавшейся всего в пяти километрах от моего дома. Я жил в Стяле, около Уилмслоу, и все это время в Уитеншоув, в пяти километрах от меня, был тренировочный зал Джимми. Да, видать, отец совсем не хотел, чтобы я становился боксером! Тут уж я решил, что это мой шанс, и мы с Шейном помчались домой, зная, что теперь можем по-настоящему попробовать себя в боксе.
Джимми держал зал вместе со своим сыном Стивом, и когда мы с Шейном впервые туда пришли, нас поставили заниматься с новичками. Во мне было почти два метра роста и примерно 95 килограммов, так что, можно сказать, я слегка выделялся на общем фоне. Меня никто не учил драться, это было у меня в крови, и как только я очутился в этом зале, то понял: вот мой дом, здесь я и должен был оказаться.
Когда я уходил домой тем вечером, Стив сказал отцу, что мне нужна медицинская книжка – это книжечка, которая требуется для допуска к любительским соревнованиям. Они распознали во мне природный талант и тут же в меня вцепились. Стиву понадобилось один раз на меня посмотреть, чтобы сказать отцу: «Никогда не видел, чтобы тяжеловесы так двигались. Сделайте ему медкнижку».
Меня сразу взяли в боксерскую группу. Здесь я был на своем месте, ничем другим я больше не собирался заниматься. «Ты нашел свое дело», – говорил я себе. Бокс, бокс и еще раз бокс… Я ездил на ближайшую барахолку и скупал все видеозаписи боев, которые мог найти, а потом часами напролет просматривал выступления лучших из лучших: Мохаммед Али, Джек Дэмпси, Шугар Рэй Робинсон, Ларри Холмс, Шугар Рэй Леонард и Майк Тайсон, за которым я следил с особым интересом, потому что хотел быть достойным его имени. Об этом спорте я хотел знать все, ведь я сам собирался стать одним из великих, такова была цель моей жизни.
Мой первый бой должен был состояться в Бредбери, под Манчестером, мне тогда было 15. Около сотни человек собирались прийти на меня посмотреть, и я был в жутком нетерпении, я даже ездил в Манчестер, чтобы раздобыть шорты с бахромой, точь-в-точь как те, которые я нарисовал в пятилетнем возрасте и показывал отцу. Мама нашила бахрому и на шорты, и на боксерки, так что я был готов сделать первый шаг в моей спортивной карьере. Все шло хорошо, пока не началось взвешивание, и моему противнику хватило одного взгляда на меня, чтобы испариться. Мои размеры его вспугнули. Было очень обидно, но сейчас я думаю, возможно, это был знак, что не все в моей карьере пойдет, как по маслу.