Татьяна Веденская
Знак И-на
13
Третьяков вылетел из кабинета Карташова, на ходу набирая Алисин номер. Она долго не отвечала, а затем все-таки приняла звонок, спросила, передал ли Карташов Ивану, что ее не нужно подвозить до Москвы.
– Передал, – сухо подтвердил Иван, не комментируя.
Алиса помялась и добавила виноватым тоном:
– Мне нужно было очень срочно уехать, появилось важное дело. Не хотела вас отвлекать.
– Очень любезно с вашей стороны, – язвительно бросил он, а про себя подумал – врет. Обычно вранье хорошо слышно, особенно для полицейских и следователей, которые по роду работы какой только лжи не наслушались. Алиса Морозова придумывала отмазки, – что ж, почему бы и нет. В конце концов, Третьяков не видел родителей уже, наверное, полгода. Как говорится, то-сё, работа да дела, как обычно. Как у всех. Раз уж он в Твери, может и к ним заехать. Не просто заехать – может остаться переночевать, отлежаться еще одну ночь, отложить решение еще на одни сутки.
– В самом деле, я не хотела вас обидеть.
– Я не ребенок, чтобы обижаться, – отбрил он ее. – Скажите, пожалуйста, Алиса Андреевна, в день убийства вашего отца, вы сказали, что, когда он вернулся, с его ботинок сильно натекло на пол. Так?
– Да, так, – подтвердила она.
– А вы не могли бы вспомнить, это был обычный снег с подошвы или на улице шел снег?
– А зачем вам это? – не удержавшись, спросила Алиса.
Тут уж Третьяков не отказал себе в удовольствии – напомнил, что он вовсе не обязан объяснять ей причину своих вопросов и что в интересах следствия не имеет права разглашать никакие сведения.
– Так что, ответите мне или придумаете еще какую-нибудь причину, чтобы не помогать следствию?
– Вы все не так поняли, – прошелестела она. Ее голос перекрывали звуки вокзала – шум голосов, сигнал поезда, голос из динамика, объявлявший что-то неразборчивое по громкой связи. – Я вовсе не… я не хотела вас задеть. Я пытаюсь вспомнить, честно. Я же говорила, что не выходила из комнаты, когда папа пришел. Вроде бы за окном шел снег. Нет, не помню. Такие вещи я плохо запоминаю, простите.
– Ладно, понятно, – проворчал Третьяков и отключился.
Через пятнадцать минут он уже стоял перед родительской дверью с коробкой конфет «Рафаэлло» – мать их любила до обморока, и с пол-литровой бутылкой четырехлетнего коньяка «Московский» для отца. Конфеты стоили примерно столько же, сколько коньяк, что искренне удивило Третьякова. На его мужской взгляд, коньяк всяко почетнее конфет, но рыночная экономика диктовала другое.
Родители, конечно, обрадовались сюрпризу в виде сына, да еще и с подарками, да еще и с ночевкой, но по натянутым улыбкам и скованным движениям матери Иван понял: женушка уже провела психологическую обработку. Возможно, даже неоднократную ввиду отсутствия самого Ивана в зоне ее радиоактивного влияния. Он не ошибся: не успели они с отцом выпить по стопочке, как мать подсела поближе, принялась кормить сына и с самым понимающим выражением лица, вздыхая, затянула песню про то, что в любой семье бывают сложные периоды.
– Мам, не надо, а? Давай не будем, – попытался отбиться Иван, и отец, судя по недовольному виду, был на его стороне.
– У вас же дети, сыночек. Как же они будут, а? Будешь видеть их по выходным? Так у тебя и выходных-то не бывает, только и делаешь, что работаешь. Я все понимаю, но ведь вы же хорошо жили. Всякое бывает.
– Такое – не должно быть, – возразил Иван.
– Я согласна. Думаешь, я за Лену заступаюсь? Да ни за что, я вообще не понимаю, что у нее в голове было, когда она… – Мать так и не смогла заставить себя выговорить соответствующие слова.
– А это не в голове, – вдруг сказал отец.
Мать вспыхнула, покраснела и посмотрела на него укоризненно.
– Ты хоть не лезь, – прокричала она, затем встала и приложила кухонное полотенце к лицу, будто заплакала. Именно этого Иван и боялся. Мать-то он понять мог. Они с его Леной никогда особенно не ладили, чужие люди – и только. Приезжали раз в год, у себя принимали с такой же частотой. Если Иван с Леной разойдутся, внуков вообще не увидишь.
Эта мысль, как зубная боль, сверлила и изматывала и самого Ивана. Именно из-за этой мысли Иван до сих пор не решился даже поговорить с женой. Черт его знает, что делать. Черт его знает, как решать такой вопрос. Уйти? Мать права, станет он воскресным папой – это в лучшем случае. А в худшем Ленка выскочит замуж за этого ее «друга», и его сыновья будут каждый день видеть этого скота, будут разговаривать с ним, он будет возить их в школу и разрешать или запрещать играть на компьютере. От одной этой мысли Ивану хотелось пойти и перерезать «другу» глотку. Остаться? И что, делать вид, что ничего не было? Спать с Ленкой в одной постели? Начать ей тоже изменять, чтобы хоть какая-то была гармония и справедливость? Иван потянулся к бутылке и щедро разлил дешевый коньяк по стопкам.
Отец сдался первым, в последние годы он пьянел все легче, все быстрее, а после мучился с давлением и с желудком. Старел отец. Иван не стал настаивать, сам был не в том настроении, так что полбутылки осталось недопитым. Мать убрала коньяк в кухонный шкафчик, где уже стояла початая бутылка «на березовых бруньках». Уходя к себе, в свою, когда-то детскую, приспособленную матерью для рукоделия, – она вязала и вышивала, – Третьяков обнаружил сообщение от Алисы. Удивился – от нее вообще ничего не ждал.
«Я нашла портал Гидрометцентра, где есть вся статистика по погоде. Решила вам выслать, вдруг пригодится. Там можно посмотреть фактическую погоду по часам, включая не только снег, но и видимость, и ветер. По поводу тридцатого декабря: в Москве снег пошел только к обеду, после 13. Точнее данных нет. Утром осадков не было, так что у отца, видимо, просто с ботинок натекло. Но я подумала, что вас, скорее, интересует погода в Благинине, а не в Москве. К сожалению, там нет разделения по районам, только города и области. Но в данном конкретном случае это не так важно, так как по Тверской области в целом указан сильный снегопад с шести утра и до девяти. После девяти по всей Тверской области – нулевое значение по осадкам до самого вечера, когда вы и сами уже были там. Ниже прилагаю ссылки, надеюсь, это вам поможет».
Вот же чокнутая девица, подумал Иван. Черт поймет, чего у нее там в голове, но информацию она ему переслала именно ту, что он искал. Ниже в ее сообщении имелись ссылки, которые Иван внимательно просмотрел, а затем достал из шкафа одну из своих старых тетрадок, вырвал чистый лист и принялся чертить схему.
Морозов приехал на дачу около трех часов дня, что подтверждается показаниями его дочери и информацией из разговора Ивана с самим Морозовым. Где в этот момент был убийца? Известно, что после пожара он вышел из дома через парадную калитку и ушел к своей машине. Иван открыл карту деревни в телефоне и внимательно осмотрел дороги, перерисовал схему, отметил крестиками дом Морозова и место, где нашлись следы от шипованных шин двести сорок пятой ширины. Получается, что если идти к машине по улице, то это около километра. А если идти к машине через лесок, то крюк срезался почти вдвое. Калитку в дом с той стороны никогда не закрывали, и это было известно многим. Можно было просто выйти из леса, подергать, увидеть, что калитка открыта, и зайти. Случайно. Случайный выбор жертвы, возможен ли он в этом конкретном случае?
Единственный возможный вариант, при котором убийца зашел через заднюю калитку, но не оставил следов, это если убийца сделал это до или во время утреннего снегопада. Получается, что убийца проник в дом до приезда Морозова, не позже девяти часов утра. Скорее, даже раньше, так как снегопаду, даже сильному, нужно время, чтобы замести следы. Значит, приблизительно к восьми утра убийца должен был уже быть в доме. В неотапливаемом, ледяном доме, на минуточку. В девять часов снегопад закончился, но ни одного следа нужного ботинка сорок третьего размера нигде больше обнаружено не было. Получается, убийца больше из дома не выходил. Просидел там… Иван посмотрел на часы, прикидывая… с восьми утра до трех дня, семь часов подряд. Если бы он хотел что-то украсть, у него было миллион возможностей сделать это. Нет, случайной жертвой тут даже не пахнет. Убийца знал, куда шел, знал, чего хотел, был подготовлен, профессионален и терпелив, ждал в ледяном доме, прятался в сейфе, пока хозяин не приедет. Затем каким-то образом нашел способ подмешать снотворное в алкоголь и остаться при этом незамеченным. Дождался, пока Морозов уснет, привязал его к массажному креслу, спящего удушил пакетом, а затем еще и сжег для уничтожения улик. И ушел. Просто вышел и ушел по улице. Почему не лесом? Да потому, что убийца прекрасно понимал: в суете пожарища весь двор перед домом будет перепахан машинами. Пока доберутся до тщательного анализа следов, он уже успеет уехать на другой конец света.
Что нам это все дает? Во-первых, убийца – хладнокровный, расчетливый и терпеливый. Во-вторых, способный на риск. Подливать снотворное человеку, находясь у него в доме, – для этого нужно дьявольское самообладание. Если только не… Иван подскочил и забегал по комнате. Что, если снотворное уже было в бутылке, когда Морозов вез ее на дачу? Тогда, получается, влить его туда мог кто-то с работы или… Алиса прямо перед его отъездом. Иван остановился и посмотрел на схему. Если это она, тогда у нее должен быть соучастник. Она подмешала препарат, черт знает каким образом оказавшийся в ее руках, затем она должна была дать знать человеку, уже сидящему в доме в Благинине, что бутылка «заряжена». Нужно проверить телефонные звонки Алисы Морозовой. И вообще, нужно ее проверить по-настоящему. Но главное не это.
Иван вышел из комнаты, тихонько, чтобы не побеспокоить родителей, прошел на кухню, открыл там шкафчик и посмотрел на две початые бутылки. Затем решительно кивнул и унес с собой на лестничную клетку стакан и бутылку водки. С наслаждением закурил, так как при родителях старался сдерживаться, а никотиновый голод уже вовсю давал о себе знать. Затем Иван налил водку, выпил и громко выдохнул. Затянулся еще.
Мотив. Главное в таком деле – это мотив. Кому выгодно, чтобы Морозов умер? Вопрос не такой простой, как кажется. Это могла быть месть одного из многочисленных отправленных Морозовым на нары деятелей разного криминального калибра. Это могло быть что-то, связанное с принадлежащими ему компаниями. Или… самый рациональный из мотивов. Наследство.
14
Следующим утром на летучке непосредственный руководитель Третьякова, подполковник Николай Степанович Мануйлов, встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на то, как дворники отбрасывают грязный снег за бордюры. Иван понимал, в чем дело. Мануйлов не особенно хорошо знал Морозова, лично они почти не пересекались, так как Мануйлова поставили на отдел только год назад. Встречались, конечно, на общих совещаниях по управлению, но не более. У Мануйлова тоже была дочь школьного возраста, фотографии которой заполняли чуть ли не половину рабочего стола в кабинете Николая Степановича. Что показательно, фотографий жены там почти не было, хотя с женой у Мануйлова отношения были вполне нормальные.
– Это только рабочая версия, ничего больше, – пробормотал Третьяков, сидя за длинным столом в переговорной начальника.
Толик Бахтин, присутствующий на той же летучке по своим вопросам, неодобрительно покачал головой, и Третьяков принялся копаться в бумагах. Мануйлов наконец повернулся и посмотрел на Ивана сухо и даже враждебно.
– Нужно все проверить. Ты говоришь, она должна была иметь сообщника. Нужно выяснить все очень тихо, аккуратно. Поговори с друзьями семьи, с соседями по дому, с ее однокурсниками – это в крайнем случае. Если ты прав, то ее ни в коем случае нельзя спугнуть, пока у нас нет твердых доказательств. Если же это не она… – Мануйлов замолчал, словно завис, глядя на бутылку с водой у себя на столе. – Если мы ошибаемся, лучше, чтобы дочь Морозова об этом никогда не узнала.
– Я запросил данные о телефонных переговорах, но Морозова умна и хорошо образованна, учится в МГУ, на факультете вычислительной математики и… да, кибернетики. Она прекрасно понимает, как работают современные технологии, так что не думаю, что мы найдем что-то стоящее.
– Она могла использовать Телеграм, – вставил Бахтин.
Иван кивнул.
– Могла. И бог знает что еще могла использовать. Но никто не может совершить такое, не наследив.
– Может, прослушку поставить? Наблюдение? – предложил Третьяков, но Мануйлов покачал головой.
– Рано. Надо хоть что-то накопать. Хотя бы, к примеру, препарат – найдите ее связь с препаратом, тогда и о прослушке поговорим.
– А вообще, выбор препарата странный. – Третьяков склонился над отчетом эксперта. – Флунитразепам просто так на каждом углу не купишь. Если вы – обычная студентка и вам нужно купить сильнодействующее снотворное, вы имеете куда более разумные варианты, чем флунитразепам.
– И как вы это себе объясняете? – заинтересовался Мануйлов.
– Пока не знаю. Может, препарат каким-то образом уже имелся у убийцы. Или, может, появилась случайная возможность.
– Значит, нужно отрабатывать потенциальные каналы получения флунитразепама, – согласился довольный начальник. – Толя, займись.
– Затем соучастник, – продолжил Третьяков. – Я запросил данные по обеим компаниям, где Морозов являлся учредителем. Его дочь упоминала управляющего, так я подумал, что фигура управляющего идеально вписывается в мою версию. Дочь имеет доступ к информации и право на наследство. Управляющий имеет достаточные права, чтобы оперировать финансовыми активами. Нужно удостовериться, что в компаниях, принадлежавших Морозову, не совершалось никаких махинаций. Если мы их найдем, то выйдем на соучастника. Я возлагаю определенные надежды на расшифровку содержимого ноутбука.
– Может, есть смысл провести в доме Морозовых обыск? – предложил Бахтин.
– Вам чуть что – сразу обыск подавай, – скривился Мануйлов.
– Я согласен с Николаем Степановичем, – кивнул Третьяков. – Морозова добровольно предоставила мне доступ к комнате отца, передала ноутбук. Она не боится обыска, а это значит, что мы, вероятнее всего, ничего не найдем. Ее же спугнем, и любые другие возможные оперативные действия уже окажутся невозможными. Она обложится адвокатами и уничтожит любые потенциальные следы. Предлагаю подождать и опросить аккуратненько всех, кто может ее знать.
– Звучит как план, – кивнул Мануйлов. – Но продолжай отрабатывать и другие версии, Третьяков.
Уже на выходе Мануйлов остановил Ивана и спросил, что у того происходит. Иван сделал вид, что не понимает, о чем речь, но начальник только фыркнул и велел перестать дурить и разобраться уже с женой. Иван подумал, что «разобраться» в определенном контексте означает как раз то, что сделали, предположительно, Алиса Андреевна Морозова и ее опять же предполагаемый соучастник. Разобраться с женой – это как раз то, чего ему очень хотелось в тот день, когда погиб Морозов. Теперь же его вроде отпустило и сделалось до странности все равно. Нет, ему не перестало быть противно и мерзко, словно он плавал в бассейне с окурками, но все это отошло на второй план.
На переднем плане стояла стройная фигура высокой девушки в голубом пальто с меховой оторочкой. Умное, красивое, гипнотически-печальное лицо. Иван мог только представить, как сильно любил единственную дочь подполковник Морозов. Отличница, умница, папина гордость, папина радость. Иван представил, как Морозов приходит с работы, приносит бутылку виски, подаренную коллегами, засыпает в своей маленькой, больше похожей на келью комнате. И его спокойная, уравновешенная дочь в какой-нибудь шелковой пижаме стоимостью в пятьсот баксов идет в гостиную, достает бутылку, зная, что отец заберет ее с собой завтра прямо с утра – потому что он всегда так делает с любым крепким алкоголем. Алиса Морозова откручивает крышку, добавляет в виски флунитразепам – самую коварную его версию, без запаха, без вкуса, – закручивает крышку и ставит бутылку назад. Она хорошо знает отца, понимает, что проверять, почему бутылка открыта, он не будет и выпьет виски сразу, как только приедет на дачу. Андрей Петрович – человек устоявшихся привычек. Конечно, был риск, что он может и не выпить сразу. Но его убийца уже ждал его в доме, убийца спокойный, хладнокровный, терпеливый. Если бы Андрей Петрович не уснул, задача убийцы осложнилась бы, но он выпил и уснул. И теперь все, что нужно сделать его дочери, – это дождаться передачи ей наследства. Подождать еще чуть-чуть после того, как она ждала так долго. Аж двадцать лет ее сытой жизни, полной отцовской любви.
15
Ресторан «Старый лес» открывался только в двенадцать, к тому же третье января для ресторана – первый рабочий день после Нового года, так что Ивану пришлось стучать в дверь кулаком, чтобы сотрудники, которые уже были на месте в одиннадцать, открыли ему дверь. Лица заспанные, мятые, злые. За улыбкой – это в «Макдоналдс». Ресторан, один из пяти в сети, был самым близким к управлению, поэтому с него Иван и начал опрос. Оформлен ресторан был в стиле русских сказок. Стены обшиты блок-хаусом, в углу большого зала – огромная печь с ярким и самым настоящим огнем, под ногами – темные каменные полы. Проходя между рядами столов из грубого дерева, крупно нарубленных дров, сложенных высотой в стену, и подвешенных над барной стойкой сковородок, Иван задумался о том, принимал ли сам Морозов участие в выборе именно этого, столь любимого им стиля. Андрей Петрович был помешан на экологичности бревна, на красоте леса, так что Иван бы рискнул поставить на то, что слово Морозова тут было решающим.
– Да, он лично одобрял эскизы, – подтвердила старший менеджер ресторана, бледная дама лет сорока, похожая на завуча школы. Судя по тому, как она дергалась и потела, ей было что скрывать от полиции, но вряд ли ее тайны имели отношение к убийству Морозова. Скорее, какие-нибудь левые кассы и алкоголь из-под полы. За десять лет работы Иван убедился, что почти никто не чувствует себя спокойно в его присутствии, и совершенно не важно, сколько раз он повторит, что хочет только поговорить, задать кое-какие вопросы и установить кое-какие факты. Люди чувствуют себя виновными, особенно люди бизнеса. Им всегда есть чего бояться.
– Я думал, Андрей Петрович лично бизнесом не занимался, – забросил удочку Иван, но дама не клюнула.
– Ну, это же не бизнес, это просто дизайн. И потом, чтобы провести ремонт, Андрей Петрович выделял свои деньги. Когда было решено провести капитальный ремонт помещения, он прицепился к дизайнеру как банный лист. Правда, на мой взгляд, он был прав, потому что изначально дизайнер хотел сделать тут какой-то арт-хаус: фиолетовые стены, инкрустированные спиралями из битого стекла – типа мозаика, только из осколков. Смотрелось, признаться, не очень. Ну, молодежи, может, и ничего. Если бы ночной клуб или стриптиз-бар, а у нас народ тут стандартный. Обедают те, кто работает поблизости, ужинают все подряд, выпивают, музыку живую любят, банкеты, юбилеи. Нам-то зачем битое стекло? В общем, тогда Андрей Петрович надавил, и не зря, я считаю. А так – нет, в сами дела он не лез, он просто у нас тут часто обедал, мог друзей прислать, позвонить, чтобы мы устроили все в лучшем виде. Мы всегда все делали так, чтобы он оставался доволен.
– А давно это было? – уточнил Иван. – Ремонт, я имею в виду.
– Да… лет пять назад, наверное. Я тут работаю давно, так что помню еще старый дизайн. У нас был так называемый стандартный евроремонт, знаете, который в девяностые был очень модным. Венецианская штукатурка на стенах, столы со скатертями, мы извелись отстирывать. Стулья с гнутыми спинками, свечи везде. В общем, дорого-богато. А потом мода на эту «роскошь» прошла, и мы тоже решили подстроиться под требования времени. Но фиолетовые стены…
– А дочь его тут появлялась? – перебил ее Иван, которого дизайн вообще не особенно интересовал. – Может быть, тоже обедала, подруг приводила? Или друга?
– Дочь… нет, вроде нет, – покачала головой менеджер. – Я не припомню.
– Совсем не припомните? Она живет тут недалеко, всего пара станций на метро. Странно, если она никогда тут не ела.
– Я ее видела, может, пару раз от силы, еще до ремонта. Она тогда в школе училась. Тихая такая, аккуратная девочка, очень воспитанная. Но потом, когда она уже в институт пошла, больше не приезжала. Точно.
– А в каких отношениях она была с отцом? – спросил Иван, но дама только пожала плечами.
К большому сожалению Третьякова, про дочь Морозов тут ни с кем не говорил, в ресторан ее не привозил, а душевных разговоров с сотрудниками не вел и подавно. Зато друзей Морозова в ресторане перебывало множество, и дама даже смогла вспомнить несколько имен – в основном все это были люди из их управления, иногда его коллега-управляющий из «Форсаж Логистикс», кажется, Богдан. Иногда он обедал тут с Морозовым, но, случалось, приходил и сам, встречался с кем-то – деловые переговоры. Прозвучало еще несколько имен – в целом ничего нового, ничего необычного.
В других ресторанах удалось узнать и того меньше, Морозов туда лично почти никогда не приезжал и с управляющими там лично не общался. В общем, ничего полезного.
Иван проверил размеры обуви у сотрудников – мужчин с сорок третьим размером было довольно много, но у ресторанного начальства сорок третьего размера не оказалось, а у официантов и поваров не было внедорожников. Вообще, большие машины имелись всего у шести сотрудников на все пять ресторанов, но и тут все мимо – тридцатого декабря все рестораны были загружены по полной программе, и весь менеджмент буквально ночевал на работе. Иными словами, у каждого владельца внедорожника или кроссовера нашлось алиби.
На всякий случай Третьяков сохранил все данные, а дополнительно запросил учредительные документы и финансовую отчетность, чем только усилил потение и бледность управляющих и менеджеров. Положа руку на сердце, Иван не планировал нырять в этот омут цифр слишком глубоко, ему становилось тошно при одной мысли о том, какое количество информации нужно обработать. И зачем? В пустой надежде найти что-нибудь подозрительное? А ведь еще есть и «Форсаж Логистикс», куда он пока даже не попал.
Офис фирмы «Форсаж Логистикс» ожидаемо был закрыт, телефоны их тоже не отвечали, а когда удалось раздобыть мобильный номер директора фирмы, некоего Шестобитова Богдана Витальевича, абонент тоже оказался недоступен. Каким бы подозрительным ни выглядел для Третьякова этот сигнальчик – не стоило слишком-то раскатывать губу. Третьего января в России не работает практически никто, особенно торговые и посреднические компании. Многие из них вообще будут закрыты вплоть до десятого, справедливо полагая, что никому в голову не придет заказывать партию труб диаметром тридцать миллиметров на четвертое января. Страна гуляет.
Сидя в кафе неподалеку от метро «Шаболовская», Иван поставил телефон на бесшумный режим и принялся просматривать на своем ноутбуке все, что смог найти о «Форсаж Логистикс». Данные из Интернета, а также информация из закрытых баз данных их ведомства – таблицу из базы Третьякову на почту сбросил Бахтин, как и обещал. Информации было немного, и она оказалась вполне ожидаемой, почти без сюрпризов. Официальные справочники выдавали адрес фирмы, ее ИНН, регистрационную информацию, содержащую сведения о Морозове А. П. как учредителе и Шестобитове Б. В. как генеральном директоре. Род деятельности – тут все чуть сложнее. В графе «ОКВЭД» – код экономической деятельности предприятия – шло перечисление всех возможных номеров-идентификаторов: от тридцать третьего ОКВЭД, «Ремонт и монтаж оборудования», до ОКВЭД деятельности домашних хозяйств. Скорее всего, когда компания «Форсаж Логистикс» регистрировалась в первый раз – еще в далеком девяносто шестом году, в его учредительные документы были добавлены – по лекалу – все возможные виды деятельности, просто на всякий случай, чтобы потом ничего не нужно было исправлять и менять.
В разные годы фирма «Форсаж Логистикс» показывала самые разные обороты – от нулевых до вполне себе впечатляющих, измеряющихся семи-, а то и девятизначными числами. За годы существования компания претерпела несколько значительных преобразований – слияний и перепродаж, пока не оказалась в собственности у Морозова в две тысячи десятом году. Почему тот решил приобрести компанию, а не организовать свою, выяснить не удалось. С этого времени фирма сконцентрировала деятельность вокруг строительства, посредничества и поставок строительных материалов. Отчетность сдавалась вовремя, обороты были весьма значительными. Из закрытой базы налоговой инспекции удалось выяснить, что трижды за время существования «Форсаж Логистикс» проходил аудиторскую проверку, в последний раз – в две тысячи четырнадцатом, уже при Морозове. На предприятие было наложено два мелких штрафа за непредоставление документов, в остальном проверка никаких значительных нарушений не выявила. Зато запрос данных по генеральному директору компании Шестобитову Богдану Витальевичу принес неожиданно многообещающие результаты. Господин Шестобитов Богдан Витальевич, бессменно возглавлявший «Форсаж Логистикс» практически с момента приобретения оного Морозовым, имел в личном деле судимость.
Третьяков оживился, сделал шрифт на экране ноутбука крупнее, вчитался, чувствуя, как адреналин поджигает кровь. Гончая берет след, ату его, ату! Шестобитов Богдан Витальевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, место рождения – город Ростов. Образование – высшее, но институт неизвестный, какая-то шарага. Возможно, вообще никогда там и не учился, а диплом купил в переходе в девяностые. В скане имелась фотография из дела, почему-то только анфас. Круглое лицо, наглый взгляд – самоуверенный типчик, эдакий председатель жилтоварищества. Некрасив, невысок. Может быть у такого что-то общее с Алисой Морозовой? Вся сыскная чуйка подсказывала Ивану, что дружеский контакт этого хмыря с Алисой крайне маловероятен. Какой-либо другой контакт категорически исключен. Осужден господин Шестобитов был в две тысячи втором году за мошенничество и незаконный оборот денежных средств. Обнальщик, значит. Как раз то, что нужно. Деньги любит больше, чем свободу. Иван просмотрел материалы и разочарованно выдохнул. Нет, не Морозов и даже не их управление занималось делом Шестобитова. Центральный округ, УБЭП. Ладно, проехали.
К две тысячи седьмому году Шестобитов отбыл наказание – по приговору суда семь лет, на деле отсидел четыре с половиной года и был выпущен, как говорится, по поведению. А раз отпустили, значит, смог выстроить хорошие отношения на зоне. Либо с сокамерниками, либо с начальством. Либо – и с теми, и с другими. В любом случае, четыре с половиной года в исправительном учреждении общего режима меняют человека до неузнаваемости, все его нутро выворачивают, а затем переупаковывают заново – в совершенно другую личность. Эта новая личность вышла на свободу в две тысячи седьмом году, а в две тысячи десятом была нанята Морозовым для управления крупным многопрофильным предприятием с серьезными оборотами. Странно, очень странно. Не сходится, что-то тут не так. За столько лет Морозов просто не мог не узнать о темном прошлом своего гендира. Наверняка пробивал по базам, прежде чем нанимать, Морозов на слово никому никогда не верил, как и никто из них. Уж что-что, а веру в людей все сотрудники полиции теряли еще на первом году службы. Значит, получается, знал – и все равно взял, и много лет проработал с ним, и доверял, и не имел никаких проблем?
Да, не имел – пока кто-то не подкараулил его на любимой даче, чтобы задушить и сжечь.
– Вам что-то еще принести? – сухо, даже враждебно спросил появившийся из ниоткуда официант, звякнув пустой чашкой. Иван вздрогнул – так далеко он был сейчас от этого кафе и этого парня в фартуке, явно желавшего, чтобы Иван убрался восвояси или заказал что-то еще.
– Принесите меню, – сжалился над ним Иван.
Официант кивнул чуть милостивей и указал пальцем на мобильный телефон Третьякова.
– Вам, кажется, звонят.
– Спасибо, – кивнул Иван, тоже заметив, что на разбитом экране его телефона плавает имя Алисы Морозовой. Кровь бросилась к лицу, но он медленно выдохнул и нажал на значок приема.
– Алло, Третьяков у телефона, – сказал он. После долгой паузы голос Алисы Морозовой показался ему до неузнаваемости чужим, словно кто-то другой, хриплый и после простуды, пытался выдать себя за нее.
– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Зачем вам это? Деньги, да? Это мерзко и низко, и это неправда – все неправда, и вы за это ответите, слышите? Вы ответите за это, я вам обещаю. Вам это так просто с рук не сойдет!
