Татьяна Тэя
Всё начинается со лжи

Глава 1

– Рита – не моя дочь. Как долго ты планировала это скрывать?

– Что? – оборачиваюсь, смотря на входящего на кухню мужа, думая, что ослышалась.

На его лице злость и раздражение, в каждом слове сквозит презрение по отношению ко мне. Таким я Сашу никогда не видела.

– Что слышала, – грубо отвечает Саша. – Не моя дочь! Всегда это подозревал. У меня в роду рыжих и кудрявых не было.

– Как и у меня, – отвечаю на автомате.

А у самой сердце ухает в пятки. Не понимаю, это реальность или сон? Прямо хоть щипай себя. Что и делаю. До боли сжимаю кожу на руке и нервы сигнализируют, что я бодрствую и, увы, это мне не снится. Муж действительно предъявляет мне немыслимые обвинения, и он даже не пьян.

– Она не моя! Не моя, Аля! Как ты могла?! – его голос становится громче с каждой фразой.

Тянусь к плите позади себя, наощупь нахожу кнопку выключения. Плита пищит, а ужин, ещё побулькивающий в кастрюле, постепенно затихает. Не затихает только мой муж, выкрикивающий ненормальные сумасшедшие обвинения.

– Что за бред, Саша? Она твоя! С чего ты вдруг это взял?

Наверное, мне надо говорить спокойно, и я стараюсь, хотя очень хочется кричать в ответ.

Мой муж, с которым мы прожили четыре года, выглядит взбешённым и дёрганным. Только сейчас замечаю, что он зашёл на кухню в верхней одежде и не снял обувь. Прямо с порога решил выложить эту ахинею. На холёном гладко выбритом лице горит румянец возмущения. Его щёки не просто пылают, на них яркие алые пятна гнева.

Саша тянет петлю галстука, ослабляя его, лихорадочно проводит по волосам, зачёсывая чёлку пальцами.

– Вот, – делает шаг ко мне, трясёт бумагами перед лицом. – Вот полюбуйся. Давно надо было это сделать!

– Что сделать?

– То, что мама говорила. Тест на отцовство!

– Ах, Тамара Владимировна, – вздыхаю обречённо.

Со свекровью у нас как-то сразу не заладилось. Холодная женщина даже к собственным детям не могла изобразить любовь, чего уж ей невестки. С Элинкой, женой Сашиного брата, мы её так и прозвали: Геббельс в юбке.

Геббельс этот ещё имел неприятную привычку лезть в семейную жизнь сыновей. До сих пор не могу забыть, как она к нам с клиннингом приехала, утверждая, что я травлю Сашу пылью и совсем не проветриваю, а у него предрасположенность к астме и аллергия. Саша просил относиться к маме снисходительно, в силу её возраста, так что то оскорбление я проглотила, но попросила мужа минимизировать визиты свекрови в наш дом. Он и минимизировал, но сам регулярно маму навещал. И вот результат! Напела в уши!

– Ты возьми и посмотри!

Саша настойчиво пихает бумаги мне в лицо и на автомате я их забираю. Пустой конверт планирует к ногам, в моих руках лишь строчки, таблицы и цифры, и сухой текст: Предполагаемый отец исключается как биологический отец. У предполагаемого отца нет генетических маркеров, которые должны быть переданы ребёнку биологическим отцом. Вероятность отцовства ноль процентов.

– У Риты твоя группа крови. Первая положительная, – хватаюсь за здравую мысль, пока глаза пытаются прочесть то, чему сердце отказывается верить. – Тут ошибка какая-то.

– Первая? Самая распространённая! – со смешком выплёвывает он. – То что и у меня такая же – всего лишь совпадение. А вот тут! – он вырывает бумаги из моих рук и опять трясёт ими возле моего носа, едва не задевая. – Вот тут истина! И с кем ты её нагуляла, только ты знаешь!

В глазах блестят слёзы обиды, я отчаянно мотаю головой.

– Саш, ты ведь у меня первый и единственный. С кем я могла Риту нагулять?

У меня с мужем разница в восемь лет. Познакомились, когда мне было девятнадцать, и почти сразу поженились. Я действительно ни с кем не встречалась до него: училась, как проклятая, стараясь сохранить ректорскую стипендию, и думала лишь о зачётах и экзаменах, а не о свиданиях. Я и Сашу первоначально отшила, просто он настырный оказался, добился своего.

– Что первый ладно: соглашусь. А вот что единственный, – ядовитый смешок режет слух. – Это ты так утверждаешь!

– Да я… да я бы никогда? Да что ты такое говоришь? Я верная жена, мне никого, кроме тебя, не надо было. И сейчас тоже. Ты же сам это знаешь.

– Я знаю то, что вижу.

Одним широким жестом муж припечатывает результаты теста к столу. Там уже накрыто к ужину, и приборы звенят, подскакивая от силы его удара. Вилка, лежащая на краю, падает на пол, звучно катясь по паркету.

Женщина придёт, – думаю я почему-то.

– Саш, это ошибка… Саш? – мои плечи начинают дрожать, на глаза наворачиваются слёзы. – Этого не может быть. Ты её отец… ты! Я ни с кем и никогда. Я… я… Это тест неправильный. Этого не может быть!

– Лгунья! – орёт он мне в глаза.

Красивое лицо перекошено от гнева. Мне кажется, он готов меня ударить. И действительно, Саша хватает меня за плечи и встряхивает раз, другой. Моя голова безвольно болтается на шее, по щекам текут слёзы обиды. Почему он так со мной?

Затем отпускает: его руки трясутся от мелкой дрожи. Сглатываю, смотрю на сжимающиеся пальцы, которые хотят ощутить под собой не пустоту, а, видимо, моё горло.

– Саша…

– Вон! – перебивает резко. – Вон отсюда! Вон из моего дома!

– Но это и мой дом. Куда я пойду?

– Это ты сама придумай. К любовнику своему, от кого дочь родила и мне подсунула.

Его обвинения не только приводят в шок, но и рождают ответную волну негодования. Как он может так говорить?

Вспоминаю, как ещё вчера мы мирно ужинали вместе, обсуждая планы на летний отпуск. Мне хотелось на море. После рождения Риты я на нём не была. Полтора года сидела прикованной к дому. При желании можно было куда-то поехать, но маленький ребёнок высасывал все силы. Сейчас дочь находилась у моих родителей, и мы с мужем больше времени уделяли друг другу. Ещё два дня назад занимались любовью, и ничто не предвещало беды. А выходит… выходит он спокойно ждал результатов теста. Устраивал проверки мне же за моей спиной, и никак это не показывал?

– Нет! – отрицательно мотаю головой. – Я никуда не уйду!

– Уйдёшь! Как миленькая. Немедленно! Сейчас же! Видеть тебя не могу! Убью, потаскуха! Мне рога наставила! Прижила ребёнка, а мне подсунула. Нате вам, растите. Какая же ты сука, Аля! Как же я в тебе ошибался.

Саша разворачивается, его шаги резкие, стремительные. Фалды пальто развеваются за спиной.

– Как… как ты можешь так говорить о Риточке? – кричу в спину. – Она твоя!

– Она не моя, – голос его становится чуть тише. – Да, она ни в чём не виновата. Виновата здесь только ты! Но она не моя! И я всегда это чувствовал. Когда брал на руки… каждый раз… ну не моё… так и ощущал. Нет родства, никакого инстинкта…

– Материнский инстинкт врождённый, отцовский приобретённый… он позже пробуждается, – выдаю истины, подчерпнутые из каких-то книг, следуя за мужем в нашу спальню.

На самом деле, отцовского вообще не существует… наверное… Вернее, не у всех он просыпается. А Саша в принципе всегда был прохладным отцом. Так и говорил: не создан для младенцев. Когда пыталась заговорить с ним об ещё одном ребёнке, отрезал, что никогда и ни за что. Но я ведь считала, что вода камень точит, и через пару годиков, когда Ритке будет четыре или пять, можно сходить за вторым, а оно вон как вышло.

– Там нечему пробуждаться, потому что Рита – не моя! Всё, Аля, убирайся. Сейчас же!

Он вталкивает меня в комнату, резким движением захлопывая дверь за нашими спинами.

В спальне светло и свежо. Я открыла окно, чтобы проветрить. Лёгкий ветер качает невесомую тюль, с Невы доносятся крики оставшихся зимовать чаек. Мы живём в новом комплексе на набережной. Из окна прекрасный вид на реку, парк и перекинутый через Неву мост. Сюда мы переехали перед самым рождением Ритки. Я всё тут обустроила с любовью и вниманием, это мой дом, другого у меня нет. Ехать к родителям? Это надо добираться до Выборга. Да и что я им скажу? Саша сошёл с ума? Выгоняет меня? Собственную дочь обзывает подкидышем?

В груди ноет, сердце будто пропускает удар за ударом. И совсем останавливается, когда на супружескую кровать летит чемодан.

– На, собирай, что там тебе понадобится в первую очередь. Остальное позже заедешь забёрешь. И Риткины вещи тоже. Видеть не хочу ни тебя, ни её. Мне чужой ребёнок не нужен.

– Но ты её отец. Потом… она другого не знает. Она считает тебя своим папой. Это так и есть, чтобы там не показывал твой дурацкий тест ДНК.

– Он не дурацкий. Он точный.

– Что я ей скажу?

– Вырастет, придумаешь. Хотя можешь правду сказать, как ты мужу левого ребёнка навязала. Нагуляла, родила, сама не зная от кого.

– Это неправда. Саш, ну как ты так можешь говорить?

Но из мужа сыплются и сыплются оскорбления. Он словно не может остановится, не может промолчать. Одно слово обиднее другого. Несправедливость придавливает меня к земле.

Я не могу дышать… не могу стоять… я падаю. Сажусь к ногам Саши, прислоняюсь спиной к кровати и лишь повторяю:

– Ты сошёл с ума!

Мне больно от его слов. Даже не в мой адрес, а по отношению к дочери. Он ведь любил её… наверное?

– Рита ни в чём не виновата, – шепчу хрипло.

– Конечно, – соглашается. – Рита ни в чём не виновата. Но виновата ты. И тебе отвечать за это перед твоей, Аля, дочерью.

– Как ты можешь? Ты ведь папа для неё, пусть и по какой-то причине считаешь иначе!

Саша застывает. Возможно, мои слова заставляют его о чём-то задуматься? Возможно, я нажала на нужную кнопку, включающую совесть?

– Я остыну… и… посмотрим. Резко я ребёнка не оттолкну.

Горький смешок слетает с моих губ.

– А как ты собираешься её отталкивать? Плавно? Саша, ты в своём уме? Остановись! Не рушь семью. Я… я тебя не смогу простить, если ты продолжишь.

– Простить? У тебя, что, проблемы со слухом? Прощать или не прощать тут только я могу. Ситуация другая, Аля.

Опираясь ладонью о матрас и поднимаюсь, сгребая пальцами светлое шёлковое покрывало. Собственный гнев толкает меня вперёд.

– Могу напомнить о другом случае. О другой ситуации, – громким резким шёпотом перебиваю его.

Саша практически не меняется в лице. Конечно, не дурак, понимает, о чём я.

– Это в прошлом. К тому же там мы всё прояснили. Оно и понятно, это была случайность.

– Прояснили? Случайность? То, что я закрыла глаза на твою измену, случайность?

Саша чуть ли глаза не закатывает. Ему определённо неприятно, что я тронула ту мусорную кучу, которая случилась между нами однажды. Мне стоило неимоверных усилий это проглотить и жить дальше. Да я бы и не простила тогда, если бы не одно «но». Мысли об этом гонят краску на мои щёки. Саша прав, об этом действительно лучше не вспоминать.

– У мужчин это происходит время от времени, – выдаёт он на голубом глазу. – Ты же женщина, должна понять. Потом это было один раз и по пьяни, Аля. И я чужих детей в семью не приводил, в отличие от тебя, дорогая моя.

– Один раз? По пьяни? Да хоть в каком тебе угодно состоянии, это дела не меняет! Саша, ты даже не представляешь, чего мне стоило это проглотить.

– Так не глотала бы! – усмехается мой муж мне в лицо. – Я тебя не заставлял.

До сих пор помню ужасную, разбивающую сердце картину: муж и та девушка… спят преспокойненько в одной кровати. Дело было в загородном отеле, где фирма, в которой работал Саша, праздновала двадцатилетие конторы. Сотрудников пригласили вместе с супругами, поэтому он захватил меня. Огромный комплекс был полностью зарезервирован под праздник. Гостей развлекали специально-приглашённые аниматоры, на банкете шикарно кормили и… поили вином и прочими горячительными напитками тоже шикарно. Было немного неловко и неуютно, я всегда теряюсь, оказываясь в незнакомой большой компании, а Саша особо не стремился меня с кем-либо знакомить. Так представил кое-кому, сам занялся, как он это любил называть, нетворкингом. Ходил от группы к группе, общался, поднимал тосты, шутил, а потом… Потом пропал.

Нашла я его в объятьях темноволосой красотки у нас же в номере. Конечно, не ушла, молча прикрыв дверь, не стерпела, а разбудила. Подошла к кровати и растолкала горе-изменщика. Не знаю, на что я тогда надеялась? Саша лыка не вязал и, кажется, даже не сразу меня узнал. Как итог: я получила от пьяного мужа тапком в спину. И слова вдогонку: не мешай и без тебя весело.

Потом, правда, на коленях передо мной ползал, подол халата целовал, и я решила простить. Каким-то образом он меня убедил, что этого больше не повторится. И ведь не солгал. По крайней мере, я не замечала. Только и по корпоративам с ним больше не ездила. Он не звал, а я и не просилась. Старалась держаться от коллег Саши подальше. И на то были свои причины.

Подношу пальцы к вискам. Указательным, средним и безымянным массирую голову, закручивая спиральки на коже.

Пожалуй, соглашусь, что лучше не знать об изменах близких, либо не видеть их собственными глазами. Потому что картинки врезаются в память похлеще любых слов.

– Не заставлял?! – повторяю его слова. – Да, Саша, не заставлял, но умолял простить. Говорил, что больше ни с кем и никогда. Что она тебя чуть ли не опоила! А теперь… теперь… – возмущённо задыхаюсь. – Теперь ещё и я виновата в том, что простила?

– Не перекладывай на меня ответственность своего решения. Ты согласилась простить и простила. И жила с этим. Другая бы, Аля, даже внимания не обратила.

– Знаешь, это было сложно не заметить…

– Но ты же у нас принципиальная. Да вот немного в том, в чём надо. Лучше бы за собой следила, чем за мужем. Нагуляла ребёнка. Неужели, думала, что не узнаю?

Сажусь на кровать и тру лоб ладонью устало.

– Сюрр какой-то…

День как день. Ждала мужа с работы, готовила ужин. А тут такие заявления с порога. Наше счастье я берегла, как хрустальную вазу. Не дышала на неё. Простила тогда Сашу. Кто-то скажет дура. Да, возможно, дура, раз теперь меня же в моей доброте и обвиняют. А для себя тогда решила, что если ещё раз нечто подобное произойдёт, то развод станет единственным выходом. Да я не была безупречно принципиальной, и на то находились причины.

– А если б я с Ритой сейчас была, ты бы нас двоих выгнал?

– Конечно.

– Маленького ребёнка выпер бы на улицу? – переспрашиваю, не веря собственным ушам.

Саша злится, недовольный моими вопросами. Ему не хочется казаться плохим, но мой муж именно такой и даже хуже. Потому что это не жестокость, это натуральная подлость!

– К чему эти вопросы, Аля? – зло бросает. – Была бы… не была бы… Действовал бы по обстановке. Но ты сейчас без Риты, так что… Короче… чего размусоливать-рассусоливать? Собирайся и проваливай.

Саша кивает на чемодан, потом указывает на шкаф.

– Куда? Куда я пойду?

– Не мои проблемы. Видеть тебя рядом больше не хочу. Дай время остыть и обсудим развод. Сейчас я на диком взводе. Реально придушу, если дома останешься. Поэтому в твоих же интересах убраться с глаз моих, как можно скорее.

Не дожидаясь ответа, он выходит из комнаты, а я обхватываю голову руками.

– Господи… – шепчу в пустоту. – Господи… что делать-то?

Под кожей нервная чесотка, будто я сдаю важный экзамен, а ответов ни на один вопрос не знаю.

Какое-то время так и сижу, потом, приняв действительность, встаю и подхожу к шкафу. Включаю рациональную Алю, которая собирает вещи первой необходимости и запихивает их в чемодан.

Действительно, лучше уйти, а то реально прибьёт. Кажется, я мужа своего так до конца и не узнала, хотя четыре года прожили попа к попе.

Закончив с чемоданом, медленно переодеваюсь из домашней одежды в уличную. Достаю наличку. Всю, которая у меня имеется. И проверяю, чтобы банковские карты лежали в кошельке. Надо снять какую-то сумму, а то Саша заблокирует доступ к общему счёту. Он ведь так и поступит, если уже не поступил. Я не работаю, декретные как раз перестали поступать, своих сбережений не делала, ибо не с чего. Да и зачем, когда бюджетом рулит муж? Он меня от многих дел освободил. Я занималась домой и ребёнком, а Саша – всем остальным.

Наконец, я собралась. Накидываю сверху пуховик и шапку, только застёгиваться не тороплюсь. Есть надежда, что Саша даст заднюю и передумает. Призрачная такая надежда, но она ещё тлеет во мне.

Проходя по коридору, заглядываю на кухню. Саша сидит за столом, лопает курицу, которую я приготовила на ужин. И овощное рагу. Не дотушенное, надо сказать, так как процесс тушения прервал приход взбешённого мужа. Надеюсь, овощи у Саши задорно хрустят на зубах. Альденте, так сказать.

– Саш, я…

– Ключи оставь в прихожей, – с набитым ртом кидает мне.

– Ага, – соглашаюсь на словах, но на деле не собираюсь следовать его указаниям.

Это пока ещё мой дом, и я имею право получать в него доступ, когда захочу.

Тащу чемодан к выходу и всё бормочу под нос:

– Господи… господи…

Остальные слова и мысли улетели из головы. Осталось здесь и сейчас. Нет будущего. И плана никакого нет.

Выхожу из подъезда, тяну чемодан за собой. На колёсики наматывается липкий мелкий снег, что несколько затрудняет движение. Через несколько метров сдаюсь. Складываю ручку, сажусь на чемодан сверху, надеясь, что тот не завалится. Он большой, литров на двадцать, пластиковый и устойчивый. Мы с ним в наше свадебное путешествие в Грецию летали.

Что же мне делать?

Прикусив губу, роюсь в кармане в поисках телефона. Надо вызвать такси, наверное. Потому что идти до автобусной остановки прилично. А куда вызывать-то его? Есть место, в которое мне совсем не хочется возвращаться, но, видимо, другого выхода у меня пока что нет.

Глава 2

Неприветливый таксист запихивает мой чемодан в багажник, ещё и ворчит, что тот огромный и тяжёлый. Приходится буркнуть «извините» и подарить ему короткую улыбку. А потом юркнуть на заднее сиденье и пялиться в окно, пока мы медленно ползём по забитой набережной к Большеохтинскому мосту. Сейчас самый час-пик и дороги в центр забиты. В любое другое время, мы бы домчали минут за двадцать, может, тридцать, сейчас же дорога занимает больше часа.

Наконец, меня высаживают на небольшом переулке, ответвлении от одной из Советских улиц, порядковый номер которой я толком не помню.

Здесь ничего не изменилось за прошедшие годы. Здание по-прежнему грязно-жёлтого цвета без намёка на капитальный ремонт. Жестяной карниз над парадной проржавел, а внутри темно и воняет подвалом.

Квартира на первом этаже окнами в мрачный сырой угол, куда редко заглядывает солнце. Единственный плюс в данный момент – это этаж: нет надобности волочить чемодан высоко, ведь здесь нет лифта.

Достаю старую связку ключей на брелке с потрёпанным жизнью Микки Маусом, отпираю дверь и с опаской заглядываю в старый длинный коридор. Кажется, никого.

Но это только мне кажется.

Свет резко зажигается. Так резко, что я аж подпрыгиваю.

На меня из темноты смотрит единственный житель этой коммуналки.

– О… Алевтина наша приехала, – Сидорин прислоняется плечом к стене коридора. – Давно тебя не видел, Алечка.

– Ещё столько бы не увидел, – сжимаю ключ в кармане.

Резьба больно царапает пальцы. Не знаю, что буду делать, если он попрёт на меня. Тело реагирует вперёд разума, потому что не знает, чего можно ожидать от этого человека. Вернее, не знает, но чувствует опасность.

За прошедшие годы сосед подурнел, из подтянутого парня превратился в мужика. У него уже тогда намечался пивной животик, теперь же брюхо, в полном смысле этого слова – брюхо, торчало между резинкой треников и майкой-алкоголичкой.

Сидорин не пил, кстати. Он употреблял. И неизвестно, что было хуже.

– Надолго к нам? – чешет затылок, а сам смотрит на меня.

На мой белый пуховик до пяток, шапку из светлой ангорки и огромный чемодан за спиной.

– Надолго, – сам же и отвечает. – Белоснежка-Аля.

Сидорин облизывается, а мне уже не по себе. Не знаю, как буду жить в этом аду. Как вытерплю хотя бы день. И как… как приведу сюда полуторогодовалого ребёнка.

Мысленно даю себе обещание, что это всё временно. Настолько временно, насколько возможно. В конце концов, как бы ужасно тут не было, у меня есть комната, небольшой уголок, хоть и с бешенными соседями. Вернее, с неадекватными, если уж быть точной.

– Где родители твои? – спрашиваю аккуратно.

– У друзей гостят, только бабуля дома. Мы её год назад перевезли из деревни, совсем плоха клюшка. Она в комнате у туалета. А чего спрашиваешь?

Оцениваю риски, – хотела бы я ответить, но Сидорин не поймёт мою иронию.

Моя комната у самого выхода и… дверь открыта.

– Что это? – указываю на поломанный замок, а внутри закипает гнев и раздражение. – Это моя комната, кто в неё залез?!

Саша порядком меня унизил и взвинтил. На него мне поорать не удалось: слишком сильный был шок, я только по дороге сюда чуть отошла и стала думать, что делать дальше.

– Если твоя, Аля, что ж ты не живёшь с нами? – усмехается Сидорин. – А?

– Это моё дело, хочу живу, хочу не живу. Это комната моя, и здесь висел замок! Это частная собственность. Мои родители купили эту комнату для меня, – напоминаю, – и я, уезжая, закрыла её. Никто не имел права сюда лезть. Я… я в суд подам!

– Сначала докажи, что замок сам не отвалился, а? – нагло усмехается мужчина, затем с такой интонацией, чтобы я точно поняла, что это всё неправда, и попробовала возразить, добавляет: – Да не кипятись ты. Мы шкаф несли, сшибли. Замок же навесной был.

Сделать вид, что поверила?

Я знаю, с этим субъектом лучше не спорить. И вообще никак не связываться. От нашего последнего столкновения, после которого я отсюда и сбежала, мороз по коже. Интересно, он помнит? Судя по блеску его поросячьих глазок, ещё как помнит. Хоть и не в себе был.

Моих родителей обдурили, как простачков. Когда я собралась учиться в Петербурге, они поступили, как поступают многие: купили дочери комнату. Коммуналок в городе до сих пор тьма, и это нормальная практика для первого старта. Только у кого-то сделка проходит удачно, а нам же повезло, будто утопленникам. Алкаши, проживающие здесь, продали нам комнату, а потом сделали жизнь здесь невыносимой. Деньги они получили, но комнату по-прежнему считали своей. Меня же пытались выжить отсюда всеми возможными способами. Крики, гулянки, пьяные компашки, сыночек их, словно мартовский кот облизывавшийся на меня. Последнее больше всего пугало.

Я пыталась спорить. Я пыталась делать вид, что меня не трогает. Я вызывала полицию. Я билась, как могла, но ничего не работало.

И дать обратный ход сделке было невозможно. Покупателей на комнату не находилось, а те, что приходили на просмотр, не перезванивали. Вот так я и осталась с грузом неликвидной недвижимости и неадекватными соседями, частенько устраивающими пьянки в местах общего пользования и их сыночком, время от времени пытавшимся ломиться в мою дверь с романтическими предложениями. В кавычках, конечно.

Кое-как я выдержала год, зачастую ночуя у подруг, а не в собственном жилье. Пока не встретила Сашу, который быстро переманил меня к себе. А я и не сопротивлялась, в общем-то. Закрыла комнату на замок и уехала к нему.

Игнорируя Сидорина, подхожу к комнате. Трогаю раскуроченный замок. Даже могу представить, как кто-то из его семейки во невменяемом состоянии ломал его. Вздохнув, захожу внутрь и ахаю.

Кажется, последний раз, когда я здесь находилась, мебели было больше. Куда-то исчез холодильник, из четырёх стульев остался только один. Пустая кровать – разворошена, будто на ней спали, пушистое покрывало, которое мне нравилось, отсутствует.

– А где?..

– Ветром унесло, – доносится из-за плеча ехидный комментарий Сидорина.

У меня только одна мысль: как мне сегодня здесь спать? Возможно, придётся забаррикадировать вход кроватью и единственным стулом. Сесть в углу с ножом в руке и смотреть за входом. Ах да, большой палец держать на кнопке «СОС» в телефоне.

Есть вариант вызвать слесаря… Только уже вечер и придёт ли он сегодня, чтобы врезать новый замок, одному чёрту известно.

– Ну… это… может, отметим твоё возвращение-то, а? Я про тебя не забывал, Аля, – сипит мой ненормальный сосед из-за спины. – Я это… сбегать могу до магаза. Скинемся, а?

Его «скинемся» меня веселит, конечно, хотя ситуация не из весёлых.

Поджав губы, оборачиваюсь и смотрю на соседа. Вероятно, у меня красноречивое выражение на лице, но это его не смущает. Зато останавливает от продолжения диалога старческий окрик откуда-то из недр квартиры.

– Да иду я, иду! – орёт недовольно и, чертыхаясь, уходит.

А я быстро захлопываю дверь, цепочка, болтающаяся на петле, брянькает, и я довольно и весело смеюсь. Не знаю, кто сюда её присобачил, но она цела и даже работает.

Быстро закрываю дверь на эту цепочку, для верности ставлю стул спинкой в ручку, блокируя её. Затем отпинываю чемодан в центр комнаты. Чтобы хоть как-то занять руки, лезу в комод, где нахожу смену постельного. Отлично, что нетронутую, хоть и пролежавшую несколько лет в ящике.

Верхнюю одежду вешаю на дверцу шкафа, затем застываю в нерешительности. Комната небольшая, метров четырнадцать. Здесь обои в полоску, как из прошлого века, зато потолок под четыре метра и с лепниной. На красивой люстре работают два рожка из пяти. Спасибо и на этом.

В комнате очень пыльно и грязно. Оно и ясно, сколько времени я здесь не была, а мои соседи, хоть и взломали дверь, приборкой себя не утруждали. Кое-как я навожу косметический порядок, то и дело чихая. Это отвлекает меня на какое-то время, в после я сажусь на кровать, не зная, куда себя деть и чем ещё заняться.

Прислушиваюсь, что происходит за дверью, но там тишина. Сидорин, видимо, у бабули, а больше, как он и сказал, дома никого.

Смотрю на сотовый, там пусто. Ни звонков, ни сообщений. Подруг у меня мало. Да и те в Выборге остались. В университете как-то крепкой дружбы не завязалось, были хорошие знакомые, но я так быстро выскочила замуж, а потом родила, что последние быстро отсеялись. Так всегда происходит. Теряется общность интересов и пути расходятся. Иногда на какое-то время, иногда навсегда.

Есть единственный человек, кому я сейчас могу позвонить, что и делаю.

– Привет, дорогая, – снимает трубку Элина, жена Сашиного брата.

– Привет, – говорю чуть заторможено.

Элинка тяжко вздыхает и торопливо шепчет:

– Я знаю, я уже всё знаю.

– Знаешь? – ахаю удивлённо.

Да, быстро в семье сплетни разносятся.

Хотя, чему я удивляюсь? Тамара Владимировна там, небось, уже шампанское открывает. Как удачно избавилась от нелюбимой невестки.

– Конечно, наш Геббельс не мог сдержать язык за зубами. Всё Костику растрепала, вперёд Сашки даже. Представляешь?

– Да уж… представляю.

– Что делать думаешь?

– На повторную экспертизу подавать, – делюсь планом, который крутится в моей голове. – Ты не знаешь, сколько это стоит?

– Не знаю, около двадцатки может? Точно не пятьсот рублей, – нервно хихикает. – Но почему ты об этом думаешь? Пусть Сашка платит.

Эх, Элинка, наивная душа. Не скажу, что её Костя чем-то лучше Сашки, но он любит жену, и я как-то слабо представляю ситуацию, когда он обвиняет её в неверности и выпирает из дома. Хотя… я и с Сашей бы такого никогда не представила.

– Он не станет. Он уже сделал один, – вздыхаю.

– Так убеди его, пусть второй сделает.

Впервые со школьных времён мне хочется грызть ногти от досады.

– Сомневаюсь, что он согласится. Кажется, Саша уже всё решил. Выгнал вот. Хорошо, что Ритка у моих родителей сейчас.

– Как? Прямо выгнал? На улицу?

– На улицу.

– А ты… ты где сейчас? Тебе хоть есть куда идти?

– Нет, идти некуда, только в Выборг к родителям ехать, – вздыхаю. – Но это на крайний вариант. Я пока не готова им рассказывать про то, что происходит.

Элина вздыхает с сочувствием.

– Ты бы лучше рассказала, а то Саша вперёд сообщит. Он ведь может.

– Может, – соглашаюсь.

Но не станет, – почему-то я в этом сейчас уверена. Не потому что его это смущает, скорее, он считает, данное телодвижение ненужным, лишним для себя.

– А ты сейчас где?

– Сняла номер в отеле, – сочиняю на ходу.

Про эту комнату Саша не знает. Я его к себе не приглашала, да и потом собственность оформлена на папу. Если б Саша знал, он бы уговорил моих продать комнату и вложиться в квартиру, которую купил перед рождением дочери. Тогда, кстати, я бы сочла этот вариант приемлемым, а сейчас у меня бы и этого угла не было, чтобы перекантоваться. Да и жилплощадь оказалась непродаваемой.

Мы ещё немного болтаем с Элиной. Но в какой-то момент становится в тягость её сочувствие. Не люблю выглядеть жалкой. Нет, я никогда не пускала пыль людям в глаза, не создавала картинку счастливой жизни. Жизнь у меня была как у всех: со своими взлётами и падениями. Но вот это… это удар под дых, и понадобится очень много времени, чтобы от него оправиться.

Переместившись на середину кровати, я смотрю на высокий потолок. Надо бы позвонить родителям и дочери, но ничего страшного не случится, если один вечер я пропущу. Отправляю им короткое сообщение, что у меня всё хорошо, шлю сердечки в конце и поцелуйчики. На часах около девяти.

Удивительным образом я отключаюсь. Нет, не сразу. Сначала долго лежу без сна, просто зажмурившись. Поплакать, конечно, поплакала, но в целом на меня напал ступор. Я не понимаю, как быть дальше. Слишком резко всё произошло.

Конечно, сейчас в голове всплывают великолепные мощные фразы. Я могла бы их накидать Саше, убить своими доводами, смягчить и призвать подумать хорошенько, прежде чем рушить наш брак и обзывать собственную дочь подкидышем.

Бедная Ритулечка, вот теперь мне хочется плакать, за что ей всё это? Собственный отец отказывается, обзывает нехорошими словами. Обиднее всего мне не за себя. За ребёнка.

Ну а тест… тест можно и подделать. Ох уж эта Тамара Владимировна. Она и сыновей особо не любит, пользуется ими. Нигде не работает, на полном их содержании. К внучке у неё никогда интереса не было. Она даже на руки её пару раз от силы брала. Ещё и в лицо мне заявила, чтобы я не думала на неё Ритку сбрасывать. Она бабушка приходящая, а не постоянная. Но даже эта приходящая бабушка приходила так редко, а после того инцидента с клиннигом, нас к себе не звала. Только сына была рада видеть. Так вот, не удивлюсь, если это её рук дело. Не знаю, в какую лабораторию Саша обращался. Возможно, что в ту, где у Тамары Владимировны своя большая мохнатая лапа, которая нарисовала тот результат, который ей заказали. Но как она так может с собственной внучкой-то?

Мысли эти крутятся по кругу, словно старый трескучий винил, и я засыпаю. Вернее, резко проваливаюсь в тёмную дыру беспокойного сна. Где приятный мужской баритон ласково спрашивает:

– Девушка, у вас всё хорошо? – и слегка трогает меня за запястье, отводя ладонь от лица. – Что-то случилось?

Мы будто в том самом загородном отеле, где был корпоратив Сашиной фирмы, но всё выглядит иначе, чем в жизни. На то сон и сон: никогда не передаёт всей правды.

– Я вас провожу? Проводить?

Сильные руки ложатся мне на талию. Я роюсь в сумке в поисках салфеток, когда внезапно эти руки толкают меня куда-то за живую изгородь.