Татьяна Суханова
Долгий забег на короткие дистанции
Талант.
Букетики, нарисованные на обоях были какого-то совершенно неопределимого цвета, так выгорели и побурели они от времени. Но ты все смотришь и смотришь, пытаясь этот цвет угадать. Или вспомнить, или придумать заново.
Вообще-то, дорогуша, будь это действительно важно, ты вполне могла бы подняться с кровати и попробовать, например, отодвинуть шкаф – или, на худой конец, тумбочку – в надежде обнаружить за ним фрагмент обоев не так пострадавший от времени.
Но ты лежишь – иногда куришь, иногда потягиваешь пиво или пьешь кофе – и все смотришь и смотришь куда-то под потолок. На самом деле, ты догадываешься, что если отыщешь – в самом темном углу, за зеркалом или за кроватью – уцелевший фрагмент обоев, цвет их покажется тебе невероятно, вызывающе пошлым. Так что куда лучше гадать, рассматривая череду повторяющихся буро-бежевых букетиков, какими они были изначально.
Скучно? Не то слово! Это похоже на День сурка. Хотя, куда там!? Целый день, пусть и повторяющийся, стал бы для нас настоящей роскошью. У тебя тут ЧАС сурка, или даже Пятиминутка: крохотный отрезок времени, склеенный по твоей прихоти лентой Мебиуса и поставленный на повтор. Он так и будет повторяться и повторяться, пока ты наконец не поймешь, какими были цветы на обоях, когда их только поклеили.
Интересно, ты в курсе, что ты зануда?
Эта комната – номер в мотеле. Нарочито, почти карикатурно дешевом, какие бывают во второсортных западных сериалах. Если постараться и сосредоточиться, я могу исследовать его: побродить по номерам, спуститься в бар, познакомиться с постояльцами. На самом деле, я так и делаю, когда терпеть твое унылое бездействие становится невмоготу.
Но без тебя это бессмысленно: дорога за окном так и останется пустынной и, скорее всего, никуда не приведет, а постояльцы разве что поздороваются, но не расскажут мне своих историй. Пока ты не решишь двигаться дальше, этот мир будет всего лишь декорацией, а лист бумаги передо мной останется чист, сколько бы я не заносила над ним свой остро заточенный карандаш.
Считается, что стоит только начать. Представить себе героя, максимально его визуализировать, а дальше дело за малым – просто выслушать и записать то, что герой сам захочет рассказать. Подумаешь, какая ерунда – просто взять и записать!? Агрх!
А у меня ведь есть талант. По крайней мере, мне часто так говорят. Хотя и обратное, буду честной, говорят не реже, но подобные замечания я игнорирую, как несущественные. И снова, и снова возвращаюсь сюда. К тебе, в эту тесную, неуютную комнату, где ты продолжаешь рассматривать обои.
Я хочу отвлечь тебя от деталей, хочу напомнить, что там за окном целый мир, который ждет, пока ты наполнишь его действиями, событиями – жизнью. Целый мир, для которого детали, столь важные для тебя, несущественны вовсе. Я хочу отправиться вместе с тобой в приключение. Опасное, или веселое, или, может быть, романтическое. Ты – мой персонаж, мое альтер эго, персонификация моего таланта в мире, созданном то ли из слов, то ли из снов. Ты – голос в моей голове, который никак не желает начать говорить, а все смотрит и смотрит куда-то под потолок. Я могу оставить тебя на час, на месяц, на десятилетие – ты не заметишь разницы. И лист передо мной так и останется девственно чист. Потому что я никак не могу заставить тебя выйти из комнаты. Потому что ты должна слушаться, чтобы я могла слышать. А ты не желаешь. Тебя больше волнует цвет узоров на обоях.
Да что, черт возьми, с тобой не так?!
– Все так, – внезапно ты отрываешь взгляд от стены и переводишь его на меня. А уже в следующую секунду, я осознаю, что мы сидим на краю узкой кровати бок о бок, в одинаковых позах, похожие, словно сестры. Или словно мать с дочерью. Да, я вполне могла выглядеть так же лет двадцать тому назад, только почему-то сейчас мне все равно кажется, что из нас двоих старшая – ты. Интересная симметрия, мне нравится.
Ты поднимаешься с кровати, идешь к маленькому столику в углу, на котором стоит видавший виды электрический чайник.
– Все со мной так, – повторяешь ты, нажав на кнопку и с ловкостью фокусника извлекая пару казенных гостиничных чашек из-под такого же казенного полотенца, – ты ждешь, что я отправлюсь куда-то туда, неизвестно куда, неизвестно зачем. Всенепременно буду там страдать, чувствовать чувства и переживать переживания. А ты, значит, все это будешь аккуратно записывать.
Старенький чайник ворчливо урчит всем своим видом выражая негодование и с громким щелчком отключается. Я смотрю, как ты делаешь нам кофе, все еще пребывая в некотором недоумении: оказывается, я отвыкла от наших с тобой разговоров. Кофе у тебя, конечно же отвратительный: растворимый, самый дешевый, в котором сахара и ароматизаторов куда больше, чем кофеина. Что ж, это очень в твоем духе, спасибо, что хоть чашки чистые.
– Все дело в том, что даже если я улучшенная версия тебя, я от этого не перестаю быть тобой, – ты громко звенишь ложкой о края чашек, размешивая в них кофейный порошок, а потом протягиваешь мне одну из них, заговорщически подмигивая: – я знаю правду.
– Какую еще правду? – устало спрашиваю я, с раздражением стряхивая с пальцев сладкие капли: не стоило и ждать, что у тебя получится передать мне чашку так, чтобы не плеснуть из нее через край. Наверное, в итоге вместо слов, выстроившихся на странице в ровные ряды предложений, я получу только кофейные кляксы и разводы. Но ты улыбаешься так довольно, будто только что сделала какое-то великое открытие, поэтому мне легко забыть и про усталость и про раздражение, и про бесконечные часы изматывающей скуки, проведенные рядом с тобой. Ведь сейчас я словно призрак, которого наконец заметили.
