Юлия Фомина
Точка равновесия. Сборник рассказов
Часть 4
«Странный этот доктор, – Ксения тщательно расчесала волосы, забрала их в высокий хвост. – Работает с детьми, а такой резкий. Неприятный человек!» Она встала пораньше, чтобы привести себя в порядок. «Надо с режимом что-то делать, чтобы не опаздывать,» – Ксения стояла у плиты, помешивала кашу и размечала свой день.
– Просыпайся, моё солнышко, – она пощекотала дочку за ушком, легонько погладила по щёчке, – просыпайся, моя девочка.
Вика зачмокала губками, затрепетала ресничками, открыла глазки и улыбнулась маме. В комнате на миг стало светлее. В носу защипало, сердце искупалось в нежности.
Собрались быстро, прихватили любимого одноухого, испачканного в каше медвежонка и выкатились из дома.
На улице было ветрено. Ксения плотнее застегнула куртку, натянула шапку на уши, закутала Вику и пошла быстрым шагом. Она тяжело дышала, толкая перед собой коляску. Ветер, студёный, пронизывающий, обжигал лицо, норовил забраться под куртку, выдувал из головы все тревожные думы.
– Здравствуйте, доктор, – Ксения заглянула в кабинет. – Можно? – она смутилась, встретившись с ним глазами. – Вы извините меня за вчерашнее, пожалуйста.
Доктор кивнул, то ли разрешая войти, то ли извиняя.
Ксения сидела в сторонке и смотрела, как ловко управляется этот большой сильный мужчина с маленькой девочкой, как бережно он массирует хрупкие ножки. Вика попискивала время от времени, он тихонько, шёпотом успокаивал её.
«Немолодой, виски совсем белые и плечи ссутулились. Странная профессия для мужчины», – думала Ксения. Рассматривая доктора, она чувствовала себя удивительно спокойно.
Каждое утро Ксения собирала Вику и они торопились на приём, потом проходили разные процедуры, после долго гуляли и к вечеру уставали так, что сил было только до постели добраться. Ксения порой даже не успевала подумать о Косте, засыпала сразу же.
Как-то, прогуливаясь с дочкой, она встретила медсестру на улице:
– Здравствуйте, без униформы вас не узнать.
– Ксения! А это что за красивая девочка? Это Вика? Привет, малышка! – медсестра улыбалась тепло, мелкие морщинки, разбегаясь лучиками от глаз, украшали её, в ответ тоже хотелось улыбнуться.
– А мы вот гуляем, Вика домой идти не соглашается, – Ксении хотелось, чтобы эта женщина задержалась с ними подольше.
– А я иду к Виктору Алексеевичу, он здесь недалеко живёт, – они пошли рядом. Обе женщины замедлили шаг, им была приятна эта случайная встреча. В воздухе чувствовалась скорая весна, пахло талой водой, мокрыми ветками и сырой землёй.
– А Виктор Алексеевич, с ним ведь вам не просто? – Ксении хотелось узнать о суровом докторе.
– Виктор Алексеевич – прекрасный человек! Он очень добрый! Только жизнь у него непростая, – медсестра замолчала, видимо, что-то решая для себя, посмотрела по сторонам, будто собираясь с мыслями. – У него была семья, жена и два сына, погодки. Он работал в хирургии, был на ночном дежурстве. Жена возвращалась с дачи в город. Авария, там сейчас стоит крест и памятник с фотографиями.
– Боже! – Ксения помотала головой, отгоняя страшные картины.
– Он тогда месяц из дома не выходил, на звонки не отвечал, потом пришёл на работу седой и худющий, ушёл из хирургии, стал физиотерапевтом. Теперь детишек проблемных восстанавливает, – Ирина остановилась, посмотрела на Ксению. – Он никогда не говорит о своей семье.
Горло сжал спазм, в глазах задрожали слёзы.
– Руки у него золотые, а то, что суровый и неприветливый – это не страшно. Хорошо, что вы к нему попали, – Ирина посмотрела на часы, спохватилась. – Пойду, мы по очереди к нему ходим, квартиру убираем, готовим. Один живёт, да и на работе всё время.
Она потрепала Вику по щёчке, кивнула Ксении и пошла.
Вике лечение шло на пользу: уже пыталась вставать, качаясь на слабых ножках. Она улыбалась при встрече медсестре Ирине, к доктору доверчиво шла на ручки.
Однажды, во время сеанса, зазвонил телефон – это был Костя. Ксения, извинившись, выскользнула из кабинета и прижала трубку к уху:
– Да, – сказала тихо.
– Я подал заявление о разводе, суд на следующей неделе, – Костя даже не поздоровался.
– Мы каждый день ходим на лечение, я не смогу, – Ксения прижалась спиной к холодной стене, чтобы не упасть.
– День пропустить можно, – он был холоден и жесток.
Она стояла в коридоре и хватала ртом воздух. Из кабинета вышла Ирина:
– Что с тобой? Что случилось? – Ксения, бледная до синевы, сползала по стене. – Пойдём-ка!
Она повела Ксению в туалет.
Уткнувшись в тёплое плечо Ирины, Ксения рыдала взахлёб, как в детстве, пока халат на плече медсестры не стал мокрым. Ксения извинялась, пыталась стряхнуть слёзы и, заходясь в рыданиях, утыкалась в плечо медсестры снова. Ирина гладила её по голове:
– Плачь, милая, плачь.
Распухшая от слёз, притихшая и опустошённая, Ксения тихо скользнула в кабинет. Вика сидела на массажном столе и лопотала с Виктором Алексеевичем, а увидев маму, потянулась к ней ручками.
– Что это вы распустились, мамаша? – доктор строго взглянул на Ксению, покачал осуждающе головой. – О ребёнке надо думать!
Ксения потупилась:
– Я пытаюсь.
– Не пытаться надо, а жить! – доктор смотрел в упор на растерянную молодую женщину. – Значение имеет только жизнь! Пока человек жив, он всё может! Стыдно!
Ксения прижала к себе малышку: «А ведь он молодой ещё, только седой», – взялась откуда-то неожиданная мысль.
– У девочки есть прогресс, перспективы очень хорошие, а вы распустили себя!
Светило солнце, весна потихоньку забирала мир в свои руки. Ксения вышла на крыльцо, подхватила Вику подмышки, подняла над головой, расцеловала звонко и впервые за много месяцев от души улыбнулась:
– Я справлюсь! Если он с таким справился, то мы точно всё сможем, малышка! Я обещаю! Всё будет хорошо!
P.S.
Я ничего не знала об этой истории, а на днях встретила Ксению. Они гуляли в парке. Вика, совсем большая, скакала на одной ножке и распевала песенку. Ксения, тоненькая, с копной светлых вьющихся волос, юная, словно девочка, стояла рядом и подпевала.
– Как живёшь, Ксень? – я была рада встрече.
– Хорошо! – Ксения улыбнулась так, что стало теплее.
– Как Костя? – я помнила их молодыми и поглощёнными друг другом.
– Не знаю, мы давно в разводе! – спокойно ответила Ксения.
– Как же так, такая красивая пара, – я сильно удивилась.
– Было тяжело, но я ему очень благодарна. Если бы не он, я бы точно не знала, какое оно – счастье! – она оглянулась, ища кого-то глазами.
Подошёл высокий седовласый мужчина, он катил коляску: «Мы погуляли, Ксю, пойдём домой, а то парень проголодался».
За стеклом
Дара Мун @julia_phomina
1
Атум смотрел на сотворённый им мир. Внутри стеклянной сферы были видны очертания материков, океанов и гор.
Где-то там жили люди, миллионы людей, каждого из которых Атум создал сам. Они научились строить высокие здания, машины, пересекать огромные расстояния на самолётах… Всё по воле его. Каждую деталь, каждую идею и каждого изобретателя Атум аккуратно записывал в книгу. А что было в книге – то становилось правдой в его личном, закованном в стекло мире.
Атум не был единственным в своём роде: существовали тысячи таких, как он, демиургов. И столько же личных миров под стеклом, как чашки Петри в человеческих лабораториях.
Что будет, если добавить эту бактерию?
Что будет, если на планете выживут одни дельфины?
Что будет, если…?
Мало кто из демиургов был способен управиться с человечеством. Слишком уж они были сложны, гораздо проще – выдумать планету динозавров или хомяков.
Но Атум не страшился трудностей.
– Люди – это проблема, – любил говорить его друг Нуби, раскуривая трубку с первоклассным нептунианским табаком. – Слишком много писанины.
Атум кивал: да, людей было трудно создавать и контролировать, но без них ему стало бы невыносимо скучно. Люди… они же такие парадоксальные. Созданы по образу и подобию высокоразвитой цивилизации, но редко опережали в развитии обычных дельфинов.
Атум провёл целое утро, глядя в шар. В мире за стеклом было всё по-старому. Никто не умирал от голода или войны, никто не становился убийцей или жертвой, никто не жёг других за инакомыслие.
Всё было хорошо, хорошо, хорошо… Но будто чего-то не хватало. Такое странное чувство скреблось у Атума в груди уже несколько звёздных месяцев.
– Ты сегодня рано, – услышал Атум мягкий голос и обернулся.
На него смотрела Лура, его рыжеволосая красавица. Её лицо сияло бледным светом, она жмурила заспанные глаза и улыбалась. Все миры стоили её одной.
– Мне не спалось, – признался Атум. – Я собирался поработать, но задумался, да так и не написал ни строчки.
Лура приблизилась к нему, её изящная ладонь легла на его щёку.
– Что тебя беспокоит, милый? – спросила она. – В мире что-то случилось?
– Нет-нет, с миром всё хорошо, – заверил её Атум. – Но одна идея не даёт мне покоя.
Лура задумалась.
– Я знаю, что ты хочешь сделать, – сказала она, и огонёк тревоги зажёгся в глубине её синих глаз. – Это большой риск. Ты уверен, что готов?
Атум не был уверен.
– Не раньше, чем выпью кофе, – отшутился он, пытаясь скрыть волнение.
Лура усмехнулась. Она знала его лучше, чем кто бы то ни был.
– Твой любимый почти закончился, – сообщила она, заглядывая в банку. – Придётся тащиться на Плутон за новой порцией.
Лура кинула последний кофейный брусок в кружку, щелчком пальцев создала в воздухе пламя и нагрела. Атум вдохнул крепкий запах и прикрыл глаза. Кофе и Лура на его кухне – так выглядело идеальное утро. Атум принял чашку из её рук и сделал глоток.
Лура была с ним с самого начала, когда Атум записывал первые строки в книгу, а мутная жидкость внутри стеклянного шара становилась чем-то осязаемым. Предстояла долгая работа, каждое его слово могло создать новую жизнь или погубить её. Два мира были разрушены и две книги сожжены прежде, чем Атум научился. В третьей книге появились они, люди. Во многом благодаря Луре, которая шептала: «Попробуй. У тебя получится».
Конечно, у такой превосходной во всех смыслах девушки, как она, было много возможностей. Лура могла бы колесить по Вселенным, собирая данные, могла создавать новые виды растений на Венере или спасать Бетельгейзе от гибели.
Но она выбрала быть с ним, с демиургом, который создаёт мир. Профессия в масштабах Вселенной была важная, но скучная. Атум и подобные ему были исследователями. Они изучали разные виды материи, экспериментировали с бактериями и биологическими видами. Какие-то миры оказывались нежизнеспособными, и демиургам приходилось начинать сначала. Снова и снова. Пока не получалось создать нечто устойчивое и совершенное. Тогда мир аккуратно извлекали из стеклянного шара и помещали в одну из Вселенных – так рождалась планета.
Но за последнее звёздное столетие демиурги терпели одни неудачи. Нуби говорил: «Чтобы создать планету – нужно быть гением, одним на миллиард». Он явно не был из их числа – его мир динозавров вымер, и пришлось начинать заново.
У Атума была мечта – создать жизнеспособную планету, гармоничную и красивую, счастливую для всех существ. Он знал, что его мир уже достаточно окреп для последнего шага. Ему было страшно выпускать дитя из заботливых рук, страшно предоставить самому себе, но вместе с тем в его груди жила надежда. Он верил в свой мир больше, чем боялся за него.
Атум допил кофе.
– Я решил, сделаю это сегодня вечером, – сказал он. – Я чувствую, что время пришло.
***
Вечером того же звёздного дня Атум достал книгу, провёл рукой по шершавым страницам, обмакнул кончик пера в чернила и написал:
«Я дарую им свободу воли».
Чернила высохли. Он закрыл книгу и убрал на полку. Перед тем, как пойти спать, Атум ещё раз взглянул на своё творение.
В его мире наступила ночь. И где-то внутри стеклянного шара, в крохотной квартире, маленький мальчик по имени Том отворил окно и взглянул в небо.
На миг ему показалось, будто среди звёзд появилось огромное лицо.
Том всё смотрел и смотрел, и в его голове рождались важные вопросы.
2
Том смотрел на ночное небо из окна военного госпиталя. Боль от пулевого ранения пульсировала в правой ноге.
На передовой он мечтал, как наконец окажется в кровати и заснёт беспробудным сном. Желание сбылось: теперь у него была кровать, но сон будто издевался над ним. Стоило закрыть глаза, как Том видел мёртвые лица товарищей и слышал пулемётную очередь.
За что они сражались и погибали? Потому что высокопоставленные ублюдки что-то не поделили?
– Я верю, что Бог защитит нас, – говорил Марк, его лучший друг.
– Бог не защитит тебя, – возражал Том. – Не защитит никого из нас. Если бы он существовал, разве же позволил развязать войну за клочок земли?
Но Марк продолжал верить, хоть в этом не было никакого смысла. А на следующий день он подорвался на вражеской мине. Всё, что осталось от него – воспоминания. Марк был добрым малым, и смех его был таким чистым и звонким.
Том вздохнул. Он тоже когда-то верил в Бога. В детстве ему даже казалось, будто он видел его лицо в глубине тёмного неба. Он расспрашивал родителей: что это за дядя, который смотрел на них с небес? Но их этот вопрос почему-то ставил в тупик и заставлял беспокойно переглядываться.
Два десятка лет прошло с тех пор, Том вырос. Он больше не верил ни в каких богов. Да и в людей не верил. Но детская привычка осталась: каждую ночь он смотрел в небо, пытаясь разглядеть хоть какую-то надежду.
Ему повезло больше многих: пока он был в госпитале, война закончилась, они победили. Ему повесили на грудь медальку и отправили домой.
Тому хотелось верить, что он сможет вернуться к прежней жизни, до изнурительных перестрелок и бессонных ночей, но… крики солдат, их кровь и изувеченные тела – всё это останется с Томом навсегда. Перед лицом смерти не было своих и чужих, они все умирали с немым вопросом на губах: за что?
Том не погиб, ему пришлось жить дальше.
Он искал работу, но не слишком успешно: он не обладал особыми знаниями или навыками. На словах его почитали героем, но в реальной жизни ему приходилось едва сводить концы с концами.
Так прошло лето и настала осень. Стоял серый день, накрапывал дождь. Том был в тонкой кожаной куртке, которая не защищала от холода. Ветер бросал редкие капли ему в лицо, но Том улыбался: ему удалось подзаработать, теперь он сможет оплатить аренду и даже приготовить любимый говяжий стейк на ужин. Он нащупал ключи в кармане и уже было собирался открыть дверь, как услышал писк. Том замер. Звук повторился. Он огляделся: из-под лестницы выглянуло крохотное существо.
– Иди сюда, не бойся, – позвал Том. В его руках оказался щенок, он дрожал и тёрся холодным носом о пальцы. – Пойдём со мной, не место тебе здесь.
Том прижал щенка к себе и, насвистывая мелодию, вернулся домой.
– Надеюсь, ты любишь говядину.
***
В тепле и заботе щенок быстро превратился в большого лохматого пса, который занимал весь диван и ел вдвое больше хозяина. Том назвал его Марком в память о друге – у пса были такие же добрые глаза.
Том устроился вышибалой в ночной клуб, денег стало чуть больше, и сон стал крепче – Марк будто отгонял кошмары.
Жизнь пошла на лад. Минула осень и зима, настала весна.
Настойчивый дверной звонок разбудил Тома воскресным мартовским утром. Он нехотя поднялся и, бурча под нос проклятья, поплёлся открывать. Марк тёрся у ног, виляя хвостом.
– Чем обязан? – спросил Том, увидев незнакомца на пороге.
– Меня зовут Стрег Бригс, у меня к вам серьёзный разговор. Могу я войти? – Том оглядел незваного гостя: деловой костюм из тех, что носят офисные клерки, дипломат в руках, но за обыденным фасадом безошибочно чувствовалась военная выправка.
Они прошли в кухню.
– Не буду ходить вокруг да около, – начал Бригс. – Вы снова нужны своей стране.
Том нахмурился, у него заныла правая нога.
– При всём уважении, сэр, но я свой долг отдал сполна, – ответил он, и голос его был полон уверенности в каждом слове.
– Верно, – гость кивнул. – И всё же выслушайте моё предложение.
Он начал говорить рублеными чёткими фразами. С каждым словом Бригса лицо Тома менялось: от недоверия до удивления.
– Космическая военная программа? – переспросил он. – То есть вы хотите, чтобы я полетел в космос?
Даже в самом смелом сне Том не мог вообразить ничего подобного. Военные хотели построить космический корабль? О таком писали разве что фантасты с богатым воображением! Неужели же это было возможно?
– У вас будет шанс, – поправил его Бригс. – Вы и ещё девять кандидатов будете проходить подготовку. Полетит только один, нам нужен лучший. Но платить будут каждому и весьма недурно, сами понимаете.
Том медленно кивнул.
– Я согласен, – сказал он, не тратя время на обдумывание.
Бригс расплылся в улыбке, они пожали руки и обсудили формальности.
– Ты только представь, Марк, – Том почесал пса за ухом, когда гость ушёл. – Я полечу! Полечу к звёздам!
Том согласился не потому, что ему нужны были деньги.
Он знал. Чувствовал где-то внутри, что вот она – его судьба, которая вела его заботливой рукой ради этого шанса.
В ту ночь Том засыпал с улыбкой на губах.
Сквозь окно на него глядело ночное небо. Вдруг показалось чьё-то огромное лицо. Внимательный взгляд коснулся Тома, но тот уже крепко спал.
3
Атум потерял сон.
Шесть звёздных дней прошло, но для мира в стеклянной сфере минуло целых двадцать лет.
Всё началось с мысли. Часть людей решила, что они особенные, достойнее остальных, и им по праву рождения полагаются привилегии. Эта идея так захватила их умы, что они выдумали целую религию.
И в их мире появился ещё один бог, гораздо могущественнее Атума. Его именем прикрывались, когда одни хотели управлять другими, в его честь они брали в руки оружие и шли войной на себе подобных.
Мир заполыхал огнём, и дым над пепелищем вился ещё очень долго.
Вслед за главным богом появились и другие. У них было много имён: деньги, власть, слава, роскошь… Им приносили пышные жертвоприношения – вырубленные леса и осушенные реки, убитые ради потехи животные, отравленная ядом почва. Люди жадно потребляли ресурсы так, будто завтра не наступит. Будто после них не будет иной жизни.
Ночи напролёт Атум смотрел на мир, который выпустил из рук.
– Я дал им свободу и вот что вышло, – сказал он тишине.
Скрипнули половицы, послышались шаги и лёгкая ладонь легла ему на плечо.
– Ты ещё можешь всё исправить, – прошептала Лура.
Атум заключил её в объятия и шумно выдохнул.
– Нет, Лура, – он провёл рукой по её спутанным рыжим волосам, – я обещал, что не буду вмешиваться.
– Но если они не одумаются…
– Их мир погибнет. Знаю.
Он чувствовал её тёплое дыхание на своей шее, слышал, как гулко и тревожно билось её сердце.
– Пожалуйста, пойдём спать, – попросила она.
***
– Им ещё рано, Атум, – сказала Лура.
Атум, казалось, не слышал её: он не сводил глаз с мира за стеклом.
– Они не доросли до полётов в космос, – убеждала она.
Атум смотрел, как люди создавали первый в их истории космический корабль.
– Это опасно! Ты должен вмешаться. Стереть разработки! – воскликнула Лура, тряся его за плечи.
– Нет, – Атум покачал головой. – Этот юноша, Том. Он толковее остальных. Пусть летит, я хочу поговорить с ним.
***
Это случилось вечером седьмого звёздного дня.
Построенный людьми космический корабль взмыл в воздух. Том был внутри. Он был счастлив и напуган одновременно.
Атум устроился в кресле напротив стеклянного шара и принялся ждать.
Три…
Вот корабль достиг первой космической скорости.
Два…
Вышел на орбиту.
Один…
С размаху врезался в стекло.
Так ломается лёд под ботинком – с резким хрустом. Сеть трещин покрыла шар, мелкое крошево из стекла посыпалось на землю, как первый снег. Людям внутри казалось, что настал конец света.
Корабль пробился сквозь тонкую преграду, спикировал, и, словно осенний лист, медленно опустился у ног демиурга. Он был размером со спичечный коробок, а Том внутри – и того меньше.
Атум взял в руки книгу и перо и написал:
«Том вышел из корабля и стал моего роста».
Едва чернила высохли, воля творца была исполнена: Том стоял перед ним в белом защитном костюме.
Создатель и его творение – друг напротив друга, глаза в глаза.
– Я умер? – робко спросил Том.
– Нет, – ответил Атум. – Ты жив. Можешь снять шлем, здесь безопасно.
Том последовал совету и втянул носом воздух. Некоторое время он молча озирался по сторонам.
Он увидел космос за широкими окнами чужой гостиной. Далёкие звёзды, целая россыпь, подмигивали ему холодным светом. Том сделал шаг, чтобы рассмотреть поближе. Под ногой хрустнуло стекло. Он посмотрел вниз, затем обернулся и увидел потрескавшийся шар, а внутри – его мир, замерший в ожидании скорой гибели.
– Кажется, я знаю, кто ты, – сказал Том, переводя взгляд на Атума. – Ты бог? Тот самый, о котором все говорят?
– Вряд ли я похож на того бога, о котором все говорят, – возразил Атум. – Но да, я создал ваш мир. Меня зовут Атум, я демиург.
– Это тебя я видел, когда был маленьким? Это ты смотрел на нас с неба? – вопрос Тома прозвучал как обвинение.
Атум кивнул.
– Раз ты создал нас, создал всё… значит, ты знаешь. Всё, что происходило, – Том не спрашивал, он утверждал. – А раз так, то войны и гибель людей – твоих рук дело.
В один большой шаг Том приблизился к Атуму, схватил за рубашку и с силой потряс.
– Ты смотрел, как они умирают, – его голос дрогнул на последнем слове. – Мои друзья и ещё тысячи других. Они верили, что ты защитишь их. Они верили в тебя!
– Я знаю, – прошептал Атум. – Я слышал их, каждого.
У Атума из глаз потекли слёзы.
– Слышал, но ничего не сделал?! – воскликнул Том.
Последовал резкий удар. Атум дёрнулся, светло-лиловая кровь хлынула из носа.
В комнате раздался вопль: это была Лура.
– Не тронь его! – закричала она. – Ты не понимаешь!
От неожиданности Том разжал хватку, и Атум медленно опустился в кресло.
– Том, – позвал Атум, вытирая кровь тыльной стороной ладони. – Возьми книгу.
Он протянул ему потёртый фолиант с пожелтевшими от времени страницами.
Том не двинулся.
– Прочитай, прежде чем бросаться с кулаками, умник, – словно кошка, прошипела Лура.
Том нехотя взял книгу. Он наскоро просмотрел первые страницы: всё это он читал ещё в школе на уроках биологии и истории. Последняя страница показалась ему интересной. Запись, сделанная двадцать лет назад, за месяц до первой мировой войны:
«Я дарую им свободу воли».
И ещё одна запись, сделанная сегодня: «Том вышел из корабля и стал моего роста».
– Я не понимаю… – сказал Том.
– Ещё бы ты понимал! – воскликнула Лура. – Ваши войны, страдания, жестокость – это плоды вашего выбора. Атум здесь не при чём.
– Я дал вам право создать свой мир, – сказал Атум, и голос его был глухим и печальным. – Я хотел гармонии и красоты, хотел эволюции и роста для каждого из вас. Но вы не смогли.
Том молчал.
– Ваш мир уже не спасти, – продолжил Атум. – Взгляни на них. Они погрязли в глупости и жестокости. Скоро они сами себя уничтожат. Мне жаль.
– Нет, – Том покачал головой. – Должен быть другой выход.
– Я хочу спасти тебя, – Атум встал. – Ты можешь остаться здесь, в моём мире.
Они смотрели друг на друга. Серые глаза Тома против жёлтых глаз Атума. Том первый отвёл взгляд.
– А что будет с ними? – Том обернулся, он увидел, как люди в его мире убегали и прятались, укрывали детей своими телами, а стеклянное крошево продолжало падать. – Ты сотрёшь их, будто неудавшийся рисунок? Вот так просто?!
– Не просто, – отрезал Атум. – Но мне придётся.
– Я не останусь, – ответил Том, качая головой. – Я не позволю тебе разрушить мой мир так, будто он ничего не значит. Я буду бороться за него, – с каждым словом он говорил всё громче и громче. – Да, мы, люди, глупые и невежественные, но мы умеем учиться на ошибках. Мы станем лучше, вот увидишь! Только дай нам шанс. А не выйдет, так мы сами себя уничтожим. И это тоже будет наш выбор.
Атум медленно кивнул.
– Хорошо, будь по-твоему, – он взял в руки перо и раскрыл книгу. – Я уберу все знания человечества о космосе, вам ещё рано покидать свой мир. Но ты будешь помнить всё. Это мой тебе дар и твоё бремя. Прощай, Том.
Размашистым почерком Атум сделал запись в книге.
Едва чернила высохли, Том растворился в воздухе, а осколки сложились в цельную блестящую сферу.
Атум захлопнул книгу и ощупал сломанный нос.
– Ты же не собирался стирать их мир, верно? – спросила Лура.
– Верно, – Атум улыбнулся. – Я бы не смог.
Кончиками пальцев Атум дотронулся до гладкого стекла. Мир внутри погрузился в сон. Наутро жители забудут об ужасах этой ночи. Все, кроме одного.
– Теперь они сами по себе, – сказал Атум. – Я могу только верить в них. Когда-нибудь они поймут, что невмешательство в их выбор – это высший акт любви.