Татьяна Постникова
Замечательные каникулы

А ещё все полканы очень любят петь и танцевать.

Правда, об этом мы могли узнать только из справочника. Мы познакомились с полканами в недоброе для них время, и им было совсем не до песен и танцев. На этих симпатяг напали создания, которых мы окрестили «наездниками». Эти существа, как рассказала Лена, вычитавшая всё в своём замечательном справочном компьютере, почти целиком состоят из огромного седалища-присоски. Ручки и ножки у них тонкие как у паука-сенокосца, головёнка маленькая, сплющенная. Они крепко-накрепко присасываются к своим жертвам и не отпускают их до самой смерти. И всё это время скрипуче похихикивают. Избавиться от наездника полканам не удаётся. Снять эту пакость друг с друга они тоже не могут.

– А откуда они, вообще, взялись, эти наездники? – спросил дядя Вадим, с сочувствием глядя на красивого молодого полкана, замученного наездником до смерти.

– Это межмировые пираты, – ответила Лена, вглядываясь в монитор справочника, – они кочуют по всем мирам, нападая на любых позвоночных, но на представителей разумной расы они напали впервые.

– А почему именно на позвоночных?

– Наездники – это разновидность вампиров. Только питаются они не кровью, а спинным мозгом.

– Вот пакость какая! Ладно, не будем терять время. Пойду готовить клоны. Лена, а ты пока закажи в мастерской нам с Иваном одёжку, неприлично бегать голым среди благовоспитанных полканов.

Все разошлись готовиться к операции, а я осталась у вреза. Вскоре я увидела несущуюся по степи полканийку. За ней, спотыкаясь и жалобно окликая её, спешил и не поспевал малыш.

Вот полканийка взбежала на высокий обрыв и замерла, измучено поводя боками. Она была молода и красива. Её светлая грива была заплетена в изрядно растрепавшуюся от безумной скачки, но всё ещё изящную косуколосок, нарядное ажурное одеяние лазоревого цвета было дополнено ожерельем и браслетами из бирюзы. Но бледное лицо было обезображено страданием, большие глаза мутны и бессмысленны от боли, а по подбородку текла струйка крови из прокушенной губы. Полканёнок, радуясь, что мама остановилась, из последних сил подбежал к ней. Но она не заметила малыша. Шатаясь как пьяная, она добрела до края обрыва и бросилась вниз, на камни, торчащие из воды хищными клыками. Полканёнок растеряно затоптался на месте, потом сел по-собачьи на землю и заплакал.

У меня тоже потекли слёзы.

А наездник, несмотря на свою нелепую внешность, довольно ловко соскользнул с изуродованного тела погибшей и подплыл к берегу.

Малыш продолжал горько плакать, ничего не видя вокруг.

Я вдруг поняла, что наездник сейчас оседлает беззащитного ребятёнка.

– Убегай, ну убегай же!

Но он не слышал и не понимал меня. И помочь некому!

Вдалеке в степи я увидела клубящуюся пыль. Это спешили к месту трагедии полканы. Хоть бы успели спасти маленького!

– Давайте, миленькие! Ну, давайте же быстрее! – закричала я.

А наездник преодолел уже почти половину расстояния до плачущего малыша и продолжал двигаться не спеша, но тем не менее достаточно быстро. И уже было совершенно ясно, что полканы не успеют добежать и помочь маленькому. А тот всё сидел и плакал, не замечая опасности.

– Вставай же, дурашка! Да вставай же, пока эта дрянь не добралась до тебя, – всхлипнула я и стукнула кулаком по стеклу вреза.

Полканёнок, словно услышав, поднялся на ножки, растеряно оглядываясь и хлопая длинными, слипшимися от слёз ресницами. А наездник уже приготовился оседлать свою жертву.

– Копытом его, копытом, – крикнула я, в бессильной злобе сжимая кулаки.

Неожиданно рядом с малышом появился высокий полкан с рыжей гривой и всклокоченной рыжей бородой. Его комбинезон горчичного цвета был застёгнут через пуговицу, как будто рыжегривый полкан одевался в страшной спешке.

Я не успела заметить, откуда он взялся. В рыжегривом я не сразу узнала клон дяди Вадима – всё-таки эти модификации у меня в голове не укладываются.

Рыжегривый встал, заслоняя малыша собой. Наездник тут же переключился на новую жертву. Наездники, как было написано в Ленином справочнике, предпочитают нападать на самых крупных сильных и красивых. Может быть потому, что над сильными поглумиться можно подольше. Но едва Паразит вспрыгнул на спину рыжегривого, как сразу дико заверещал и скатился с полкана как ошпаренный. Держась за вспухший покрасневший зад, наездник бросился прочь с максимальной скоростью, которую могли позволить ему убогие ножонки.

Только тут я заметила, что рядом со мной уже сидит дядя Вадим.

– Ага, – с удовлетворением сказал он, – значит, я не ошибся в выборе, а Иван всё настаивал на каких-то электрических сложностях.

– Дядя Вадим, а что ты сделал? – спросила я.

– Спину клона горчицей намазал. Самую забористую выбрал. Каков эффект!

– Здорово!

Но тут из кустов выполз ещё один наездник.

– Что ты там кричала про копыта? – спросил дядя Вадим.

Рыжегривый одним лёгким прыжком подскочил к наезднику и наступил огромным копытом на паучью лапку.

Наездник завыл. Рыжегривый наклонился, будто с удивлением разглядывая, валяющегося под ногами вампира, потом сказал малышу:

– Смотри-ка, других мучает, а когда самому больно, ему не нравится.

– Ага, – кивнул полканёнок, подошёл к рыжегривому и доверчиво прижался к нему боком.

– Главное, не дать наезднику оседлать себя, а на земле они беззащитны. И я, и ты гораздо сильнее любого из них, пока они на земле.

Потом рыжегривый вновь склонился к поверженному наезднику.

– Запомни, зараза, не в твоих интересах попадаться кому-то из нас ещё раз на глаза.

После этого рыжегривый мощным пинком отшвырнул наездника.

В это время, наконец, подбежали полканы. Полканийки заахали, глядя на погибшую сестру и стараясь приласкать осиротевшего малыша, а мужчины окружили рыжегривого незнакомца. Тогда он достал из нагрудного кармана баночку горчицы и стал объяснять, как именно ему удалось расправиться с наездником. Седобородый полкан в синем комбинезоне взял баночку, понюхал её содержимое, обмакнул в горчицу палец и осторожно попробовал, затем радостно закивал и возбуждённо заговорил, показывая куда-то вправо.

Слов я не разобрала, и дядя Вадим объяснил мне, о чём речь.

– Представляешь, у них растёт что-то подобное нашей горчице. Ну, держитесь, наездники! Быть вам всем с обожжёнными присосками. Леночка, посмотри-ка где-нибудь в нэте, как именно горчицу готовить надо, а я полканам расскажу. Они ребята сообразительные, всё на лету схватывают. Я уверен, что они быстренько из местного сырья наготовят столько оружия против паразитов, что те постараются не слишком обременять хозяев своим присутствием в этом мире.

В это время появился ещё один наездник. Сколько же их там в этих скалах? Наверно, там их гнездо. Так и ползут, гады. Полканы, увлечённые разговором, его не видели. Я толкнула дядю Вадима, привлекая его внимание, но тут малыш, успевший усвоить уроки самообороны, подскочил к наезднику и от души врезал ему копытом.

Сил у ребёнка было, конечно, меньше, чем у взрослого, и тот не отлетел, а лишь с воем завертелся волчком на месте.

– Браво, малыш! Так держать! Мы с тобой скоро тут всех наездников разгоним! – воскликнул рыжегривый, небрежным жестом отшвырнул паразита далеко в море и обнял отважного полканёнка.

И тот, неуверенно хихикнув или всхлипнув, уткнулся лбом рыжегривому в грудь.

Я перевела дух, оттёрла невольные слёзы и, наконец, смогла оглядеться. Оказывается, у вреза собрались уже все. Даже тётя Катя пришла, хотя она всегда повторяет, что все эти миры её совершенно не интересуют. Но мне прочему-то кажется, что она так говорит в воспитательных целях.

А полканы тем временем начали танцевать, чествуя героя – победителя наездников. А кудрявая полканийка в розовом, обильно изукрашенном рюшками комбинезоне, уже напропалую кокетничала с рыжегривым.

Тётя Катя сказала недовольно:

– По-моему у этой Барби вид довольно пошловатый.

– Ты, что, ревнуешь? – засмеялся дядя Вадим.

– Вот ещё, глупости. С какой это стати я буду жеребца ревновать? – возмутилась тётя Катя.

Рыжегривый, обернулся в нашу сторону, нахально подмигнул и заржал:

– Ревнует, ревнует. Даже не сомневайся!

– Неправда, – сердито крикнула тётя Катя.

И все вокруг засмеялись, даже Иван Дмитриевич, про которого я думала, что он совсем смеяться не умеет.

А рыжегривый помахал нам, потом обнял одной рукой кудрявую, другой осиротевшего малыша, и, окружённый остальными полканами, пошёл прочь.

Один из полканов задержался и, глядя прямо на нас, сказал:

– А всё-таки, горчица – это абсолютно ненаучная авантюра.

– Иван Дмитриевич? – спросила я.

– Он самый, – засмеялся дядя Вадим.

– Да, это я, – сказал настоящий Иван Дмитриевич, вылезая из своего кресла и подходя к нам с дядей Вадимом, – и я ещё раз повторяю, что мазать спину горчицей ненаучно, а учить детей драться непедагогично. Ну, с тобой, Вадим, всё понятно, ты у нас авантюрист, но вот от тебя, Маша, я этого не ожидал. Ты такая положительная девочка. Надо искать иные методы воздействия. Между прочим, возможно, наездники тоже относятся к разумным существам.

– Предлагаешь заняться их перевоспитанием? – насмешливо спросил дядя Вадим.

– Можно хотя бы попробовать найти с ними общий язык и вступить в переговоры.

В это время из кустов выполз очередной наездник, и полкан-Иван Дмитриевич, не прекращая нравоучений, лягнул наездника, так, что тот испустил дух на месте.

– Поздравляю с первым успехом на дипломатическом поприще! – засмеялся дядя Вадим, а Иван Дмитриевич тряхнул головой, словно отбрасывая гриву, и сказал:

– Между прочим, копыто – это тоже весомый аргумент в дипломатии!

* * *

Это был обычный день. Тётя Катя наводила порядок в своём врачебном кабинете, дядя Вадим над чем-то колдовал у себя в лаборатории, Иван Дмитриевич и Лена пытались вбить в отчаянно сопротивляющийся компьютер очередную головоломную программу, а неутомимый Лёша насмерть рубился на мечах с собственной тенью в спортивном зале. Я сидела у вреза с учебником английского и ждала, когда врез проснётся. Он долго оставался тёмным, потом вдруг засветился мягким светом, и я увидела странное создание: маленькое, не больше ногтя, светло-зелёное сердечко покачивалось на нитевидном стебельке. Вроде ничего особенного, но оторвать взгляд от этого качающегося сердечка было невозможно – так радостно было на него смотреть. Я замерла, боясь спугнуть удивительное создание неосторожным дыханием. Потом рядом с зелёным появилось второе сердечко шоколадного цвета. Некоторое время сердечки независимо покачивались на своих стебельках, каждое в своём ритме, и вдруг случайно соприкоснулись и сразу слились в одно, сразу разросшееся до размеров ладони и засиявшее матовым молочно-белым светом. В глубине этого нового сердечка мелькнуло что-то красноватое, и вскоре можно уже было отчётливо рассмотреть алую капельку, которая росла и становилась всё ярче прямо на глазах. Я затаила дыхание. Почему-то мне казалось, что сейчас произойдёт что-то удивительное и прекрасное.

Но тут к сердечку неуклюже подползло животное, похожее на огромную, высотой почти с терьера, жабу, тёмно-серую с редкими длинными щетинами, напоминающими иглы дикобраза, на спине и затылке. Несколько мгновений «жаба» наблюдала за светящимся сердечком бледно-лимонными глазами, потом вдруг распахнула широченную, как чемодан пасть, и проглотила сердечко.

Мне стало как-то даже обидно.

– Опять проглот, зараза!

Я обернулась. За моей спиной стояла Лена, и, судя по выражению её лица, она тоже была обижена и даже рассержена.

– Лена, а что это было? Эти танцующие сердечки?

– Мы пока этого не знаем. Мы даже не знаем, кто это? Растения или животные, а, может быть, даже разумные существа. Мы называем их любоцветами. Нам их показали ангелы. Сказали, что увидеть полностью расцветший любоцвет – к счастью. Только это редко бывает. Да ещё этот проглот, обжора!

– А зачем он ест любоцветы?

– Он ими лакомится, паршивец.

– И ничего нельзя сделать?

– Миротворческий Совет пока такого задания не давал. А мы ведь не отсебятиной занимаемся. И вообще, слишком ещё мало знаем про другие миры. А, может быть, в этом проглоте есть какой-нибудь смысл. Правда, с моей точки зрения, это просто бессмысленная противная волосатая жаба. Забудь про него. Сейчас Иван Дмитриевич будет настраивать врез на другой мир.

– А можно я здесь посижу? Я тихонько-тихонько.

– Ну, посиди. Только там ничего интересного не будет. Одни батальные сцены, – ответила Лена со вздохом.

Иван Дмитриевич тем временем что-то там поколдовал с настройкой, и перед нашими глазами возникло поле боя. Всё тут было, как на настоящей войне: плевались огнём пушки, летали в воздухе тяжёлые чугунные ядра, свистели пули. Вот только сами воюющие были не похожи на воинов. Это были толстенькие пушистые зайчата голубого, розового и нежно-жёлтого цвета. И странно было видеть в их коротких лапках настоящее оружие. Но дрались пушистики всерьёз. И убивали друг друга по-настоящему.

– Леночка, будь добра, посмотри там, в справочнике, по какому поводу зайчишки так разбушевались. Капусту не поделили? – спросил Иван Дмитриевич.

– У них религиозные расхождения, – ответила Лена, – там у них есть два бога: Колак и Брелак. Вот их сторонники и лупцуют друг друга почём зря. Бойня продолжается уже более тысячи лет.

– Во дают придурки! – воскликнул Лёша.

– Между прочим, – сказала Лена, – Совет миротворцев просил вмешаться как можно скорее, потому как раса на грани вымирания.

– Ну, ещё бы, – вздохнул дядя Вадим, – неленивые зайчатки стараются приблизиться к этой грани изо всех сил. Ну, что будем делать? Как будем зайчиков мирить?

– Может, между ними стену возвести вроде Берлинской. И будут они по разные стороны жить, – неуверенно предложил Иван Дмитриевич.

– Прогрызут, – возразил Лёша, – по всему видать, эти зайцы – упёртые пацаны, что им какая-то стена.

– А, что, если к ним миссионеров послать, чтобы они уговорили заек жить в мире и любви? – сказала Лена.

– Нет, лучше не миссионеров, а богов. Этих, как их там, Колака и Брелака. И пусть они на глазах у воюющих побратаются, – воскликнул дядя Вадим.

– Но у нас же нет никакой серьёзно обоснованной концепции создания внешнего облика этих богов? – сказал Иван Дмитриевич.

– Ну и что. Мне кажется, что и сами зайчишки за тысячелетнюю войну основательно подзабыли подробности. При таком образе жизни культура и религия должны были просто на корню засохнуть за такое время. Вряд ли зайки успевают в условиях войны что-либо изучать. Так что побольше спецэффектов, и любой из нас хоть за Колака, хоть за Брелака сойдёт.

– Нет, нет. Так нельзя. Чем-то они всё-таки различаются. Надо это уточнить, а то появишься Колаком перед брелакопоклонниками. А зайчики эти, между прочим, плотоядные, – сказала Лена.

– Ну, покопайся в справочнике. Что там об этой парочке известно?

– Да почти ничего. Только то, что Брелак ездил на огненной колеснице, а Колак верхом на крылатом льве.

– Значит, идём на риск и создаём свои образы. Надеюсь, зайки не обидятся. Тем более что они сами вряд ли точно знают, что им надо, – сказал Лёша.

Пока миротворцы препирались, на поле боя наступил обеденный перерыв. По сигналу барабанов стрельба с обеих сторон резко прекратилась, и зайчата, не обращая никакого внимания на противников, отправились с носилками собирать своих убитых и раненных. Первых они довольно небрежно сбрасывали в заранее выкопанные ямы для захоронения, а вторых относили на покрытые светлой тканью площадки. Мы предположили, что это полевые госпитали, но тут раздался ещё один сигнал барабанов, и зайчатки с завидным аппетитом принялись заживо пожирать собственных раненных. Время от времени кто-то из них приподнимал окровавленную морду и злобно скалился на соседа, если подозревал, что тому удалось урвать лучший кусок. Мне стало неприятно смотреть на такое, и я отвернулась. Кажется и остальным увиденное явно не понравилось.

– Ничего себе! – воскликнул Лёша. – Что-то мне расхотелось зверушек спасать. Пусть меня защитники природы простят, но я бы чохом пустил бы всю эту ушастую братию на рагу. И никаких больше проблем!

– Алексей, ты говоришь глупости, – уныло протянул Иван Дмитриевич, – ты же понимаешь, мы должны помогать всем, кто в нашей помощи нуждается, независимо от того, нравятся они нам или нет. Это основная концепция миротворчества. Спустись к пиротехникам и придумайте с ними что-нибудь эффектное для появления богов. И к инженерам загляни – пусть над колесницей подумают.

– А льва где возьмём? – спросил дядя Вадим.

Миротворцы переглянулись.

– Проблема, – вздохнул Лёша, почесав затылок, – льва нам вряд ли кто даст.

– А что, если сделать клон Гусара с крыльями и гривой? – осмелилась предложить я.

– А что? Верно. Молодец, Маша, – дядя Вадим с шутливой важностью пожал мне руку.

– Да Гусар сожрёт там ваших зайчиков, – возразила Лена.

– Не, Ленк, не боись. Всех не сожрёт, а оставшиеся больше уважать будут, – сказал Лёша.

Для плотоядных зайчиков было устроено классное представление. Иван Дмитриевич подвесил одновременно три портала: за спинами воюющих, где должны были появиться «боги», и один в самом центре поля. В этом портале Лена под прикрытием временнóго кармана, созданного Минутычем, должна была до начала основной операции установить специально запрограммированную лазерную установку.

Светопреставление началось по сигналу Минутыча. Все три портала ослепительно засияли одновременно, и Вадим с Алексеем предстали перед зайцами. Так и не решив, как именно выглядят Колак с Брелаком, миротворцы решили не ограничивать свою фантазию. Вадим появился на поле верхом на огромном льве-Гусаре с крыльями, в которые были вплетены сверкающие ёлочные гирлянды. Такие же гирлянды сияли в пышной рыжей гриве. В сочетании со сверкающими естественным блеском замечательными клыками, всё это выглядело весьма впечатляющим. Сам Вадим не отставал от Гусара, явившись взорам воюющих в виде двухметрового лилово-оранжевого зайчишки со зверской физиономией. Из Алексея тоже получился красавчик. Он был раскрашен в бодрую красно-зелёную полоску, а его мотоцикл обильно рассыпал вокруг себя искры. Одновременно с эффектным появлением миротворцев включилась лазерная установка и принялась выписывать на небе нечто невообразимое и абсолютно нецензурное – в Лене проснулся трудный подросток, и она уж расстаралась выразить своё отношение к зайчикам.

– Ну, Ленка, ты даёшь, – громким шёпотом возмутился дядя Вадим.

– А что тут такого? – заступился за жену Лёша. – Мне, между прочим, эти плотоядные зайчики тоже не понравились.

– Понравились – не понравились! Ладно, мы с тобой взрослые мужики, но здесь же Маша, – сердито прошептал дядя Вадим.

– Да, ладно тебе, Вадька, у Машки же в этой заячьей тусовке клонов нет, и, следовательно, никаких подробностей она видеть не может. Ленка, как оно выглядит через врез?

– Да никак, – обижено отозвалась Лена, – просто светлые пятна на небе. А ты, Вадька – зануда!

– Не отвлекайтесь, – бесстрастно прошелестел Минутыч, – сейчас зайцы придут в себя.

– Да, работаем, – согласился дядя Вадим.

Зайчат проняло. Кто-то в ужасе заметался по полю, кто-то рухнул ниц, кто-то сложил лапки в молитвенном экстазе. А «Колак» и «Брелак», словно не замечая никого вокруг, с идиотскими воплями радости бросились друг к другу.

А я задумалась. Получается, я не могла видеть Лениного хулиганства. А почему же я его видела? Непонятно. Ведь не придумала же я это.

Я чувствовала себя как-то неловко от того, что видела все эти неприличности, как будто случайно в мальчишечий туалет заглянула. И признаться мне в этом было стыдно.

Между тем представление продолжалось. Алексей приготовил зайчикам и небольшой сюрприз от себя лично: неожиданно из магнитофона, установленного на мотоцикле, раздалось:

«В тёмно-синем лесу, где трепещут осины…»^[4].

Ой, я узнала эту песню. Я фильм «Бриллиантовая рука» раз пять по телевизору смотрела.

Когда грянул припев, Алексей принялся подпрыгивать и дрыгать ногами. Вадим спрыгнул со «льва» и поспешил присоединиться к Алексею, прихватив за шкирки в каждую руку по зайчику. Алексей тоже поймал пару ушастиков. Попрыгав с зайками в руках несколько мгновений, миротворцы заставили их прыгать самостоятельно, а сами схватили по следующей паре.

Круг танцующих всё расширялся.

«А нам всё равно, а нам всё равно. Пусть боимся мы волка и сову!»

Пушки, ружья, и прочее вооружение хрустело под ногами «богов» или втаптывалось в землю. Зайцы же, не имея возможности растаптывать оружие, просто отбрасывали его со своего пути.

«Храбрым станет тот, кто три раза в год в самый жуткий час косит трын-траву!»

Миротворческая операция превратилась в настоящее безумие. Небеса были вдоль и поперёк исписаны всякими неприличными словами. «А нам всё равно» гремело всё громче, ошалевшие зайцы прыгали вместе с «богами», а лев-Гусар недобрым оскалом и порыкиванием вдохновлял присоединяться к сумасшедшему танцу всё новых и новых участников.

Первой не выдержала заразительного безумства Лена. Подхватив Лёшу, она запрыгала вокруг вреза, распевая во всё горло: «А нам всё равно, а нам всё равно…» После пары кругов Лёша выдрал из кресла Ивана Дмитриевича, а тот, оглядевшись вокруг квадратными от ужаса глазами, как в спасительную соломинку, вцепился в меня. Как вы понимаете, я не могла оставить дядю Вадима в гордом одиночестве. И мы как придурки прыгали по залу, громко и совершенно немузыкально выкрикивая: «А нам всё равно, а нам всё равно…». Гусар, решивший, что это такое специальное развлечение для заскучавших терьеров, с радостным лаем заскакал вокруг нас. А попугайчик Флёрка, чей музыкальный слух был оскорблён всем этим безобразием, сердито верещал. Тётя Катя, привлечённая диким шумом, застыла в дверях главного зала, раскрыв рот.

Музыка неожиданно смолкла, и мы, очнувшись, бросились к врезу. Недавнее поле боя выглядело устрашающе – всё оно, насколько хватало взгляда, было усеяно бездыханными тушками зайчишек. Там и сям были видны опрокинутые пушки, втоптанные в землю ружья и ядра, размолотые в щепу арбалеты. В центре побоища, привалившись друг к другу спинами, сидели «Колак» и «Брелак» и тяжело дышали. Вид у них был совершенно измученный.

Сначала мы решили, что зайчики и впрямь все передохли от безумной пляски. Честно сказать, что особого сожаления мы не испытывали, хотя и понимали, что миссия безнадёжно провалена. Однако минут через пятнадцать зайчики начали слабо шевелиться. Ага, живы ушастые! Ну и славненько.

– Бедные зайцы! После этакого потрясения им вряд ли ещё когда-нибудь захочется воевать, – сказал Иван Дмитриевич.

– Ага, – согласилась Лена, – правда, непонятно, чем, собственно они займутся, так как за тысячу лет войны они разучились делать что-либо мирное.

– Да я тут заглянул в справочник. У этих зайчиков замечательные природные условия. Полно всякой дичи. Будут охотиться потихоньку. А в дальнейшем можно будет постепенно одомашнить некоторые виды и перейти к цивилизованному сельскому хозяйству. И ещё я, точнее Колак, конечно, планирует ликвидировать их тысячелетнюю безграмотность, – задумчиво произнёс дядя Вадим.

– А Брелак, пожалуй, займётся их физической культурой, – добавил Лёша, – будут зайчики по утрам зарядку делать, соревнования по бегу устраивать. И ещё Брелак будет активно пропагандировать среди ушастых вегетарианство. Всё-таки зайцам приличнее есть капусту, чем мясо.

А Гусар ничего не сказал. Он только ухмыльнулся, как умеют ухмыляться только терьеры: ни на что не намекая, но при этом демонстрируя все свои замечательные зубы.

* * *

Я опять увидела любоцвет. Зелёное сердечко долго качалось на своём стебельке в одиночестве. Потом появилось коричневое, они потанцевали некоторое время, но слияния не произошло. Мне стало обидно – получается, что новой любви сегодня зародиться не суждено. Но тут появилось ещё одно коричневое сердечко, и зелёное сразу прильнуло к нему. Сбоку подполз проглот и приготовился разинуть свою пасть-чемодан.

– А ну, брысь! – заорала я.

Проглот вытаращил на меня лимонные глаза, испуганно икнул и поспешил уползти подальше. А алая звёздочка всё росла и становилась ярче и вдруг словно взорвалась, раскрывшись огромным дивным цветком.

– Ух, ты! – я не могла сдержать восторга.

Лена, сидевшая рядом, тоже обрадовалась.

– Ребята, – закричала она, – любоцвет расцвёл!

Дядя Вадим, Иван Дмитриевич и Лёша бросились полюбоваться этим зрелищем.

– Загадывайте желания! – закричал Лёша. – Скорее, он сейчас отцветёт!

– Между прочим, это Маша спасла любоцвет, – объявила Лена.

– Как? – удивился Иван Дмитриевич.

– Я сказала проглоту: «Брысь!», – и он послушненько убрался.

– Машка, ты молодец, – сказал дядя Вадим.

– Интересно, как это Маше удалось пообщаться с другим миром, не отправляя туда своего клона? – задумчиво произнёс Иван Дмитриевич. – Знаешь что, Машенька, пойдём в лабораторию, я тебя посмотрю. А нет ли у тебя каких-то паранормальных способностей?

Мы отправились в лабораторию. Там Иван Дмитриевич усадил меня в кресло и всю утыкал какими-то датчиками, отчего я стала похожа на взъерошенного ёжика. Иван Дмитриевич бродил между приборами, к которым тянулись проводки от датчиков, и бормотал:

– Ничего не понимаю… Ничего не понимаю…

Тут в лабораторию ворвалась тётя Катя.

– Иван, что ты делаешь с Машей? – строго спросила она.

– Видишь ли, Катенька, Маша сумела сделать невозможное, а именно: выйти на связь с иным миром без посредничества клона. Естественно, я предположил наличие у неё каких-то паранормальных способностей. С сожалением должен констатировать, что девочка абсолютно нормальна. Ой, Машенька, встрепенулся Иван Дмитриевич, подвинь, пожалуйста, эту коробочку.

Спичечный коробок, на который указал Иван Дмитриевич, стоял слишком далеко, и достать его, сидя в кресле, я не смогла. Поэтому я встала с кресла, сделала шаг вперёд, насколько мне позволили облеплявшие меня датчики, и, вытянув руку, с трудом дотянулась до коробка кончиками пальцев и толкнула его.

– Увы, – вздохнул Иван Дмитриевич, – даже телекинезом она не владеет.

– И замечательно! – сказала тётя Катя. – А теперь немедленно отцепляй от неё всю эту гадость и больше никогда не смей экспериментировать над ребёнком.

– Но я просто хотел посмотреть…, – стал оправдываться Иван Дмитриевич и, отлепляя от меня датчики, робко спросил, – Машенька, тебе ведь не было больно.

– Не было.

– Ну, вот, видишь, Катенька. Я не причинил девочке никакого вреда.

– Ещё чего не хватало! – возмутилась тётя Катя, и взяла меня за руку. – Пойдём отсюда.

* * *

Однажды мы все вместе завтракали в кухне-столовой. В этот день я решилась приготовить на завтрак мамины фирменные блинчики. И они всем понравились. Понравились настолько, что когда заголосил тревожный зуммер, из-за стола выскочил только Иван Дмитриевич. Мы ещё не успели допить чай, а Иван Дмитриевич уже вернулся.

– Прекращайте потреблять калории, – строго сказал он, – нам сейчас предстоит работа в Раю.

– Мне и здесь неплохо, – отозвался Лёша, поглаживая живот рукой.

– Ничем не могу помочь. Рай – это место нашей следующей работы.

– В каком смысле? – спросил дядя Вадим.

– В том, что это самый прекрасный из всех существующих миров нуждается в нашей срочной помощи. По крайней мере, мне так сказали в Совете. Пошли к справочному компьютеру, посмотрим подробности.

Тётя Катя осталась мыть посуду, а мы все потянулись в главный зал. Лена уселась за главный компьютер и набрала код Рая.

– Ого! Вы только послушайте, что про него сказано в справочнике, – воскликнула она и начала с выражением читать:

– Этот мир насчитывает миллионы растений и животных. При этом там нет и в помине никаких болезнетворных микробов, нет ядовитых или некрасивых растений. Там даже хищников нет. Точнее, был один вид – шалисы – нечто среднее между нашими земными лисицей и золотистым шакалом. Но и эти животные неожиданно погибли несколько лет назад.

– И вот с этого необъяснимого исчезновения шалисов и начались проблемы, – вставил Иван Дмитриевич.

– Что же там произошло? – спросил Лёша. Иван Дмитриевич начал объяснять:

– Там обитают так называемые крысищи. Всеядные зверьки, похожие на наших пасюков^[5], но в три раза крупнее, и превосходящие их наглостью и хитростью. Шалисы сдержали популяцию крысищ в пределах, соответствующих оптимуму, и те мало попадались на глаза остальным обитателям Рая. Более того, крысищи играли роль своеобразных санитаров этого мира, уничтожая слабых и умерших животных. Но после гибели хищников крысищи стали размножаться с катастрофической скоростью. Они уже безвозвратно уничтожили несколько видов животных и птиц, разоряя их норы и гнёзда и пожирая их потомство. Под угрозой вымирания ещё десятки видов. Если эти твари не умерят свой аппетит, то и растениям может грозить гибель. Уже более трёх лет крысищи полностью уничтожают все семена и клубни. И когда вследствие естественного старения ныне существующие растения будут погибать, им на смену не придёт молодая поросль. Но и это ещё не всё. В сложившейся обстановке крысищи представляют уже немалую опасность и для разумных обитателей Рая. Они не только стали причиной голода в некоторых регионах, но и начали уже нападать на детей.

– Ой, – вскрикнула Лена и схватилась за живот.

У Лены скоро должен родиться маленький, и ей сейчас нельзя про такие ужасы слушать.

– Лена, а что представляет собой разумная раса? – спросил дядя Вадим.

– Там живут пери. Полюбуйтесь.

Лена нажала на нужную клавишу, и на огромном мониторе появилась женщина совершенной красоты. Не только Лена – Елена Прекрасная, но даже мама показались бы рядом с этой красавицей почти дурнушками. У пери была просто идеальная фигура, целый водопад блестящих ярко-рыжих волос, огромные глаза удивительного бирюзового оттенка и такие роскошные ресницы, что можно было только завистливо вздыхать. На пери было красивое, как у принцессы, платье ещё больше подчёркивающее её красоту.

Мы с Леной и тётей Катей тихонько вздохнули, а Лёша воскликнул:

– Ух, ты!

– Да, феерическое зрелище, – сказал дядя Вадим.

Только на Ивана Дмитриевича красота пери не произвела никакого видимого впечатления, и он нетерпеливо сказал:

– Леночка, ну с этим объектом всё ясно. Давай дальше. Там наверняка должен быть и крысищ.

Лена, хмыкнув, пощёлкала клавишами, и на экране красавицу сменило малосимпатичное острозубое животное с хвостом, утыканным острыми шипами.

– Вот это и есть интересующий нас объект. И давайте думать, что нам с этим делать.

– Может использовать яд, – неуверенно предложил Лёша.

– А где гарантия, что этим ядом мы не перетравим ещё каких-нибудь животных? А им и так сейчас несладко приходится, – возразил дядя Вадим.