Татьяна Пилецкая
Навстречу ветру

12 апреля. Кира уехала в Полазну. Она какая-то странная, даже не попрощалась со мной, ну да ладно, я не злопамятная.

Сейчас беру ей хлеб. Сегодня пришлось съесть ее хлеб, но завтра я попрошу, чтоб ей дали сухим пайком. На улице совершенно сухо. Дали боты, а уже все растаяло. Хотя бы она от мамочки мне что-нибудь привезла. Что-то я от нее давно не получала писем. Начинаю волноваться.

18 апреля. Сегодня выходной день, была в бане, очень хорошо вымылась. Хочу сходить в столовую погладить. Вчера съела весь Киркин хлеб. Приедет, скажу ей об этом и отдам. Наверное, буду копить к 1 Мая. От папули получила письмо, пишет, что получил мамину посылку, я так за него рада. Евг. Петр. получила письмо от Али. Надо же, Аля пишет либретто. Здорово. Как бы я хотела быть поближе с Евг. Петр., авось бы чем-нибудь и угостила. Теперь надо с выгодой заводить знакомство, а я, к сожалению, так не умею. Вчера шли домой из школы с Бетей, я ее хорошо понимаю насчет Ады. Она теперь увидела, какая она ненормальная. А ведь Бетя сама когда-то такая была… Лялька такая противная, я не понимаю, как она могла нравиться Гале. Кривляка несчастная. Я Ирку тоже стала недолюбливать. Правильная поговорка – «с кем поведешься, от того и наберешься». Скорей бы приезжала Кирка, может быть, мне от мамы что-нибудь и привезла, хотя, конечно, вряд ли. Как странно, вот пришла с обеда, а все равно хочу есть. Я не знаю, что сделать, чтоб наесться. Вот сейчас Верка П. рассказывала, что Радик пригласил к себе Нельку К. и Люсю С. и угощал их шоколадом, бисквитами, и они ели сколько угодно. Вот счастливые!

19 апреля. Вчера гладила в столовой, дали тарелку супа. Черти, сколько у них остается. Сулька и мальчишки здорово работают, сперли из шкафа буханку хлеба, хотя шкаф был на замке. И, главное, не побоялись, что я расскажу, принесли мне кусок хлеба, я так растерялась, мне, конечно, не нужно было брать. Гуляла с Евг. Петр. Какая милая, прямо прелесть. Я, конечно, опять стесняюсь, но мне как-то неудобно ее поцеловать – как привет от Кс. Андр. Была бы это Валя Г., она не растерялась бы, бросилась и расцеловала, вот уж подлиза. С каждым днем я замечаю, как противно Лялька говорит: «Татынька, Клавинька» – что за разговор?! Если она меня так назовет, я ее обрежу и скажу, чтоб меня так не звала. Теперь у нас два воспитателя, Вера Г. и Татьяна Павловна, не знаю, как будем с ней, по-моему, она хорошая, хотя по внешнему виду судить нельзя.

21 апреля. Вот уже пять дней как приехала Кира, с хлебом все в порядке. Теперь надо ей получить продукты. Кирка видела мамочку, говорит, что она выглядит неплохо. Я так рада за мамулю. Она переехала на другую квартиру, к какой-то тете Груше. Кира говорит, что это чудная женщина. А то у этой Маруси прямо ужас, она, оказывается, пьет, на вид тихоня такая. Действительно, в тихом омуте черти водятся. Вот уже пошли трамвайчики, хочу на 1 Мая съездить к мамочке, какое бы было счастье. Вот сейчас сижу на берегу Камы, тепло, солнышко греет, только немного ветерок. Хочу написать в Москву, все-таки, может быть, ответят, ведь так обидно, если мой костюмчик лежит, а мне нечего носить. Хочу попытаться. Сейчас буду учить зоологию. Вчера все обалдели, и я в том числе. Поменяла рубашку на хлеб, отдала за один килограмм четыреста граммов хлеба. Считается, это неплохо. Теперь буду менять трико черные тоже на хлеб. Да, голод не тетка.

Есть захочется, так и последнее променяешь. А тем более что у меня есть белье, а этим я могу располагать как угодно.

3 мая. Вот и прошли праздники. Мы провели их очень хорошо. Кормили нас в праздники чудно, дали нам помадки сто пятьдесят грамм. Особенно мне запомнился ужин 1 Мая. Нам дали рыбные консервы, икру красную, пряники, две булочки белые, какао. Вообще ужин был чудный. 30-го ездили в Молотов, смотрели первомайский концерт, очень хорошее впечатление осталось у меня. Особенно мне понравились Фрейдков, Середа и Нелеп. 2-го мая целый день танцевали и вечером пошли в кино, смотрели «Небеса». Такой там чудный летчик Саша, прямо чудный. Сегодня уже надо идти в школу, учить уроки. Через восемнадцать дней будут экзамены.

13 мая. Стоит страшная жара. Платьев летних нет, все у мамы. Через семь дней экзамены. Боже, как я боюсь. Сегодня у Иры рожденье, подарили хлеб и сахар. Писать некогда.

20 мая. Первый день экзаменов! Сегодня алгебра, что-то будет? Я так боюсь. Экзамен будет в два часа. Боже мой, мамочка милая, чувствуешь ли ты, что я скоро буду на экзамене. Как я была счастлива, когда мамуля приехала ко мне, только жалею, что она мало побыла. Ну, ладно, писать некогда. Кончаю.

Вот пришли с экзамена, кажется, сдала. Вот было бы счастье.

21 мая. А вот прошло и военное дело, я так счастлива, сдала на четыре, теперь учу зоологию. Сегодня пасмурно, но тепло. Сегодня на классике буду стараться. Напишу сейчас Ленке, пусть высылает мне денег после экзаменов, если сдам, буду пировать.

1 июня. Сегодня пришлось надеть зимнее пальто, лето называется. Я прямо счастлива, осталось только два экзамена, русский устный и конституция. Думаю, что сдам как-нибудь. Интересно вышло с географией, никто ничего не знал, а нет ни одного «плохо». Сейчас сижу без копейки, даже в кино не на что сходить. Есть четыре рубля, но ведь это же ерунда. Жду с нетерпением перевода от Лены. Вот было бы счастье. Хочу подкопить хлеба, но никак не могу, мне это так трудно. Завтра, может быть, поеду в Закамск, продам чулки и кружева. Так нужны деньги, а хлеб я не в состоянии продавать. Теперь нужно нажимать на классику. Как трудно взять себя в руки. Скоро придет почта, может быть, мне будет письмо от мамочки. Давно не получала писем, волнуюсь. Сегодня получила письмо от папы, но старое – видно, долго шло.

5 июня. Наконец хорошая погода, и сразу настроение лучше. Что-то нет писем от мамы, начинаю волноваться. Вот сегодня должен был быть экзамен по конституции, но почему-то не будет, так обидно, отделалась бы – и дело в стороне.

7 июня. Вот уже прошли девять экзаменов, я уже в восьмом классе, как-то даже не верится, мне все кажется, что я еще маленькая, так, классе в пятом… Не знаю почему, но мне как-то даже страшно, что я уже в таком большом классе. Ведь никогда я уже не буду маленькой, детство, самое лучшее время, которое я прожила неплохо… Дня два тому назад приезжала Валина мама, привезла мне от мамули посылку. Лепешечек и яички от моей Кутьки, это так приятно – кушать что-нибудь свое. Очень рада, что наконец мамуля посадила огород. Вот завтра опять на эту несчастную классику надо идти. Ой, как мне было тяжело сегодня на уроке. Ну что это за замечание: «У тебя ноги висят». У палки я каждый день стараюсь, и никакого внимания. Завтра обязательно пойду на почту, пошлю папе посылку. Как подумаю о слове «заключенному», которое мне надо писать на посылке, так у меня сердце переворачивается. Да, это так тяжело. Особенно сознавать, что все это несправедливо. Ну, бог даст, все будет хорошо, война кончится, и мы все опять будем вместе.

11 июня. Да, что вчера было! Решили справить Лялькин день рождения. Вот поехали в Закамск на рынок. Я купила полтора килограмма картошки, капусты в миске, чекушку молока, причем дома у меня было: моя почти полная кружка масла, варенье, сахар, простокваша и четыреста грамм хлеба. Картошку я часть сварила, часть изжарила, было так вкусно, но я ничего не могла есть, меня тошнило. Кира меня окончательно разозлила, я с ней поссорилась, ну ее к черту, если хочет дружить, пусть сама подойдет, а я не буду. Один раз я к ней подошла, а теперь пусть она. Вчера все, конечно, съесть не могла, так что кушала сегодня и опять объелась.

13 июня. Вот завтра будет экзамен по классике. Ужасно боюсь, вот уж пескариная жизнь. Дрожишь, дрожишь без конца. Прямо надоело.

14 июня. Вот прошел экзамен по классике. Получила три с плюсом. Так обидно, но я знаю, что занимаюсь на четыре, и в году и в четверти будет четыре. Николай Павлович остался доволен. 19-го числа приедет за нами Чаплиц, и я уеду к мамуле. Только бы сдать рояль. Ну, уж это как-нибудь.

19 июня. Вот уже и 19 июня, а мне никак не уехать. Надо сдать рояль… Так мне тяжело, никто, никто не понимает меня. Вот если бы сегодня сдать, то, может быть, завтра мы с Валей П. уедем. Боже, какое было бы счастье. Никак мне не выбраться отсюда. Рита Зарх какая счастливая, уже дома в Полазне. Меня мучает папина посылка, мне ее никак не послать, без ящика не принимают. Ну ладно, Тата, не унывай! Скоро увидишься с мамочкой. Тогда будет счастье.

23 августа. Много времени прошло с тех пор, как я бросила писать, и многое изменилось с тех пор. Вот уже скоро два месяца как я живу с мамой, и мне почему-то не надоело… Может быть, потому, что я оптимист, мне даже одной не скучно, и я умею сама себя развлекать. Уже можно сказать, осень вступила в свои права. Все время идет дождь, и как-то даже спать хочется. Еще, может быть, мне не скучно, потому что я «треплюсь». Здесь есть мальчишки. Можно сказать, «культурная молодежь Полазны». Соседский Витька, хороший парень, а главное, не хулиган. Затем Сережка, сын полазнинского сапожного мастера. Очень хороший мальчик и, как мне кажется, очень стеснительный, и, если не ошибаюсь, в меня влюблен. И наконец, есть такой Аркадий Атаманов, тоже ничего, постарше, ну, это Люськина симпатия. Да, первый раз в своей жизни я выслушала признание, и от кого – от мальчишки, от Вити. Конечно, это глупость, невероятная глупость, но он мне нравился, так, немного, да и сейчас тоже, есть маленький грешок. Вообще все это ерунда. Так, как я любила Юрку Бычкова, я не буду любить никого.

25 августа. Вот уже вечер. Днем ничего не произошло. Сейчас Люся и я стоим на крыльце, увидели Аркадия. Да, мне он тоже нравится. Надо обязательно поговорить с Витькой, мне очень интересно, неужели он думает, что я люблю Сережу.

27 августа. Да!!! Сегодня у меня паршивое настроение, может быть, к вечеру разойдется. Сегодня как будто я могу решить. Мне нравится Сережа. Когда мне было безразлично, тогда, я знаю, ему нравилась, а теперь, когда он мне понравился, я сомневаюсь в нем, мне кажется, что он начинает с Люськой. Да, я вижу, что из «трепотни» выходит что-то серьезное. Аркадий какой-то странный, все молчит и молчит. Вчера здорово, сидели до двух ночи. Я думаю разрешить этот вопрос сегодня вечером. Нет, определенно мне нравится Сережа.

29 августа. Аркадий уехал в город, и, не знаю почему, вдруг стало скучно. Сережа себя показал вечером 21-го. Его мы раскусили, а Аркаша – это крепкий бобик. Мама уехала в Молотов. 31-го надо ехать мне. Написала Аркадию письмо, не знаю, что получится. Куда-то делись карточки, сегодня сижу без хлеба. Взяла у Витьки карандаш пописать. Как это он дал, удивляюсь, у нас с ним все порвано навсегда. А ведь он мне нравился. Карточки принесли, и я закачу себе шикарный ужин. Интересно, придет Сергей сегодня или нет. Здорово все-таки, что значит иметь знакомство! 27-го я отдала туфли в починку, а 28-го они уже готовы, да как сделали, прямо красота. Теперь надо их беречь и любить, ведь туфли чинились под руководством Аркадия.

10 сентября. Ездила в Молотов, пожила у Люси пять дней. Обратно ехали с ней вместе, да еще как шикарно, во втором классе. Вот уже и пролетели пять дней, и Люся вечером уехала, ее провожал Аркадий. Меня очень заинтересовала его фраза. Я сказала: «Мне теперь будет скучно». Он спросил: «Подруга уезжает?» Я говорю: «Да». Тогда он и сказал: «Ну что ж, подруга уезжает, можно завести друга». На кого это он намекает?

23 сентября. Прошло много времени, и многое изменилось. Все ясно: я и Аркадий, мы любим друг друга. Он мне признался. Это было в Молотове. Но после этого он себя вел очень странно с Люськой, это меня задело, и вдобавок я узнала, что он ей сказал, когда провожал на пристань, что никогда ее не забудет. Ну, этого было достаточно, чтобы я рассердилась. Но потом все обошлось, мы с ним ехали вдвоем в первом классе, и, мне даже стыдно признаться самой себе, он меня поцеловал в щеку. Боже мой, первый раз в жизни, у меня даже мороз по коже. Теперь выпросил у меня две фотокарточки. Вообще он чудный, и я его люблю. Но вот уже вечер, а его все еще нет, странно, вчера он не пришел. Может быть, и сегодня так же. Не знаю.

В ночь на 28 сентября. Не могу понять Аркадия. Я его люблю, я из-за него сегодня поехала в Молотов, а теперь не знаю, может быть, сделала ошибку.

1 октября. Итак, я еду в Курью второй раз. Мне все ясно, неужели он думает, что я такая неопытная и наивная, что ничего не вижу. Нет, теперь я все вижу и мне все ясно. Боже мой, как мне было вчера тяжело, когда он меня провожал. Я не могла удержаться от слез. Конечно, это может быть очень по-детски, но я не могла удержаться. Мысль, что я его больше не увижу и что он меня не любит, сводила меня с ума. Сейчас сижу на дачном вокзале в Молотове. Ездила за чемоданчиком в город, и так как-то тяжело. Я бы его не хотела видеть и в то же время хотела бы. Но так, чтобы он меня не видел… Да, я его очень, очень люблю и никогда не забуду.

2 октября. Ездила сегодня в Молотов на репетицию «Спящей», танцевали Балабина и Сергеев, замечательно, мне очень понравилось. Видела Люсю, конечно, ни о чем ее не спрашивала. Хочу съездить в Полазну на пару дней, надо взять все белье. Увижу А. Как я хочу его увидеть, я так соскучилась, ну, потом, ладно, привыкну, но сейчас, когда есть возможность съездить и увидеть его, то я больше не могу. Вот уже половина второго, но мне почему-то не хочется спать, сейчас буду лежать и думать о нем.

11 октября. Вот я уже окунулась в школьную жизнь. Сегодня первый раз пойду в школу. Очень скучаю, хочу видеть Аркашу. Напишет ли он мне или нет? Я хочу ему написать, очень хочу. Не забыть бы только его дом, номер 32. Как я буду рада, если получу от него письмецо. Вот уже вечер, жуткое состояние. Все вспоминается. Черт, как тяжело, прямо не знаю. Нет, не могу.

13 октября. Вчера была на танцах в клубе. Вообще протанцевали до трех часов. В субботу опять пойдем. Сейчас надо делать уроки. Так неохота. Нина правильно говорила, что все это помешает учебе.

19 октября. Была несколько раз на танцах. Хорошо, но ко мне привязался какой-то моряк, такой жуткий, и он мне портит все настроение. Вчера я вдруг сделала вывод, что мне нравится Сашка Егоров. Потом очень нравится Вовка, с которым Дина танцевала, и нравится брат Падучева, очень симпатичный молодой человек. Вообще публика в клубе очень хорошая, я даже не думала. Сегодня надо идти на классику, так не хочется, но нужно. Сегодня вечером, если будут танцы, то я пойду. Увижу Володю, какой он симпатичный. Интересно, Динка его интересует или нет? Сейчас на улице солнышко, для осени очень хорошая погода. Ничего не знаю о маме, мне так нужен жакет, а она не едет.

25 октября. Вчера была на танцах. Со мной познакомился один летчик. Он говорит мне, что очарован мной, но мне он совсем не нравится. Мне нравятся Миша и Саша. Все-таки Миша меня пригласил на танец. Этот Юрий меня вчера провожал, ой как мне не хочется с ним встречаться. Я Сашке написала записку, не знаю, что будет дальше.

26 октября. Вчера вечером я встретилась с Сашкой, он обещал мне помочь, он мне очень нравится как товарищ, я думаю, не больше. Сейчас уже вечер, сижу в кровати и пишу. Настроение ужасное, сама не знаю почему. Вспоминается Полазна и все-все, и как-то тяжело. Теперь мне ясно, почему Аркадий трепался. Черт возьми, никто не пишет, все забыли меня. Мама не едет, жакет не везет, а я юбку всю сношу. Жрать хочу бог знает как.

29 октября. Решила, как только кончится война, бросать эту школу и идти в драматическое училище.

Шел третий год войны. Третий год эвакуации. Село Полазна, под Пермью. Все мы, оторванные от дома, чувствовали себя особенно одиноко в дни рождения. Первые годы у каждого еще были какие-то безделушки, которые мы рады были подарить имениннице и этим скрасить расставание с домом и разлуку с родителями, но к тому времени, о котором идет речь, наши домашние запасы иссякли совсем. А жизнь шла. Дни рождения, которые мы уже знали наизусть, повторялись. Что делать? Время было суровое, но каждой из нас нужны были ласка и тепло. Наши родители переживали блокаду в Ленинграде – мы знали об их бедственном положении и особенно знали цену вниманию и, конечно, хлебу. Ценнее хлеба тогда ничего не было. Не сговариваясь, мы единодушно решили: в день рождения отдать новорожденной самое дорогое – хлеб! Пусть в этот день хлеба у нее будет много-много, пусть ест сколько хочет в свой день. Ночью вставали, раскладывали на тумбочке именинницы буханку хлеба, что сэкономили всем классом, и маленькое блюдечко с маслом и сахаром. Может быть, именинница и слышала нашу суету, но не подавала виду, а утром, вставая, обнаруживала рядом с кроватью (топчан с матрасом) на тумбочке подарки и открытки с поздравлениями и пожеланиями. Я думаю, эти маленькие радости и сюрпризы не дали зачерстветь нашим сердцам, помогли сохранить тепло и искренность в отношении друг с другом, вплоть до нынешних дней. Мы жили единой бедой, единым желанием, чтобы скорее кончилась война, чтобы каждый из нас обрел потерянный дом. И вдруг ко мне приехали мама, тетя и двоюродная сестра из блокадного Ленинграда. Встреча произошла очень интересно.

Накануне ноябрьских праздников нашему классу объявили, что нас повезут в Пермь на праздничный концерт, который будет проходить в театре. Ночевать будем в общежитии и на следующее утро вернемся пароходом обратно к себе. Сорок километров по реке Каме в село Полазну. Для нас это было событием, ведь ничего, кроме учебы и общежития, мы не видели почти два года, и вдруг такая радость. Начались сборы, стирка, глажка – все-таки ехали в театр.

Как мы доехали до Перми, я не помню. Помню только вечер в театре – большой, торжественный праздничный концерт. Все, возбужденные, возвращаемся в общежитие. И не успеваем заснуть, как нужно вставать на пароход, который отходит от пристани в 7 часов утра. Туманно, сыро, холодно. Выходим из общежития и идем на речной вокзал. На вокзале суета, полно народу, люди спят прямо на полу, на лавках, под лавками, плачут дети, гудят пароходы. На реке туман. Сели на пароход и отчалили. Мест нет, все забито пассажирами, которые были везде, ну только что не в машинном отделении.

Мы с девочками расположились на корме, там народу поменьше, туман и сырость загнали всех внутрь. Я пристроилась в уголочке на канатах. На мне было пальтишко тоненькое-тоненькое и воротничок такой маленький, что как я его ни поднимала, тепла от него не было. Старый пароход шлепал колесами по воде, и под их мерный стук я тихонько задремала. Вспомнился дом, мама, папа, наша квартира, мои любимые вещи. Как я без всего этого скучала! Волнение усиливалось от того, что давно, очень давно я из дома ничего не получала. Обычно писал папа, писал подробно, понимая, что трудно мне, домашнему ребенку, быть так долго вдали от родных и дома, да еще в такие тяжелые годы. Но почта ходила плохо, и я утешала себя этим. Очнулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидела перед собой девочек, которые одергивали на мне пальто, приглаживали волосы и куда-то тащили. На мои вопросы они хором отвечали, что здесь, на этом самом пароходе, едут мои знакомые из Ленинграда, которые хотят меня видеть. Весь этот диалог происходил во время бешеного пробега с кормы во внутренние помещения по длинному коридору вдоль машинного отделения. Коридор был забит людьми, мы неслись, вернее, девочки неслись, увлекая меня за собой… Звуки и люди пропали, а передо мной стоял папа, в военной гимнастерке, худой, подтянутый и улыбающийся. Случилось так, что, высылая родителей из Ленинграда, им предложили или Среднюю Азию, или Урал. А так как я была на Урале, они решили ехать ко мне. Письмо дойти не успело, а билеты они достали на тот самый пароход, на котором мы возвращались с праздничного концерта. Это событие отозвалось в каждом юном сердце.

Как только пароход причалил к пристани, я помчалась к председателю колхоза и заявила: «Ко мне приехали родственники из блокадного Ленинграда, мне нужна подвода». Председатель колхоза посмотрел на меня, 11-летнюю девочку, и сказал: «Хорошо, подвода будет, но людей у меня нет, сама управлять сумеешь?» Я ответила: «Да». Мне вывели лошадь с телегой и сказали: «Поезжай за своими родителями на пристань, а потом пригони лошадь». И я поехала, почему-то не сидя, а стоя в телеге. Папа потом рассказывал – ждем, ждем и вдруг видим, едет лошадь с телегой, а в телеге стоит Татьяна и погоняет: «Пошла, пошла!»

К моменту приезда моих родственников нас, эвакуированных учениц, переселили уже из каменного дома в деревянный. Хозяева внизу, а мы на втором этаже, в большой горнице. При входе в эту горницу направо были небольшие сени, куда я натаскала сена, и там ночевали первую ночь мои мама, папа, тетя и двоюродная сестра. Обежав все знакомые дома, я раздобыла молока, хлеба, и они, замученные дорогой, заснули. Дальше жизнь вступила в свои права. Нужно было найти жилье, всех устроить и, конечно, накормить. Жилье я нашла в какой-то избе; первый, почти подвальный этаж, правда, с печкой, которую можно было топить, две комнаты и кухня. Устроились, перевезли вещи. И тут произошло то, чего я никогда не забуду. Утром прихожу на завтрак, и каждый от своего куска отрезает ломоть хлеба и масла. На обед мне прямо сказали: «Принеси кастрюлю». Ребята наполнили ее супом, в миску положили второе. И потом целый месяц эти девочки и мальчики, отрывая от себя, помогали моим ослабевшим родителям вновь почувствовать силу, ощутить себя физически нормальными людьми. Это ли не есть единение и помощь в трудную минуту? Мои дорогие соученики, я вам низко кланяюсь и не забуду этого никогда. Это настоящая дружба, которая проверяется в беде.

Но пролетели годы эвакуации. Все мы, эвакуированные дети, повзрослели, пережили трудности и ждали, ждали, когда же домой. И наконец 20 мая 1944 года нам объявили: едем в Ленинград. Сложили мы свои немногочисленные пожитки и бегом на пароход до Перми, а там – на Ленинградский поезд, домой. Состояние у всех было нервное, когда поезд подошел к платформе. Ведь многих из тех, кто провожал нас летом 1941 года, не было в толпе встречающих, они погибли. Слезы радости и горя текли по нашим лицам и по лицам родных, близких нам людей. Но мы снова дома, в родном Ленинграде, и одно это уже было счастьем. Человек должен иметь свой отчий дом – мы познали это за четыре года эвакуации. К концу войны папу из Полазны переправили в Краcнотурьинск, а мама, тетя и моя двоюродная сестра Нина еще какое-то время оставались на Урале.