Татьяна Павлова
Олимпийские игры
Николай Степанович поставил свой дорожный чемоданчик под широкую полку мягкого вагона, переоделся, аккуратно распрямил на перекладине массивной вешалки серые летние брюки, повесил на плечики парадный пиджак, выглянул в коридор, чтобы подтвердить свое первоначальное наблюдение – вагон был практически пуст. Он и сам с трудом получил пропуск для поездки в Москву, пришлось предъявить все свои регалии и задействовать высокое руководство. Еще бы! Олимпиада, событие мирового значения! Устроился у окна по ходу поезда, с детства не любил сидеть спиной к движению. За окном мелькали ослепительно белые мазанки, Николаю Степановичу всегда нравилось на них смотреть. И кто это придумал мазать хаты белой известью? Ведь непрактично, на белом любая грязь заметнее, но зато уютно и радостно! Через несколько часов въедем в Россию, и пейзаж поменяется, посерее – победнее. Достал пачку «Явы» и задумался.
Вчера вечером ему по междугородней связи позвонила сестра. Ольга никогда не была паникершей, но тут в ее голосе звучало настоящее смятение. Пропал Алик, так в семье называли Александра, ее младшего сына. Его не было дома уже два дня, он не приходил ночевать. Ольга обзвонила всех его друзей, которых знала, одноклассников, однокурсников. Сообщила о пропаже человека в милицию. Искала по приемным покоям всех больниц, даже, преодолев себя, звонила в морги. Ей даже пришлось позвонить на работу его отцу, своему бывшему мужу. Алика нигде не было. Она нуждалась в помощи брата как никогда.
– Только ты можешь его найти, Коля, только ты, с твоим опытом, с твоими связями, – не переставала повторять она.
Что там скромничать, Николай Степанович Звягин, отставной полковник МВД, связи в столице имел немалые. Здесь он учился в школе милиции, куда пришел деревенским пареньком. Здесь начал службу участковым в первые военные годы, кто знает, тому не покажется мало. Отсюда уходил на фронт. Его наградное оружие сейчас хранится в музее МВД. Жизнь помотала, много всего повидал. Эх, мы из поколения неболтливых.
Николай Звягин ушел в отставку после ранения. Накрыли крупную банду, нагло грабившую почтовые отделения, вел дело полковник Звягин. За раскрытие он получил государственную награду и пулю в грудь от главаря банды при задержании. Дело было громкое. После госпиталя пришлось по рекомендациям врачей поменять климат и переехать из Москвы к теплому морю.
Мысленно перебирал в уме приятелей, бывших сослуживцев, к кому можно обратиться. Дай Бог, чтобы этого не потребовалось. Вот, приедет он к Оле, а Алик уже дома. Ведь, молодой парень, и дело его молодое. Сколько ему сейчас, прикинул, около двадцати. На самом деле Николай Степанович знал племянника не то, чтобы хорошо, мальчик был замкнутый, как бы немного в стороне, вежливо благодарил за подарки, улыбался и, казалось, ждал, когда его оставят в покое. Учился всегда только отлично, но не гордился, а, наоборот, как бы стеснялся этого. Ольга говорила, с третьего курса ему назначили Ленинскую стипендию, это же почти зарплата! Хорошо бы, он уже нашелся. Тогда не жалко будет времени и затрат на поездку. А что, родных повидает, друзей, может, и олимпийские соревнования какие удастся посмотреть. Не нужно переживать раньше времени и разводить домыслы без достаточной информации. Николай Степанович задремал.
Вокзал в Москве его поразил. Везде чистота, грузчики в опрятной форме, тележки у них новенькие, никелированные с отсеком для небольших вещей во втором ярусе. День был замечательный, не жаркий, а солнце яркое и теплое. Идеально вымытые стекла как зеркала отражали немногочисленных пассажиров, сошедших с поезда. Куда подевался въедливый вокзальный запах, смесь гари, мочи и хлорки? Приятный, культурный аромат. Заглянул в туалет, не столько по нужде, скорее, из интереса. Новенький, сверкающий чистотой кафель, жидкое мыло, фен для сушки рук и, о чудо, рулоны туалетной бумаги. Ну, вот, говорили нам, в 80-м году вы будете жить при коммунизме. Верилось слабо, но все-таки была мыслишка – чем черт не шутит, а вдруг! И жизнь становилась осмысленнее. Коммунизм не коммунизм, но вот, олимпиаду все же смогли устроить.
Поезд пришел рано, день будничный, вроде бы самый час пик, а в метро свободно, остановки объявляют на русском языке и по-английски. На станциях ходят пестрые группки иностранцев, восторженно разглядывая интерьеры. А москвичи разглядывают их. Капитализм, как говорится, загнивает, но запах при этом очень приятный. Николай Степанович вышел на Аэропорте. Ого! Ленинградский проспект украшен цветочными клумбами, да какими красивыми, в Москве всегда было много цветов, жильцы сажали их сами в палисадниках у жилых домов, а чтобы на улице! И главное, не воруют, не растащили по дачам! Накал умиления сбила парочка молодых людей без опознавательных знаков, прохаживающихся вдоль дивных клумб взад – вперед, присматривают, значит, не доверяют москвичам.
Свернул на улицу Усиевича. Здесь все было без изменений, хотя тоже очень неплохо. Оля жила в новом доме улучшенной планировки из светлого кирпича. Рядом с лифтами в широком холле размещалась стойка консьержки, стояли керамические горшки с комнатными цветами. Квартиру в этом доме получил ее бывший муж в бытность свою парторгом одного из крупнейших научно-производственных оборонных объединений, он оставил ее Ольге и детям после развода. Дочь Марина уже взрослая, замужняя, работает в райисполкоме, заведует канцелярией. Вот, кто был любимицей Николая Степановича, всегда в хорошем настроении, хохотушка, окружена друзьями, а хватка у нее мамина, своего не упустит. Сейчас она живет у родителей мужа, хотя прописана на Усиевича, а Оля с Аликом – тут, в трехкомнатной квартире с двумя туалетами и двумя балконами.
– Добрый день, – сказал Николай Степанович вахтерше, пожилой женщине в очках, сосредоточенно считавшей петли на своем вязании, – Я в сорок первую квартиру.
– Здравствуйте, – ответила она после короткой паузы, завершив подсчет, – Ольга Степановна предупредила, проходите на лифт, на седьмой этаж.
Сестра бросилась ему на грудь и разрыдалась, сдали, видно, нервы. Хотя выглядела Ольга для своего предпенсионного возраста совсем неплохо, немного полноватая блондинка, короткие завитые волосы, тонкая ниточка бровей, но заплаканные глаза ее заметно старили. Работала Ольга Степановна в художественном фонде МОСХ, оформляла аренду мастерских для художников и скульпторов, вся московская богема была ее приятелями, приходилось держать себя в форме.
Надежды не оправдались, Алика дома не было. Настроение сразу испортилось, уже три дня отсутствия – для такого парня это тревожно. Надо срочно подключаться. Так, первым делом – договориться с Лепехой. Леха Пелепенко, давний приятель, одессит, сейчас служит на Петровке. Прямо из холла, где на столике около кожаного кресла располагался солидный черный телефон, набрал Петровку. Удача, Лепеха на месте. Николай Степанович хотел назначить встречу в ресторане, но у приятеля вечером намечалось большое семейное торжество, обязан быть в наилучшей форме, сошлись на кафе-мороженое «Север» на улице Горького. Времени до встречи оставалось не так много.
На кухне у Ольги Николай Степанович застал небольшую компанию, парня и девушку.
– Познакомься, Николай, это Андрей, друг Алика, и Леночка, – кто такая Леночка Ольга уточнять не стала. Молодец, сестренка, поняла, что времени у него будет в обрез, пригласила ребят к себе.
Ничего, разберемся. На Леночку было приятно смотреть. Светлый костюмчик из тонкой мягкой кожи, причем, коротенькую юбчонку почти не видно из-под пиджака, босоножки на высокой платформе. Волосы сзади украшены роскошным гребнем цвета блузки, на груди витые золотые цепочки.
– Интересно, где девочка раздобыла такие шмотки? – ворчливо подумал полковник. Москвичи, несмотря на лето и преобразившийся город, хоть и не ходят в сером сатине, но в массе одеты однообразно и довольно бедно.
– Что можешь сказать, Андрей? – Николай Степанович решил начать с парня.
–Да ничего особенного, – обреченно вздохнул парень и заученно забубнил:
– Последний раз я видел Алика три дня назад, в понедельник. Мы ездили в институт получать стипендию. Дали много, сразу за три летних месяца. Я предложил ему зайти в бар, отметить, но он отказался, сказал, что сейчас ему деньги понадобятся. Может, он поехать куда-то хотел. Попрощался со мной в метро и сказал, что ему на Курскую.
– А в каком он был настроении?
– Да разве у него поймешь! Такой какой-то сосредоточенный, все время о чем-то думал, моих вопросов, будто и не замечал, отвечал машинально.
– А с кем он еще дружил, – Николай Степанович приготовил блокнот, записать имена, но ответ его удивил.
– Ни с кем он не дружил. Со всеми в группе был в хороших отношениях, но дружить… Нет, не дружил.
Николай Петрович достал из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой. Видимо, расценив это как приглашение, Леночка требовательно протянула руку Андрею, тот раскрыл «Мальборо», ловко встряхнул, подбросив одну сигарету, и протянул всю пачку Леночке.
– А девушки? – спросил полковник, наблюдая, как она элегантно закуривает от поднесенной Андреем зажигалки, чуть отставив в сторону мизинец.
– Девушек он стеснялся, – ответила вместо Андрея Леночка.
– Как же, стеснялся, тебя любой застесняется, – подумал, почему-то с неприязнью. Ничего, разберемся. С ребятами можно повременить, пора к Лепехе, а потом нужно будет заехать к Игорю, отцу Алика. Ехать туда не хотелось, но иначе с ним не свяжешься, на работе его не оказалось, а домашнего телефона у него нет.
* *
К кафе Николай Петрович подошел пораньше, по старой памяти, чтобы Лепехе не стоять в очереди, но никакой очереди там не оказалось. Москва продолжала удивлять. Из-за роскошной витрины хорошо просматривался полупустой зал. У входа почтительно приветствовал посетителей швейцар в ливрее. Выбрав столик в углу, подальше от любопытных ушей, полковник сел лицом к входу, чтобы сразу увидеть Лепеху. Подошел официант, выглядевший как сын английского лорда, предложил меню, коктейли, мороженое, пирожное, газированные напитки. Сговорились на двух по сто коньячку, орешках, лимоне и бутербродах с сыром. Лепеха к вечеру будет в полной боевой форме. Взял попробовать новый напиток «Фанта», потянул через соломку, не понравилось, сок не сок, газировка не газировка.
Лепеха ввалился в кафе, запыхавшись, видно, времени у человека в обрез, но не мог отказать другу. Хлопнул коньячок, кивнул Николаю Степановичу, мол, рассказывай, что у тебя случилось, и стал жевать бутерброды, запивая их той самой «Фантой». Тему схватил на лету.
– Ты сам видишь, Коля, что в городе делается. А, ведь, это все мы. Пашем в режиме повышенной готовности уже два месяца. Вычистили город. За 101 километр всех асоциальных элементов. Я тебе скажу… каждый день… каждый день… списки, списки… от райисполкомов, от диспансеров, МВД, КГБ. Пьяницы, тунеядцы, проститутки, наркоманы, психи, рецидивисты, диссиденты, гомосексуалисты …. . Детей в пионерские лагеря, студентов – в стройотряды, на практику, в турпоходы. Город чист, Коля. Что тут могло с твоим парнем случиться? Да в Москве сейчас гебистов и милиции больше чем жителей осталось. Надо в области искать. Говоришь, Курский вокзал…. Свяжусь с областниками, есть у меня люди, посмотрят это направление. Да и другие, на всякий случай. Не переживай, сделаем. А сейчас, извини, бегу. Ты где остановился?
Лепеха записал номер Олиного телефона, крепко пожал Николаю Степановичу руку и отбыл охранять общественный порядок.
Ну, что ж, теперь пора к Игорю. Игорь, Игорь…. Когда-то Николай Степанович гордился деверем. Москвич, высшее образование, был выдвинут на партийную работу, сделал блестящую карьеру, а перспективы были просто головокружительные. Оленька познакомилась с ним на новогоднем вечере в институте, куда пробралась с подружкой. Сама она так и не поступила ни в какой институт, работала нормировщицей в ЖЭКе. Это был ее шанс, и она его не упустила. Довела Игорька до ЗАГСа и сразу же родила Марину. Его родители Ольгу не любили, но старались не портить сыну жизнь, не вмешиваться, тихо отошли в сторону и довольно быстро ушли из жизни друг за другом с разницей в два дня. Никто не ожидал, что они уйдут одновременно, не подсуетились прописать к ним кого-нибудь из внуков, и пропала их квартира в центре.
Брак сестры с Игорем Николаевичем так и не задался, тот довольно быстро разочаровался в Ольге, разное образование, разное мировоззрение, да все разное. Только дочка общая, а потом и Алик появился. Его появление задержало распад семьи, но несколько лет назад Игорь встретил женщину, которую полюбил. Все было кончено. Дождавшись, когда сын окончит школу, он развелся, оставил квартиру семье и ушел к любимой женщине. Труднее всего было с работой. Ольга не хотела сдаваться и грозилась испортить бывшему мужу жизнь, жаловаться в горком партии. Тогда Игорь сам ушел с партийной работы, прикрываясь состоянием здоровья, это было шито белыми нитками, но он нашел нужные связи, выкрутился, пошел работать простым инженером. Проводит теперь политинформации в отделе. Как говориться, из князей – в грязь. И поделом ему, оставить жену, детей, это не по-мужски. Предал дело партии. Нет, про дело партии что-то не завязывалось, уж слишком велик был контраст между привилегированным партийным функционером и простым инженером. Да и какое оно – дело партии? Коммунизм? Олимпиада? Мир во всем мире? А вот с Аликом, возможно, сейчас было бы все в порядке, во всем виноват папаша, влюбленный идиот.
Обо всем этом размышлял Николай Степанович, трясясь битый час в автобусе от метро по дороге к нынешнему жилищу бывшего парторга научно-производственного объединения в панельной пятиэтажке, прилегающей к промзоне. Москва все-таки большой город, настолько большой, что даже мощное олимпийское благоустройство не смогло дотянуться до таких, богом забытых уголков. Облезлые серые панели, обшарпанные двери, лестничная клетка со специфическим запахом кошачьей жизнедеятельности и такая узкая, что совсем нет стен, только четыре двери. Причем, лишь одна дверь была чисто вымыта. Туда полковник и позвонил. Дверь распахнулась сразу, и высокая женщина вопросительно посмотрела на Николая Степановича. У него даже дух захватило, вот так королева! Из-под низкой черной челки ее темно-синие глаза поражали, просто сапфир. К тому же на ней была рубашка под цвет глаз. Стройная, движения грациозные, как у балерин из мультфильмов. От такой можно с ума сойти, а не только уйти из парткома.