Белоснежный внедорожник в сопровождении двух небольших грузовиков остановился у покосившихся обветшалых ворот старого приюта. Собаки, звонко повизгивая, перемешивая грязь и топча друг друга, скакали в вольерах, приветствуя гостей.
– Приехали! – с радостными криками, побросав все свои дела, выбежали к воротам работники приюта.
Из внедорожника вышла холеная молодая женщина чуть моложе тридцати в модном легком полушубке и темных очках, закрывающих практически все лицо. Ее наряд состоял из совершенно непрактичных замшевых сапог на высоком каблуке, белого шерстяного платья и длинных перчаток кремового цвета до локтей. Весь ее вид будто намеренно контрастировал с окружающей обстановкой. Немного нервные движения говорили о том, что находиться здесь ей непривычно и не очень приятно. Брезгливо посмотрев на осеннюю кашу под ногами, женщина остановилась.
– Аделина, здравствуйте! Мы вам так рады! – приветствовали ее две хрупкие, совсем юные девчушки, шлепая к машине грязными сапогами по чавкающей жиже.
Аделина небрежно кивнула в ответ.
– Кто из вас Надежда?
– Я, – отозвалась одна из девочек, – можно просто Надя, я так рада…
– Хорошо, – резко прервала ее Аделина, – Надежда, объясните, пожалуйста, ради чего мне пришлось самой сюда ехать? Что-то горит?
– Нет… Тонет. – Надя в ужасе округлила глаза. – Все тонет! Сказали, где-то трубу прорвало, надо раскапывать. А мы там как раз хотели заборы менять, а если поменяем, потом опять копать. Зима вот-вот начнется, ночью уже снег обещали, а если земля промерзнет… И денег запросили… ну очень дорого! И Веры Михайловны сегодня нет. Все очень плохо. Это не рассказать, это смотреть надо…
Девочка тараторила так, что гостья почувствовала, как начинает болеть голова. Аделина жестом остановила словесный поток.
– Ладно, идем, только быстро, – Аделина поморщилась, глядя на месиво под ногами, ясно давая понять, что прогулка будет недолгой. – А вы, – она обратилась ко второй девочке, секунду помедлила, вероятно, размышляя, нужно ли узнать ее имя, но, махнув рукой, продолжила, – пока мы ходим, покажите, куда все разгружать. Надеюсь, за десять минут справитесь, – бросила она на ходу уже в сторону водителей.
Молодой парень посмотрел на два доверху груженых грузовика и перевел вопросительный взгляд на своего старшего коллегу. Оба обреченно вздохнули.
Девочка как завороженная наблюдала за удаляющейся Аделиной:
– Какая красивая… и злая. Ужас, с такой начальницей работать.
– От нее муж год назад сбежал, – отозвался парень и задорно подмигнул девчонке, откидывая задний борт грузовика, – Михалыч, с моей начнем.
– Это она еще сегодня трезвая, – подхватил пожилой водитель.
– Ой, – девушка испуганно оглянулась, убедилась, что их никто не слышит, но на всякий случай продолжила шепотом – вас за такие слова не уволят?
– Да ей наплевать, хоть в глаза скажи, хоть на плакате напечатай, вон, посмотри, месяца три назад нацарапали, так и ездит, – парень показал пальцем на переднее крыло белого автомобиля, где красовалось короткое, но емкое “СУКА”.
Водители достали большой деревянный поддон, аккуратно опустили на грязную землю и принялись выкладывать мешки с сухим кормом и какие-то коробки.
– Но ведь она так сильно помогает нуждающимся! – не унималась девушка.
– Вы тут все какие-то блаженные, я погляжу, – улыбнулся Михалыч, – работа у нее такая. Имиджмейкер! Плевать ей на все это, главное, в газеты попасть. Приличный образ нашей компании создает.
– Какие газеты, – молодой напарник хихикнул, – все в интернете!
Девчушка обиженно надула губы.
– Ну вот, расстроил девочку, дурак… – покачал головой Михалыч.
– Ничего не расстроили! – перебила та. – Я все равно верю в честность. Вот у нас здесь все честно. Кому нужна помощь – помогаем, голодных – кормим, больных – лечим, все без обмана и без лицемерия, – она смахнула образовавшуюся на щеке слезинку и посмотрела с вызовом, – и в любовь верю. В настоящую. Которая горы может свернуть! – закончив пламенную речь, девушка гордо задрала подбородок, резко развернулась и направилась в сторону сарая. – Пойдемте, покажу, что куда нести!
В это время в дальней части приюта делегация осматривала огромную грязную лужу, затопившую несколько вольеров так, что собакам оставалось лишь ютиться на крышах своих будок.
– Этого пса я не помню, – нахмурилась Аделина, – я же предупреждала – животных больше не принимать! У нас бюджет! Вы с этими-то еле справляетесь. Вам нужно держать в голове две картинки – так приют выглядел до поддержки нашей компанией, – Аделина подняла вверх правую ладонь, затем левую, – а так – после. Он чище должен стать, а не больше. Если, вы притащите еще собак, им нужен будет корм и что там еще, а мы не получим красивого результата. Почему я должна это вообще объяснять?
Когда все в поисках источника воды подошли ближе к псу, вызвавшему негодование Аделины, тот, широко расставив лапы, изогнул спину и жутковато оскалился, обнажив десны. Шерсть встала дыбом. Между зубов, стекая на землю, сочилась слюна. Его хрипловатый рык мгновенно заставил притихнуть собак в соседних вольерах. Пес внушал не просто страх, а настоящий первобытный ужас. Черный, как сама ночь, огромный яростный монстр, которого, казалось не в состоянии остановить ни одно оружие. Ему не придумали имя и звали просто чудовищем. С момента появления здесь он ни разу не позволил никому к себе притронуться. Единственным способом коммуникации с этим диким зверем был специально сколоченный выдвижной ящик для мисок с едой и водой.
– Мы все понимаем, конечно, но нам их иногда подкидывают. Вот и этого подбросили, машина сбила, мы его еле затащили сюда, подальше от остальных. Он нас всех чуть не перекусал. А потом даже врача не подпустил, сам свои раны зализывал. Не переживайте, он здесь ненадолго, – Надя поджала задрожавшую губу, – к сожалению, собаку придется усыпить, его небезопасно держать, и новых хозяев мы ему точно не найдем, – глаза девочки стали влажными, она всхлипнула, но постаралась держаться по-взрослому и сохранить лицо, – через неделю ветеринар приедет, ружьем будут усыплять. Прямо ружьем, представляете! – она сглотнула подступивший к горлу комок и отвернулась, чтобы незаметно вытереть грязным рукавом слезу. – Разве можно от здорового живого существа избавляться из-за того, что его просто полюбить некому?
Девочке было всего пятнадцать лет. Она первый раз приехала в приют пару месяцев назад с мамой, чтобы передать корм, который не подошел их капризной собаке. С тех пор, юная, впечатлительная и очень добрая Надя, проникнувшись страданиями бедных животных, всё свободное от учебы время проводила здесь.
Аделина замерла на месте и, сняв темные очки, пристально посмотрела на пса. Он в ответ буквально сверлил ее взглядом. Надя обалдела, но снова не подала вида. Ей стало интересно, одна ли она заметила, как сильно у собаки и Аделины похожи глаза. Девочка хотела поделиться своим наблюдением со всеми, но осеклась, вовремя поняв, что сравнение с жуткой псиной не будет звучать как комплимент. Скорее наоборот. Наде не простят, если она оскорбит Аделину или проявит неуважение, ведь появление этой не очень приятной, несмотря на внешнюю красоту, женщины в жизни приюта стало лучшим событием с момента его долгого существования. И всем было совершенно неважно, что Аделина помогает не по воле сердца. Собакам уж точно все равно, откуда в мисках появляется еда.
Компания, на которую работала Аделина, занималась строительством, и благодаря им в приюте уже появились электричество и теплый домик для кошек и лежачих собак. Они также ежемесячно пополняли запасы кормов и выделяли небольшие суммы на срочные нужды. Этого все равно было мало для того, чтобы прокормить больше пятидесяти собак, столько же кошек и одну трехногую козу. Такова тяжелая доля приютов. Здесь никогда ничего не бывает в достатке. Но за одно лишь решение вопроса с электричеством, давшее возможность, не существовать, как в каменном веке, в полной зависимости от светового дня, Аделину здесь боготворили и прощали надменность, резкость и, в целом, скверный характер.
– Ладно, мы сейчас в этой грязи ничего не поймем, ждите бригаду, они откачают воду и обсудят все с Верой Михайловной. Стоило вообще меня дергать из-за такого пустяка? Идите вперед, терпеть не могу, когда на пятки наступают, – Аделина пропустила всех и, постояв какое-то время у вольера со страшным псом, чертыхаясь, поплыла к выходу.
Она несколько раз оглянулась, чувствуя какую-то невидимую связь с этим дьявольским созданием. Аделине показалось, будто пес смотрел на нее не так, как на остальных. Он проводил ее взглядом, пока та не скрылась из виду, и, словно раненый, неожиданно надрывно завыл.
Аделина, стряхнув, насколько это было возможно, грязь с замшевых сапог, залезла в машину и зареклась больше никогда ни под каким предлогом сюда не приезжать. Ей на три жизни вперед хватало своих проблем и страданий, и, при всей напускной холодности, смотреть на мучения других она оказалась морально не готова. Толстые стены, которыми Аделина оградила себя от мира, не пропускали ни единого лучика света в ее душу, вернее, в то, что от нее осталось. Сам сатана, пожалуй, дал бы в обмен на эти жалкие крохи не больше мешка яблок.
От некогда живой и улыбчивой, готовой всегда прилететь на помощь Аделины давно не осталось и следа. Приходящие к ней за советом теперь, к своему удивлению, нарывались лишь на грубость. Все чужие проблемы представлялись ей мелкими и не стоящими ни грамма внимания.
Удивительно удобным казалось Аделине засунуть себя в кокон равнодушия к другим и вариться внутри него лишь в своей печали, став в абсолютной степени невосприимчивой ко всему, что происходит вокруг.
Если бы она продолжала пропускать через себя и принимать близко к сердцу чужие проблемы, горести и страдания, как делала это всю свою жизнь, если бы она осталась открытой к этому миру с его болью и несправедливостями, вероятнее всего, внутри нее, слившись с собственными переживаниями, смешался бы настолько взрывоопасный коктейль, что она давно бы сошла с ума.
Аделина понимала тщетность попыток объяснить другим, что это лишь ее способ самозащиты, способ сберечь рассудок, что нужно дать немного времени и маленькую каплю тепла и она снова будет в порядке. Увы, все требовали быть в порядке здесь и сейчас, требовали натянуть улыбку и быть удобной для них, все глубже загоняя так нуждающуюся в поддержке Аделину в болезненную пустоту, растущую внутри.
Алкоголь стал спасением от реальности, верным спутником и лучшим другом. Другом, который всегда был рядом, который не упрекал, не осуждал и не перетягивал одеяло на себя, когда нужно выговориться. Другом, которого никому не пожелаешь, который медленно убивал в красивой и молодой женщине остатки ее самой.
День выдался непростым: куча разъездов, пробки, тяжелый осадок после посещения приюта. Аделина подъехала к дому уже заполночь. Открыв винный шкаф, она разозлилась, не обнаружив внутри ни одной бутылки. Наспех накинув куртку, она вернулась в машину и отправилась в местный, единственный на несколько коттеджных поселков круглосуточный магазин, где Аделину прекрасно знали.
Соврав что-то в тысячный раз продавцу про неожиданно нагрянувших очень важных гостей, она выпросила бутылку виски, оставив наличные с неплохими “чаевыми”. Отъехав от магазина на несколько метров, она открыла бутылку и сделала пару больших глотков. На подъезде к дому в бутылке оставалось уже чуть меньше половины.
Аделина притормозила у шлагбаума. Неожиданно в глазах потемнело и сильно сдавило грудь, сердце заколотилось, вероятно, пытаясь сбежать из некомфортного для него организма. Стало невыносимо страшно. Она пыталась закричать, позвать на помощь, но голос и тело не слушались. Пришлось смириться и принять неизбежное. Случилось то, чего она так долго пыталась добиться, – мир выключился, освободив Аделину от бесконечно мучающих мыслей, терзаний, воспоминаний…
Отсканировав номер машины, шлагбаум поднялся. На какое-то время он завис в верхнем положении, затем равнодушно опустился обратно. Охранник лениво поднял глаза от сканворда и посмотрел на дорожку, ведущую к домам. Пусто.
“Во гоняют, – подумал он, – даже не заметил, как проскочили”.
Но тут шлагбаум вновь повторил свой маневр, то ли пропуская призрака, то ли… Охранник всматривался в монитор, пока не увидел, что машина, не заехав на территорию, остановилась в нескольких метрах от шлагбаума. Дверь автомобиля была открыта, и из нее, касаясь рукой асфальта, свисало безжизненное тело хозяйки.
В ужасе мужчина выбежал на улицу, набирая на ходу телефон скорой помощи.
Губы Аделины были неестественного фиолетового цвета, дыхание еле заметным.
– Аделина, что с вами, очнитесь, пожалуйста, вы меня слышите? Алло, скорая, коттеджный поселок “Графское Наследие”, прямо у въезда, девушка 29 лет, без сознания, слабый пульс, сильный запах алкоголя, вроде дышит, спасибо… Владимир… Владимир Селиванов, да, да, жду.
Охранник сбегал в свою каморку, взял плед и бутылку воды. Укрыв Аделину, он наклонился и убрал ее волосы назад.
– Что же ты с собой делаешь, девочка. Давай, милая, надо, чтобы тебя стошнило.
– Где она? В какой больнице? Я сейчас приеду! – прокричал в трубку Андрей, на ходу натягивая штаны.
– Мне надоело, что ты по любому поводу готов срываться и лететь к своей бывшей жене! – Ольга с недовольным, впрочем, как и всегда, видом села в кровати.
– Во-первых, она, все еще моя жена, – он осекся под осуждающим взглядом Ольги, – формально. А во-вторых, Аделина – все-таки живой человек. Не будь эгоисткой.
– Еще раз произнесешь ее имя, и меня вырвет. Знаешь же, что кое-кого тошнит по утрам. Когда ты вообще собираешься ей сказать? – Ольга раздраженно указала обеими руками на свой не маленьких размеров живот.
– Если планируешь ехать со мной, то, будь добра, вылезай из кровати.
– Часом больше, часом меньше, не умрет! Я вообще считаю, что не стоит тратить на это утро выходного дня, – она демонстративно сжала губы и процедила: – Какой это раз? Четвертый? Пятый? Либо научи ее, наконец, выбирать алкоголь, либо пристрели. Лучше второе. Сил моих нет смотреть, как ты с ней носишься.
– Хорошо, поеду один.
– Еще чего! – Ольга откинула одеяло, нецензурно выругалась, встала и побрела в ванну.
Через пару часов оба стояли в палате Аделины.
Она то приходила в себя, то снова проваливалась в вязкое забытье, отрывочно слыша, что происходит в палате. Обеспокоенный голос Андрея и мерзкий бубнеж Ольги не явились достаточным мотиватором, чтобы открывать глаза.
Пока Андрей договаривался о чем-то с врачом, Ольга нетерпеливо топталась рядом.
– Все, Андрей, я тут не могу больше находиться и смотреть на это опухшее лицо. Все с ней в порядке, не хуже, чем обычно. Поехали уже! Ты чувствуешь этот запах? Теперь меня точно стошнит, – Ольга демонстративно прикрыла рот рукой и вышла в коридор.
Андрей сел рядом с кроватью и нежно взяв за руку, наклонился и поцеловал Аделину. В дверях появилась голова Ольги. Он резко отдернул руку. Повисла неловкая пауза.
– Андрей, как, ты говорил, фирма называется, в которой она работает?
– Росстрой Коммерческие Инновации. Зачем тебе?
– Так, просто. Ты туалет здесь не видел?
– Налево и до конца, – не отводя глаз от Аделины, отмахнулся Андрей.
Ольга поджала губы и снова исчезла в коридоре. Достав телефон, она вбила в поисковике название организации, злобно тыкая пальцем в экран с такой силой, как будто телефон был с кнопками.
– Здравствуйте, я звоню вам из третьей городской больницы, – приторно-мурлыкающим голосом, оглядываясь, не выходит ли кто из палаты, защебетала Ольга, – к нам поступила ваша сотрудница Аделина Дмитриева. Я могу поговорить с кем-то из руководства? Да-да, понимаю, выходной день. Вы не могли бы в таком случае передать сообщение? Аделина уже не первый раз поступает к нам с сильным алкогольным отравлением. В состоянии алкогольного опьянения она управляла автомобилем и чудом не причинила себе или кому-либо другому вред. Она пробудет у нас минимум три дня, и мы настоятельно рекомендуем ей в дальнейшем обратиться к специалистам. Боюсь, мы вынуждены констатировать у нее очень серьезную зависимость, которая в скором времени скажется на общем состоянии и неизбежно приведет к изменению личности, если срочно не принять меры. Уже сейчас она представляет опасность для себя и окружающих, – подытожила доносчица с наигранным сочувствием.
Вернувшись в палату, Ольга бросила на Андрея злобный взгляд, говоривший о том, что она больше не намерена провести здесь ни секунды. Они спустились на парковку, сели в машину и доехали до дома, ни слова не проронив по дороге. Как только они зашли в квартиру, Ольгу прорвало.
– Слушай сюда, Андрей, у нас скоро родится ребенок, мы ютимся в моей, заметь, съемной квартире в то время, как она одна живет в вашем доме, в доме, который вообще-то по документам твой! Нет денег на второй дом – решай вопрос с разводом! Нам нужно собственное жилье. И избавь меня от общения с этой женщиной. Не заставляй принимать решительные меры.
Несмотря на чудовищный приступ ревности, разбор увиденного в палате она предусмотрительно решила оставить на потом.
– Ты знаешь, что я не могу быть инициатором развода. В брачном договоре есть пункт “измена”. Мы с тобой вообще без трусов останемся, – Андрей не хотел волновать Ольгу, но эти разговоры ему уже порядком поднадоели.
– Это. Не. Моя. Забота!
Перевоплощение из очаровательной голубоглазой хрупкой и нежной блондинки, заманившей в свои сети Андрея, в капризную желчную гарпию заняло всего полгода. Формула превращения оказалась проста: полулюбимый мужчина, его полубывшая жена и полусбывшиеся ожидания. Однако Ольга, быстро распробовав вкус сытой жизни, вцепилась в занимавшего неплохую должность в нефтедобывающей компании Андрея всеми своими цепкими когтями.
Глуповатая провинциальная девушка, удачно забеременев, вытянула счастливый билет. Сказав Андрею о своем положении, она ожидала, что ее в ту же минуту попросят избавиться от ребенка и отправят в бессрочный отпуск с выплатой небольшого пособия.
Вместо этого Андрей разрыдался, сразу позвонил жене, сухо перед той извинился, что-то соврал и с этого же вечера поселился у Ольги в съемной однокомнатной квартире.
Как к этому относиться, Ольга пока так и не поняла.
Сейчас она отчетливо видела себя героиней сказочных произведений о чудесном исполнении желаний.
Как правило, через жопу.
Немного придя в себя, Аделина встала с койки и прошлась по палате. Она медленно дошла до окна и облокотилась на подоконник. Голова кружилась, ноги слушались плохо, рука ныла в том месте, где был вставлен катетер. Жалость к себе, казалось, давно достигшая своего пика, вышла на новый уровень. К ней прибавился стыд. Еле заметное отражение в окне показывало Аделине какую-то совершенно незнакомую женщину. Именно так она себя сейчас чувствовала – жалкой тенью прошлой себя.
За окном все было совершенно белым. Сколько она тут пробыла? Почему-то Аделину позабавило, что она не успела поменять резину на зимнюю.
– Какой сегодня день? – спросила она зашедшую в кабинет санитарку.
– Воскресенье, – презрительно хмыкнула та.
– Можно мне домой?
– Никто не держит.
– А вы со всеми больными так разговариваете?
– А ты, милочка, здорова как бык. У меня в твоем возрасте уже двое детишек было, сама поднимала, руками вот этими, а не пила, как дворник, тьфу, – видно было, что присутствие здесь Аделины по такой неуважительной причине раздражает санитарку настолько, что сдерживать себя она не собирается.
Аделина машинально потрогала свои пальцы. Все украшения были на месте.
– Да, что вы обо мне знаете, чтобы судить, – она грустно покачала головой.
– Вот уж обойдусь без слезливых историй. Наслушалась. Белье менять, или домой пойдешь?
– Как врач скажет. Думаю, мне помощь нужна.
– Ну, как определишься, сама тогда и поменяешь, не переломишься, – медсестра фыркнула и бросила чистый комплект на край кровати. – Врач завтра будет. Поздравляю с постановкой на учет!
Эта невероятно доброжелательная женщина напрочь отбила желание остаться еще на целую ночь. Объясняться завтра на работе за опоздание Аделине тоже не хотелось, и она решила поехать домой, привести себя в порядок и… выпить пару бокалов вина.
Аделина аккуратно достала из руки катетер, вызвала такси, взяла свои вещи и спокойно прошла по длинному коридору на выход. Никто не спросил ее, куда она направляется и собирается ли возвращаться. Никому не было до нее дела. Словно невидимка, Аделина вышла через главный вход и каждой клеточкой кожи почувствовала наступившую не по календарю зиму.
Полчаса спустя такси остановилось у шлагбаума. Машина Аделины стояла на том же месте, припорошенная снегом.
В качестве благодарности охраннику Аделина не придумала ничего лучше бутылки дорогого коньяка. Не успела она подойти к посту охраны, как дверь открылась и охранник, улыбаясь, вышел навстречу.
– Как вы? – участливо спросил он.
– Спасибо, нормально, и… это вот вам, Владимир, спасибо еще раз, – Аделина протянула бутылку.
Охранник посмотрел на нее взглядом, полным тревожной жалости.
– У меня дочка вашего возраста, – со вздохом произнес он, – простите, это все не мое дело… жалко просто, когда вот так…
– Спасибо, что вызвали только скорую. И не сказали, что за рулем была. Больше не буду, слово даю.
– Боюсь, не оказал ли я вам медвежью услугу.
– Даю слово! – уверенно повторила Аделина и пошла к своей машине.
Ключи были на месте. Когда она завела автомобиль и подъехала поближе к шлагбауму, Владимир помахал рукой, жестом прося опустить окно.
– Аделина, забыл сказать, ваш муж приезжал. Минут сорок всего побыли и уехали.
“Зачем в мое отсутствие понадобилось приезжать, позлить меня, что ли? Хотя это и его дом тоже, наверное, вещи какие-нибудь свои забирал. Надеюсь, все, – размышляла Аделина, подъезжая к дому. – Следы от машины свежие совсем, недавно уехал, спасибо, господи, что разминулись”.
На барной стойке демонстративно стояли две пустые кофейные чашки. Край одной из них был испачкан помадой.
“Да, вы, сука, издеваетесь!” – Аделина без долгих раздумий кинула обе чашки в мусорное ведро.
Села.
В тишину пустого дома сквозь дорогие трехкамерные стеклопакеты прорвался вой соседской собаки, неожиданно оживив воспоминания о грязном тоскливом приюте и огромной лохматой псине в клетке.
Однако ночь в своем доме, мягкая постель и теплый душ сделали свое дело. На следующий день утром Аделина в приподнятом настроении приехала в офис за полчаса до начала рабочего дня, отдохнувшая и полная энергии. Такие резкие смены настроения наверняка насторожили бы любого близкого человека. Жаль, у Аделины таких не было.
В 11 утра в большой переговорной начиналось совещание. Взяв необходимые бумаги, Аделина направилась по коридору к большим стеклянным дверям, сквозь которые уже издалека было видно, что все собрались и готовы приступать к обсуждениям. Почти у самых дверей кто-то крепко схватил ее под локоть и отдернул в сторону.
– Марк Анатольевич? – удивилась Аделина.
Марк был не просто начальником, он был владельцем огромной строительной фирмы, в которой работала Аделина. Высокий, кареглазый, приятный во всех отношениях мужчина, предмет обожания всей женской половины фирмы, удивительным образом к своим сорока годам ни разу не был женат, однако такие близкие контакты с подчиненными никогда себе не позволял.
– Вам лучше не заходить, – он немного ослабил хватку, но руку не отпустил.
– Я не понимаю. Мы выглядим странно, и на нас все смотрят, – с вызовом сказала Аделина, пытаясь аккуратно, но настойчиво освободиться из его рук.
Из-за стеклянных дверей на них действительно уставились пара десятков человек.
– Аделина, там… там все говорят о вас.
– Значит, самое время зайти и послушать. И отпустите меня уже, – она сделала шаг в сторону двери.
– Вам не понравится.
– Давайте обойдемся без сцен из турецких сериалов. Почему мне нельзя войти и почему обо мне все говорят?
– Требуют вашего увольнения.
– Продолжайте, – холодно сказала Аделина.
Марк опешил. Он слышал, как отзываются о ней последнее время сотрудники, но чаще всего игнорировал доходящие до него слухи. Их с Аделиной редкие беседы, как бы ему ни хотелось каждый раз их хотя бы немного продлить, весь прошедший год ограничивались положенным на стол отчетом, коротким рапортом о проделанной работе и быстрым обсуждением бюджета на следующий квартал.
Аделина – надежный сотрудник. Результат ее работы всегда был настолько хорошо виден, что ни один из отчетов Марк ни разу так и не прочитал. Между ними никогда не возникало разногласий, и это был первый раз, когда он лично смог убедиться в правдивости слухов о ее жесткости, граничащей, по словам коллег, с жестокостью.
Марк знал совсем другую Аделину. Он помнил ее с самого момента приема на работу. Помнил ее убедительные доводы в пользу формирования имиджа компании с помощью благотворительности. Помнил, как у нее горели глаза и как она радовалась первым успехам, первым газетным публикациям, первым хвалебным статьям с упоминаниям названия компании и лично владельца. Помнил, как они веселились, подбирая ему костюм на первое крупное интервью…
А еще он помнил, как она была счастлива в браке. И скольких усилий ему стоило постоянно держать это в уме.
Потом случилось тяжелое расставание с мужем и много связанных с этим событий. На какое-то время у Марка появилась надежда, которая мгновенно угасла. Аделина замкнулась в себе, продолжая исправно выполнять свою работу. Наверное, он один видел, как ей плохо, и только он один чувствовал себя должным сказать то, что сейчас собирался.
– Аделина, нам нужно поговорить и, наверное, не здесь, – Марк кивнул в сторону переговорной, где все продолжали глазеть через стекло.
– Хорошо. Мой кабинет ближе.
Они медленно пошли обратно по коридору. Аделина вдруг почувствовала жуткую слабость.
Закрыв за собой дверь, она предложила Марку присесть, но тот неподвижно замер посередине кабинета, будто статуя.
Из уважения к собеседнику, несмотря на подкашивающиеся ноги, Аделина встала напротив него, слегка облокотившись на край стола.
– Не тяните, пожалуйста, нас там ждут. Или вас ждут.
– В выходные звонили из больницы. Если бы я находился на работе, поверьте, я бы ни за что не дал этой информации расползтись, но, к сожалению, врач оставил сообщение на ресепшен и я был в числе последних, до кого оно дошло.
– Из какой больницы? – Аделина прищурилась и с подозрением посмотрела на Марка.
– Из больницы, в которой вы провели выходные.
В кабинете повисла пауза. Марк пытался подобрать слова, Аделина пыталась остаться в сознании и не сползти на ковер.
– Вам нужна помощь. Помощь специалиста. Врач сказал, что вы представляете угрозу для окружающих и, главное, для себя. – Марк через силу повторил слова “врача”.
– Вы сами понимаете, какой это бред? – прервала его Аделина. – С каких пор врачи звонят на место работы и оставляют сообщения через секретарей? Да никогда в жизни никто в здравом уме бы так не сделал! Это подсудное дело! С каких пор у нас не работает понятие врачебной тайны?
– Я разберусь с этим, – Марк немного помедлил. – Но… это правда или нет? – он с надеждой посмотрел на Аделину. – Может, это чья-то глупая шутка?
– Мне нужно выпить воды.
– Сейчас принесу, – Марк увидел, как краска сходит с лица Аделины, и буквально выбежал из кабинета.
Оставшись одна, она начала лихорадочно соображать. Что происходит и что теперь делать? Судя по лицу Марка, врач рассказал все и со всеми подробностями. Или это был не врач? Да какая разница. Главное – не задавать лишних вопросов. Аделина не хотела, чтобы Марк произносил все это вслух. Как это пережить?
Он был первым, от кого она отстранилась после разрыва с Андреем. Аделина испытывала к Марку слишком теплые чувства сначала для замужней дамы, потом для убитой горем. Она не хотела давать ему ложных надежд, будучи в браке, а потом не хотела использовать его как таблетку. Аделина оказалась не готова ни с кем сближаться, даже в качестве утешения для самой себя. Она просто не могла так поступить с Марком, он ничем это не заслужил. Ему положена хорошая женщина, без проблем, без груза прошлых ошибок.
Марк зашел в кабинет со стаканом и небольшой тарелкой.
– Тут вода, и съешь вот, это поднимет сахар.
Поставив все на стол, он подошел вплотную к Аделине и приложил ладонь к ее лбу.
Она оцепенела. Его лицо, губы, дыхание было так близко. Он стоял на расстоянии согнутой руки. Один маленький шаг, и она окажется у него в объятиях. Все существо Аделины тянулось вперед.
Марк, не в силах сдерживать себя, шагнул первым.
Аделину будто окатили холодной водой.
“Нет”, – сказал ее разум.
– Нет, – повторили губы.
Аделина снова отказалась от единственного, что он мог ей дать, чем мог попробовать исцелить.
От любви.
На лице Марка отразилась странная эмоция, похожая на ту, когда человек старательно пытается скрыть сильную физическую боль. Да, ему было больно.
– Когда мы успели перейти на ты? – постаралась как-то сгладить произошедшее Аделина.
Нечего говорить, сгладила так сгладила.
Стряхнув наваждение, Марк сделал серьезное лицо.
– Аделина, я знаю очень хорошую клинику, там помогут, ты справишься, я верю. Ненадолго, думаю, пары месяцев хватит, чтобы прийти в себя, отдохнуть и избавиться от разрушающей тебя привычки. Я говорю сейчас не как твой начальник. Прошу, нет, умоляю, пойми, мне небезразлично то, что с тобой происходит. Я желаю тебе только добра, – он старался говорить, как можно тише и спокойнее, не отводя взгляда, готовый к любой реакции.
Аделина сползла на пол. Марк не думая сел рядом с ней, прислонившись спиной к письменному столу.
“Скажи, что любишь ее, идиот, скажи, что она стала смыслом твоей жизни, умоляй сильнее, выпроси для себя шанс, попробуй растопить эту ледяную глыбу, образовавшуюся у нее в груди”, – стучало в висках, но он молчал.
Одного “нет”, пожалуй, на сегодня достаточно.
– Ты меня увольняешь? – обреченно спросила Аделина.
– Даю отпуск. Столько, сколько понадобится.
– Остальным что скажешь?
– Ты совсем ничего не замечаешь вокруг себя, да? – Марк вздохнул. – К тебе даже с мелкими вопросами все боятся подойти. Сначала переживали, сочувствовали, потом обозлились. Как есть, так и скажу – уехала поправить здоровье и разобраться в себе, войти, так сказать, в ресурс. Вернешься отдохнувшая, подобревшая, перестанешь на людей кидаться, – он одобрительно улыбнулся и легонько толкнул Аделину плечом, – я буду ждать. Если, хочешь, прямо на этом же месте. И думать о тебе. Постоянно.