Татьяна Новикова
Иванова, на пересдачу!

Глава 3

В спальне Иришки не обнаружилось, и я быстренько переоделась, пока проницательная подружка не заметила, что днем её соседка уходила в темных колготах, а вернулась в светлых, еще и гигантских, натянутых до груди.

Ну а что, какие нашла в ларьке около остановки, те и купила.

Колготки пали жертвой в неравном бою со страстью, но меня это не печалило. Скорее наоборот – будоражило воспоминания.

Ведь было хорошо. Нет, не так. Прекрасно, невероятно, сладко до невозможности.

Так вот, что значит – заниматься любовью с правильным человеком!

Такой ураган эмоций, что не усидеть на месте. В комнате слишком тихо и тесно, поэтому пойду вытворять добро в каких-нибудь других помещениях.

Шевченко вместе с другими девчонками кашеварила на общей кухне.  У нас с ней была договоренность: она готовит, а на мне уборка. Потому что с кулинарией у меня не задалось изначально. Что не сгорело, то прокисло ещё не стадии варки. Зато у Иришки было особое понимание порядка: ноги не прилипают – значит, чистенько.

– Ну что?! – воскликнула она, обтерев ладони о фартук. – Тебя можно поздравить?!

Ну, как сказать. Я занялась лучшим сексом на свете, но тройку так и не получила. Поздравить меня, конечно, можно, только не с экзаменом.

– Измайлов не берет взяток.

– И что, даже откровенный наряд не помог? – изумился Кошелев, жующий хлеб с маслом.

– Да причем тут наряд? – окрысилась я. – Мы ж ему деньги предлагали, а не меня в пожизненное рабство.

– Могла бы глазки состроить, он бы пятьдесят тысяч куда охотнее взял.

– Не, он бы и не согласился. Измайлов – девственник, – дернула плечом второкурсница Светка. – Это всем известно. Мы его и так, и этак окучивали. А он холоден как мертвец.

– Может, у него какая-нибудь нетрадиционная ориентация? – предположила Шевченко.

– Какая-нибудь –  это какая конкретно? – влез Серега.

– Сам догадайся.

– Ладно, не будем ссориться. То, что наш препод махровый гей – это понятно, иначе б давно принял экзамен, – пробасил Серега.

Я старалась не высвечивать, чтобы не обсуждать половые успехи Измайлова. А обсудить было что. Как вспомню его губы на своем теле, между ног мокнет.

Тьфу, блин!

Овощное рагу по фирменному рецепту подруги – «кидай в кастрюлю всё подряд и перемешивай полтора часа» – обычно таяло во рту. Но сегодня кусок в горло не лез. Я так и не определилась, что испытывать из-за того, что произошло на кафедре.

Нет, было классно. Определенно.

Стыдно ли мне?..

Вроде нет. Неуютно, конечно, но обойдемся без самобичевания. В самом деле, симпатичный мужчина, который понравился мне с первого взгляда. Да, занудный до бесконечности, вылощенный весь, в рубашках своих отглаженных. Одно слово – преподаватель.

Зато такой страстный…

Как общаться-то дальше? Как в глаза ему смотреть?

Почему же всё так сложно?

Я вытащила деньги Кошелева и торжественно вручила ему. Остальным парням позже раздам.

– Что делать-то будем? – Серега спрятал пять тысяч в нагрудный карман. – Брать измором?

– Подловите его в темной подворотне и намекните, что в его интересах помочь студентам, – хихикнула добрая девочка Светка.

– А выучить не хотите? – простонала Иришка. – Лодыри, блин!

Мы с Кошелевым переглянулись и покачали головами. Нет уж, какие угодно извращения, но только не зубрежка.

Ладно, надо переделать курсовик, почитать его (хотя меня клонит в сон уже на третьем абзаце), а потом решить, что делать дальше. Лекции тоже бы не помешало переписать.

Взять профессора измором?..

Хм. Займемся этим.

***

Всю ночь я провела за курсовой работой. Литр растворимого кофе, четыре бутерброда, металл-группа в наушниках. И бесконечный текст, щедро приправленный вычислениями.

В общем, утро подкралось незаметно.

Посмотрелась в зеркало. М-да. Глаза превратились в две узенькие щелочки, в которые не вставлялись линзы. Пришлось напялить очки и стать похожей на девочку-отличницу.

Так, никаких платьев и каблуков. Любимые зауженные джинсы, растянутый свитер, кичка на макушке.

О да, как хорошо!

В путь!

Измайлов нашелся в лектории, где ожидал студентов для сдачи зачета. Класс пустовал, поэтому я прошмыгнула внутрь. Профессор явно напрягся, заметив мою нахальную физиономию. Его пальцы сжались в кулаки, и взгляд не выражал ничего хорошего.

Мне даже показалось, что он сейчас испепелит меня струей пламени.

– Добрый день!

– Добрый, –  засомневался преподаватель.

Мы помолчали, причем я тупо забыла речь, которую готовила всю дорогу до университета.

– Это… в общем…

– Иванова, то, что случилось вчера, было громадной ошибкой, и подобного не повторится, – пресек Станислав Тимофеевич.

– Э-э-э, – растерялась я. – Хорошо. Можно курсовой проект сдать и договориться о пересдаче?

Он кивнул, взял из моих рук стопку листов, вчитался в текст. Затем, даже не перелистнув первую страницу, вновь кивнул каким-то своим мыслям и выставил ладонь:

– Давайте зачетку.

Не может быть!!!

Это чем я заслужила подобный дар небес? Неужели, наконец, соорудила внятный текст?

Ура!!!

Я дрожащими пальцами вытащила зачетную книжку и протянула нетерпеливо поджавшему губы профессору.

Мне больше нравилось, когда эти губы кружили вокруг моей груди, вырисовывая по коже влажные узоры.

Ой, чего-то мысли не в ту степь ломанулись.

Ровным почерком без завитушек Измайлов выставил оценку, а рядом размашисто расписался. Я не поверила своим глазам, когда увидела цифру «четыре».

За углубленный сопромат?..

Такое вообще бывает?!

– Держите. Теперь всё?

– Д-да, – сглотнула я и вдруг осознала очевидное. – Подождите. Вы откупаетесь от меня четверкой?

– Думаете, что вчера наработали на пятерку? – съязвил Измайлов, заполняя ведомость.

– Нет… просто…

Это же унизительно. Ладно, взятка. Ничего особенного. Одни преподаватели сами озвучивают ценник, за который готовы закрыть глаза на студенческую глупость. Другие книжки свои продают. Третьи просят аудиторию отремонтировать.

Взаимовыгодное сотрудничество, вот это что.

Но теперь получается, что мне поставили «хорошо» за секс. А ведь всё было совсем не так. Никакого подтекста. Я же сама… первая… мне же понравилось, в конце-то концов.

Неужели Измайлов считает, что я из тех девиц, которые раздвигают ноги перед преподавателем ради оценки?

Впрочем, так оно и кажется со стороны. Налетела, совратила – тьфу, соблазнила! – и свалила без лишних слов.

– Не нужна мне ваша четверка, – выпалила я, злобно сверкнув глазами. – Я сопромат выучу и сдам самостоятельно!

– Это вряд ли, – хмыкнул Измайлов, взъерошив волосы. – Да не тушуйтесь, Иванова. Вы полностью отработали свою оценку. Не безукоризненно, но качественно.

Ах так?!

Мне срочно нужен репетитор, который забесплатно – или почти забесплатно – вобьет в гуманитарную голову основы сопротивления материалов.

Измайлову придет конец, ибо танк по имени «Дарья Иванова» не сдастся без боя.

Часть 2. Сила трения

Глава 1

На каждой специальности есть гуру, который идеально знает любой предмет программы и ночью перескажет его без запинки. Такой типичный зазнайка-ботаник. У строителей таким человеком стал Коперник Иван, мой однокурсник. Он жил в общежитии, носил квадратные очки и любил донимать преподавателей вопросами.

Его коронной фразой было:

– А вот в научной статье, которую я прочитал на досуге, писали следующее…

И всё. За этим следовал нудный монолог на полчаса, который не могли прервать даже преподаватели.

Мы втайне уважали Ивана за гениальность, но так же втайне ненавидели. Он никогда не давал списывать, не соглашался на деньги и вообще вел образ жизни отшельника. Коперник даже смотрел на нас с презрением как на низшие организмы пищевой цепи.

– Ваня, спасай! – кинулась я к нему в коридоре, заметив, что вечно сутулящийся Коперник направляется в уборную с журналом по квантовой физике.

Он отшатнулся от меня как от прокаженной.

– Иванова, ты чего?..

– Я срочно должна вызубрить сопромат!

– Его невозможно вызубрить, – покачал головой Иван, подняв вверх указательный палец. – Точными науками нужно жить, дышать ими, если ты понимаешь.

– Не понимаю, но очень хочу понять, – я схватила Коперника под локоток и потащила в его комнату. – Миленький, Ванечка, только ты можешь мне помочь. Я безнадежна, но ты же такой умненький, такой замечательный…

Со стороны казалось, что я как минимум веду его насиловать, а как максимум – убивать. Иван упирался руками и ногами, мычал что-то невразумительное и пытался отбиться от меня журнальчиком.

Я впихнула Коперника в спальню и усадила на кровать, с удовлетворением отметив, что соседей нет. Можно нормально поговорить.

– Пойми, мне без тебя не справиться. Это дело чести.

– Какой? – Он поправил очки.

– Поруганной, какой ещё, – брякнула раздраженно. – Чего тебе стоит взяться за меня? Я способная ученица.

– Это вряд ли.

Так, он всё ближе к тому, чтобы получить в жбан.

– Что тебе дать? Деньги? Хочешь, готовить буду до пятого курса? Ежедневно убираться, а?

– Не-а, я ем только экологически чистые продукты, которые тушу в пароварке, –  принялся нудить Коперник. – Наводить порядок тоже предпочитаю сам. Видел, какой свинарник в женском крыле. Женщине вообще нельзя ничего доверить. Вы бесполезны во всем, кроме деторождения.

Мне остро захотелось стукнуть Ивана по заумной башке – ой, простите, голове, – чтобы сбить с него спесь. Нельзя же быть таким занудным. Аж зубы сводит.

По-моему, до паренька дошло, что ещё немного, и миролюбивая Дашенька Иванова превратится в злобную фурию, которая закопает Ванюшу под окнами общаги.

– Вообще-то есть кое-что, чего бы я хотел, – он призадумался.

– ЧТО?!

– Познакомь меня с Шевченко Ирой, – Коперник молниеносно покрылся пунцовой краской. – Вы же дружите. В смысле, не просто познакомь, а чтоб она на свидание со мной сходила.

Вот так номер, чтоб я помер!

Ивану нравится моя Ирка? Нет, она девчонка знойная, и парни штабелями ложатся у её ног. Да только про Иркину принципиальность можно легенды слагать. Она со всеми дружит и никому не дается. Ни в прямом, ни в переносном смыслах.

Чтобы вытащить Иришку на свидание, надо уметь нечто этакое. Огонь изрыгать или саблю глотать, не знаю.

Даже если я попрошу Шевченко сделать исключение ради меня, она не согласится. Или согласится, но потом сожрет мне мозги чайной ложечкой.

Ох, тяжело нам придется.

– Э нет, Ванюша, тут одним знакомством не отделаешься, – решилась я. – Хочешь  покорить Иришку?

– Допустим.

– Тогда предлагаю взаимовыгодный обмен: ты обучаешь меня сопромату, а я тебя основам соблазнения Шевченко.

– Звучит как-то неравноценно. Получается, я должен тратить время на то, чтобы вбить в твою голову хоть что-то, а ты просто научишь меня быть парнем? – он скептически цокнул языком. – Что там сложного? Цветы дарить, в кино приглашать.

– Коперник, ты себя в зеркале вообще видел? Общался когда-нибудь с собой наедине? Ещё непонятно, чья задача сложнее. Я-то сопромат способна заучить, а вот понравиться Иришке… Впрочем, как знаешь.

Он шумно задышал, борясь с внутренними принципами. Я прям слышала, как рушатся стены его неподкупности. Одна за другой. Бам-бам-бам.

– Решено. Сопромат в обмен на Иру.

– Вот и умница, – я отослала Ивану воздушный поцелуй. – Готова провести вводную лекцию прямо сейчас.

– Погоди, дай возьму тетрадь, – засуетился горе-любовник.

– Ты чокнулся?! Какая тетрадь? Тут слушать надо, а не записывать. – Я силой усадила Коперника обратно на кровать. – Итак, Ванюша, запомни. Никогда, ни при каких условиях не называй женщину бесполезным существом.

– Но если это правда, – обиделся он.

Видимо, обучение предстояло долгое и тернистое.

***

Первое занятие кончилось поздним вечером, когда мы с Иваном окончательно истрепали друг другу нервы. Напоследок Коперник загрузил меня домашней работой, а именно учебниками «для чайников», с которыми я должна была ознакомиться к следующему разу.

Как можно ознакомиться с учебником в пятьсот страниц?

Вот и я не знаю.

Жаль, что нельзя позаимствовать голову Ивана на денек, показать Измайлову высший пилотаж, а затем вновь стать нормальным человеком, не обремененным сопроматом.

– Даш, у меня к тебе личный разговор, – загадочно сказала Иришка, стоило мне переступить порог спальни. – Как тебе Сережа Кошелев?

– Ну, он…

Я глубоко задумалась, потому что никаких эпитетов не рождалось. Какой он? Обыкновенный, вот какой. Не совсем придурочный.

– Мне кажется, я ему нравлюсь, – Иришка принялась от волнения заплетать волосы в косу. – Да и он такой… Смешит меня постоянно, вчера помог продукты из магазина дотащить. Может быть, у нас что-нибудь получится?

– Не вздумай! – ужаснулась я, представив, как по общежитию начинают ходить слухи о бурном романе Иришки с Серегой, и Коперник посылает меня лесом.

– В смысле? – Шевченко напряглась.

– Ты Кошелева, что ль, не знаешь? Да он поиграет с тобой и бросит. Как Маринку. Вон, девица до сих пор от стресса не отошла.

– Почему не отошла? Она ж замуж выскочила неделю назад. Ой, Сережа пишет. Как будто чувствует, что мы про него говорим!

Телефон Шевченко завибрировал, и Иришка схватилась за него, глупо улыбаясь. Я вырвала мобильный из её рук и убрала на верхнюю полку шкафа. От греха подальше.

– Поэтому и не отошла, что скоропостижно выскочила замуж ровнехонько после отношений с Серегой, – важно известила я. – Знаешь что? Нельзя встречаться с кем попало. Пообщайтесь немного, но без свиданий и прочих непристойностей. Нечего тут разврат устраивать.

Наверное, так поступать не по-дружески. Но Кошелев ещё успеет обрести своё счастье – возможно, даже с Шевченко, ибо запреты сближают, – а мне позарез нужно вызубрить сопромат. Вряд ли неподкупный Иван согласится закадрить более сговорчивую девушку.

Буквально несколько недель форы, и всё.

Ну, пожалуйста!

– Может, ты и права. – Иришка вздохнула. – Я готова на любого мужика кинуться, так устала от одиночества.

«Вот и кидайся на Коперника, он в таком восторге будет, что отдастся мне в рабство до самого диплома», – подумала я безрадостно.

– Потерпи немного. Твой идеальный парень где-то рядом.

На том и порешали.

Разумеется, я мучилась совестью из-за того, что соврала подруге ради своей выгоды. С другой стороны, Серега тот ещё балбес. Привык жить за родительский счет, кичится новеньким айфоном, выкладывает фотографии своего накачанного торса. Целей жизненных никаких, только футбол и компьютерные игры.

Пусть Ванюша Коперник и не завидный жених, но куда интереснее простого как три копейки Кошелева.

Ну а Серега всегда может доказать свои чувства поступками, коль уж Иришка запала ему в душу. А то пришел на всё готовенькое, разок дотащил покупки. И всё. Герой-любовник.

Вот уж нет.

Пусть победит сильнейший!

***

Если вы думаете, что моя оценка по сопромату осталась тайной, покрытой мраком, то глубоко ошибаетесь. Ибо всё, что становится известно девочкам из деканата, мигом разлетается по университету. Вечером того же дня меня отловили после душевой Кошелев с Семеновым и приперли к стенке.

– У тебя единственной на потоке четверка, – подозрительно сказал Серега. – Не считая Коперника, но тот уникум, у него не голова, а компьютер.

– Ой, да? Неужели? – изобразила дурочку. – Ничего себе!

– Даша, что ты сделала, что тебе поставили четыре? – на лице Миши отразились признаки глубокой задумчивости.

Поверь, лапочка, ты бы не хотел получить оценку таким способом.

– Выучила сопромат, всего-то, – пожала плечами и повыше натянула полотенце, в которое была завернута.

Уж больно задумчиво на него посматривал Семенов, словно мысленно уже стянул и выбросил.

– За ночь? – Кошелев скривился. – Брешешь.

– Вот те крест, – фыркнула я, пытаясь вывернуться от двух дознавателей.

Фигушки. Серега вцепился в меня как клещ:

– Ну и что он тебя спрашивал?

– Вторую теорию… – замолкла, понимая, что забыла, о какой второй теории говорил Измайлов.

– То же самое, что на прошлой пересдаче? – засомневался Кошелев.

– Угу.

– Напомни-ка, в чем она заключается?

– Квадрат длины гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

– О-о-о, прикольно, – покивал Миша, не сводя голодного взгляда с моей шеи, по которой стекали капельки воды.

– Семенов, ты придурок озабоченный, – Серега пихнул его в бок. – Это теорема Пифагора. А ты, Иванова, шуточки свои оставь при себе. Я выведу тебя на чистую воду.

– И я, – поддакнул Семенов, сглатывая.

– Валяйте, – разрешила я, царственно удалившись.

Делать мне нечего, только тратить время на двух уникумов. Серега хотя бы не глупый, просто ленивый неимоверно, а вот Миша… парень беззлобный, зато в голове у него катается одинокое перекати-поле под завывания ветра.

Соорудив два гигантских бутерброда с колбасой и сыром, щедро залитых майонезом, я уселась за изучение сопромата для чайников. Иришка только покачала головой:

– В одном таком бутерброде тысяча калорий.

– Значит, во мне скоро будет две тысячи калорий. Ир, не мешай грызть гранит науки. – Перевернула первую страницу. – Мне и так сложно.

Подруга не ответила, только скептически фыркнула. Ну а я погрузилась в мир формул и определений.

Не представляю, что творится в гениальной голове Коперника, но в моей через полчаса стало очень пусто. Вместо того, чтобы заполняться знаниями, она включила программу очистки.

Я отложила учебник, размяла затекшие плечи. Так, первая глава успешно пройдена. Можно и поспать. Глаза слипаются, и в голове жужжит.

– Такими темпами ты сдашь экзамен к пятому курсу, – съязвила Иришка, наблюдая за тем, как уютно я укладываюсь в постельку.

– Да я уже сдала, – сонно промычала я, проваливаясь в сон. – А ещё переспала с Измайловым… мне понравилось…

– Чего?! Эй?! Даша, проснись! Даша, что ты сказала?!!!

Шевченко кричала и теребила меня за плечо, но всё впустую. Меня сморил крепкий сон, какой бывает только после чтения непонятного, пугающего материала по сопромату.

Глава 2

Субботнее утро могло бы стать прекрасным за последние недели. С утра никаких экзаменов, только в полдень зачет по философии, который я получила «автоматом», а поэтому просто должна была проставить в зачетке.

Философию я не знала от слова «никак», но её преподавала ярая феминистка, всем своим естеством отрицающая мужчин – в ВУЗе, полном мужиков, ага, – а потому испытывала ко мне особое уважение. Она даже среди философов выделяла немногочисленных женщин из уважения к нашему полу.

Ходили слухи, что она была лесбиянкой. Но почему любая женщина, которая коротко стрижется и носит брюки, сразу зачисляется в ряды ЛГБТ-сообщества?

Бред!

В общем, сегодняшний день мог стать идеальным. Если бы не соседка-цербер, которая нависла надо мной в восемь часов и не рявкнула на ухо:

– Подъем!

Я подскочила с мыслью: «Пожар, наводнение, ядерная война!!!» Что ещё могло заставить сову-Шевченко подняться ни свет ни заря? Да она на пары не ходила, если те начинались раньше десяти утра.

– Мы горим? – Осоловело осмотрелась.

– Насчет тебя не в курсе, а я точно полыхаю. Вся извелась, ночь не спала. – Иришка скрестила на груди руки. – Зачем ты переспала с профессором?

– С чего ты взяла? – Мои глаза округлились.

О чем мы вчера общались? Помню, как рухнула на кровать и заснула сном младенца. Глубоким таким, без сновидений. В какой момент я умудрилась выдать военную тайну?

– О, нет! – застонала она. – Вы точно переспали… Дашка, ты продалась за пятерку?

«Вообще-то за четверку», – чуть не ляпнула, но вовремя осеклась.

– Ир, ты бредишь. Ни с кем не спала и не собираюсь.

– Чем докажешь?

– Как, по-твоему, я смогу доказать, что ни с кем не спала? Показать, как покрылась пылью в том самом месте? Спроси Измайлова, если не веришь.

Она надулась точно маленький воздушный шарик. Видимо, идти к преподавателю с глупыми вопросами – вы случайно на днях не развлекались со студенткой? – ей не хотелось.

– Клянешься?

– Честное пионерское.

И всё. С той секунды утро не заладилось. Шевченко смотрела волком. Голодным до сплетен, отощавшим волком, с острыми клыками и хваткой майора ФСБ.

Ну а я изображала ветошь и лежала с сопроматом, думая о том, что ещё не поздно перевестись на юридический факультет.

А потом, когда Иришка начала скрежетать зубами и буравить меня взглядом, от греха подальше свалила в университет.

Будто бы специально, преподша по философии (как это сократить?) морозила меня до последнего. Так и сказала:

– Посидите, вам всё равно не о чем беспокоиться.

В итоге я залипала с телефоном под стенания товарищей по несчастью, которые про философию знали только то, что она никогда им в жизни не пригодится.

Зловредная преподша опросила каждого, не скупясь на вопросы типа: «А как вы сами оцениваете учения Зигмунда Фрейда?» Парни покрывались испариной и мычали нечто вразумительное.

Но вскоре их муки были закончены, и мы остались с философийшей наедине.

– Дарья, вы удивительно способная ученица, – улыбнулась она мне. – Поражаюсь тому, сколько талантов в вас скрыто.

– Э, да?

– Разумеется. Единственная девушка на потоке, которая сражается с мужским шовинизмом… это так заводит…

Что-что делает?..

Мои глаза медленно, но верно поползли на лоб, а дьявол-искуситель в юбке облизала губы. Неторопливо, словно смакуя момент.

Так, подождите, я не буду спать ещё с одним преподавателем. Блин. Не так! Я вообще не буду спать ни с одним преподавателем, в особенности – с престарелой лесбиянкой-феминисткой.

Всё-таки слухи не врали!

Такое чувство, что Измайлов объявил всему преподавательскому составу во главе с ректором: Иванова готова отлюбить вас за еду зачет.

– Кажется, мне пора идти, – пискнула я, когда в зачетке появилась долгожданная роспись.

– Дарья, помните: мой кабинет всегда открыт для вас. В любое время. Ночью и днем. Женщины должны поддерживать друг друга в мире угнетателей-мужчин.

Она поднялась со стула, и я ломанулась к выходу, заплетаясь в ногах, подгоняемая жаждой выживания и здравым смыслом.

– Дарья, подождите…

– Очень спешу!!!

Мне казалось, что философийша следовала по пятам. Её тяжелые шаги отдавались в ушах, а когда я обернулась, то увидела, как она идет следом и улыбается себе под нос.

Прямо как в триллерах. С той разницей, что сейчас мне грозила далеко не смерть…

Надо срочно прятаться.

О, туалет.

Я нырнула внутрь и рявкнула на какого-то парня, который с гоготом заметил, что туалет вообще-то мужской. Тем лучше, меньше шансов попасться. Трех мальчишек тут же вынесло прочь, причем один на ходу застегивал джинсы. Пф, слабаки.

Я закрыла дверь и сползла по стенке. Кошмар. Кто бы подозревал, что зачет по философии обернется таким стрессом.

– Эй! – Дернула за ручку… и та отвалилась, оказавшись в моих руках.

Я оказалась заперта. В туалете. В мужском. Вашу ж мать.

Первые несколько минут я пыталась спастись самостоятельно, подколупнуть защелку или вставить ручку обратно. Не получилось. Строитель из меня, прямо скажем, не очень.

Ну и что делать?

Особо и не поорешь, ибо возникнут логичные вопросы: на кой фиг я туда приплелась и зачем запиралась изнутри?

Я затаилась и хотела уже спрятаться в кабинке, чтобы вынырнуть наружу, когда кто-нибудь войдет внутрь, но не успела. Потому что дверь пнули снаружи. Резким, быстрым движением, заставившим меня отпрыгнуть к раковинам.

Несколько секунд между коридором и туалетом царило гробовое молчание, потому что на меня смотрел профессор Измайлов. Этот нахальный гад не выглядел обескураженным, скорее его рожа озарилась пониманием. Мол, а где ещё оказаться нерадивой козе-Ивановой, если не в мужском туалете?

– Вы что тут делаете? – процедила сквозь зубы, когда гляделки совсем уж затянулись.

– А вы? – парировал он. – Это мужской туалет, сюда принято ходить по нужде. Какая у вас нужда, Дашенька?

Измайлов, будто нисколько не смущаясь, вошел в кабинку, ещё и не закрыл за собой дверь. Эй, вот давайте без аморальностей! Но демон в облике преподавателя не спешил заняться тем самым делом, ради которого в туалеты и ходят. Он глянул через плечо.

– Вы всё ещё здесь?

– Ага…

Ноги примерзли к полу. Мне хотелось сказануть какую-нибудь гадость и уйти победительницей, но гадостей в голову не лезло. Только всякие дурацкие фразы типа «Сам дурак!!!» или «Ненавижу и вас, и сопромат».

– До сих пор не ушли? – Измайлов принялся неторопливо расстегивать ширинку.

– Перестаньте, – нахмурилась я.

– Вы же понимаете, что сюда в любую минуту могут войти студенты и увидеть, как вы подсматриваете за преподавателем. Вуайеризм вас не красит, Иванова.

И правда, пора сваливать. Я развернулась и с видом человека, который сам решает, что и когда ему делать, двинулась к выходу. Ноги при этом подкашивались.

– Кстати, как продвигается ваше изучение основ сопромата? – вдогонку крикнул Измайлов. – Достигли просветления?

Ответом ему стала хлопнувшая дверь.

Итак, Даша. По всему получается, что Станислав Тимофеевич прав. Ты – злостная вуайеристка, потому что любая приличная девушка сбежала бы из мужского туалета сразу же, как её выпустили на волю. А ты зачем-то осталась.

Зачем?

Впрочем, всё не так плохо. На этой неделе экзекуции кончены, можно бежать в общагу. Во вторник сдам последний экзамен и неделю буду валяться в кроватке. Какое счастье, что на время сессии дается учебный отпуск, и в кафе меня ждут только в начале февраля!

Идеально.

Увы, моим радужным планам не суждено было сбыться.

Как минимум потому, что я забыла телефон в кабинете философии (о чем и хотела сообщить преподша). Я вернулась туда и смачно краснела, пока философийша рассказывала о том, как тяжело женщине выжить в мире непонимания и мужчин.

***

Преподаватель по строительной механике задерживался. Что странно: обычно он приходил за полчаса до пары и выгонял тех, кто опаздывал хотя бы на минуту. Старая закалка, чтоб её.

Зато он был стар, глух на левое ухо и подслеповат, и получить у него экзамен могла даже обезьянка. Мы разложили по партам шпаргалки, достали телефоны. Иными словами, полноценно приготовились к сдаче.

Дверь приоткрылась, впуская… Станислава Тимофеевича. В черной рубашке, с дипломатом. Я переглянулась с Кошелевым, лицо которого вытянулось.

– Добрый день! – Преподаватель смерил нас внимательным взглядом из-под очков. – К сожалению, Дмитрий Петрович приболел, поэтому экзамен буду принимать я. Тяните билеты.

Как вы понимаете, шпаргалки пришлось быстренько убрать. Измайлов неустанно бдел за тем, чтобы ладони страдальцев – то есть нас – лежали на столах.

Тиран и деспот, что с него взять.

Мне достались один нормальный вопрос, один ненормальный и задача, при виде которой хотелось плакать. Полчаса мучений, но в голове так и не родилось ничего путного.

Что же делать?..

– Иванова, присаживайтесь, – раздалось громом среди ясного неба. – Будьте спокойны, я не кусаюсь.

Группа выдохнула. Никто не хотел идти первым, а тут такая удача – жертву выбрал сам преподаватель. Я села напротив Измайлова и задумалась о том, как ему идет эта трехдневная щетина. Как по ней хочется провести пальцами, чтобы убедиться, что под колючестью горячая кожа.

Ой.

Даша, очнись!

– Что ж, Иванова, вы продемонстрировали такие познания в углубленном сопромате, что строительная механика должна быть для вас очевидна. Начинайте.

Ещё и издевается…

Моего запала хватило ненадолго. На первый вопрос худо-бедно ответила, зато на втором потонула, а задачу даже не смогла правильно перерисовать.

– Это такая слабая тройка, что почти двойка, – вздохнул Станислав Тимофеевич. – Может, ещё что-нибудь расскажете? Вы же смогли наработать на «хорошо» в прошлый раз. Нет? Тогда пересдача в четверг, – он пробежался взглядом по кабинету и добавил: – Кошелев, чего скучаете? Готовы отвечать? Иванова, освободите стул.

Да что за издевательство!

Ещё и опять сделал акцент на том, как конкретно мне досталась четверка.

Психуя и мечтая сжечь невыносимого преподавателя, который почему-то решил, что может сначала воспользоваться мною, а затем насмехаться, я рванула из аудитории.

Глаза застилали слезы.

Да, меня душила обида. Потому что я не сделала Измайлову ничего плохого. Тот раз, когда я потеряла рассудок от страсти, был добровольным. Мы оба этого хотели. Мы оба задыхались от желания, что рвалось наружу.

Будто он не срывал с меня одежду. Будто это не его пальцы оглаживали внутреннюю сторону моих бедер.

Почему тогда он ведет себя так, будто я натворила что-то непростительное?

Строит обиженного и оскорбленного.

Козел!

Ноги сами понесли меня обратно в аудиторию. Злоба застилала глаза кровавым маревом, и дверь я открыла с ноги. Измайлов даже не повернулся, будто разъяренные студентки ежедневно врывались к нему на экзамен.

– Знаете что, Станислав Тимофеевич? – Я опасно надвинулась на своего мучителя. – Подавитесь вы своей четверкой по сопромату. Мне плевать, что вы себе надумали. Засуньте её себе в…

Я бы с удовольствием закончила фразу. А что? Пусть Измайлов знает путь, по которому его ждут. К сожалению, не смогла. Кошелев оперативно вскочил со стула и пинками оттащил моё брыкающееся тельце к выходу.

– Иванова, закрой рот, – прошипел он, тряхнув меня за плечи. – Ты хочешь, чтобы этот упырь совсем озверел и опять всех нас прокатил с экзаменом?

– Да начхать! Почему он издевается надо мной?! Чем я заслужила?..

– Потому что ты реагируешь на его выпады, – Серега притянул меня к груди и похлопал по спине. – Ну-ну, прекращай. Такие, как ты, не плачут.

– Такие – это какие? – оскорбилась я.

Ущербные? Глупые? Неадекватные?

– Сильные и независимые женщины, – улыбнулся Кошелев. – Всё, проваливай. Вечером приду с вином и чипсами. Будем заедать твоё горе. Договорились?

– Ага…

Он ушел, а я осталась стоять посреди коридора, всхлипывая и думая о том, что не хочу быть сильной. Мне так нравилось чувствовать слабость. Нравилось таять в руках. Нравилось задыхаться от ласки и ощущать, как внизу живота полыхает пожар.

Мне нравилось принадлежать мужчине, который только что в очередной раз втоптал меня в грязь.

***

На моей кровати лежал плюшевый мишка, весь вид которого выражал крайнюю степень психического расстройства. Левый глаз косил, бледно-розовый язык вывалился изо рта. В лапах медведь держал кособокое сердечко.

Я подняла чудовище и увидела под его задницей записку:

Мишка от Мишки. Сходим на свидание?

– Это кто притащил? – уточнила, смутно догадываясь, какой именно «Мишка» может быть замешан в подобной пакости.

– Тайный поклонник, – хихикнула Иришка, но тут же спалилась. – Миша Семенов заходил. Топтался на пороге полчаса, потом медведя укладывал во всякие позы. По-моему, кое-кто втюрился в тебя по самые уши. Только мне кажется, что он опоздал, ибо сердечко Дарьи занято кем-то другим?

Я посмотрела на неё с испугом. Она мои мысли читает или на днях я сказанула ещё какую-нибудь откровенность про свои чувства к козлу-недоноску по имени Станислав Тимофеевич?

– С чего ты взяла?..

– Ой, да проще простого. Пропадаешь где-то вечерами, возвращаешься никакая, сразу падаешь спать. Мне ничего не рассказываешь. Якобы сопромат учишь, но я-то понимаю, что это отговорки. Кто твоя зазноба, детка?