Татьяна Нартова
Знак обратной стороны
2/5
«Дверь закрыта» – оповестил Даню механический голос. Он сунул обратно ключ, в одно из внутренних отделений своего рюкзака. Намного удобнее носить ключи в кармане, но из его, Даниных, карманов вещи пропадали с завидной регулярностью, поэтому школьник перестал класть туда даже одноразовые платки и мелочь. Квартира встретила его кудахтаньем кофе-машины и навязчивым сладковатым запахом искусственных персиков.
– Привет, мам, – обнаружив мать на кухне, быстро поздоровался парень.
– Дань, зайди в пекарню, пожалуйста. Сегодня должны привести новые фигурки для тортов, хочу, чтобы ты все проверил.
– Хорошо, – кивнул Даниил, выискивая, из чего бы соорудить бутерброд.
– Поешь нормально, – не оборачиваясь, буркнула мать. – Я не хочу потом таскать тебя по гастроэнтерологам и отваливать за лечение огромные деньги.
– Жалко денег на родного сына? – вынимая из нарезки кусочек ветчины, мрачно пошутил подросток. Мадам Рябина, наконец, отлипла от экрана смартфона и бросила на него укоризненный взгляд.
Человеком она была совершенно неконфликтным, но назвать ее бесхребетной или покорной язык не поворачивался. Скорее, Наталья Владимировна была из породы женщин, которые как никто понимали поговорку, что вода точит камень не силой, а частотой падения. Так, ласково капая мужу на мозги, она смогла открыть свой бизнес и, не переставая улыбаться, добивалась теперь всего, что хотела от поставщиков, налоговых и пожарных служб и совсем незаметно поселиться со своей продукцией в сердцах многих клиентов.
У матери Даниила не было никаких вредных привычек и греховных пристрастий. Замуж она вышла, когда жених ее был чуть богаче церковной крысы. Конечно, их брак не был безоблачным, всякое случалось, но таких серьезных конфликтов на гране «я развожусь с тобой, и точка» не было ни разу. Они вместе пережили кризис девяностых, а когда муж предпочел стабильную работу на госпредприятии своему собственному делу, Наталья всецело и полностью его поддержала. У нее была хорошая интуиция, у него – звериная хватка настоящего дельца. И вот, спустя почти пятнадцать лет отец Дани владел целой сетью магазинов, а мать собиралась вскоре покупать помещение для второй пекарни. Все было, как говориться, на мази.
Даня промазал хлеб майонезом, водрузил на него пару ломтиков ветчины и, с удовольствием сделав первый укус, поспешил в сторону своей комнаты. Его все достало. Это постоянное материнское «зайди», «проверь», папино «напиши ответ», «размести рекламу», словно они родили Даню с одной целью – иметь послушного раба в своем распоряжении.
«Хоть бы сестра позвонила, что ли», – с горечью подумал он. С Ариной они не были особенно близки, но даже ругаться с родственниками приятнее, чем часами находиться с ними в одной квартире, даже не зная, что сказать.
Мать зависала где-то на просторах сети, отец вечно пропадал в своих поездках и на совещаниях. Но даже когда они собирались вместе за одним столом, то все разговоры все равно вращались вокруг продаж, прибылей и злобных конкурентов. Кстати, о матери. Ее увлечение новыми гаджетами медленно, но верно превращалось в самую настоящую техно зависимость. Когда же Даня попытался ей об этом намекнуть, Наталья Владимировна ответила:
– Не выдумывай, нет у меня никакой зависимости.
– Типичный ответ алкоголика, – усмехнулся тогда подросток.
– Вот именно, – продолжая набирать очередное сообщение, многозначительно произнесла женщина. – Алкоголиков. У них измененная психика, Даниил, они не могут себя контролировать. Ты должен радоваться, что твоя старушка такая продвинутая, а не критиковать ее за то, что она пользуется всеми доступными благами цивилизации.
– И за это я тоже должен быть рад? – Даня глазами указал на открытую книгу, лежащую обложкой вверх. Та лежала так уже больше месяца, обрастая пылью. – Я хотел подарить тебе новый детектив на день рождения, но, похоже, ты его даже не откроешь.
– Мне некогда читать! – возмущенно вылупилась на него мать. – У меня полно забот. Пекарня, занятия твоей сестры и, между прочим, твое будущее поступление. Я ложусь спать после полуночи, а встаю раньше всех вас. Ты вот сидишь, критикуешь меня, вместо того, чтобы спросить: «Как ты себя чувствуешь, мамочка? Тебе ничем не помочь?».
– Ну, и как ты себя чувствуешь? – подобные провокации уже не производили на Даню никакого впечатления. Он тоже ложился за полночь, и тоже не баклуши бил целыми днями.
– Отвратительно! – вскричала мадам Рябина и снова погрузилась в иллюзорный мир по ту сторону пятидюймового экрана.
С того разговора прошли чуть больше трех недель, а раскрытая книга все также продолжала накапливать пыль. Даня коснулся гладкой обложки кончиком указательного пальца. Потом оглянулся, словно рыночный воришка, схватил одинокий томик и продолжил свое короткое путешествие из кухни в спальню. Там он сразу кинул добычу на подушку, а потом плюхнулся на кровать сам, доедая бутерброд. Читать и есть одновременно школьник не мог, равно как делать уроки под музыку. Даниил предпочитал полностью сосредотачиваться на одном действии. Поэтому прошло еще добрых пять минут, прежде чем он покончил со своим скудным обедом и приступил к пище духовной.
Любовь матери к убийствам, погоням и расследованиям он, кажется, впитал с молоком. Во всяком случае, всем другим жанрам, Даня предпочитал именно детективы. Сначала он только смотрел старые сериалы вроде «Приключений Шерлока Холмса» с неподражаемым Ливановым или «Пауро». В последнем ему особенно нравились концовки каждой серии, где по традиции Дэвид Суше собирал всех участников преступления вместе и методично раскрывал их подлые замыслы. Рябин тоже хотел быть таким же внимательным и умным, как эти двое. Хотя торчащие усики Даниилу вряд ли бы пошли. Потом, когда он достаточно овладел чтением, на смену сериалам пришли первоисточники, оказавшиеся не менее интересными.
Что же с ними со всеми случилось? С их ежевечерними сеансами кино, с их любовью к чтению и друг к другу? Теперь под одной крышей жили совершенно другие люди. Даня попытался вспомнить, когда последний раз мать приходила к нему в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, и не смог. Ему было пятнадцать, тринадцать, а может, и того меньше, когда она перестала это делать? Их семья превратилась в корпорацию. И единственное, о чем мечтал Даня, как можно быстрее покинуть ряды ее акционеров.
Ему не дали даже вникнуть в сюжет книги. Телефон разразился маршеобразной «Personal Jesus»[21], значившей, что в ближайшее время он точно не узнает, кто убийца. У Дани на все входящие стоял один рингтон. Во-первых, юноша не был таким уж ярым меломаном, чтобы найти хотя бы десяток подходящих мелодий. А, во-вторых, ему было лень копаться в настройках. Пришлось вытащить сотовый из рюкзака, пододвинув тот ногой к кровати, и посмотреть, кто же так жаждет с ним поговорить, что «депиши» дошли уже до второго куплета.
На экране высветилось короткое «М». Мать. Of course[22], кто бы сомневался! И после этого она еще смеет заявлять, что у нее нет зависимости. Ха-ха, можно было бы засмеяться, да что-то нифига не смешно.
– Что? – не слишком вежливо рявкнул Даниил.
– Фигурки пришли. Ты обещал.
– Угу, уже бегу, – отключился парень.
До пекарни было всего ничего, метров тридцать-пятьдесят от дома. Но прежде чем попасть на эту финишную прямую, надо было преодолеть несколько препятствий, вроде вечно заедающей двери подъезда и не всегда приходящего сразу лифта. Так что в дверях магазинчика Даниил появился аж через девять минут и пятнадцать секунд после своего старта.
За прилавком дежурил Чингиз, улыбчивый узкоглазый парень, родители которого переехали в Россию еще до его рождения. На нем красовалась белая рубашка, выгодно оттенявшая темноватую кожу и фирменный красный фартук всех продавцов «Рогалика». Заметив хозяйского сына, Чингиз весело замахал тому рукой.
– Привет. Мать сказала, там фигурки для тортов привезли. Где? – сразу перешел к делу Даня.
– Ай, да не беспокойся, я уже все принял, везде расписался, – несколько обиженно ответил продавец.
Он был старше Рябина всего на три года, так что между парнями с самого начала завязались крепкие приятельские отношения. Но иногда Чингиз брал на себя слишком много. О чем и не преминул напомнить Даниил:
– Без меня? Я должен все проверить.
– Да проверяй, проверяй, вот Фома не верующий, – отмахнулся продавец, выставляя на прилавок коробку с разноцветными украшениями из мастики. Их делала на заказ для «Рогалика» такая же мелкая частная компания. – Слыхал, Наталья Владимировна хочет установить тут кофейный аппарат, правда? То есть мы превратимся из пекарни в кофейню?
– Нет, Чингиз, мы останемся пекарней с опцией «кофе с собой». И не аппарат, а обычную кофеварку. Три, пять, семь… Сколько по каталогу должно быть зайцев? – хватая по две фигурки из коробки, начал подсчет Даня.
– Пятнадцать, – с некоторой задержкой ответил Чингиз.
– Все правильно.
– Брат, ты мне не доверяешь, что ли?
– Доверяю, чувак. Но предпочитаю проверять сам, – заглядывая в приложенную накладную, грустно произнес подросток. Потом не выдержал кислой мины Чингиза и улыбнулся. – Да хватит тебе. Я знаю, что ты – ответственный работник. Но раз меня сюда послали, надо все сделать по уму. Согласен?
– Ай, Дан, ну тебя!
Чингиз был единственным, кто называл его так – Даном. В глубине души Рябину это нравилось. Во всяком случае, это было лучше, чем слащавое «Данечка». Свое имя парень ненавидел, вовсе предпочитая, чтобы его звали по фамилии. Даже когда происходило традиционное знакомство между первоклашками после линейки, он вместо «Даниил Рябин» представился: «Дима Рябин». Не прокатило…
– Здравствуйте, что желаете? – оживился замолкнувший продавец.
«Клиентка, – понял подросток, – перед мужиками он так не рассыпается. Одиннадцать, двенадцать, трина…»
– А что мне посоветует этот молодой человек, то и пожелаю, – раздался знакомый грудной голос.
Даниил оторвался от пересчитывания кленовых листьев, которые служили украшением для пирожных «Болдино», и поднял глаза на вошедшую посетительницу.
Сегодня на ней было платье. Такое же сдержанное и строгое, как предыдущий брючный костюм. Темно-синее. Поверх Тоня набросила довольно дерзкую джинсовую курточку с вышивкой в виде колибри и цветка. Волосы она уложила в высокую прическу, а губы теперь поблескивали золотистым в тон песочным туфлям. Но, даже сменив одежду, Шаталова оставалась прежней: ироничной, немного грустной и неимоверно привлекательной.
Даня несколько раз моргнул, прежде чем принять решение:
– Чингиз, дай мне свой фартук, я сам обслужу.
– Тю, – почти на уровне слышимости присвистнул продавец, но отказать в просьбе хозяйскому сынку не посмел.
– Тебе идет, – отметила Тоня, когда Рябин затянул красные завязки.
На груди у него красовалась придуманная сестрой эмблема в виде двух половинок рогалика, украшенных зеленой веточкой мяты.
То ли парень не успел причесаться, то ли занятие это было бесполезное само по себе, но его белокурые вихры торчали в разные стороны. Удивительно, Шаталова никогда раньше не видела, чтобы у человека его возраста был настолько светлый цвет волос. Обычно дети с возрастом темнеют, тонкие волоски перестают завиваться в милые колечки на концах, становясь жестче. Но у Дани они, хоть и выпрямились, однако на вид оставались такими же мягкими. Как пух.
Тоня в который раз задалась вопросом: сколько же ему лет? По лицу – шестнадцать-семнадцать, а вот по фигуре… Женщина скользнула взглядом сверху вниз, оценивая ширину грудной клетки, тонкую талию и абсолютно прямые ноги. Для этого ей даже не понадобилось думать, оценка произошла на уровне самых древних биологических инстинктов.
– Так что посоветуешь, а? – Тоня, наконец, отвлеклась от разглядывания главной достопримечательности пекарни и обратила внимание собственно на ассортимент. – Ты вроде говорил, что это местечко славиться своими экстремальными начинками. А эти булочки, они с чем?
– Как ты меня нашла? – вместо рекомендации спросил Даниил. Он был так ошарашен появлением Антонины, что незаметно для себя перешел на «ты». Извиняться за это было уже поздно, да и, кажется, покупательница не особенно обратила внимания на эту ошибку в местоимениях.
– Ты же сам сказал, как называется твоя пекарня. Точнее, твоей матери. Все, что мне оставалось – это вбить его в поисковик. При этом он, разумеется, выдал мне еще почти сто сорок лишних ссылок, но наряду с ними мелькнул и нужный адресок. Симпатичные колечки, – Шаталова наклонилась к витрине, пытаясь прочитать название. – «Олимпийские». С допингом, что ли?
– С грецким орехом, вообще-то, – не поддался на провокацию парень. – Были еще в двух вариантах: с арахисом и орехом пекан, но последние быстро разобрали, так что остался только арахис, – зачастил подросток. – Так ты пришла, чтобы…?
– Посмотреть, что у вас есть, – с улыбкой продолжила женщина.
«Ну да, не ради меня же, – горько усмехнулся про себя Рябин. – Все правильно, я же сам разрекламировал ей «Рогалик». Ей просто захотелось экзотики»
– Так что ты будешь брать? У нас, как видишь, учет, – кивнул он на коробку.
– Красота какая, – вытянув шею, заглянула туда Шаталова. – А для чего они?
– В основном для тортов. Мы их не продаем, а делаем на заказ для частных лиц и организаций. Некоторые украшения идут на пирожные, вот видишь, на той полке осталось несколько. Если хочешь, упакую одно из них.
– На заказ? – задумчиво протянула Тоня. – То есть я могу сейчас заказать тебе торт, и когда мне его испекут?
– Все зависит от того, что за торт, какой сложности и к какому сроку нужен. Обычно заказы принимаются за сутки-двое. Мы собираем сразу несколько, и тогда наши кондитеры занимаются только тортами, – пустился в долгие объяснения Даня. Судя по резко поскучневшему выражению Тониного лица, ей такой механизм не подходил. Поэтому парень добавил: – Но если заказ срочный и не очень сложный, можно изготовить торт в течение пары часов. Быстрее просто не выйдет, ведь для каждого изделия замешивается тесто, делается отдельно глазурь, крем и прочее. Мы не составляем торты из готовых коржей.
– Ого, как много ты знаешь! Хочешь стать кондитером? – Шаталова вернулась к прилавку, на котором так и остались несколько не сложенных обратно в коробку фигурок.
– Нет, только не это. Я знаю много, да. Но возиться с тестом по двенадцать часов в день при сорокаградусной жаре – это не мое.
– Теоретик, но не практик значит. Ясно.
– Вроде того, – не стал отрицать Даниил.
– А эти фигурки для чего? – Тоня указала на нечто сине-белое.
– Пирожное «Марципановое небо», – едва смог припомнить подросток.
Их с Шаталовой разделяла лишь узкая доска прилавка, и, несмотря на густой запах выпечки, Даня явственно ощутил шлейф ее духов. Перец, белая орхидея, лимон… что там обычно пишут в подобных случаях? «Дерзкий интригующий аромат»? Или «пленяющее сочетание специй и цветов»? Ничего нового производители и рекламщики не придумали, но на сей раз, их описание попало в точку.
– Небо? – переспросила Антонина.
– А? – кажется, он немного задумался. – Да. Там в состав входят кусочки марципана, поэтому так называется. На самом деле – это обычный бисквит с ванильным кремом и посыпкой из лепестков миндаля. Ничего сверхнеобычного.
– Мне нравится, можешь пробить? – Глаза в глаза.
– У нас сейчас нет таких пирожных, – медленно протянул Даня.
– Значит, я зайду в следующий раз, – снова эта улыбка, от которой у подростка в прямом смысле задрожали поджилки. Очень хотелось выругаться, но он только досадливо закусил губу. – Мой телефон у тебя есть, позвонишь, когда пирожные будут готовы.
Шаталова развернулась к выходу. Из подсобки показалась голова Чингиза:
– Женщина, вам ничего не приглянулось? Если хотите, я дам попробовать. У нас совершенно свежие орешки со сгущенкой – беспроигрышный вариант, классический рецепт.
– Нет, что вы, – не оборачиваясь, ответила Тоня. – Кое-что мне очень приглянулось. Просто не хочу портить фигуру.
И с этими словами Шаталова покинула пекарню.
На прилавке сиротливо остался лежать отложенный ею маленький ангелок из мастики.
Долгое преодоление
Символ левой руки. Название знака соответствует основному значению. Однако, написанный в другом направлении символ приобретает несколько иной смысл – «осознанное, взвешенное решение», поэтому его часто сочетают с одним из знаков выбора. Пишется исключительно теплыми тонами, включая желто-зеленый, оливковый и другие зеленоватые цвета.
3/4
Город готовился к своему дню рождению. Дата была скромной, зато круглой – двести тридцать лет. А потому, пока жилищно-коммунальные службы наводили марафет снаружи, внутри торгового центра, прозванного горожанами «рыбешка», тоже шли работы. Рыбешкой центр назвали сразу по двум причинам. Первая, очевидная, происходила из официального наименования – «Рыбников», в честь владельца. Вторая причина заключалась в том, что до постройки торгового центра его территорию занимал птичий рынок, на котором, в основном, продавались рыбки.
Виктория помнила и рыночек, и самого Аркадия Рыбникова – местного предпринимателя и депутата в одном лице. Ей даже посчастливилось встретиться с ним лично, когда снимали репортаж об открытии «рыбешки». Было это целых десять лет назад. Тогда она еще была беззаботной студенткой, подрабатывающей в закутке на первом этаже. Сейчас ее магазин одежды заметно расширился и переместился чуть выше, в прямом смысле слова – на второй этаж. Наверное, кадры той знаменательной встречи хранились в каком-нибудь темном архиве городского телевиденья. Викторию это мало интересовало. Она не была охоча до славы.
Вика раскладывала акционный товар: женские футболки с принтами в виде букетиков цветов и надписью «I’m like a flower. Don’t touch without reason». Надпись была сделана слишком витиеватым шрифтом и плохо читалась, а цветы после первой стирки местами облезали. И все же майки разбирали очень быстро, так как над ними висела очень привлекательная табличка «Товар со скидкой 70 %». Сама Вика предпочитала подобной одежде более дорогие, зато и более качественные блузки из магазина напротив.
По торговому залу разливался кондиционированный воздух вперемешку с медленными мелодиями из репертуара Норы Джонс[23] и Мелоди Гардо[24]. Этакая кашка-размазня для уставших от крепленного рока ушей.
Посетителей было немного. Две девчушки лет по пятнадцать оживленно обсуждали разные покрои джинсов, чуть в стороне от них молодой мужчина одну за другой сдергивал с вешалки клетчатые рубашки. Набрал штук пять и удалился в сторону примерочной. Обычный рабочий день в магазине одежды средней руки.
– Вик, – с какой-то подозрительной интонацией позвала Надя.
Она стояла на стремянке, укладывая на самые высокие полки небольшие рюкзачки. Вика подняла глаза, не понимая, почему подруга оторвалась от своего занятия и с удивлением смотрит в сторону выхода.
– Что такое?
– Скажи, ты видишь, то же, что и я? – интонация стала еще загадочнее.
– Да в чем дело? – не выдержала Виктория. Обзор ей закрывала высокая стойка с новой осенней коллекцией для мужчин. Пришлось бросить майки и выйти в проход. – Ух ты, Рома…
– Это же Сандерс, да? Я не сплю, нет? – сползая с лесенки, продолжала задыхающимся голосом вопрошать Надежда.
– Да. Нет, – поочередно ответила на оба вопроса Вика, окончательно выходя из-под защиты рыже-коричневых блейзеров.
– Виктория? Какой приятный сюрприз, – заметил ее художник.
– Вы опять за мной следили? – не обращая внимания на хватающую ртом воздух подругу, подплыла она к вошедшему.
– Что вы?! Даже мысли такой не было. Хотя нет, была. Но, клянусь, на этот раз мы столкнулись совершенно случайно. Вы наверно знаете: на третьем этаже недавно открыли магазин с товарами для рисования. Вот решил наведаться туда, заодно пополнить свои запасы грунтовки и красок. А вы, значит, тут работаете?
– Ага, тружусь в поте лица. Обновляем ассортимент.
– Значит, у вас не найдется времени выпить со мной кофе? – хитро улыбнулся мужчина. Вика отметила, что сегодня он не надел свои синие очки. Значит, не настолько они для него жизненно важны.
– Мне нравиться ваша формулировка вопроса, – автоматически складывая прихваченную майку, заметила женщина.
– Моя сестра так в детстве спрашивала. «Ты же не будешь эти конфеты?», «Ты же не хочешь идти сегодня в цирк. Я-то хочу на каток», – и прочее в том же духе. Видимо, я заразился этим от Алисы. Так что: найдется время?
– Ох… вы умеете уговаривать! – пыхтение позади уже невозможно было игнорировать. – Кстати, Роман, познакомьтесь – это ваша самая преданная фанатка.
– О! Здравствуйте!
Художник протянул руку топчущейся рядышком Наде. Кажется, от волнения та даже перестала моргать. Вылупилась на Сандерса своими и без того большими глазами и проблеяла:
– Господин Лех, это честь для меня. Вы – настоящий творец с большой буквы.
– С какой буквы? – не переставая улыбаться, уточнил мужчина.
– В смысле? Ах, господи! Вы большой шутник. С «тэ». – Кажется, первый шок от явления кумира прошел, и у Нади заработали мозги. Вика обменялась многозначительными взглядами с художником и предложила:
– Раз встреча состоялась, могу я ненадолго покинуть свой пост? Мы с Романом договорились выпить кофе. Если администратор будет спрашивать, скажи, что мне срочно понадобилось в аптеку или туалет. В общем, придумай что-нибудь. Хорошо, Надь?
Ответа от подруги не требовалось. Майка была заброшена на ближайшую вешалку, и Вика с Романом поспешили на выход. Художник сдержанно помахал Надежде рукой:
– Еще увидимся!
Та стояла, теперь так часто моргая, будто собиралась с помощью ресниц взлететь вслед за уходящей парочкой. На языке у нее вертелось множество колких ответов, но Надя так и не смогла ничего произнести. Она потирала одной рукой другую, все еще ощущая прикосновение шершавой ладони художника. И лишь спустя долгую пару минут смогла стряхнуть оцепенение и яростно выругалась себе под нос.
– Какой будете кофе? – Надо же с чего-то начинать разговор.
Я чувствовала себя последней скотиной. Бедная Надя, все-таки стоило хоть из вежливости пригласить ее с собой. Вот только у меня не было уверенности, что подруга из все той же вежливости не откажется от предложения.
Последний раз я видела Надьку такой потрясенной в девятом классе, когда на школьной дискотеке ее пригласил танцевать самый красивый мальчик из класса. Во всяком случае, то, что он красив, считало большинство наших девчонок. Лично я не находила в нем ничего особенного.
Если по возвращении Надя захочет меня придушить в одной из кабинок, то придется стоять и не дергаться. Но сейчас мне было не до ее мстительных планов. Я рыскала глазами по электронному табло, выискивая, чтобы такого заказать. Не слишком навороченного, то есть дорогого, но и не слишком банального, вроде «двойного эспрессо». Да-да, вечная проблема выбора.
Обычно кофе я брала этажом выше. Там стоял небольшой островок, торговавший пивом, закусками и всего пятью позициями горячих напитков: черный кофе, кофе с молоком, чай черный с лимоном и без, и чай зеленый. Меня это вполне устраивало, как и соотношение цена-качество. Рядом с островком располагалось еще куча разного рода закусочных, поэтому вокруг всегда было шумно. Покупателям на неудобства было плевать, они усаживались за столики и пытались переорать друг друга, внося свою толику в царящий хаос.
Тащить в такое место Романа я не стала. Слишком дешево во всех отношениях. А мне хотелось хоть раз выглядеть перед ним достойно, поэтому пригласила мужчину сюда – в небольшую, но уютную забегаловку, где бодрящую жижу подавали хотя бы в чашках, а не в бумажных стаканчиках. Поэтому его ответ меня очень удивил:
– Без разницы. Я просто хочу, чтобы он тупо был горячим, – и, повернувшись ко мне, пояснил. – На улице резко похолодало, а я весь день по городу бегаю в одной рубашке. Вот, смотрите.
Художник протянул руку, которая вся покрылась гусиной кожей. Надо же, а так не скажешь, что он настолько замерз. Лишь сейчас я заметила у него татуировку чуть пониже локтя. Несколько странных символов, значение которых мне было не известно. Роман проследил за моим взглядом и прокомментировал:
– Ошибка бурной молодости.
– Похоже на какие-то иероглифы…
– Да, что-то общее есть, – Роман ткнул пальцем в расположенную выше других загогулину, чем-то смахивающий на нотный знак бемоля. – Связь.
– А этот? Похоже на какой-то график функции.
– Верность. Их опоясывает символ выбора, – провел по изогнутой черной полоске Роман. – Остальные линии дают сочетание называемое «крест на могиле». Вместе все четыре знака образуют фразу, означающую в общем нечто вроде «неизбежность судьбы», «фатум».
– Я никогда прежде не видела такого.
Не люблю признаваться в подобном, но татуировка вызвала странное ощущение. Словно надо мной начало довлеть нечто мрачное, чему нельзя было противиться. Перед глазами промелькнул образ большой черной птицы, закрывающей солнце. Неужто опять приступ? Но нет, стоило Роману закрыть татуировку рукавом, как мне сразу стало легче.
– Мало кому известны эти знаки.
– Какой-то вымерший язык? Вроде клинописи или пиктограмм майя? – предположила я. – Просто больше ничего в голову не приходит.
– Нет, это искусственный язык, – поспешно бросил художник. До нас как раз дошла очередь делать свой заказ. – Мне американо, а девушка будет, я полагаю… да, точно… сделайте два американо и еще кусочек штруделя.
– С вас сто девяносто рублей, – кассир выдал нам распечатанный чек и номерок: – Поставите его на свой столик. Ваш заказ будет готов через несколько минут. Спасибо за то, что выбрали наше кафе и приятного аппетита.
Вся эта длинная речь была выдана на одном дыхании с неизменной дежурной улыбкой. У меня самой в загашнике была пара таких вот благодарственных заготовок. Раньше я не находила в них ничего дурного. Но чужая вежливость так отдавала фальшью, как порой резиной отдают китайская «кожаная» сумка или перчатки.
Мы выбрали столик подальше от входа, но не так далеко, чтобы потом пришлось пробираться через весь зал. Роман крутил между пальцами номерок, с двумя цифрами «7» и «3». Я приняла их за счастливое предзнаменование: четные числа нравились мне почему-то намного меньше нечетных. Разговор опять заглох. Пришлось спасать ситуацию.
– Значит, «тупо горячий»? Интересно…
– Что именно? – Мужчина определенно не хотел возвращаться из далекой страны своих размышлений.
– Не знаю, – пожала я плечами. – Просто представила себе такую ситуацию. Где-то в параллельной реальности один одинокий мужчина приходит в кафе и спрашивает: «А какой у вас есть кофе?». А ему отвечают: «Сегодня такая плохая погода, идет фиолетовый дождь, вы, должно быть ужасно замерзли. Я бы осмелился посоветовать вам взять «тупо горячий» кофе с облаками из невероятно пушистых сливок»
Роман рассмеялся:
– Вы не пробовали писать книги? Или, не знаю… анекдоты сочинять?
– Что, глупость? – Зажмурилась я от смущения.
– Немного. Но что-то в этом есть. Я бы внес еще чай для неопределившихся, который менял бы цвет от нежно-изумрудного до насыщенно-коричневого. И, пожалуй, мороженое для чистюль, которое предупреждающе кричит, прежде чем капнуть на новенькую юбку. – Теперь пришла моя очередь засмеяться. – Знаете, Виктория, наши встречи приносят мне огромную пользу. Не знаю, может, вас уже тошнит от моего общества…
– Что вы!
– …но после общения с вами я ухожу наполненный. Духовно, я имею в виду. Вот прямо сейчас в моей голове (а вы помните – у меня внутри огромный колодец, откуда я черпаю вдохновение) рождается парочка идей. Знаете, иногда я спрашиваю себя, что хуже: когда их нет, или когда их слишком много? Половина того, о чем я думаю, так где-то и остается. Как вы сказали, где-то в параллельной вселенной. А здесь эти задумки похожи на мертворожденных младенцев. Обидно хоронить их вот так, даже не пытаясь спасти.
– Кстати, – вернулась я к прежней теме беседы, – тот знак. «Крест на могиле»? Почему он так называется?
– Не можете отстать от моей татуировки? – Вовсе не разозлился Роман. – Понимаю, она у многих вызывает интерес. Эти знаки… как бы объяснить… Я столкнулся с ними, когда мне было около двенадцати лет. Намного позже, уже будучи взрослым, копаясь в старом хламе в родительской квартире, обнаружил что-то вроде пособия. Некие записи на иностранном языке. Там были эти символы, этот алфавит. И я принялся их изучать. Вот и вся история.
– И вы можете писать на нем или…?
– Он не предназначен для передачи информации. Знаки можно комбинировать определенным образом, получая новые значения, но написать такими значками письмо или даже свое имя не выйдет. Я вас разочаровал?
– Наоборот, еще больше заинтриговали. У меня, скажем так, фетиш на всякие мистические штучки. Не то, чтобы я верила в астрологию или там, в духов. Просто мне нравиться обладать неким знанием. Чего угодно, от построения хайку до гадания на картах таро. Наверное, я слишком тщеславна. Но иногда так хочется щегольнуть какой-нибудь заумной фразой или сделать нечто такое, чтобы окружающие рты пооткрывали.
Тут принесли наш заказ, и пришлось отвлечься. Официант выставил на середину стола две чашки и тарелочку со штруделем. Я думала, что последний предназначался Роману, но мужчина отодвинул тарелку в мою сторону.
– Это мне?
– Да.
– Спасибо. Хм… надо же… я ведь ни разу не пробовала штрудель. Сколько раз порывалась его заказать, да все как-то…
– Не решались? Боялись развеять ореол таинственности над этим блюдом?
– Скорее, как вы, бежала от новизны, – ковырнув ложечкой тесто, честно ответила я. – А теперь прошу меня извинить, раз мы с этим австрийским красавцем, наконец, нашли друг друга, позвольте мне ненадолго замолкнуть.
– Изобразить барабанную дробь? – поинтересовался Роман. – Все-таки такой торжественный и напряженный момент. Это не шутки Виктория. Этот обольститель станет для вас первым, и все прочие штруделя… штрудели вы будете сравнивать именно с ним. Учтите это, вынося свой приговор.
Кусочек выпечки шлепнулся обратно на тарелку. Ложка в моих руках тряслась вместе с рукой и остальным телом.
– Так нельзя, – сквозь слезы прохрюкала я. – Роман, вы – невозможны.
– Салфетку? – Услужливо протянул квадрат тонкой бумаги художник.
– Благодарю. Признайтесь, сколько жизней вы загубили? С вами опасно садиться за стол. Так и норовите довести человека до того, чтобы он подавился от смеха. Ох…
Мужчина опустил глаза и попытался изобразить крайнюю степень раскаянья. Пока он дурачился, я предприняла вторую попытку хоть немного поесть.
– Знаете что? Не знаю, как другие, но данный экземпляр очень смахивает на плод любви шарлотки и язычка. Серьезно. Слоеное тесто и много-много яблок. Суховато, но с кофе пройдет. Теперь мы с вами поменялись ролями. В прошлый раз это я ломала ваши стереотипы касательно новых блюд, а вы меня допрашивали. Теперь я болтаю без перерыва, и даже не спросила: вы согрелись?
