Татьяна Нартова
Знак обратной стороны
Равнозначный выбор
Символ правой руки. Обозначает ровно то, что прописано в его названии: выбор, приводящий либо к одинаково негативным последствиям для психики пациента, либо просто трудный для принятия.
2/12
Предложение было столь неожиданным, что Люда не сразу нашла подходящие слова. Отказывать она не хотела, но и соглашаться приходилось тоже с осторожностью. О них и так начали сплетничать, хотя Людмила сплетни ничем не подкрепляла. Для нее, стоящий напротив и смотрящий своими лазурными глазами в упор мужчина, являлся лишь приятным коллегой, максимум – приятелем. Да, Валентин Маркович обладал довольно притягательной внешностью, имел хорошие манеры, чувство юмора и достаточно широкий кругозор, но Люда не испытывала к нему никаких романтических чувств. Чтобы там не шептались о них другие преподаватели. Возможно, сам физик думал по-другому. Иначе не стал бы приглашать Людмилу в клуб «проветриться». Она едва не ляпнула что-то вроде: «Это очень мило с твоей стороны, но…». Потом одумалась. Ей, и правда, не мешало развлечься.
Вторая четверть неумолимо приближалась к концу, а вместе с ней заканчивался и очередной календарный год. Правая рука уже отваливалась от написания бесконечных отчетов, а голова кружилась от вечных вопросов: где купить недорого икру и шампанское для праздничного стола, что дарить близким и стоит ли, вообще, затеваться с готовкой, если можно напроситься кому-нибудь в гости? Вариант привычного празднования с Лерой и Доброславом отпадал – им вовсе не до веселья, и теперь Люда перебирала всех возможных знакомых, которые могли бы составить ей компанию на самую шумную ночь зимы.
– Честно говоря, – начала Люда, хотя это было безбожным враньем, – я не знаю, буду ли свободна в эти выходные. Но если что-то изменится, я тебе позвоню, хорошо?
– Да, отлично, – великодушно согласился физик.
Нечто подобного он и ожидал. Люда была слишком застенчива, даже зажата. Валентин не стал подробно копаться в ее биографии, но подозревал, что у его коллеги никогда не было настоящих отношений с противоположным полом. Людмила была лишена хоть толики кокетства, а знаки внимания со стороны физика воспринимала как само собой разумеющиеся. Валентин старался изо всех сил: при каждом удобном случае делал женщине комплименты, угощал всевозможными сладостями, даже цветы преподнес на день рождения. Большущий букет белоснежных хризантем так и остался стоять на подоконнике в учительской. Тогда это очень расстроило мужчину, но он не отступил, наоборот, перешел к более активным действиям. Если Часовчук слепа – надо открыть ей глаза, если просто не понимает намеков, придется говорить напрямую.
Она позвонила в пятницу вечером. По телевизору смотреть было нечего, да и за день Валентин вымотался так, что к семи часам глаза начали закрываться сами собой. Пару часов мужчина добросовестно боролся с желанием завалиться в постель, но телефонный звонок подействовал подобно волшебному зелью галлов.[53]
– Твое предложение все еще в силе? – спросила Люда. – Если так, то я согласна.
– Отлично, – расплываясь в невидимой для собеседнице улыбке, ответил Валентин. – Тогда встретимся завтра.
Паб с претензионным названием «Золотой клевер» относился к числу мест, куда не стыдно как пригласить девушку на свидание, так и собраться чисто мужской компанией. Хотя и ничем выдающимся паб не отличался. Ни в меню, ни в подаче, ни в оформлении залов не было изюминки. Большинство клиентов «Клевера» это не смущало. Хочешь эстетики – сходи в музей, а пивная предназначена для иных целей. Но на неискушенный взгляд Людмилы «Клевер» выглядел оригинально и мило.
– Спасибо, что пригласил, – посчитала она своим долгом прежде всего поблагодарить физика. – Я давно никуда не выбиралась.
– Чего так? – прихлебывая из высокого стакана светлое пиво, забросил пробный камешек Валентин. – Не находилось подходящей компании?
– Да нет, просто… как-то не сложилось, – смутилась Люда. Не говорить же, что последний раз они зависали в подобном заведении с девчонками еще на пятом курсе института, то есть почти шесть лет. Для тридцатилетней женщины такой срок – почти вечность. – А одной как-то, сам понимаешь…
– Ну да, – кивнул Валентин. – Я сам тут всего второй раз.
Удивительно. В школе их с Людой общение проходило совершенно иначе, но стоило коллегам остаться вдвоем, как между ними словно выросла стена. Будь Часовчук болтливее, было бы проще, но та не торопилась продолжать разговор, сосредоточив свое внимание на фисташках. Уже очищенные от скорлупы орешки Люда складывала на край стола, и вскоре их выросла целая горка, а в общей сложности было произнесено не более пяти десятков слов.
– Как там твои малыши? – ухватился за беспроигрышную тему физик. Он сам был классным руководителем у десятого класса, и потому называл шестиклашек Людмилы не иначе как «малыши» или «мелкота». – Какие мероприятия на Новый год запланировали?
– Как обычно, – пожала плечами женщина. Теперь она выстраивала орешки, словно солдат в несколько линий. – Сладкий стол, дискотека. Дети предлагали сходить куда-нибудь в кафе, поесть пиццы, но родительский комитет против. Да и, честно говоря, я не представляю, как можно разместить двадцать шесть человек в «Городе солнца». Залы там маленькие, это надо тогда заранее бронировать целое помещение. А тащить их в «Рыбешку» – нет, увольте. Они сразу разбегутся по всему торговому центру, где потом их выискивать? А что твои?
– Мои? – Пример оказался заразительным. Валентин подцепил из блюдца несколько орешков и принялся набирать свое войско. – Сказали, что ничего отмечать не будут. Типа, они уже взрослые для утренников. Ага, а сами недавно устроили забаву – в «ручеек» всем классом играли. Хуже детсадовцев. Знаешь, Люд, я за них боюсь. Вот честное слово. Они ведь не понимают, какие на самом деле еще не зрелые. Думают, раз паспорт получили, школу окончили, то многое о жизни знают и могут сами принимать решения. Я на их фоне дураком кажусь – до сих пор к матери с отцом советоваться прихожу.
– Что же ты предлагаешь? До сорока лет паспорта не давать? – пошутила Люда.
– А что, может и так, – совершенно серьезно ответил Валентин. – До сорока не до сорока, а пока человек не сдаст экзамен на знание, скажем уголовного кодекса или хотя бы Конституции, пока не получит профессионального образования, полноправным гражданином его не считать. Это ведь легко – состряпать книжечку с печатями и подписями. Но ведь паспорт – не проездной билет в трамвае. Вот тот же аттестат об образовании, он ведь не выдается всем без разбора, так? Ты должен десять лет отучиться и не просто отучиться, а хотя бы на оценку «удовлетворительно» по всем предметам. Должен выдержать целый ряд испытаний и экзаменов. При этом половина того, что преподается в школе, тебе потом не понадобиться. Треть так точно. А чтобы стать полноправным гражданином не надо ничего. Просто подать несколько бумажек в соответствующую контору. Но если ты забудешь валентность углерода или перепутаешь годы правления какого-нибудь короля Франции, тебя, максимум, засмеют. А нарушив закон, о котором ты и не знал, можно и в тюрьму загреметь. Но почему-то историю зубрят с пятого класса, а простейший этикет в школе не преподают. Правила дорожного движения учат только водители, хотя участниками движения считают и пешеходов, и велосипедистов, и даже пассажиров общественного транспорта. Мы учим арифметику, но не знаем, что делать, если нас в магазине обсчитали. Такое ощущение, что сама профессия учителя обесценилась. Мы как робототехники: есть программа, которую надо впихнуть в машину, потом оценить, хорошо эта программа выполняется или нет. Если плохо – поставить двойку, если хорошо – пятерку. Все. А потом эти механизированные дети выходят из школы и не понимают, что дальше? Как жить в этом мире?
– У них есть родители, – возразила Люда.
– Которые тоже ничего не знают, – парировал Валентин. – Мой отец десять лет назад вышел на пенсию. Моя мать всю жизнь работала на одном предприятии, и разбирается только в производстве сыра и масла. Да, у них есть так называемый жизненный опыт, то есть совокупность набитых за жизнь шишек. Но опыт тот приобретался во времена, когда на прилавках было всего три вида колбасы, а послать письмо в другой город было проще, чем позвонить туда. Нет… это все не то.
– И что? Понятия добра и зла за эти годы также изменились? – Наконец, закинула себе в рот Люда несколько фисташек. – Или Земля стала крутиться в другую сторону?
– Иногда мне кажется, она не просто в другую сторону крутится… она вовсе с оси сошла, – понуро пробормотал Валентин.
Какой-то невеселый у них выходил разговор. Неплохо поменять тему, но ничего умнее приближающегося нового года на ум не приходило. Если бы они с Людой были близки, Валентин имел бы право расспросить ее о чем-нибудь более интимном. А о кино, книгах и музыке – трех китах, на которых держатся все светские беседы – коллеги и так болтали постоянно.
Блуждающий по залу взгляд женщины вдруг остановился. Неочищенный орешек выпал из пальцев. Валентин оглянулся, ожидая увидеть все, что угодно, начиная от вооруженного автоматом бандита, заканчивая мэром города в сопровождении пары полуобнаженных красоток. Даже приготовился, если что, хватать Люду и бежать с ней к ближайшей двери, но никакой угрозы не обнаружил.
В паб вошли двое: высокий светловолосый юноша и с ним дама лет тридцати пяти. Самые обычные посетители. Ни зеленой кожи, ни дополнительной пары рук, ни нимба над головами. Только вот Людмила по-прежнему не отводила от вошедших глаза, которые сначала недоверчиво сощурились, а теперь становились все шире.
– Это же Рябин из одиннадцатого «В», нет? – с легким замешательством опознал Валентин посетителей. – Кто это с ним?
– Не знаю, – честно призналась Люда. – Но на подругу матери она не больно тянет.
– О чем ты? – продолжая следить за парой, спросил физик.
Рябин со спутницей сразу направились к одному из столиков, будто завсегдатаи «Золотого клевера». Парень выглядел немного напряженным, но стоило даме взять его за руку, как тот немедленно разулыбался. Женщина была лет на двадцать старше своего кавалера, который на ее фоне выглядел совсем ребенком. Их смешки, перемигивания и фривольные прикосновения невольно привлекли внимание многих в зале. На парочку с неодобрением оборачивались соседи, а подозванный официант едва успел сменить презрительное выражение лица на дежурную улыбку. Но, кажется, и косые взгляды, и перешептывания работников паба мало заботили Рябина и пришедшую с ним женщину. Они были полностью увлечены друг другом, либо специально игнорируя «теплую» атмосферу питейного заведения, либо, действительно, не замечая витавшего в воздухе неодобрения.
Валентин постарался снова завести разговор с Людой, но та совсем его не слушала. То и дело ее зеленые глаза заволакивались дымкой и обращались в сторону ученика. После третьей безуспешной попытки рассказать забавную историю из своего детства, физик окончательно сдался и предложил:
– Может, подойдем к ним, поздороваемся?
– Что?
– Поздороваемся.
– Боюсь, мы только помешаем, – с какой-то странной горечью ответила Люда. – Этим двоим и так хорошо. Они выглядят счастливыми.
– Вы не знаете, кто эта женщина?
Валентин предпочитал не лезть в чужую частную жизнь, даже в жизнь его учеников. Главное, чтобы они соблюдали школьные правила, а об остальном должны беспокоиться их родители и соответствующие органы. Но раз Людмила больше ни о чем говорить не может, физик хотел понять причину ее странного интереса и еще более загадочного огорчения. А выглядела коллега не просто огорченной, а…
«…совершенно убитой. Как будто не ученика, а собственного парня с другой застукала», – пришла на ум Валентина мысль. Но что за нелепость? Как он мог такое предположить?
Только ленивый не пересказал подробности конфликта между преподавательницей русского и Рябиным. Валентин сам присутствовал в момент, когда этот мелкий засранец ворвался в учительскую и принялся требовать каких-то там объяснений. Видите ли, ему занизили оценку. Расстроил тогда Люду до слез. Физику едва хватило самообладания, чтобы не вмешаться в тот спор. Он так и не зашел внутрь, малодушно подслушивая под дверью, за что до сих пор корил себя.
С другими учителями Рябин вел себя не лучше. Откровенного хамства за ним не замечали, но на любое замечание мальчишка отвечал какой-нибудь остротой, любой совет выслушивал с таким видом, словно заранее знал все, что ему скажут, а на окружающих смотрел презрительно и даже как-то зло. Что уж говорит об одноклассниках Рябина? Недаром за выпускником закрепилось сразу несколько прозвищ, самыми ласковыми из которых были «мажор», «князь грязи» и «Снегурочка».
Вначале, когда Даниил только перевелся в их школу, все немедленно отметили ум этого мальчика, его обязательность и неконфликтность. Но постепенно и отличные оценки Рябина, и его стабильная посещаемость перестали вызвать в преподавателях теплые чувства. За неконфликтностью парня скрывались пассивность, амебность и равнодушие. Он выполнял все задания, но ни разу не проявил инициативы. Неохотно отвечал у доски, руку поднимал крайне редко. Да и на переменах вел себя отчужденно. Валентин заподозрил, что это класс не очень жалует Даниила как новичка, вот он и не может раскрыть свой потенциал, влиться в коллектив и стать его частью. Но и через месяц, и через год ситуация не изменилась. Рябин по-прежнему держался отчужденно, физик лишь пару раз замечал его беседующим с кем-то кроме Кристины, которая, впрочем, всегда и везде сопровождала своего друга. Истинная причина такого недружелюбного отношения к блондину открылась учителю позже.
Как всегда на перемене ребята собрались тесной кучкой, в середине которой оказался Даниил. Пока остальные вели ожесточенную беседу, тот молча перелистывал очередную тетрадку. Казалось, Рябина не волнует ничего в этом мире, кроме пенала, из которого он поочередно доставал то ручки, то карандаши, что-то подправляя и дописывая в конспекте. И вдруг, не отрывая глаз от своих записей, спросил:
– Ты, наверное, хочешь стать программистом или веб-дизайнером, а, Мих?
– Ты о чем? – захлопал своими большими черными глазами другой «веэшник» по фамилии Якутов.
– Тогда я не догоняю, зачем ты по восемь часов режешься в этот…
– «Call of duty», – подсказал Михаил. – Ты че, это же почти классика, офигенный шутер! Только не говори, что никогда в него не резался.
– Нет, – Рябин приподнял правую бровь.
– А в «вичера»? – вступил в разговор второй юнец.
– Кого? – бровь поползла выше.
– «Ведьмак», не слышал? Целая серия игр. Там такой чувак ходит беловолосый, со всякой нечистью рубиться…
– Геральт из Ривии, – вставил Даня.
– Ага, точно. Играл, значит! – обрадовался Якутов.
– Нет. Книги читал.
– Какие книги?
– Бумажные, – не удержался от смешка мажор. – Анжея Сапковского. Вообще-то, вся серия игр основана на его романах. О, я смотрю, вы не в курсе? А я думал, Миха, ты, правда, в шутерах разбираешься.
– Ну, это, того… не смешивай, – попытался оправдать свое литературное невежество Якутов. – Книжки книжками, а компьютерные игры – это отдельная тема.
– Конечно, конечно, – с самым серьезным видом покивал головой Даня. – Просто я думал, вы, парни, реально геймеры. Типа, в турнирах всяких участвуете, все коды читерские знаете, всю историю создания. Хотел что-то новое узнать…
Лица окружающих юнцов одновременно вытянулись. Потом до Михи дошло, что всех их сейчас опустили ниже плинтуса. Но ответить что-то путное не смог. Только мрачно сплюнул и прошипел:
– Ну, мажор… – да отступил подальше от умника.
Дело было не в неприятии коллективом нового его члена. Наоборот, оказалось, Даниил сам старается отгородиться от остальных учеников непроницаемой стеной. Для стороннего наблюдателя все выглядело так: юноша ничем не интересуется, никуда не ходит веселиться, а рот открывает только затем, чтобы спросить время или уточнить, что задали на дом. Но Рябин не был так называемым «ботаном» или «лузером». Скорее, наоборот, он считал не себя отстающим, а остальных – догоняющими.
Отчасти это было объяснялось тем, что Даниил был на целый год старше своих одноклассников. Госпожа Рябина по какой-то непонятной причине отправила сына не в год его семилетия, а в восемь лет, и в конце этого ноября Даня перешел в высшую лигу – совершеннолетних. Но одно это обстоятельство не могло оправдать поведение старшеклассника.
Что-то пряталось за карими глазами и светлыми локонами, что-то, делающего Даниила Рябина таким притягательным и невыносимым одновременно. Ибо как иначе объяснить мягкий грудной смех женщины за спиной Валентина и ее несдержанное восклицание:
– Ты просто прелесть, ангелок!
– Пойдемте, – вдруг вскочила с места Людмила. – Поздороваемся с ними.
Валентину пришлось в срочном порядке отставить свой бокал и поспешить за коллегой. Парочка за соседним столиком замолкла. Физик отметил, что щеки Даниила вспыхнули двумя нездоровыми красными пятнами, а вот его спутница, напротив, будто наслаждалась оказанным ей вниманием.
– Людмила Алексеевна… – И куда делся весь гонор?
– Добрый вечер, Даня, – поздоровалась учительница. – Надо же, не ожидала увидеть тебя в таком месте. Да еще в компании…
– Антонина, – женщина поднялась и протянула руку для приветствия.
– Очень приятно, – ответил за коллегу физик. – Валентин. Я работаю в школе, где учится Даниил. И правда, мы с Людой и подумать не могли, что он посещает подобные… заведения. Современная молодежь предпочитает что-то пошумнее. Разные дискотеки, ночные клубы. А тут в основном собираются те, кому за тридцать.
– Да ладно вам, – не выпуская руки учителя, ответила Антонина. – Уверяю, Даниил не похож на большинство детей своего возраста. Хотя, чего это я? Готова поспорить, вы знаете о Дане намного больше моего.
– Ну… – неопределенно протянул Валентин. Меж тем, стоящая рядом Люда молча рассматривала спутницу Рябина, пока сам юноша внимательно следил за ней самой. – Даня перевелся в нашу школу в прошлом году. Так что мы не так уж близко успели с ним познакомиться. Все-таки два урока в неделю по сорок минут… сами понимаете, за это время хоть бы успеть рассказать детям тему. А вы как давно знаете Даниила?
– Уже два месяца, да, ангелок?
– А? Да, третий пошел… – Рябин еле ворочал языком.
– Ладно, мы, наверное, пойдем, – неожиданно засуетилась Люда.
– Уже? Я надеялась, вы составите нам с Даней компанию. Все-таки не каждый день выпадает шанс узнать что-то новенькое о том, с кем встречаешься. А он, – Антонина укоризненно покосилась на блондина, – не из болтливых.
– Что правда, то правда, – согласился физик. – На уроках из него слова лишний раз не вытянешь. Сидит вечно, что-то про себя соображает, но никогда сам не выступит. Я столько раз просил Даниила быть активнее на уроках, но все без толку.
– Это так, ангелок? Так! Вот это номер. А ты, оказывается, у меня партизан.
– Пойдемте, Валентин, – уже громче и настойчивее попросила Людмила.
– Нет, уж. Будьте любезны, садитесь, – наигранно-грозно приказала спутница Рябина. – И рассказывайте все. Может, хоть меня этот ребенок послушается.
Тон Антонины был шутлив, но Валентин почувствовал, что присоединиться она приглашает на полном серьезе. А еще Люда. Сама ринулась сюда, а теперь стоит, перетаптывается с ноги на ногу и ничего толком не сказала. Их свидание было безнадежно испорчено, это мужчина понял давно, но не собирался хоронить весь оставшийся вечер. Спутница Рябина показалась Валентину особой интересной, да что греха таить, весьма обаятельной. И физик решил не упускать возможности с ней поболтать.
– Кто знает? – поддержал он Антонину, отодвигая стул и присаживаясь.
– И вы садитесь, – обратилась та к учительнице.
– Мы точно не помешаем?
Судя по перекошенному лицу мальчики, они уже помешали. Но сейчас Валентину было не до подпорченного настроения подростка. Он будет флиртовать, покорять и производить неизгладимое впечатление. Раз Люда так активно не замечает его чувств, физик собирался посеять в ней хотя бы безотчетную ревность. Если и тогда Часовчук не прозреет, значит, останется один неутешительный вывод: ее сердце уже кем-то занято, и для симпатии к коллеге там просто нет места.
Его план рухнул уже через пять минут. Антонина оживленно болтала, как и предполагалось, за двоих. Но каждая ее фраза либо была о Данииле, либо касалась его косвенно. Она с оживлением поведала об их первой встрече:
– Я дико испугалась. Думала, все: сейчас приедет полиция, и меня арестуют на месте за наезд на человека. А этот красавец как ни в чем не бывало поднимается с асфальта и отказывается даже подвезти его до больницы. У него просто удивительная реакция, отпрыгнул от моей машинки как горный козлик.
– А потом хромал больше недели, – тихо пробормотала Люда. – Даня, почему ты ничего мне не сказал? Я ведь спрашивала тебя несколько раз даже.
– Я не обязан всем и каждому отчитываться, – чересчур резко ответил подросток. – Это только мое и Тони дело.
– Эй, Рябин, повежливее, – осадил его физик.
– А вам, Валентин Маркович было бы приятно, если бы я начал сейчас спрашивать какие у вас с Людмилой Алексеевной отношения? Когда свадьба? Вы живете вместе или пока не съехались?
– Ангелок, – на этот раз первой отреагировала Антонина. – Не надо так. Не груби.
– Почему-то так называемым взрослым неймется влезть в чужие дела? Они считают, что у подростков не должно быть никаких тайн, никаких запретных тем. Для взрослого нормально задать четырнадцатилетней девочке вопрос вроде: «У тебя есть жених в классе?» Моя сестра, Арина, вечно жалуется на подобную фигню. Я ей раньше отвечал: «Да брось, не обращай внимания». А сейчас начал понимать, насколько это неприятно. Для того, кто спрашивает – это не более чем дружеская шутка, вроде того. А тот, у кого спрашивают, что он должен отвечать?
– Даниил, – уже тверже повторила Антонина, но юноша будто оглох.
– Хорошо, Людмила Алексеевна. Так и быть, утолю ваше любопытство. Не так давно вы спрашивали, кто та дама, что встречает меня из школы. И я солгал, сказав, что она – мамина знакомая и клиентка ее пекарни. Не потому, что мне было стыдно говорить правду, не потому, что я опасался вашего неодобрения или еще чего-то. Просто вас это совершенно не касается.
– Рябин! – у Валентина закончилось терпение. Этот мальчишка перешел уже все границы.
– Дайте договорить, пожалуйста, – вцепившись глазами в Людмилу, попросил тот. – Вы не моя мать, вы всего лишь наемный работник, который обязан обучить меня правильно писать. Разве не так учителя всегда говорят, когда к ним обращаются? «Я не твоя мамочка. Пусть она придет на педсовет, и сама со всем разберется». Вот какой ответ я получил, когда мою сестру избили какие-то отморозки. Ей было всего одиннадцать. Вся вина ребенка состояла в том, что она принесла в школу медаль. Решила, глупая, похвастать своей первой наградой. А какая-то ее так называемая «подружка» рассказала об этом своему брату из девятого. Позавидовала. Я побежал к классному руководителю Арины, а та мне ответила: «Где это произошло?» «У нас во дворе», – с дуру ляпнул я. И тогда услышал: «Тогда ничем не могу помочь. Я не ваша мамочка, не обязана следить за всем, что происходит с вами за пределами школы».
– Этот педагог был не прав, – осторожно попыталась вразумить подростка Люда. – С ее стороны было не тактично так отвечать.
– Только отвечать? Моя сестра стояла рядом, вся тряслась и утирала кровавые сопли, а эта педагог ничего не сделала. Даже в медпункт не отвела. Зато у нее был тридцатилетний стаж работы и звание заслуженного учителя. Я потом выяснил, за что. Видите ли, несколько ее учеников заняли первое место на областной олимпиаде. Интересно, а кто-нибудь считал, сколько из них после школы стали убийцами? Сколько бросило свои семьи, сколько спилось, сколько покончило жизнь самоубийством? Почему-то это не учитывается. И не должно… Потому что каждый сам отвечает за свою судьбу. А потому не надо на каждом углу кричать, что школа принимает участие в воспитании и формировании личности. Ни в чем она не участвует. Как может посторонний человек кого-то воспитать? Особенно, когда «все, происходящее за территорией школы находиться вне компетенции классного руководителя».
– Ангелок, ну к чему ты все это? – улыбка Антонины выцвела. Теперь она с опаской смотрела на своего кавалера. – Я не думаю, что Валентин… Маркович? Что он или Людмила Алексеевна думают так же, как та тетка, к которой вы с сестрой обращались за помощью. В конце концов, педагоги – тоже люди, а они могут быть как хороши, так и плохими. И профессионализм в одной области вовсе не означает сопутствующего человеколюбия.
– Я не к тому, чтобы кого-то обидеть, – вовремя поправился Даня. Физик под столом уже сжал от злости кулак. Еще чуть-чуть, и он бы схватил этого наглеца за грудки и выбил бы из него извинения. – Просто пытаюсь объяснить, почему не люблю, когда в мои дела вмешиваются посторонние люди. Но раз уж так сложилось, то придется отчитаться. Мы с Антониной встречаемся. Она никакая не подружка мамы, а моя подруга. Теперь, Людмила Алексеевна, вы довольны?
– Даня… – абсолютно беспомощно пролепетала учительница. Валентин увидел, как глаза ее наполнились влагой.
– Если да, то прошу меня извинить. Завтра у нас проверочная по химии, а я еще не успел подготовиться. Так что я – домой. До свидания.
Рябин не дал никому больше и слова вставить. Не дал и Валентину совершить какую-нибудь глупость. Сорвал свою куртку с вешалки, стоявшей неподалеку, и рванул к выходу из паба. Ему было не по себе, как и оставшейся в «Клевере» Антонине. Она попыталась замять неудобный разговор, начала расспрашивать Валентина о какой-то ерунде. Тот отвечал явно невпопад, все в мужчине кипело от возмущения. Каким бы уязвленным Рябин себя не считал, это не давало ему права так разговаривать со старшими. И все же хорошо, что мальчишка ушел. Кулак под столом постепенно разжался, а глубоко вздохнув пару раз, Валентин смог расслышать, что говорит Антонина:
– А вы на машине приехали или пешком?
После прозвучавшей в пабе тирады, этот вопрос казался абсолютно лишенным смысла. Но, видимо, ничего оригинальней женщина придумать не могла. И тут поднялась Люда:
– Простите, я тоже домой. Увидимся завтра на работе.
– Погоди, дай хоть до остановки проводить, – дернулся физик. – Антонина, приятно было познакомиться.
– И мне, – прозвучало почти искренне.
Уже на выходе из паба Валентин вспомнил, где раньше видел эту Тоню. О чем не преминул тут же сообщить шагающей рядом в молчании коллеге:
– Шаталова. Ее фамилия Шаталова.
– Откуда ты знаешь? – впервые за весь вечер проявила неподдельный интерес Людмила. – Вы с ней уже были знакомы?
– Да нет. Просто не так давно ее фамилия мелькала в светской хронике. Я не то, чтобы люблю все эти сплетни. Просто как-то наткнулся на статью о компании ее мужа «ДиректСтрой». Знаешь тот жилой комплекс в районе автовокзала, который со всеми удобствами, современной планировкой и прочее? Так вот эта компания его возводит. В статье написали не только о «Директе», но и их генеральном директоре. И фотографию приложили, как полагается.
– Можешь мне эту газету принести?
– Нет. Я ее читал, пока ждал своего приема у стоматолога. Даже не скажу, что за газета была. Или вовсе не газета, а просто – рекламный проспект. Или журнал… Да это чуть ли не полгода назад было, – Валентин почесал лоб. – И, вообще, я уже начинаю сомневаться, что эта Антонина – та самая Шаталова. Скорее всего, просто похожа. Люда, серьезно. В чем-то этот парнишка прав: это не наше дело.
– Ты так думаешь?
– Да, именно так, – попытался приобнять Люду за плечо физик, но в тот же момент та сделала от него шаг в сторону. Рука Валентина нелепо повисла в воздухе. Пришлось срочно засунуть ее в карман. – И еще, думаю, ты должна больше уделять внимания другим… людям.
– О чем ты? Каким людям?
– Да так, – выжал из себя улыбку Валентин. – Разным.
Радуга
Символ левой руки. Близок по значению к пиктограмме «колье», но не несет никакого сексуального подтекста. Даже наоборот, означает полную асексуальность в отношениях, умение выдвигать на первый план личностные достоинства собеседника, а не его внешние данные. Знак социализации, преодолении животной природы человека.
