Татьяна Нартова
Знак обратной стороны
3/10
Новая дверь была намного надежнее. Толстая металлическая, с двумя сложными замками. За ней Виктория чувствовала себя намного безопаснее. А может, дело было в паре дней, проведенных вне дома. Роман оказался хозяином гостеприимным, полностью взяв на себя всю заботу о своей квартирантке. В распоряжении женщины оказалась целая комната, куда за все время проживания художник ни разу не сунулся. Да и вообще, казалось, Виктория очутилась одна в огромном доме – владелец постоянно пропадал в своей мастерской, только по вечерам выползая для совместного ужина. На второй день гостья не выдержала и заглянула в нее, застав мужчину за раскрашиваем какой-то простыни.
– Что это? – стараясь не наступить на расстеленную на полу ткань, Вика обошла Сандерса со спины. Тот вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб и сунул измазанную кисть в ведерко с краской.
На первый взгляд, да и на второй тоже, большущий прямоугольный кусок ткани напоминал скатерть, которую невоспитанные едоки весь вечер использовали для вытирания рук: он словно весь был усеян пятнами от какого-то зеленого соуса.
– Это только первый слой, – признался Роман. – Можно было сделать трафареты, как для нанесения принтов, но я предпочитаю все делать вручную. Потом будет слой темно-зеленого для елей, светлый и темно коричневый, ну, и так далее. Всего слоев пять-семь. Я пока точно не определился.
– И что в итоге должно получиться?
– Лес.
– О, – выразив все в одном коротком междометье, присмотрелась внимательнее к «скатерти» женщина.
Теперь пятна обрели более четкую форму, хотя представить их в будущем древесными кронами не удавалось даже при наличии такого богатого воображения, как у Виктории.
– Это для моей новой инсталляции. Видишь там деревянную заготовку?
– На ручную мясорубку смахивает.
На столе, облупившееся, с глубокими царапинами громоздилось нечто с ручкой и несколькими отверстиями.
– Она и есть. Только внутри не винт с лезвиями, а барабан, на который намотается ткань. Ручку я соединю с помощью привода с подносом, на нем будут лежать бургеры, – художник поднялся на ноги, принялся размахивать руками, расписывая, как будет функционировать его творение. – Посетитель берет бургер, поднос поднимается, движение передается мясорубке, ручка вращается, все больше собирая нарисованный лес. И вот, когда поднос опустеет, все увидят это… Погоди-ка…
Сандерс широким жестом смел стружку и несколько испорченных, смятых листов бумаги, и продемонстрировал свой очередной «шедевр»: темно-красное пространство с не то обгоревшими, не то подвергшимися какому-то химическому воздействию стволами деревьев, посередине которого в небо цвета ливерной колбасы вскидывал трубы завод. Картина производила угнетающее впечатление, прежде всего своей детальностью и какой-то убойной натуралистичностью.
«А он неплохо рисует», – подумала Вика. Но вслух произнесла другое:
– Хорошо хоть без костей обошлось…
– Вообще-то, первоначально я хотел поместить под лесом фотографии мертвых свиней и куриц. Но потом решил, что это будет несколько… лицемерно с моей стороны. Все-таки сам-то я мяском не брезгую, и не собираюсь призывать людей толпами переходить к вегетарианскому образу жизни. Да и главный посыл тут, скорее, социальный, нежели этический, – отложив свое творение в сторону, скрестил руки на груди Сандерс и пытливо заглянул в лицо Виктории – ждал реакции.
– Интересно, – выдавила та. – А бургеры кто делать будет?
– Мой знакомый, прямо там же, при входе на выставку.
– Выставку? Ты же, вроде, только недавно выставлялся…
– Так я и не собираюсь организовывать ее прямо сейчас. «Общество потребления» – лишь первая из моих новых машинерий. Тут работы не на один день. Даже не месяц. У меня есть пара старых задумок, которые я не смог пока реализовать, да и по ходу обязательно что-нибудь придет в голову, уж будь уверена.
– А ты, я посмотрю, плодовитый автор, – не удержалась от замечания Вика. Мужчина в ответ только руками развел, извиняясь:
– Какой уродился.
– «Общество потребления»… – протянула Вика. – Как-то…
– Это не окончательное название. Знаю-знаю, у меня с этим прямо-таки беда, огорчение. Может, ты чего придумаешь? – признал Сандерс.
– А проценты за соавторство заплатишь? – пытливо прищурилась женщина.
– Два, – предложил художник.
– Десять.
– Пять, – не сдался Роман.
– Пятнадцать, – повысила ставки Вика.
– Семь.
– Хорошо, двенадцать, на меньшее я не согласна, – подняла руки гостья.
– Что? Ох, совсем забыл, с кем торгуюсь. У себя в магазине ты также товар покупателям впариваешь? – заинтересовался художник.
– Не впариваю, а советую, – справедливо обиделась Виктория.
Удивительно, они расстались всего сутки назад, а женщина уже начинала скучать по Сандерсу. Это была не такая тоска, что вот «умираю, хочу видеть», скорее, легкая ностальгия по проведенным в обществе Романа минутам. Удивительно, это был один из их самых долгих разговоров за те два дня, но даже немногие слова, произнесенные художником, смогли заполнить ее внутреннюю тишину, въесться, запомниться, встать в ряд с самыми яркими воспоминаниями жизни.
Каждое слово, если на то пошло. Вика могла с пугающей детальностью вспомнить их первую встречу, посиделки на кухне, и там, внизу – на скамейке у подъезда. Даже вкус чая из термоса, которым Сандерс поил перепуганную и растерянную женщину, даже цвет рубашки, в которой он появился на ее работе.
Пока Роман рисовал свои нелепые леса и заводы, пока вырезал из дерева и лепил из папье-маше, он попутно создавал другого рода произведения – существующие только в сознании Виктории картины. Немногие способны на такое. Из тысяч людей, что она встречала в своей жизни, лишь пару десятков оставили в душе Вики такой след. И от этого становилось тревожно, но вместе с тем радостно.
Звонок в новенькую металлическую толстую дверь с двумя хитрыми замками застал врасплох. Женщина едва не облилась кофе, которым заканчивала свой завтрак. Выругавшись про себя, пошла открывать. Она рассчитывала, что успеет все подготовить к приходу помощника, но не успела. Да и помощник оказался не один. На площадке, пропахшей открытым мусоропроводом и сигаретным дымом, топтались двое: вместе с Сандерсом пожаловал еще один незнакомый Виктории мужчина.
– Егор, – представил его художник. – Мастер ремонтов.
– Привет, – широко улыбнулся незнакомец.
Сразу стало понятно, что он из той породы людей, которые вечно суют свой нос, куда не просят, и создают больше шума, чем способно нормальное человеческое существо массой менее ста килограммов. И все же Вике приятель Сандерса понравился. Стоило Егору пройти в квартиру, как он тут же скинул с плеча увесистую сумку и стал крутить головой по сторонам, будто та была прикреплена не с помощью позвонков, а свободно вращалась на гладком металлическом штыре.
– Куртку можете повесить тут, – вежливо кашлянула Вика.
– А? Ага, спасибо.
– Мы решили прихватить свои инструменты на случай, если у тебя не найдется подходящих, – пояснил Роман, сгружая на пол еще пару пакетов. – Сегодня, как я понимаю, будем чистить и отдирать, а завтра, я надеюсь, пойдем уже подбирать обои, плинтусы и остальные стройматериалы.
– Да, наверное, – не слишком уверенно пискнула женщина.
Пожар выбил ее из колеи, и она до сих пор до конца не пришла в себя. К тому же, и в этом Сандерс был прав, у нее не нашлось бы даже валика для покраски, не говоря уже о более сложных приспособлениях вроде лазерного уровня, набора всевозможных шпателей, мешалок и прочих остро и не очень остро заточенных инструментов, которые по очереди вынимали из своего багажа мужчины.
– А это – в холодильник, – приказал Егор, и хозяйка с изумлением уставилась на самый настоящий бутерброд с салом и завернутые в тряпицу яйца.
– Егор считает: залог хорошего ремонта кроется в соблюдении нескольких правил. Первое из которых гласит, что питаться нужно исключительно сытной и простой пищей вроде пельменей или хлеба со шпиком.
– А второе в правильной экипировке, – подхватил приятель художника, вытаскивая потрепанную газету и немедленно сворачивая из нее несколько шляп. – Это вам!
– А я-то всю жизнь была уверена, что дело в правильной подготовке стен и качественной штукатурке. Вы мне прямо-таки глаза открыли.
– Ха-ха, – засмеялся Егор. – Лех говорил, что вы очаровательны, но я и подумать не мог, насколько. Виктория, поверьте человеку, который вот этими ручками изготовил более двадцати различных инсталляций, истратив несколько бассейнов клея, и перепортив несколько кубов древесины, что дело именно в шапочках. И может быть, самую малость, в грунтовке и пропитке.
– Так вы и есть тот самый волшебник, который вставил Роману руки в правильное место? – дошло до Вики. – Он рассказывал о вашем первом проекте. Питьевой фонтанчик, да?
– «Фонтан для курильщиков», – поправил художник. – Бросаешь сигарету, в рот пластиковому старичку – получаешь стакан чистой воды. Жаль, нас быстро с ним разогнали. Еще и штраф за незаконную постройку влепили. Это сейчас мы стали умные, прежде чем что-то устанавливать на улице, целую кучу инстанций посетим.
– Да ладно жаловаться-то, ты уж избегался, – шутливо упрекнул друга Егор. – За него, Виктория, теперь целый штат юристов работает. А толпа рабочих потом все устанавливают. Мистеру Сандерсу остается самое тяжелое: прохаживаться с умным видом рядом со своими творениями и время от времени бросаться заковыристыми фразами. Или тебе уже и речи специальный человечек пишет?
– Нет, с речами он вполне справляется сам, – заверила Вика.
– Егор никогда не появляется на моих перфомансах, – в ответ на ее вопросительный взгляд, ответил художник.
– Я житель закулисья. Мое дело правильно собрать необходимую конструкцию, если Лех не может. Не стану грешить против правды, с каждым разом у него получается все меньше злоупотреблять моей добротой. Так что годика через два-три, когда он, наконец, освоит в полной мере сварку, моя скромная персона окончательно уйдет в тень.
– Хорош прибедняться, – шикнул Роман.
– Тогда, можно, я начну злоупотреблять? – попросила Виктория.
– Моей добротой?
– Угу.
– Ох… можете не спрашивать. Я уже в вашем полном распоряжении.
С такими вот незатейливыми шутками-прибаутками втроем они приступили к ремонту. Чистить и сдирать пришлось много. Основную часть мебели Вика с художником вынесли еще прошлый раз, своей очереди остался дожидаться только громоздкий шкаф. Опасность была окончательно его доломать, прогоревшая с одной стороны стенка ввалилась внутрь, да и дно пострадало. Егор пообещал вылечить пострадавшего, а пока шкаф погрузили в его грузовик с прицепом.
Тащить тяжеленую громадину с четвертого этажа было не очень сподручно, пришлось позвать соседа. По обыкновению вслед за дядькой Трофимом, живущим этажом ниже последовали его жена, малолетний сын, а также остальные неравнодушные. Уверив всех, что помощь им больше не требуется, крестовая отвертка имеется, и, да, они знают, где находится электрический щиток, Вика с мужчинами общими усилиями избавились от лишних глаз и ушей.
– Вот теперь можно начать, – поплевав на руки и картинно закатав рукава, объявил Егор.
И понеслось! Сначала убрали все лишнее. Покусанное огнем запихнули в большие мусорные мешки, срезали, отодрали с помощью гвоздодера или попросту отодрали руками. Дверной косяк пришлось срезать пилой, а пострадавший пол буквально выламывать с помощью молотка. Пока мужчины на пару крушили ее спальню, Вика моталась туда-сюда с тряпками, ведрами воды и уничтожала старые обои. После работы пожарных те вздулись и во многих местах отошли сами. Стены тоже получили ожоги, и копоть с них было не так просто смыть.
– А что мы все без музыки, да без музыки? – по истечении второго часа напряженной работы задал вопрос Егор. – И я, дурак, забыл! Уно моменто!
– Куда это он? – проводив помощника взглядом, обратилась Вика к художнику.
– За радиолой. Я же говорю, этот человек слишком серьезно относится к правилам, которые сам же придумывает. Знаешь, будь Егор более пробивным, стал бы успешнее меня. Странностей и таланта у него на двух Лехов Сандерсов хватает. Чтобы тебя услышали, надо кричать, а Егорка слишком интеллигентен. Он всегда стучится, а в нашем деле надо выбивать двери с пинка.
– Где вы с ним познакомились?
– На свалке.
– Где-где? – подумав, что ослышалась, переспросила женщина. Шапочка ли действовала или нет, но работа пока неплохо спорилась в ее руках.
– Он искал что-то для себя, а я рылся в поисках старого велосипеда. Мне спицы нужны были для одной задумки. Что? Это было одиннадцать лет назад, ни у него, ни у меня тогда не было таких денег и возможностей, чтобы заказать изготовление уникальных деталей. Мы брали то, что выкидывали другие и превращали это в искусство. Trash art чистой воды[50].
– Почти как Тим Нобл и Сью Вебстер[51], – вернулся в комнату Егор. – Только без экспериментов со светом.
– Пока, – подняв вверх молоток, которым выколачивал очередную доску, добавил Роман.
– Пока, – согласился его друг. В руках у него был небольшой радиоприемник. – Кстати, подумай об этом. Можно что-нибудь забабахать в стиле театра теней. Лех вам не рассказывал о своих зеркальных людях?
– Она не поверила, – вместо Вики ответил Сандерс. – Сказала, что такое невозможно. Помнишь, мы еще о феномене синего платья говорили?
– Белого, – упрямо возразила та. – И ты все еще не предъявил никаких доказательств! Вот давай, скажи, что тебе нужно для этого эксперимента? Сфотографируем меня на сотовый, у меня отличная камера, и посмотрим, что получиться. Давай?
– Ой-ой, кажется, тебя загнали в угол, – шаря по радиостанциям, прокомментировал из угла Егор.
– Хорошо, – согласился художник. – Только не сегодня. Вот как закончим ремонт, тогда и займусь этим, идет?
– Идет, – согласилась женщина. – Но знай, пока своими глазами не увижу, на твои россказни не поведусь!
– О, – найдя что-то подходящее, увеличил громкость Егор.
Из динамиков донеслись смутно знакомые аккорды фортепьяно, к ним присоединилась скрипка.
– А еще, – шепнул Роман Вике, – третье правило гласит, что ремонт надо делать под классическую музыку. Просто смирись. Или купи бируши.
Покой
Символ правой руки. Несмотря на название, означает вовсе не статическое состояние разума, а, наоборот, активный поиск выхода из негативной ситуации, изменение мышления для обретения чего-то нового. Пиктограмма связана с красными оттенками.
2/10
Прежде чем включить компьютер, Даня еще раз внимательно пролистал книгу. Вдруг найдется какая-нибудь подсказка или удастся перевести предложение-другое? Но нет, написанное по-прежнему оставалось иноземной тарабарщиной, и ничего не оставалось, как воспользоваться поисковиком.
Примерно две недели назад, перед осенними каникулами, Даниил поймал себя на том, что выводит на листе бумаги странные символы. Причем уже не первый раз. После разговора с Часовчук парень углубился в тему бессознательного рисования и дудлинг-картинок. Первым его творением стала разноглазая сова, вместо перышек покрытая кружками и завитушками. А потом он отпустил свое воображение на волю, и рука принялась выводить черточки и полукружья, из раза в раз повторяя одни и те же узоры. Как под гипнозом, стоило Дане чуть отвлечься, как на полях тетрадей, на клочках старых черновиков – везде снова и снова появлялись знакомые знаки.
Конечно, все можно было списать на простоту орнамента. Ничего сложного: пара линий, параллельных или пересекающихся, крестики, точки, кривые. Но Рябин, просмотрев сотни интернет изображений, стараясь найти в творениях других следы «своих» символов, ничего не нашел. Кое-где попадались схожие дудлы, но точно такие же Дани не видел нигде. На ум приходили фильмы об одержимых, малюющих своей кровью загадочные знаки, рассказы о пациентах психиатрических клиник и другие страшилки, которые принято смотреть и читать, зарывшись от ужаса под одеяло. Но Даня не считал себя ни подконтрольным злому духу, ни тем более, съехавшим с катушек. Он видел эти символы в черной книге без названия, видел всего один раз, но по какой-то причине его подсознание запомнило их, и теперь с упрямством дошкольника, исследующего глубину луж, воспроизводило их на всех доступных поверхностях.
– Вот, ты просил, – сегодня перед первым уроком подошел к Рябину Жека. – Не знаю, нафига она тебе нужна, но хозяин барин.
– Спасибо, – не стал тот распространяться о подробностях своей «рисовальной болезни». – Я верну, как только смогу.
– Да, можешь оставить себе, – махнул рукой на приданное экс-тетки одноклассник. – Я спросил у отца, про что тут написано, но он тоже не в курсе. Сказал только, что это – польский.
«Так я и думал», – кивнул про себя Даня, а вслух ответил:
– Разберусь.
Весь день он рассматривал иллюстрации, каждую перемену и на некоторых уроках пытался хоть что-то понять в тексте, но больше всего подростка интересовали именно загадочные не то иероглифы, не то руны. Глядя на них в течение пары минут, Даня словно вырывался из своего тела. Это было не похоже на опьянение, но без головокружения и тошноты. Наоборот – мир приобретал пугающую четкость, как если бы Рябин был близорук и вдруг надел очки. В голове становилось пусто и гулко, так что каждая мысль отдавалась в ней эхом несколько раз. Голоса учителей и других ребят, их перемещения – все это Даниил отрешенно фиксировал, но не воспринимал. И даже звонок Тони после третьего урока не слишком его расстроил.
«Извини, ангелок, я сегодня не смогу с тобой побыть», – извиняясь, сообщила женщина.
«Ничего страшного», – привычно отозвался Рябин. И на сей раз, слова соответствовали действительности: никакой трагедии для старшеклассника не произошло. Сегодня он и сам был занят.
Едва вернувшись с занятий, Даня приступил к настоящему изучению книги. Для начала он отыскал название выпустившего ее издательства. «Litera», было указано внизу титульной страницы мелкими острыми буковками на фоне заточенного перышка. Не слишком оригинальное название, к тому же весьма распространенное.
После получаса мучений, подростку удалось найти нужную информацию. Точнее, всего три строчки на каком-то сайте: «Издательство было основано в Гавролине в 1929 году и закрылось с началом Второй Мировой войны. В 1946 деятельность издательства была частично восстановлена, но уже через три года «Litera» снова прекратило выпуск печатной продукции». Все. Больше ни слова не об издательстве, ни о его книгах.
Однако попавшая в руки к Дане книга явно выглядела его современницей. Значит, либо поляки все-таки снова запустили станок и никому об этом не сказали, либо Рябин ошибся. В любом случае, это был тупиковый путь. Пришлось пойти другим.
«Что за знак…», – не успел подросток вбить фразу полностью, как ему предложили еще десяток вариантов. Пользователи интересовались, в основном, функциями телефонов и различными кнопочками в соцсетях. Не то, не то, снова разочарование.
– А если поискать по фотке? – предложил сам себе Даня.
Идея была неплоха. Запихнув книгу в сканер, сделал несколько изображений. Теперь надо только открыть нужную страницу, загрузить их и задать параметры. «Искать похожее». Нет. Сотни людей сбрасывали на хостинги свои домашние работы, прикольные объявления, рецепты, отрывки любимых произведений. В общем, все, чем хотели или не очень хотели поделиться с остальным человечеством. В результате Даниилу пришлось отсмотреть не менее двух сотен текстов, от чего у него даже затылок заныл.
Что называется, от чего ушли, к тому и пришли. Черный фолиант по-прежнему хранил свои загадки и не поддавался расшифровке. Пользоваться онлайн переводчиком подросток не стал. У него уже был печальный опыт при подготовке доклада по английскому языку. Да и толку? Нет, Дане надо найти сам источник. Автора книги или, хотя бы, откуда взялись эти символы. А значит, разминаем пальцы, потираем глаза и снова – спрашивать у всеведущей троицы «Яндекс» «Google» и «Yahoo», с чем Рябин-таки столкнулся.
На этот раз он не стал особенно извращаться. Просто вбил: «Странные символы», и полез рассматривать выданные картинки. Как и предполагалось, девяносто процентов вылезшего к делу вовсе не относилось. Еще девять и девять десятых процентов ответов показывали всякие пентаграммы, символики разных брендов и дорожные знаки. И вдруг, среди хлама мелькнул краешек бриллианта.
«Что за знаки на руке у художника?» – гласила подпись под изображением молодого мужчины на фоне какой-то жуткой громадины из костей. Даниил присмотрелся и обнаружил на его левом предплечье переплетение нескольких из «своих» знаков. Не одна, не две, а четыре закорючки, вписанные одна в другую.
Изображение оказалось снимком с Московской выставки известного («Кому только?» – не понял подросток) художественного деятеля Леха Сандерса. Выставка прошла всего несколько дней назад, а интернет уже был завален подобного рода вопросами.
«Что за татуировка?»
«Что значат символы на руке Сандерса?»
«Не подскажите, где можно набить подобное?»
Вместе с тем подскочил интерес и к самой персоне художника. Кажется, всю страну и ближнее зарубежье лихорадило от синдрома новой звезды. Юноша нашел около пяти вариантов его биографии, растиражированных по всем сайтам, хоть как-то касавшихся искусства. Нашлась и запись с пресс-конференции самого Сандерса, и Даня узнал, что тот не просто родился в их городке, он и продолжал в нем жить. В столицу же Лех прибыл первый раз для открытия выставки, которая уже с успехом прогремела в нескольких крупных населенных пунктах.
Из любопытства Рябин посмотрел на работы художника, ничего выдающегося в них не нашел и опять принялся копаться в многочисленных статьях о его жизни.
– Итак, Лех Сандерс, настоящее имя Роман Александров, – зачитывал школьник, делая одновременно пометки в своей записной книжке. – Год рождения одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Ага, значит, всего-то тридцать три года… Не такой уж и старый. Так… Не женат, детей нет. Конечно, кто же за того замуж пойдет? Он, наверняка, на всю голову больной. Здоровый человек такую хренотень создавать не будет. Автор более трех десятков работ, в том числе «Уродливого котика Финки», знаменитой «Цветочной башни» и картины «Современный Христос». Ничего себе!
Даниил даже замолк от неожиданности. Он знать не знал, что одна из его любимых футболок с изображением заросшего босоногого дядьки, вещающего с трибуны, принадлежит этому Сандерсу. То есть не футболка, конечно, а сам дядька и подпись под ним, особенно нравившаяся Рябину: «Чтобы попасть в ад не требуется билета». Цитата, правда, как оказалось, была выдернута из другого произведения все того же Александрова. Большущее, во всю стену, полотно было расписано различными фразами на общефилософские темы. Видевшие его в натуре люди как один рассказывали о потрясающем эффекте полотна. Вблизи это был обычный набор слов, но стоило отойти на достаточное расстояние, как буквы собирались в группы, одна часть картины темнела, другая – светлела, и вот перед вами уже возлежит огромная голая девица. На снимках с выставки все выглядело не так внушающе.
Подросток пошевелил колесиком мышки, пока внимание его не привлекла другая фотография, относившаяся к репортажу с местной выставки. Кликнув по ссылке, Даня попал на сайт журнальчика, писавшего о культурных событиях в их глубинке. Статья о Сандерсе, видимо, являлась самой длинной за всю историю этого издания. Журналисты не скупились на громкие эпитеты, и снимали все, что попадало в поле зрения их фотокамер. На выставке были замечены несколько политиков, общественных деятелей (чья деятельность так и оставалась загадкой для этого самого общества) и крупных бизнесменов.
И тут Даниил замер. Он не мог ошибаться. Это была она – Тоня. На фотографии рядом с ней красовался видный мужчина примерно пятидесяти лет с благородной сединой на висках и ошеломляющей улыбкой настоящего засранца.
– «Руководитель компании «ДиректСтрой» Тунгусов-Майский с супругой», – по слогам зачитал школьник. – С супругой…
Так, спокойно. Даня несколько раз глубоко вздохнул, чтобы замедлить бешенный пульс. Конечно, никто не будет подписывать «с бывшей женой». Значит, они просто не афишируют свой развод. Он же видел заявление, и кольцо. Тоня носила обручальное кольцо на левой руке, как положено разведенным. Внизу стояла дата публикации статьи – «17 сентября», но сама выставка состоялась на день раньше, 16 числа. В день, когда они с Шаталовой встретились, точнее, когда Рябин угодил под колеса ее автомобиля.
«Да, так вот иногда бывает. Все думают, что белое платье – это дресс-код в райскую жизнь, а оказывается, что это всего лишь дорогущая тряпка на один вечер», – так она, кажется, выразилась тогда в ответ на недоуменный взгляд парня.
– Они не вместе. Они расстались, – несколько раз повторил Даня.
Его все еще потряхивало от неожиданного открытия. Он узнал, что бывший Тони вовсе не жирный лысый мужичок с потными ручками. А о том, каковы руки Тунгусова-Майского на ощупь школьник знал доподлинно. Потому что не далее, как позавчера, здоровался с ним.
Даниил как раз вернулся с очередной прогулки вместе с Тоней. Отпуск у Шаталовой давно закончился, но она находила время встретиться со своим ангелочком хотя бы пару раз в неделю. Пусть их свидания были коротки, но теперь они не ограничивались променадом около городского пруда или походом в закусочные. После того столкновения с Жирковым в «Сюзанне» юноша все чаще стал проводить вечера в квартире Тони. Она все-таки нарушила правила, и парочку законов. И Даня до сих пор не мог забыть, насколько это приятно. Все впечатление от того головокружительного полета испортила сама Шаталова. Когда они устали настолько, что больше не могли двигаться, она прикрыла глаза рукой и вздохнула:
– Прости меня, ангелок…
– За что, Тонь? – не разобрался Рябин, за что тут можно просить прощения.
– Не надо нам было. Это зашло слишком далеко, – глухо простонала женщина.
– О чем ты? – снова спросил парень, но ответа так и не получил.
Шаталова поднялась с кровати и поспешила скрыться за полупрозрачной дверью ванной комнаты. Он не рискнул последовать за ней. Но ее слова стали той самой проклятой ложкой дегтя в огромной бочке меда.
В тот день Даня вернулся довольно рано. Тоня выпроводила его, сославшись на какие-то рабочие дела. Пришлось возвращаться домой под хмурый перезвон дождевых капель. Осень в этом году все никак не могла собраться с силами, напоминая нерешительную школьницу, переминающуюся на пороге директорского кабинета. Первый снег выпал уже в октябре, но тут же растаял, оставив жирную грязь под ногами. Снова потеплело до плюс семи, снова небо обложили огромные тучи. Горожане попрятались под зонтики, сменяя одну одежду на другую, и не зная, каких подлостей им еще ждать от природы.
В квартире кто-то был. Обычно в такое время дома оставалась лишь Аринка, если не уезжала на соревнования. Но на этот раз голос, услышанный Рябиным от входной двери, принадлежал незнакомцу. Старшеклассник скинул ботинки, с досадой заметил пятно на обшлаге джинсов, и поспешил проскочить к себе.
– Даня, – отец вышел из гостиной со стаканом виски. Значит, в гостях какая-то большая шишка. – Подойди на минутку, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Пришлось повиноваться. Между светло-синих велюровых подушек устроился представительный мужчина в дорогом костюме. Устроился с комфортом, положив ногу на ногу и покачивая домашней тапочкой в такт слышимой лишь ему мелодии. Такие люди не привыкли просить. Они, казалось, и перед очами архангелов с мечами наголо будут чувствовать себя как дома.
– Ого, какой взрослый! – пробежав от подошв к Даниной макушке, выдал гость. – Он очень похож на Наташу.
– Да, ты прав, – согласился отец. – Позволь представить, это Даниил.
– Очень приятно, – вежливо произнес школьник, хотя ничего приятного в развалившемся на их диване господине не находил. Тот все-таки снизошел до того, чтобы подняться и протянуть Рябину руку для приветствия:
– Тимофей.
– Садись, Даня, – жестом указал на кресло отец, наливая себе вторую порцию виски. – Тимофей Николаевич мой давний друг, мы с ним вместе начинали бизнес. Правда, надо заметить, он продвинулся намного дальше!
– Не скромничай, Виталик. Нет, нет, хватит, – прикрыв рукой свой стакан, улыбнулся гость. – Ты большой молодец. И вот, смотри, какой у тебя богатырь-наследник растет! Мне же, горемычному, приходится проводить ночи в пустом особняке.
– А куда твоя жена делась? У вас же чуть ли не второй медовый месяц намечался.
– Угу, – делая внушительный глоток, пророкотал Тимофей. – А потом она вдруг подняла хвост и послала меня к черту. Видите ли, не нужна ей золотая клетка, ей нужны настоящие отношения. Ха! Курва. Да ладно… хватит о ней.
– М-да… бывают такие, – многозначительно пробормотал отец.
– Я, пожалуй, пойду, – сделал робкую попытку сбежать Даня.
Он не очень любил все эти разговоры за жизнь. Так или иначе, они сводились к одному единственному выводу: все бабы – стервы. Среди маминых подружек бытовало несколько иное мнение. После пары бутылок вина они понимали, что окружающие их мужчины всего лишь жалкие подобия того самого Идеала, но лучше жить с таким подобием, чем вовсе одной.
Отец несколько укоризненно покосился на Даню, но разрешил:
– Иди, иди. Тебе, наверное, уроки надо делать?
– Типа того, – вырвалось у парня. Отец прекрасно знал, что у него каникулы, но данное обстоятельство лучше было не уточнять.
– В каком классе учишься? – А вот гость заинтересовался.
– Он выпускник, – вместо сына ответил Рябин-старший.
– Куда собираешься после школы? – Голубые глаза вперились прямо в поднимающегося с места подростка. – Наверное, по стопам отца – изучать строительное дело?
– Я еще не знаю, – соврал Даня. – Есть пара вариантов, но все зависит от оценок по экзаменам.
– Ладно, – отстал, наконец, Тимофей, возвращаясь к своему стакану.
Больше ждать школьник не стал, выскочив из гостиной. Краем уха он улавливал обрывки возобновившегося разговора. Что-то о тендерах, новых районах застройки, короче, о делах, его не касающихся и совершенно неинтересных. Гость ушел часа через два. Даня видел, как тот садится в роскошную черную тачку, пока дверь ему поддерживает водитель. При этом Тимофей пошатывался и пытался оттолкнуть руку своего помощника. Отца парень нашел в менее разболтанном состоянии.
– Вот скунс, – ругался тот сквозь зубы, набирая воду из-под крана.
– Что случилось?
– А! Вот имей после этого дела со знакомыми! Этот Тунгусов всегда был пронырливым. Знаешь из таких, которые с раннего детства уже пытаются заграбастать все самое лучшее? Сначала самый красивый самосвал в детском саду, потом в школе становятся старостами, а после в институте попадают в какой-нибудь комитет. И везде находят свою выгоду. Все им дают списывать, все готовы им задницу лизать, потому что они, однажды замолвили за тебя словцо перед куратором группы или замом по воспитательной работе. Такие скунсы слывут самыми добрыми, честными, самыми ответственными. А на самом деле они каждодневно обкрадывают других. Каждодневно выезжают за чужой счет, прокладывая себе путь наверх. А потом, однажды говорят тебе: «Извини, Виталик, я не могу подписать с тобой договор. Ты же понимаешь, моя фирма сотрудничает только с проверенными компаниями!»
