Татьяна Медиевская
Всё сбудется (сборник)
Гагарин
Ровно в пять часов вечера 31 декабря в переполненное кафе на Солянке вошёл бравый молодой полковник инженерных войск. Он заказал коньяк и стал ждать её, напряжённо поглядывая то на командирские часы, то на вход, задрапированный лоснящимися от сальных рук велюровыми бордовыми шторами, то принимался нервно закуривать, но через минуту тушил сигарету. Она не появлялась.
Через полчаса он из портфеля достал картонную коробку, откуда вынул роскошный альбом-путеводитель по Palazzo Pitti во Флоренции. Это итальянское чудо полиграфии полковник с большим трудом выменял у сослуживца по военной академии на английский спиннинг. Бережно раскрывая каждую страницу, он любовался репродукциями картин. «Как же она похожа на мадонн Рафаэля», – думал он, представляя, как она, его Мадонна, Мария, сейчас войдёт, как обрадуется подарку. Полковник вспомнил их первую встречу.
В конце апреля полковника с несколькими сослуживцами по военной академии, как отличников боевой и политической подготовки, а главное, авторов изобретений в области военной инженерии, в порядке поощрения направили на учёбу в дом отдыха под Звенигородом. Как это было заведено, после лекций в первый же вечер готовилась большая пьянка. Многие уже были навеселе… Арсений, человек тихий, семейный, серьёзный, выпить мог (ну как же без этого служить), но не любил…
Народу в их комнату набилось много: офицеры, преподаватели, а главное, девушки – московские патентоведы. Приятель, старший по званию, попросил его сходить в соседний номер за стаканами и стульями. Арсений подошёл к двери напротив, постучал, но в ответ ничего не услышал, – вечеринка в их номере набирала обороты: шум, выкрики, грохот стульев. Арсений уже решил попытать счастья в другом номере, как дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка – не девушка, а воздушное видение: нечто стройное, высокое в длинном одеянии, на голове что-то белое в виде короны, из-под которой тёмными волнами струились волосы. Светло-карие глаза глядели на него с укором.
– Что вам надо? – спросила она тихим, будто измученным голосом.
– Я, извините, за стаканами и стульями… – ответил он машинально, но про себя подумал, осознал, понял, что теперь, когда он увидел её, больше ничего не нужно, – только смотреть в эти глаза, слушать её голос.
Она царственным жестом тонкой руки дотронулась до головы и сказала каким-то тёплым домашним родным голосом:
– Извините, у меня очень болит голова, я выпила анальгин, а пока не помогает. Возьмите сами, что вам нужно.
Арсений не мог вымолвить ни слова. Она взглянула на него внимательно, заметила его замешательство и добавила почти шутливо:
– Вы не знаете, шуметь будут всю ночь? – и чуть улыбнулась ему.
Арсений не мог двинуться с места.
– Ну, что же вы стоите столбом? – спросила она и добавила:
– Вас, кажется, ждут! Забирайте и уходите, пожалуйста! Дверь закройте – шумят!
Она неожиданно встала на цыпочки, повернулась, как балерина, придерживая изящным жестом длинные полы тёмно-красного фланелевого халата, гордо прошествовала к окну и замерла.
Тут только Арсений очнулся. Он послушно взял стул, стакан, подошёл к двери… и вдруг, чего сам от себя не ожидал, закрыл дверь и сказал с вызовом:
– Я без вас никуда не уйду!
Она медленно обернулась и пристально на него посмотрела.
– Меня зовут Арсений. У нас очень хорошая компания. Пойдёмте к нам! Пожалуйста, очень прошу!
Она молчала, продолжая его пристально разглядывать.
– Пожалуйста, прошу вас очень! – услышал он свой голос, будто и не он это говорил.
– Кажется, голова прошла! Анальгин подействовал! – сказала она, снимая с головы полотенце и вороша волосы удивительно изящным жестом.
– Как вас зовут? – спросил Арсений.
– Мария, Маша или Мэри, как вам больше нравится? – сказала она кокетливо, с улыбкой, и протянула ему тонкую прохладную ладонь.
После церемонного рукопожатия она оглядела его с ног до макушки.
– Хорошо, Арсений, почти «да», только мне надо переодеться, – не идти же в таком виде! – сказала она, указывая пальчиком на свой халат и тапочки. Арсений от счастья расплылся в улыбке.
– Арсений, какая у вас улыбка чудесная! Как у Гагарина! Подождите меня в коридоре!
Арсений открыл дверь, чтобы выйти, но тут она подошла к нему, прикрыла дверь и сказала:
– Извините, но прежде надо всё-таки познакомиться чуть поближе, не правда ли? – Мария улыбнулась и развела руками. Она стояла так близко, что Арсений чувствовал аромат её духов, видел тоненькие голубые прожилки на будто фарфоровом лице, светлый пушок на щеках, родинку на тоненькой шейке. Он любовался ей как произведением искусства в музее, – смотрел на неё с благоговением и готовностью сделать всё, что она пожелает.
– Мне тридцать лет, я замужем, а вы? – спросила она нарочито серьёзным тоном, а глаза при этом смеялись.
– Мне тоже тридцать лет, и я женат уже восемь лет, – ответил Арсений чётко, как на экзамене.
Она опустила глаза на его руки и спросила глухо:
– А дети есть?
– Да. Двое, мальчики, семи и пяти лет, – отрапортовал он.
– Замечательно! – сказала она, будто выдохнула, всплеснув руками, и чуть ли не захлопала в ладоши, затем дотронулась до его плеча и нежно развернула его к выходу.
– Через пять минут буду готова! – сказала она, и дверь за ним захлопнулась.
Арсений стоял в коридоре у её двери, как на часах, осознавая, что он уже другой человек, – не тот, который несколько минут назад входил в эту дверь. Через пять минут она явилась перед ним, обворожительная и неотразимая в стильных джинсах и пушистом бледно-бирюзовом свитере.
С тех пор они не расставались, – встречались почти каждый день после работы хотя бы на час-два в городе или на квартирах друзей. Его карьера складывалась очень удачно: повысили в звании, и он получил авторские свидетельства на десяток значимых для обороны страны изобретений. В семье всё тоже шло хорошо. Выходные он всегда проводил с детьми и женой: ходил в походы, ездил к родственникам. По счастливому совпадению жену Арсения звали тоже Машей, поэтому в постели ему не надо было бояться оговориться, думая о Ней, своей Мадонне, – так он про себя её называл.
Почти семь месяцев Арсений нёсся на крыльях любви: его все любили – и семья, и Мадонна. А он? Кого он любил? Ответ: тоже всех – и детей, и жену, но угнетала мысль, что надо как-то определиться. Уйти? Нет! Он обожает сыновей. Невозможно нанести удар жене Маше, которую он уважал, и вдруг… Жестоко и несправедливо! Развод? Разрушит их жизнь и поставит крест на его карьере. Странно, но Марию-Мадонну такая же двойная жизнь будто совсем не тяготила. Никогда она не заговаривала о том, чтобы уйти к нему от мужа.
«Арсений, мой муж Пётр – это табу! Запомни!» – сказала она ему однажды строго и окатила чужим стальным взглядом, но тотчас, будто извиняясь, сделалась особенно ласковой и принялась расспрашивать его о сыновьях, попросила показать их фото. Мария всегда после выходных просила его рассказывать про забавы детей и слушала с неподдельным интересом. Он чувствовал, что она любит его мальчиков и наверняка могла бы стать им хорошей матерью. Мария иногда приносила ему очень красивые детские вещи и игрушки со словами: «Это Павлику и Ванечке! Скажешь жене, что купил в академии на распродаже для парткома».
Сейчас он сидит, ждет её с подарком к Новому году, а её всё нет!
Мария в это время пыталась вырваться с работы. Сотрудники научно-исследовательского института, где Мария работала патентоведом в отделе информации, как и почти во всех конторах нашей необъятной Родины – СССР, провожали старый год за накрытыми праздничными столами с начальством во главе. Мария надеялась уйти пораньше, но безуспешно. Всё шло, как всегда: все – и, главное, парторг, – изрядно «приняли на грудь» фирменной настойки со вкусом марочного коньяка, но крепче, под названием «Аграфёновка», по имени кладовщицы Аграфёны Ивановны, собственноручно ею изготавливаемой для всех праздников. Языки у всех развязались, и у мужчин обострился интерес к дамам, а те думали только о том, как бы поскорее добраться до дома, забрать детей из сада, купить продукты, приготовить праздничный ужин. Мария оказалась под пристальным вниманием «пылающих страстью к общению» пьяных глаз парторга. Под хор сослуживцев, исполнявших надрывно и самозабвенно «Ой мороз, мороз!», Мария выскользнула из-за стола, быстро надела шубу, но когда поднималась по лестнице, её остановил властный голос парторга: «Мария Сергеевна, вы куда это так рано собрались? Рабочий день ещё не закончился!»
Маша понуро спустилась, оправдываясь, что собиралась выйти подышать. (Отдел информации, как и другие отделы института, располагался в подвальном помещении жилого дома на Люсиновской улице.) Мария обречённо спустилась с лестницы, и когда она поравнялась с парторгом, тот вдруг бросился перед ней на колени, крепко обхватил за талию, зарыдал пьяными слезами и зашептал заплетающимся языком: «Мар-рия, обожжаю, люблю-у, пожале-ей меня-а!»
Мария подумала: «Что делать? В любой момент может появиться Антонина – её начальница и любовница этого пьяного идиота!» (Жена и сын у него тоже имелись.) Тогда Мария брезгливо, но решительно погладила его по голове и сказала, что тоже его любит, но сначала надо выпить за любовь. Она с показной заботой помогла ему встать, привела к столу и усадила рядом с красной от вина и ревности Антониной.
Посидела за столом Мария со всеми для виду, попела, и вот наконец вырвалась на волю. Дошла до остановки, а троллейбус только уехал. Мороз усилился. Постояла Мария, кутаясь в модную голландскую искусственную шубку, постучала каблучками австрийских сапожек и решила: чем замерзать, лучше пойду пешком пять остановок до метро «Добрынинская» – хоть согреюсь! Она и устремилась по улице, где народ спешил по домам или в гости с сумками, с тортами и ёлками.
«А куда и зачем я несусь? – спрашивала она себя. – Как куда? На встречу в кафе к Космонавту. (Имя Арсений ей не нравилось, и Мария про себя называла его Космонавт.) Зачем всё это? Он не оправдал надежд! Опять ничего не получилось! Вот ведь как не везёт! Жду, жду, готовлюсь, просчитываю благоприятные дни, договариваюсь на эти дни с подругами насчёт квартиры. Уже семь месяцев прошло, а толку – ноль. Хороший Космонавт, милый, и я его почти люблю. Как же это тяжело: врать, изворачиваться – и всё напрасно!»
Мария помнила, как спустя год после свадьбы, муж сказал:
– Если ещё через год ты не родишь мне ребёнка, то я от тебя уйду!
Эти страшные слова произнёс её любимый Петя. С тех пор Мария усиленно начала бегать по врачам, с остервенением лечилась, глотала таблетки, делала операции, пока ей один врач не предложил отправить мужа на анализ. Петя оскорбился этим предложением, он тянул, тянул, но через три года сдал анализ, и выяснилось, что активности сперматозоидов маловато – процентов пятьдесят на пятьдесят. Петя очень расстроился, ходил как потерянный, несчастный, горем убитый. У Марии сердце разрывалось при взгляде на мужа. Она уверяла и себя и его, что такой результат анализа означает, что не всё потеряно, есть надежда. Мария водила его по врачам, он безропотно глотал таблетки, ходил на процедуры, но время шло, а ничего не помогало. Пётр замкнулся и как-то потух, озлобился на весь свет и особенно на Марию, как ей казалось. Он уже перестал радоваться успехам лаборатории теплотехники в Бауманском институте, где так блестяще защитил кандидатскую диссертацию, ведь и на докторскую степень материала хватало с лихвой, оставалось только формально защититься.
Однажды, год назад, Мария добилась приёма у известного специалиста по лечению бесплодия. На удивление нестарый вальяжный врач, после того как внимательно ознакомился с анализами, посмотрел на Марию пристально, погладил щегольские гусарские усы и спросил:
– Чего вы хотите, Мария?
– Я хочу ребёнка! – ответила она.
– Так в чём же дело, красавица, я готов! – воскликнул врач. Она не успела опомниться, как он быстро завладел её рукой, поднёс к губам и стал целовать, нарочито причмокивая. Мария оттолкнула его и с пунцовым лицом, содрогаясь от стыда и негодования, выскочила из кабинета.
Мужу она ничего не рассказала. Они вели тихую семейную жизнь почти счастливой пары, но она видела, что её Петя несчастен. Да и её настроение, несмотря на весь оптимизм и самоотверженность, омрачало то, что подруги, и замужние, и свободные, успели за это время нарожать детишек. Его и её родители постоянно интересовались, когда же они им подарят внуков, хотя недостатка во внуках не было: у Пети были три замужние сестры, а у Марии два женатых брата, и все с детьми. На работе у Марии и у Петра женщины постоянно уходили в декрет или были на сносях, гордо демонстрируя окружающим огромный живот. Но кроме этой малости, всё было хорошо.
Муж с остервенением ударился в работу, часто ездил в командировки и очень хорошо зарабатывал. Маша трудилась, читала книжки, наряжалась, учила языки, занималась квартирой, они подумывали даже о своей даче под Звенигородом. Маша старательно пыталась забыть гадкое предложение знаменитого врача, но иногда при виде красивого мужчины она ловила себя на мысли, что… Нет, дальше она старалась не думать, говоря себе, что никто и мизинца её Пети не стоит.
Однажды на работе начальник отдела вызвал Марию в кабинет, долго поправлял галстук с золотыми рыбками, барабанил пальцами по столу, сморкался, и наконец изрёк:
– Мария Сергеевна, у тебя детей нет, поэтому кроме тебя, мне некого послать, – у всех дети, я же не зверь. Для отчётности по повышению квалификации сотрудников отдела необходимо кого-нибудь послать. Жить будешь в доме отдыха! Я тебе даже завидую! Конспектируй, отчитаешься!
У Марии была с ним договорённость, что она в командировки не ездит: овощная база, срочная работа – пожалуйста, но никаких командировок. Мария не могла спать вне дома и с чужими людьми в одной комнате, – ей претили бабские задушевные разговоры и командировочный флирт, пьянки. И вот начальник, в общем-то мягкий и добрый человек, нарушил слово.
Когда Мария приехала в дом отдыха и вошла в комнату, где ей предстояло провести неделю, она пришла в ужас: – всё, всё – четыре кровати, четыре стула, тумбочки, стол, пол – было засыпано шелухой от семечек, а на одной из кроватей стоял раскрытый чемодан. Никого. Мария оставила свою сумку с вещами и ушла обедать, потом долго гуляла в лесу, досадуя, что не хватило смелости отказаться от командировки. Когда она вернулась, в комнате уже кое-как прибрались. Три пышные дамы радостно приветствовали её, перебивая одна другую:
– А вот и четвёртая! Мы уже волновались – сумка стоит, а человека нет! Мы тебе место у окна оставили, ты же первая! Оля! Лена! Зина! Мы собираемся у мальчиков на втором этаже в двадцать пятом, приходи!
Они ушли, оставив после себя амбрэ антистатика, знойных духов, дезодорантов и пота. Мария брезгливо, почти зажав нос, распахнула окно, но было уже поздно, – она надышалась антистатика и у неё нестерпимо заболела голова. Мария стянула джинсы и свитер, надела халат, приняла анальгин, повязала голову мокрым полотенцем и легла на кровать.
Через некоторое время в дверь постучали один раз, потом ещё. «Придётся встать и прогнать, а то не отвяжется», – подумала она, открыла дверь и увидела… Юрия Гагарина. Гагарин был её кумиром с детства, она даже хранила газету «Пионерская правда» про первый полёт человека в космос.
И вот он пришёл! Гагарин стоит перед ней. А когда Мария узнала, что он женат и у него есть дети, то счастью её не было предела – молнией пронзила догадка: «Вот кто достоин стать отцом моего ребёнка!»
Тут Мария чуть не упала с эскалатора – в метро её кто-то сильно задел плечом. «Вот дура, задумалась! Внимательной надо быть, – сказала она себе. – Размечталась о ребёнке. Облом! Полковник Арсений Витальевич Крылов не оправдал, Маша, твоих надежд! Так живу надеждой, – просыпаюсь с мыслью, что сегодня будет уже седьмой день задержки, но встаю и вижу… кровь. Понимаю, что все ухищрения были тщетны! Посмотрю на спящего Петю, мысленно скажу ему: «Прости, напрасно я тебе изменяю с Космонавтом, надо прекращать этот блуд. Стыдно! А мысли крутятся всё быстрее, что Петя наверняка мог что-то почувствовать, но странно, он ведёт себя так, будто ничего не замечает. Может, он меня разлюбил? Нет, нельзя позволять себе даже думать об этом. Сейчас встречусь с Космонавтом, отдам подарок и разбежимся каждый по своим семьям и навсегда! Пора кончать!»
Маша подошла к кафе. Остановилась на минуту, посмотрела на фиолетовое в чёрных тучах небо, подсвеченное жёлтыми шарами фонарей, улыбнулась разноцветным лампочкам над входом, несколько раз глубоко вдохнула московский морозный воздух и хотела было открыть дверь. Тут её начали одолевать сомнения: раз она всё решила, может, развернуться и уйти? Но вспомнив чудесную улыбку своего Космонавта, его влюблённые в неё глаза, не решилась. Нельзя с ним так резко накануне Нового года. Лучше после выходных, когда он позвонит на работу или домой, то она ему скажет, что пока нельзя им видеться.
Маша усилием воли и воображения зажгла фонарики радости и уверенности в глазах и смело открыла дверь в кафе.
– Пришла! – сказал как выдохнул Арсений и окинул её долгим счастливым взглядом.
– Привет, извини, из отдела еле выбралась! Наши все празднуют, – заговорила Мария, усаживаясь напротив. – Ты сегодня в форме! Приказали? Это по случаю Нового года? А у вас как в академии, все господа офицеры сухие домой ушли?
Арсений взглянул на неё с удивлением и с лёгким неодобрением. Мария заметила это, осеклась и сказала:
– Ой, что это я несу, прости! День такой нервный.
Арсений погладил ей руку и сказал:
– Успокойся, всё хорошо! Я тебя заждался. Мы вместе, это главное. Посмотри, что я тебе принёс!
– Ой, какая прелесть, спасибо! У меня тоже подарок. – Мария достала из сумочки блок сигарет Marlboro, затем серьёзно взглянула на него и медленно, растягивая слова, сказала:
– Дарю тебе дым, дым, дым! Кури эти сигареты и знай, когда ты выкуришь последнюю, ты меня забудешь навсегда!
От этих слов Арсений помрачнел, но тут она рассмеялась и, захлопав в ладоши, сказала: «Шутка это – "киргуду"!»
Подошёл замотанный немолодой официант с вопросом:
– Дама, что заказывать будете?
– Апельсиновый сок и вермут, пожалуйста, – ответила Мария.
– Вам ещё коньяка? – обратился официант к Арсению.
– Да, – ответила за него Мария, – и мне коньяка.
Она подумала, что ей теперь всё равно, раз она не беременна.
– Может, лучше шампанского? – спросил Арсений.
– Нет, несите два коньяка, вермут и сок, – уверенно сказала Мария.
Официант ушёл.
– Шампанское будешь пить сегодня дома с женой, а когда куранты пробьют семь ударов, подумай обо мне. Всегда, всю оставшуюся жизнь на седьмом ударе вспоминай меня! – с пафосом сказала Мария.
– Я всегда о тебе думаю! Ну ты и затейница, – всегда что-нибудь придумаешь! – сказал Арсений и улыбнулся.
– Дай мне коньяка, пока ещё мне принесут, – сказала Мария и сделала глоток из бокала Арсения.
– Ты сегодня на себя не похожа. Что случилось? – встревоженно спросил Арсений.
– Что со мной может случиться? Я самая красивая, самая умная, самая любимая, самая счастливая! Все беды меня боятся и обходят стороной! – сказала она с вызовом и отвернулась. Арсений ощутил такое острое чувство жалости, что почувствовал, как к глазам подступили слезы. Жалость к ней, к себе, к сыновьям, к жене и даже к её мужу. Арсений встал, погладил свою Мадонну по головке… и вдруг произнёс слова, которых сам от себя не ожидал:
– Выходи за меня замуж. Мы оба должны развестись… и быть вместе! К чёрту карьеру!
Мария отшатнулась от этих слов, как от пощёчины, лицо её покраснело, побелело, она вскочила с места и выпалила:
– Опомнись, что ты говоришь! Никогда! Запомни, никогда!
Арсений побагровел и опустил голову. Мария схватила сумочку, шубку и опрометью бросилась к выходу.
Арсений сел как раздавленный. Он только что увидел вместо Мадонны – фурию! Что делать? Бежать за ней, догнать? Зачем? Он встал.
Тут появился официант с подносом со словами: «Несу, несу!», ловко примостил бокал с какой-то красной жидкостью рядом с альбомом PalazzoPitti и пытался устроить на столе дымящуюся тарелку со словами: «Уберите книгу, пожалуйста, как бы не испачкать!»
– Что это? – в недоумении спросил Арсений.
– Как и заказывали: пельмени и коктейль «Кровавая Мэри», – ответил официант.
– Я это не заказывал, – сказал Арсений. – Он неловко махнул рукой и задел бокал с коктейлем. Бокал перевернулся, и Арсений увидел, как красная жидкость медленно растекалась по глянцевому лику Мадонны Рафаэля.
Официант не растерялся, взял полотенце и ловко промокнул страницу, приговаривая:
– Вот видите, всё сухо, теперь картина как новая!
На Арсения напал столбняк. Он почувствовал себя оставленным, жалким, униженным, несчастным, опустошённым.
Подошёл второй официант с пятью бокалами: апельсиновый сок, вермут, два коньяка и коктейль «Кровавая Мэри». Он аккуратно всё выставил на стол и удалился.
Арсений медленно убрал в портфель альбом и блок сигарет Marlboro. Затем так же медленно опустошил четыре бокала, заел пельменями, а напоследок залпом опрокинул в рот коктейль «Кровавая Мэри»: сверху водка, а внизу густой томатный сок со специями. Его передернуло. Арсений встал и вдруг почувствовал резкую боль в груди слева, – будто вся его кровь хлынула в сердце под таким давлением, что оно сейчас разорвётся на мелкие кусочки. В глазах у него потемнело. Пол ушёл из-под ног и, падая, он услышал: «Полковнику плохо! Скорую надо вызвать!»
В памяти мелькнула Рафаэлева Мадонна, потом Маша, всё смешалось. Гагарин полетел в космос, светлая улыбка его озарила Землю. Таким его и запомнили…
