Татьяна Майстери
Просто птицы
Шаг, ещё шаг, бег, прыжок, наклон, схватиться рукой, подтянуться, снова бежать. Серое, пасмурное небо смотрит с укором и ждёт, когда ты оступишься и упадёшь. А ты делаешь шаг, второй, подпрыгиваешь… и так снова и снова. Земля под тобой будто рушиться, стопы горят – их обжигают раскалённые угли. Остановиться невозможно, иначе точно упадёшь. Обрушаться двенадцать этажей, ты пронзительно закричишь, осуществляя «прыжок веры». Раскинув руки, ты будешь долго падать вниз, смотря в бесконечную серость неба, словно разбирая его на пиксели. Твой немигающий взгляд не отразит ни ужаса, ни отчаяния. Глаза застынут, и будут они такими же серыми, как это небо, будто зеркально отражая его хмурые брови и тонкие сжатые губы. Небо будет смотреть на тебя, ты – на него. Забудется всё, что ты делал, забудутся резкие движения, исчезнет быстрый ритм сердца, сбитое дыхание навсегда пропадёт, оставив последнюю влажную дорожку в воздухе. И футболка задерётся, обнажая бледную полоску живота, ветер будет трепать ткань, ломать, искажать, будто сбилась текстура. Крик хоть и вырвется ненадолго, но вскоре наступит душащая тишина, заставляя всё вокруг застыть. Тело стремительно будет уменьшаться, превратится в точку на белом листе жизни, а затем размажется по бетонным обломкам. Останется лишь грязно-кровавая лужа, переломанные кости, фарфоровое лицо, изломанный силуэт некогда живого.
Встряхнув головой, парень бежит. Его движение резки и стремительны, его сердце бьётся, руки и щёки горят, а глаза устремлены вдаль. Крыша за крышей остаётся позади. Шаг, прыжок, схватиться рукой, подтянуться, соскочить, бежать… Жизнь бьётся в венах красно-синими реками, дыхание обжигает воздух. В какой-то момент он мчится к цели, словно пересекая заветную ленту финиша, не может остановиться – по инерции летит вперёд. Уже у обрыва его ноги работают, скрепят тормоза, стираются в кровь стопы, край близок. Ещё пара сантиметров – он бы перелетел через это препятствие, а его труп бы отскребали от асфальта внизу. Парень дышит бешено, драконом, смотрит вниз и застывает в ужасе.
Оно чёрное, не из плоти и не из шерсти, огромное. Обхватило стену здания четырьмя лапами и теперь смотрит на него. Неужели люди в своих окнах не видят это существо? Словно глюк, оно пропадает на миллисекунду и появляется вновь. Глазищи жёлтые, заставляющие всё внутри трепетать от страха, вцепиться в бортик пальцами и смотреть на него. Чёрное, будто сама тьма заглянула тебе в глаза и пробрала до костей. Его голос тихий, шипящий, как ветер. Денис-с-с… Денис-с-с… громко сглотнув, парень смотрит и тонет. В какой-то момент он не замечает, как всё вокруг переворачивается, мир крутится в его глазах, всё вертится и кружится, танцует танец ветра. Денис стремительно падает с крыши прямо в это чудище с жёлтыми глазами, в его массивные лапы с пятью цепкими пальцами. Чёрными, как тьма, и острыми, дымящимися, струящимися по всему зданию. Голова парня кружится, и он кружится вместе с ней, а вокруг всё погружается в такой плотный и густой мрак, что оттуда невозможно выбраться.
Время здесь застыло, а все звуки превратились в один – глухое давление, будто под водой. Денис вглядывается в темноту, но ничего не видит. Он даже не понимает, лежит он или сидит, или стоит, что делает его тело в этом странном пространстве? Нет, он не понимает совершенно ничего, он потерян. Он напуган. Он хочет домой впервые в жизни. В тёплую квартиру, на светлую, залитую солнцем кухню. По ней разносится запах кофейных зёрен и чего-то жареного, там стоит улыбающаяся полная женщина в голубом фартуке, домашних штанах и растянутой застиранной футболке. Она ласково гладит его по щеке и зовёт к столу. Денис-с-с…
Сердце гулко ударяется о грудную клетку, глаза беспомощно бегают по темноте. Как отсюда выбраться? Что здесь делать? Денис хочет закричать, но его рот не издаёт никаких звуков, всё будто теряется в этой мгле. Он хочет заплакать, но не чувствует своего тела, не ощущает солёных, стелящихся на глаза слёз. Ни-че-го. Он бы всё отдал, чтобы вернуться на ту крышу. Там он был таким живым, таким свободным, словно сам ветер, гуляющий в проводах. Он помнил, как быстро билось его сердце, как приятно покалывало от удовольствия руки со стёртой шелушащейся кожей, как вкусен и сытен был холодный воздух. Казалось, что ты отделился от мира и больше не живёшь и не плывёшь, ты – летишь. Где-то далеко – далеко, а там, внизу, горит жизнь. Горит большим и жарким костром, а ты где-то над ним, мотылёк, свободный и счастливый.
Вновь эта окутывающая тьма, этот пожирающий монстр, эти жёлтые сердитые глаза. Отпусти меня! Но крик не вырывается, застревает в горле, словно кость. Что тебе нужно?!
Денис-с-с…
Растворяясь во мгле, ты вспоминаешь ещё кое-что. Школа, друзья, рой голосов и звуков. Шарканье кроссовок по шершавым напольным плитам, стук девичьих каблучков, короткие юбки и спортивные штаны, сотни тел, обвивающихся вокруг. И ты где-то среди них. Подвижные, живые конечности, тысячи тонких пальцев: сжимает лямку рюкзака, стучит длинными ноготками по стенке, активно жестикулирует, размахивает, задевает кого-то, поспешно извиняется с издёвкой в глазах. Сотни улыбок, пара ухмылок, обнажённые зубы, облизывание розовых губ, сжатые в кулаки руки, тонкие поджатые губы. И тысячи глаз, блуждающих по пространству, будто заблудившиеся души. На потолке жёлтые разбитые лампочки, расписанные матами стены, жвачки под партами и сломанные карандаши на полу. Сигаретный дым из туалетных форточек, крики, смех, ругательства… Всё это школа. Затем рука друга на плече, и ты вздрагиваешь. «Здорова, Ден!» И улыбка растягивается сама по себе, вы жмёте друг другу руки, каждый раз всё крепче. Однажды кто-то сломает другому пальцы. Простые вопросы, простые ответы. «Чё, как жизнь?» «Да вроде норм, а у тебя?» Пара сальных шуток в сторону девчонок, глупые хихиканья, топтание в дверях класса. А затем тихое: «Пойдём, покурим». И вновь сигаретный дым в форточку мужского туалета. Надписи на стенах чёрными маркерами, синими ручками. Сломанные кабинки, разбитые унитазы, жуткая вонь.
