Татьяна Любимая
Внезапно Папа

– Никто точно не знает, но говорят, она его хотела на себе женить.

Почему–то воображение подкинуло картинку из дряхлого старичка и молодой девушки с ногами от ушей и личиком Барби. Она в белом платье, с фатой на голове, решительно тащит за руку упирающегося дедушку в здание с большой вывеской "ЗАГС".

– Там такая краля, – закатывает глаза Галя, – примерно как те, что ты видела вчера, – девушка кивнула на дверь. – Звезда. Если бы Медведь разрешил, она бы у него из–под стола не вылазила.

– Фу, – морщусь.

– Ага. Но он ей сначала вежливо отказывал, а потом… Говорят, она даже привороты какие-то делала, уборщица не успевала всякую дрянь из кабинета вычищать. Медведь, когда узнал, такое ей устроил! Стены даже в нашем кабинете дрожали.

– Офигеть… А сколько вашему Медведю лет?

– Двадцать восемь недавно исполнилось.

Дед в картинке рассыпалась в прах. Вместо него нарисовался стройный симпатичный молодой человек с таким ужасом на лице от перспективы жениться, что его заранее стало жалко.

– Слушай, Гал, время уже десять утра, а вашего шефа все еще нет. У него особый график работы?

– Насть, что ты все заладила – "вашего–вашего"? – проворчала по–доброму Галя. – Уже "нашего" надо говорить. Он теперь и твой шеф тоже. Причем на–амного ближе, чем мы все остальные.

Девушка подмигивает, отчего, чувствую, щеки мои румянятся.

– Ладно–ладно, нашего. И все–таки, когда он приходит, уходит? Что любит, что ненавидит, раздражает?

– Так ты его не видела, что ли, еще?

Машу головой из стороны в сторону.

– Пришла к восьми, скоро обед, а его с утра не было.

– Странно. Хотя это Наталья Андреевна всегда в курсе его отсутствий, а пока ее нет, он и не докладывает никому. Может, тоже себе выходной устроил. Зато привыкнешь пока к рабочему месту, будешь знать где что лежит, где что искать. Кстати, учти, Шведов любит зеленый чай, исключительно китайский. Твоя задача – научиться его правильно заваривать и подавать, а еще следить, чтобы запасы не заканчивались.

– А то что?

– Да особо ничего, но он та–ак посмотрит, что вагон чая купишь, лишь бы еще раз через это не проходить.

– Оу, что–то мне уже страшно, – нервно смеюсь. – Но спасибо, Галя, что сказала, пойду искать зеленый чай и изучать хитрости его заваривания.

Хотя Леська моя – тоже любительница зеленого, есть к кому за советом обратиться в случае чего.

Я бы еще поболтала с Галиной, тем более девушкой она оказалась приятной и общаться с ней мне понравилось. Но и оставлять надолго рабочее место, особенно в первый рабочий день, жест некрасивый. Может быть, пока я гуляю по другим отделам, директор пришел? И сейчас (ревет) рвет  и мечет от того, что его новой помощницы нет на месте?

28 лет, Медведь Иванович с медвежьим характером, любитель зеленого чая и ни одной фотки в соцсетях…

К кому (в берлогу) в помощницы я попала?

Глава 5. Настя

– Ну как, чем сегодня занимаешься? – поддевает меня подружка.

Два дня как я работаю на новом месте. Два дня подряд изнываю от скуки и жалуюсь на безделье Олеське.

– С утра выпила две чашки кофе. Протерла пыль с монитора. Покаталась на кресле, покрутилась, сделала селфи, теперь читаю. А, чуть не забыла, – меняю тон вялый на тон деловой: – Сегодня я аж три раза отвечала на звонки.

– Оу! Чего хотели от помощника  директора?

– Директора хотели, – вздыхаю.

– А ты?

– "Перезвоните позже», – коверкаю интонацию на противную.

Именно такой я сдержано отвечала на последний звонок, потому что мужик на том конце трубки конкретно взбесил, требуя срочно найти ему директора. А где я его найду, если я его в глаза не видела? И на телефон ни этому мужику, ни мне он не отвечает?

– Да ты крута, подруга, – ерничает Олеська. – Работа мечты. Ладно, жду себяшку и тебя на вкусняшку после работы.

Что–то странно шумит по ту сторону приемной.

– Э–э, Насть? Что там у вас происходит? – попутно раздается в трубке.

– Я перезвоню, Олесь.

Телефон внезапно вываливается из рук, но я не обращаю на него внимания, старательно напрягая слух и вытягиваясь за столом в струну.

Из коридора доносятся непонятные звуки: то ли женский, то ли детский плач, рычание дикого зверя, чьи–то крики. Я не знаю, что делать: бежать в коридор, вызывать охрану, скорую или МЧС, и только поднимаюсь с кресла, чтобы для начала хотя бы выглянуть и посмотреть, что там происходит, как дверь распахивается и в приемную вваливается…

Медведь, по–другому не скажешь.

С медвежонком на руках. Громко плачущим.

От габаритов мужчины просторная приемная генерального становится тесной, темной, душной.

Одного взгляда хватает понять, что этот гризлеподобный человек – мой начальник, Михаил Иванович Шведов.

Только сейчас он злой и страшный. Такой страшный и злой, что сбежать хочется. Но он своей мощной фигурой и ребенком на руках загородил все пути отступления, перекрыв собой выход, – уставился на меня прямо с порога. Шутка ли – первый раз увидел свою новую помощницу. Еще и малыш перестал орать и выпучил на меня свои глазенки, но вижу – вот–вот заревет снова. Надеюсь, не из–за меня – незнакомой девушки. Или отчего там еще дети плачут?

Машинально одергиваю юбку, поправляю воротничок блузки, приглаживаю волосы и задеваю дужку очков…

Ой, блин, у меня же на глазах очки–тренажеры! Они огромные, как блюдца, черные, с перфорацией. Еще напугается ребенок. Я сама вздрагиваю, когда вижу себя в зеркале в них.

Нервным движением снимаю очки, они падают из рук на стол, громко брякнув, я их зачем–то снова беру в руки и кладу без грома.

"Пардон" – делаю извиняющееся лицо и улыбаюсь. Получается не очень – волнуюсь перед начальником, еще и появление его столь неординарное, что растерялась.

Не помню, поздоровалась с ним или нет. Еще раз поприветствовать? Скажет ненормальная какая–то.  А если вообще не здоровалась? Тот же диагноз. Что же делать?

Растягиваю губы шире.

– Кофе?

Вот теперь точно во взгляде Шведова диагноз.

Блин, какой кофе? Он же по чаю!..

Закусываю нижнюю губу, чтобы не ляпнуть еще чего и таращу глаза на директора. А он на меня. И мальчик тоже.

Мужчина крупный – широченные плечи, рост под два метра, морда, ой, простите, лицо по большей части спрятано за густой бородой, губы недовольно сжаты, цвет глаз не видно из–под насупленных бровей, волосы растрепаны и просятся к парикмахеру.

Малыш – полная противоположность отцу. Фактурой, конечно, в первую очередь, а главное – он светленький и очень милый, хоть и зареванный. Зайчонок.

Ребенок все–таки заревел. Громко и похоже прямо в ухо папаше. Тот поморщился как от зубной боли и рявкнул громче сына. Да так, что я подпрыгнула на месте.

– За мной!

И шевелюрой лохматой махнул мне в сторону кабинета с табличкой "Директор Шведов М.И.", направляясь туда.

Пискнув "Сейчас", хватаю блокнот и ручку. Пальцы от волнения дрожат, заплетаются и не держат предметы. Они с грохотом валятся из рук на пол. Вовремя мужчина с ребенком скрылись за дверью, а то решили бы, что я та еще растяпа.

Подхватив предметы и зажав их крепко, чтобы избавиться от тремора в пальцах, иду в кабинет директора вместе со шлейфом вмиг распространившегося по офису аромата вкуснючего мужского одеколона. Только пока не до запахов. Тут другое важнее.

– Так, Настя, соберись, спокойнее, – бормочу себе под нос, опустив глаза в пол, чтобы не навернуться на ровном месте. – Только не запнись. Иди ровно. Помни, это всего лишь обычный медведь, тьфу ты, человек. Он не кусае…

Неожиданно упираюсь бедром в край директорского стола. Поднимаю глаза.

Медведь Иванович сидит в своем кресле. Напротив него попой на столе сидит ребенок и все так же орет прямо в лицо уставившемуся на меня как на диковинку отца. И откуда в крохотном тельце малыша столько сил на крик и слезы? И почему отец не может успокоить ребенка?

Ладно, начнем с начала. Растягиваю губы в улыбку.

– Здравствуйте, меня зовут Настя, я ваша новая помощница…

Слова теряются в крике малыша. Медведь сильнее хмурится, превращая брови в одну сплошную линию. А взгляд у него… бр-р-р, словно расплющить хочет.

Не буду ему в глаза смотреть.

Открываю новенький блокнот на первой странице. Вот сейчас будет мое первое задание, и я его торжественно запишу и выполню. Шеф для этого же меня звал?

Прижимаю локти к бокам, чтобы руки не тряслись, а то подумает обо мне этот гризли невесть что. Приготовилась внимать и записывать.

Директор что–то начинает говорить, при этом безотрывно, практически не мигая, смотрит на меня из-под своих кустистых бровей. Говорит явно мне. А я не слышу его из–за крика ребенка. Уже и одним ухом повернусь к шефу, и другим. Злюсь на себя, что не могу даже приблизительно угадать, что мне нужно сделать. Морщусь недовольно. По инерции делаю шаги вперед, огибаю его стол – приближаюсь к директору, чтобы расслышать задание.

Сквозь рев прорываются слова "няня", "агентство", "цена", "два часа".

И что это значит?

– Простите, вы не могли бы повторить? – перекрикиваю ребенка.

Я почти вплотную подошла к массивному кожаному креслу директора. Уже запах кожи бьет в нос, смешиваясь с тем самым вкусным одеколоном, а медвежонок как специально кричит еще громче, не давая отцу внятно донести до меня задание.

– Да угомонись ты! – рявкает Медведь, одновременно с этим хлопая по столу ладонью.

Я отшатываюсь назад, а малыш испуганно замирает, изредка взмахивая длинными мокрыми ресницами.

– Да угомонись ты! – рявкает Медведь, одновременно с этим хлопая по столу ладонью. И как только поверхность не треснула. Зато на столе директора подпрыгнули канцтовары, ноутбук и папки.

Мы же с мальчиком вздрогнули всем телом. Ноги мои, кажется, вообще на долю секунды оторвались от пола, и малыша подбросило тоже.

На секунду медвежонок затих. Но только на секунду, а потом заорал пуще прежнего и теперь явно от испуга. И мне его жутко жаль и хочется укрыть от лап и рыка его неадекватного папаши.

Михаил Иванович в бешенстве вскочил со своего кресла, спрятал лицо за ладонями и заорал в них:

– А-а-а!

Псих! А еще директор! Нервы  у него ни к черту еще и ребенка до истерики довел. Шагает тут по кабинету своему туда–сюда и орет как ненормальный, а малыш может упасть со стола!

– Что вы делаете? – не выдерживаю я. – Вы почему кричите на ребенка?

Быстро приближаюсь к мальчику, обхватываю его двумя руками, прижимаю потную головенку к себе. Взмок бедный ребенок от крика!

Поглаживаю малыша по спинке.

– Тише, тише, маленький, не бойся, – не столько его, сколько себя успокаиваю. Сердце как у зайчишки скачет.

Мальчик не вырывается. Наоборот, доверительно льнет ко мне, будто нашел во мне свой щит. Крик становится тише и вскоре прекращается. Блузка намокает детскими слезками и слюнями.

– Вот умничка, успокаивайся. Сейчас водички попьем и плакать больше не будем, да?

Всхлипывает в ответ, устал кричать.

– Как ты его выключила? – басит медведь. От его рыка малыш опять напрягается.

– Я с ним просто разговариваю, а не ору как некоторые, – слова срываются быстрее, чем мозг посылает сигнал подумать кому, что, а главное, КАК я говорю.

Кручу головой по сторонам, ищу графин с водой, бутылку какую или хоть что–то, где может быть питьевая вода.  На директора не смотрю. Насмотрелась уже, хватит. Знала бы, что он такой неадекват, от работы отказалась бы, не раздумывая.

– Воды принесите. Пожалуйста.

В жизни бы не хватило мне смелости попросить у разъяренного мужчины воды. Но сейчас мне терять нечего, я нахожусь здесь, возможно, последние несколько минут, максимум час, так что могу себя вести так, как заслуживает этот зверь. Холодным, уничтожающим тоном я прошу у него воды для ЕГО же СЫНА!

Думаю, кому-то там, наверху, пора бы призадуматься, кому они раздают такое счастье – детей. Этому индивиду – я бы тысячу раз подумала. Таким не то, что детей, таких стерилизовать в зачатке надо!

Зверь, стоя посередине помещения, таращит  на нас с ребенком залитые негодованием глаза. Оказывается, они у него темно–синие, почти черные. Утренний солнечный свет хорошо освещает заросшее щетиной уставшее лицо Медведя Ивановича. М-да уж, так себе морда.  А вдруг у него бешенство? Что там Галя говорила? Привороты ему делали? Что-то не то явно подсыпали. С Озверином перепутали.

Шведов, наконец, отмирает, в два широченных шага уходит из кабинета, хлопнув дверью. Малыш мелко вздрагивает, а мое сердце подпрыгивает от хлопка.

– У-у, медведь бесчувственный, – шиплю сквозь зубы и тут же ругаю себя, ведь мальчик может услышать и повторить…

– Ты как? Эй! – хочу поднять ладошками личико мальчика, заглянуть ему в заплаканные глазки, еще раз успокоить. Не дается. Наклонил вниз голову.

Сажусь в кресло его отца.

– Ой, ничего себе, как в перину провалилась, – восклицаю от неожиданного эффекта. Слишком мягко, невероятно удобно.

Почему-то вспомнилась сказка про Машу и трех медведей, где девочке понравилась кроватка маленького Мишутки. Только тут кресло самого Медведя. Не складывается образ с предметами.

И пока моя попа ловит кайф, устраиваясь с комфортом на сидушке, мальчик заинтересовано поглядывает на меня исподлобья. Всхлипы становятся реже.

Выпрямляю спину. Так мы с малышом на одном уровне. Окольцовываю его бедра руками. Заглядываю в глаза, пытаюсь установить зрительный контакт.

– Давай знакомиться? Меня Настей зовут, а тебя? – улыбаюсь ему.

Молчит. Бровки хмурит, сопит, пальчики указательные друг с другом стыкует. Тихо всхлипывает.

– Можно?

Касаюсь подушечками пальцев мокрых щечек ребенка, стираю слезинки с нежной детской кожи.

– Вот так будет лучше. А плакать мы больше не будем, да?

Как будто вспоминает о плаче и всхлипывает.

– Какой ты красивый мальчик. А ты знаешь, что когда человек улыбается, он становится еще красивее? – растягиваю губы еще шире. – Ты умеешь улыбаться?

Мальчик крепко сжимает губы. Опять сопит.

– В другой раз улыбнешься мне, ладно?

Чуть заметно кивает и вздыхает плечиками. Глажу его по голове. Волосы – нежный шелк.

В приемной раздаются громкие шаги и дверь распахивается. Вваливается Михаил Иванович с бутылкой воды в лапищах и упаковкой пластиковых стаканчиков.

Недовольно морщится. Ах да, я же сижу в его царском кресле. Зато я успокоила его сына!

Бутылка приземляется рядом с нами.

Мальчик напрягается, как будто готовится снова  закричать. Он явно боится своего гризли. Почему?

Глажу его мягкие пальчики своими.

– А вот и водичка. Сейчас будем пить.

Встаю с кресла. Подпираю ребенка своим телом, чтобы он ненароком не упал со стола.

Беру бутылку, чтобы открутить крышку, верчу в руках, читаю этикетку.

– Минеральная сильногазированная? – вскидываю брови на директора. – Ребенку?

– А что? – рычит.

Пожимаю плечами. Раз купил, значит можно.

Крышка не поддается. Пальцы до неприятного жжения скользят по ребристому краю, силы не хватает вскрыть фабричную "пломбу".

– Дай сюда, – вырывает бутылку из рук.

М-да-а, манерам не учили…

Медведь без каких-либо эмоций на лице вырывает у меня бутылку, одним легким движением сворачивает крышку. Минералка громко пшикает в лапищах зверя. Пузырьки устремляются к горлышку, но встречают препятствие в виде крышки.

Отдает воду обратно.

– Видишь, малыш, какой сильный у тебя папа.

Это не комплимент для громилы. Это поддержание разговора с мальчиком, чтобы он забыл про рев.

Наливаю воду в стаканчик. Она шипит и пузырится. Лично я такую газированную пить сразу не могу, жду, когда пузырьки хлопнутся. Будет ли пить ее в таком виде ребенок, я не знаю. Но раз отец молчит…

С сомнением протягиваю стаканчик мальчику. Он берет его двумя руками, подносит к лицу, я придерживаю снизу для подстраховки. Пузырьки скачут в губы и в нос малышу, стакан отпихивается обратно мне в руки, едва не расплескивая жидкость. Сейчас опять будет крик.

– Щекочет тебя водичка, да? – щебечу перед мальчиком. – А давай мы заставим пузырьки исчезнуть, давай?

Ребенок орать передумал. Заинтересовался, чем я его могу удивить и как уберу коварные пузырьки.

Опять шарю взглядом по кабинету в поиске ложечки, избегая смотреть на массивную фигуру в паре метров от меня. Ну конечно, откуда здесь, в логове зверя, взяться чайной ложке? Медведь, наверное, не знает, как ею пользоваться. Его еда – исключительно мясо на вертеле размером с барана или хряка.  И ест он его руками, а не столовыми приборами.

– Что еще надо? – уже тише басит Михаил Иванович.

– Ложечку. У меня есть в тумбочке, в верхнем ящичке, – наконец встречаюсь с ним взглядом и строю просящие глазки. Все равно стоит, ничего не делает, пусть хоть за ложечкой сгоняет.

Шеф послушно идет в приемную и через минуту возвращается. Отдает мне ложечку, а сам усаживается напротив в кресло для посетителей.

– Она чистая, – на всякий случай говорю мужчине, помахивая ложкой в воздухе и переключаюсь на ребенка. – Вот так, смотри, малыш, опускаем ложечку в водичку и… мешаем, мешаем, мешаем.

Опять сажусь в шикарное директорское кресло, чтобы быть с мальчиком на одном уровне. Попутно прячусь от тяжелого взгляда медведя за тельцем малыша.

Стучу ложкой о края пластика, заодно раскручиваю воронку. Мальчишка смотрит на пляски воды, приоткрыв рот.

– Ну–ка, попробуй теперь, будет щекотать?

Мальчик с готовностью берет стаканчик с жидкостью  и пробует пить. Опустошает наполовину.

– Ну вот, молодец. Не баловалась больше водичка?

Машет головой из стороны в сторону. Икает. Морщится.

– Невкусная?

Опять машет.

– В следующий раз проси сразу сладенькую, ладно? Тебя как зовут?

Молчит. Глаза в пол, точнее, на свои коленочки. Какие ресницы классные у ребенка – длинные, светлые, пушистые, хоть и слипшиеся.

– Матвеем его зовут, – отвечает за мальчика Михаил Иванович. Сидит как сыч в кресле напротив, наблюдает за нашим с малышом диалогом. Точнее, пока монологом. Пальцами по столу слегка постукивает.

Выглядываю из-за ребенка. Бросаю на директора неприязненный взгляд – не его спрашиваю, вообще–то.

– Матвей? – обращаюсь к малышу. – Красивое имя. А сколько тебе лет?

Матвей молчит. Опять стыкует указательные пальчики и смотрит на них, а не на меня.

– Он не разговаривает, – снова встревает его отец.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – игнорирую мужчину.

– Ой, совсем не разговаривает? – доходит до меня. Поднимаю шокирующий взгляд на Медведя.

– Совсем.

Несколько секунд смотрим друг другу в глаза.

Осознание, что маленький, такой симпатичный мальчик и не может сказать ни слова, колет каленым железом прямо в грудную клетку. Жаль до невозможности малыша, прям до слез. За что ему такое наказание? Еще и отец чурбан бесчувственный.

Моргаю часто–часто, разрывая наши гляделки с медведем, прячу накатившуюся мокроту за ресницами. Проглатываю ком в горле. Набрав полную грудь воздуха, улыбаюсь мальчику и говорю как можно бодрее:

– Матюша, у тебя игрушки есть? Машинки, например?

Машет отрицательно.

– Совсем ничего? Чем же ты будешь у папы на работе заниматься?

– Слышь, стрекоза. Я тебе задание дал? Дал. Иди выполняй. Мы найдем, чем заняться, да, Матвей?

А тон нельзя повежливее сделать? С ребенком можно и помягче общаться, кровиночка же. И с чего ради я стрекоза? А-а, из–за черных очков?

Ребенок напрягается. Похоже, перспектива остаться один на один с отцом его пугает и вот–вот он опять заплачет. Сжимаю его ручку, показываю тем самым, что я рядом и в обиду не дам.

– Э–э, Михаил Иванович, вы не могли бы повторить задание? Я не расслышала.

Невинно хлопаю ресницами и улыбаюсь.

Глава 6. Настя

Медведь закатил глаза,  а потом и вовсе зажал переносицу пальцами. Я вдруг поняла, что мне не показалось. Он действительно неимоверно устал. Может, потому и срывался на малыша? Но задание медведь все же повторил. Медленно, давая мне время записать:

– Позвони в агентство по найму, скажи, срочно нужна няня для мальчика четырех лет. Срочно – это в течение часа. До двенадцати, – Михаил Иванович смотрит на циферблат наручных часов, – нет, до двенадцати тридцати, я здесь, пусть пришлют несколько, чтобы я успел выбрать.

– А есть какие–то обязательные требования? Возраст, опыт, график работы?

– Нет требований. Мне нужно, чтобы мне не мешали на работе работать, а дома отдыхать от работы. Оплата… Посмотри среднюю по городу и удвой. Задача ясна?

– Ясна. То есть не совсем.  Можно уточнить? Я правильно понимаю, вам няня нужна круглосуточная?

– В идеале да.

Ручка зависает над блокнотом. Кидаю на мужчину непонимающий взгляд.

То есть он своим сыном заниматься совсем не будет? Плюс возьмет в няни абы кого?

И даже не знаю, что лучше – ребенок с чужой теткой без родительской любви и внимания. Или без няни, но с отцом–неадекватом.

– И с постоянным проживанием, – добавляет. – Надеюсь, недолгим.

И взгляд такой… Попробуй возрази.

Да уж малыш, повезло тебе с папаней.

– Он вообще ваш сын? – срывается с языка быстрее, чем я подумала о возможных последствиях. – То есть, конечно, ваш, вы ведь так похожи… – бормочу не пойми что и дописываю требование "постоянное проживание".

– Да? И чем же мы с ним похожи? – вздергивает бровь гризли.

– Орете одинаково.

Тонуть так тонуть. Что уж теперь. А перед глазами картинка из зоопарка, которую мне однажды пришлось наблюдать: медведь играючи кладет лапу на банку сгущенки и она, не издав ни звука, превращается в лепешку со сладкой лужей. Легко представляю себя на месте этой несчастной банки.

– М–м. И все? – как будто не удивился. – Значит, все равно тесты сдавать…

Какие тесты? Зачем?

– На отцовство.

Ой, я вслух спрашивала?

– Понятно.

Ничего не понятно, но спрашивать больше что–то не хочется. И вообще лучше лишний раз молчать и вопросы не задавать. Пока речи о моем увольнении нет, значит, надо вести себя подобающе секретарю. Аха, я до сих пор сижу в кресле директора, а он передо мной. Классный я секретарь. Надолго ли?

Едва я хочу отойти от ребенка, чтобы идти на свое рабочее место и обзванивать агентства по найму, как Матвей начинает хныкать и вот–вот опять заголосит.

– Слушай, стрекоза, забери его с собой, а? – уставшим голосом вдруг просит директор. – Я не спал две ночи. Если он еще будет орать, я не выдержу.

Оказывается, разговаривать нормально этот человек умеет.

– Что я  с ним буду делать, Михаил Иванович? – я растерялась. – Я не умею с чужими детьми общаться.

– Я тоже. Но с тобой он хотя бы молчит. Забери, а? Я тебе премию выпишу.

Премия конечно хорошо, но не такой ценой.

– Пойдешь со мной? –  с сомнением спрашиваю Матюшу.  Чем мне его занять, если его даже отец развлечь не может?

И малыш, что удивительно,  вдруг тянет ко мне руки. Поднимаю его за подмышки. Устраиваю попой на локте левой, правой держу за спинку. Страшно. Никогда не держала на руках медвежьих детей.

– Ого, какой ты легкий, Матюшка, как перышко! Тебя не кормят, что ли, совсем?

Мальчик стеснительно отворачивается мне за спину. Маленькая ручка держит меня за шею.

– Вы его кормили? – хмурясь, спрашиваю папашу.

– Я варил ему овсяную кашу, он съел пару ложек.

– И все? Он же голодный!  Его сквозняком сдует!

– Я три дня выплясывал перед ним с бубнами! – с надрывом. – Курицу варил, яйца, картошку. Доставку из ресторана заказывал. Каши кое–как в него впихивал. По чуть–чуть совсем ест.

И что? Я должна пожалеть Медведя? Бедный, несчастный, с родным ребенком не справился? Это Матвейке с папаней не повезло.

– Слушай,  – Медведь вытаскивает из внутреннего кармана пиджака портмоне, достает из отсека несколько тысячных купюр, кладет их перед собой на стол, двигая ко мне, – сходи в кафе, покорми его. Сдачу себе оставь.

– Что мне делать вперед – няню заказывать или ребенка кормить?

– А–а–а, что ты пристала, стрекоза? – Медведь рычит с отчаянием. – Видишь, я уже не соображаю ничего. Делай что хочешь!

Удивительно как ребенок с таким папашей до этого возраста дорос. И где его мать? Почему не занимается сыном? Как можно оставить такого чудесного мальчика на монстра–недоотца? Еще и "стрекоза" опять, вот зачем?

– Меня вообще–то Настей зовут.

"Да пофиг" – красноречиво говорит выражение лица Медведя и меня это неимоверно бесит! Если бы не ребенок…

Одариваю хама презрительным взглядом.

– Пойдем со мной, Матвейка, будем вместе выкручиваться.

Показательно забираю одну купюру со стола. Накормить ребенка хватит, а больше нам и не надо.

В спину летит вздох облегчения.

– Ну и папка у тебя, – делюсь впечатлением с мальчиком. – Одно название.

– Я все слышу, – раздается сзади.

Да пофиг!

Усаживаю ребенка в приемной на диванчик для посетителей.

– Посиди тут пять минут, Матюш, ладно? Я позвоню в агентство, а потом мы с тобой пойдем вкусняшки кушать, ладно?

Кивает. Хорошо, хоть слышит маленький, а все равно жалко его. Глажу его по мягким  пшеничным волосикам. У Михаила Ивановича волосы темные и сам он смуглый, а Матвей белобрысый. Наверное, в маму. Интересно, где же его мама? И почему Шведов сомневается в родстве с мальчиком? Настолько бесчувственный, что сердце не подсказывает? А как же зов крови?

– Найди мне эту курицу! – орет вдруг из кабинета директор. – За что я вам зарплату плачу?

По телефону говорит или мне кричит, под курицей имея в виду няню? Так я еще до телефона не успела дойти. Сижу перед мальчиком на корточках, пальчики его поглаживаю.

Мы с Матвеем замираем, прислушиваясь к разговору за дверью.

– Нет, не появлялась… Третий день уже идет.

Точно по телефону. И голос то тише, то громче – гризли меряет кабинет шагами туда–сюда.

– … Да не знаю я где ее искать… Не помню я ФИО! – рявкает. – Зовут Инной. Отчества не знаю. Фамилия то ли Орлова, то ли Воронина, короче, птичья какая–то… Ага, Кукушкина ей больше идет, но нет.

– Твою маму зовут Инна? – тихо спрашиваю у Матвея. – Она потерялась?

Кивает. На глаза слезки наворачиваются.

– Ох… Ну не плачь, Матюш. Найдет папа твою маму. Скучаешь по ней?

Машет головой утвердительно, потом отрицательно. Как так?

– Лет сколько?  – продолжает басить шеф в своем кабинете. – Двадцать четыре должно быть, может двадцать пять. Я что, в  паспорт к ней заглядывал? Нет, фотографии ее у меня нет… Документов никаких не оставила. Вообще ничего, пацана только немого. Да, немого. Не разговаривает, орет только. Ладно, это потом. Ищи пока мать его…  Фоторобот? Завтра буду делать, няньку ребенку найти надо для начала. Я с ним по рукам и ногам связан, оставить не с кем. А тетка на острова умотала. Ага…

Голос стал тише и спокойнее. Медведь сбросил пар. Надолго ли?

– Не переживай, Матвейка. Найдется твоя мама. А мы с тобой давай поиграем в сказку?

Малыш смотрит на меня внимательно – интересно ему.

– Представь, что ты маленький зайчик и попал в волшебную страну. Здесь тебе все незнакомо: люди, обстановка. Тебе временно страшно. Но у тебя есть помощники – я и твой папа. Я буду доброй феей, а папа… так, кем у нас будет папа?

Хотелось бы его назвать злым Бармалеем или оборотнем, но это родной мальчику человек…

– А папа у нас будет заколдованным принцем с кусочком льда вместо сердца, а заодно – правителем волшебной страны. Наша с тобой задача  – растопить этот лед.  Знаешь, что нужно для этого сделать?

Матвей машет головой из стороны в сторону. Глаза широко распахнуты – увлекся сказкой.

– Для начала мы не будет обижаться на папу, когда он кричит. Хорошо? Он же заколдованный, не знает, как добрым быть.

Подумав, кивает.

– Отлично. Сейчас я сделаю несколько звонков и вызову помощников. Папа выберет еще одну фею, чтобы она тебя охраняла и помогала дома, в его волшебном замке.  Идет? А я за ним тут прослежу.

Кивает. Губы чуть–чуть дергаются в улыбке. Уф.

В порыве обнимаю мальчика и замираю.

Вот что взволновало меня с первых минут появления в офисе Шведова и его мальчика! Запах!

Он появился вместе с ними и прочно обосновался вокруг. Мягкое сочетание мяты, ромашки, сандала, капелька цитруса и, кажется, бергамота. Необыкновенный аромат, непохожий ни на какие другие, встречающиеся мне ранее. Крутой аромат. Дорогой. Мужской. Идеальный. За которым не глядя…

И этот запах исходит от Матвея, будто кто специально побрызгал его сказочно вкусной туалетной водой.

Втягиваю носом воздух рядом с малышом. Голова приятно кружится.

– Боже, Матвей, как ты вкусно пахнешь! Я балдею от этого запаха!

Улыбается малыш, ноздрями шевелит, принюхивается. Ему, наверное, тоже нравится.

Стоп!

Эта же запах Медведя!

Мне не должно нравиться! Самый отталкивающий тип мужчин из всех, что встречался в моей жизни, а мне еще и работать с таким.

Но я Матвейку еще чуть–чуть понюхаю и все…

Блин, задание! А я тут дегустацию устроила.

Быстро ищу в интернете номер агентства по найму, смотрю расценки, звоню, прошу прислать через час всех имеющихся нянь, согласных на круглосуточное наблюдение за ребенком. Оплата? Высокая, все остальное при личной встрече с заказчиком. Называю адрес компании и с чувством  выполненного долга веду Матвея в кафе на первом этаже.

Может и не уволит меня его папаша, я же пока справляюсь с заданиями? И я пока останусь, чего уж сбегать при первой трудности, да? Где я найду еще такую зарплату? Хотя понимаю теперь, что половина ее точно за вредность директора платится…

Матвей превратился в обычного любопытного ребенка – вертит во все стороны головенкой, круглые глазки таращит удивленно, а сам за руку меня держит крепко маленькими пальчиками.

В кафе народу мало – время обеда еще не подошло, а потому очереди на кассе нет.

Так. Чем покормить ребенка?

Беру мальчика на руки. И снова это легкое головокружение от запаха…

– Матвей, давай ты сам выберешь, что хочешь покушать? Смотри, есть лапша с курицей, будешь?

Мотает головой.

– Нет? Борщ? Тоже нет. Ладно, давай из второго что–нибудь посмотрим. Пюре с котлетой? С рыбой? Плов? Что же едят маленькие зайчики?

Матвей от всего отказывается, и я начинаю верить Шведову, что накормить ребенка ему было действительно трудно.

Во мне зарождается паника. На все мои предложения еды ребенок мотает головой.

– Хороший мой, ты кушать хочешь?

Кивает. Хочет.

– Матвей, – с отчаянием прошу, – помоги доброй фее. Ей очень–очень нужно покормить  зайчика. Что кушают маленькие зайки?

Пальчиком показывает в сторону боковой витрины. Там стоят несколько видов салатов. И я чувствую облегчение. Лучше салат, чем совсем ничего.

– Салатик хочешь? Окей, давай салатик, только сам выбирай какой нравится, ладно?

Матюша тыкает в самый красочный – цезарь с курицей. Беру ему еще два кусочка хлеба, сладкий чай, шарлотку.

Садимся за свободный столик. Фотографирую блюда, что мы с Матюхой выбрали, на случай если у его отца будут вопросы или сомнения. Пару раз щелкаю и самого ребенка. Зачем? Не знаю. Просто хочется иметь фотографии мальчика, со знакомства с которым начался мой первый, такой необычный трудовой опыт.

– Смотри, какой ты классный, – показываю кадры Матвею. Улыбается, нравится.

Стелю ему на коленки салфетку, чтобы ненароком не замарался.