Татьяна Корсакова
Дом у Чертова озера
– Значит, не только я тебя не признал, но и ты меня! – Мэр хитро сощурился.
– Да не мучайся, Ворон, – пришла ему на помощь Юлька. – Это же Жуанов!
Жуанов?! Мама дорогая! Хоть убей, ни за что не признал бы в этом толстяке школьного приятеля, некогда худосочного Димку Жуанова. Влад всмотрелся в луноликое лицо, попытался представить, каким бы оно было без набора лишних подбородков. Ведь прошло-то всего тринадцать лет. Вон Юлька выглядит как мисс Мира, краше себя семнадцатилетней, а что же случилось с Жуаном?
– Беспрестанное радение о судьбах отечества, – Жуан словно прочел его мысли. – А еще гипертония и сахарный диабет, – добавил шепотом.
– Да, тяжело быть слугой народа, – посочувствовал Влад.
– Господа! Господа! Ну что же мы стоим на пороге?! – Нотариус, почувствовавший, что гроза миновала, лучился от добродушия и гостеприимства. – Дмитрий Петрович, дорогой вы наш, прошу за стол! – Он суетливо отодвинул для мэра кресло, согнулся в три погибели, ожидая, пока Жуанов втиснет в него свой немалый зад, рядом приставил стул для Юльки. – Юлия Олеговна, будьте так любезны!
Сивцова подмигнула Владу, грациозно уселась рядом с Жуаном – ну прям царственная чета. Терминатор бестолково закружился по конференц-залу, видимо, его программы не хватало на то, чтобы определиться с оптимальным местоположением.
– Васек, за дверью подожди! – рявкнул Жуан и тут же виновато улыбнулся сначала Дарине, потом черноволосой незнакомке.
Дарина весьма благосклонно улыбнулась в ответ. То ли волшебное слово «мэр» произвело на нее благоприятное впечатление, то ли просто решила наказать Влада за излишнее внимание к Сивцовой. Незнакомка не улыбалась: сидела, скрестив руки на груди, смотрела не на Жуана, а сквозь него. Неужели не впечатлилась вниманием городского головы? Занятная девица, очень занятная.
Нотариус тем временем пристроился по правую руку от Жуанова, раскрыл кожаную папку, сказал торжественно:
– Ну-с, господа, с вашего позволения я начну.
– Давно пора, – фыркнула Дарина и поерзала на не слишком удобном стуле, – а то устроили тут хороводы.
Нотариус испуганно закашлялся, Жуан снисходительно улыбнулся, Юлька многозначительно выгнула бровь, и только загадочная незнакомка вообще никак не отреагировала. Может быть, оттого, что сама не принимала участия в «хороводах».
– Прошу простить мою спутницу, – процедил Влад и больно сжал руку Дарины. – Она очень устала. Полдня в дороге.
– Пустое, – отмахнулся Жуан. – Такой красивой женщине позволительны любые капризы.
– Может быть, все-таки приступим к делу? – спросила Юлька и посмотрела на Жуана очень многозначительно.
– Ну конечно, дорогая! – Тот нервно поправил узел галстука.
– Так я начинаю? – робко поинтересовался нотариус.
– Начинайте, – разрешила мадам Жуанова.
Вениамин Ильич сделал глубокий вдох, откашлялся и начал официальным тоном:
– Господа, мы собрались здесь для оглашения воли Поклонского Леонида Владимировича. Являясь его душеприказчиком, я имею честь…
– Короче! – Жуан нетерпеливо глянул на наручные часы. – Давайте оставим формальности и сразу перейдем к делу. Ну, чем там нас осчастливил гражданин Поклонский?
Влад, отвлекшийся на недовольное нытье Дарины, навострил уши, а нотариус едва заметно поморщился, но тут же расплылся в улыбке:
– Все очень просто. Волей усопшего все его движимое и недвижимое имущество делится между тремя наследниками.
Жуанов бросил быстрый взгляд сначала на брюнетку, которая за все время не проронила ни слова, потом на Влада и только после этого кивнул:
– Продолжайте, Вениамин Ильич. Так что там нам троим причитается?
Нотариус сделал драматическую паузу и сообщил:
– По триста тысяч долларов каждому, загородный дом и земельный участок у Чертова озера в равных долях.
После этих слов в конференц-зале повисла звенящая тишина. Все как один уставились на нотариуса. Даже Дарина перестала рассматривать свой многострадальный ноготь и застыла с открытым ртом.
Первой пришла в себя Юлька:
– Вы сказали – по триста тысяч долларов? Я не ослышалась?
– Вы не ослышались, Юлия Олеговна. По триста тысяч долларов и равные доли во владении домом у Чертова озера.
– Это каким таким домом? – спросил Влад.
Сколько он себя помнил, на берегу Чертова озера не было никаких жилых построек. Только старый дом – двухэтажная громадина из почерневшего от времени камня, настолько бесперспективная, что за почти трехсотлетнюю историю ей не смог сыскаться хозяин. И вот сейчас им предлагают стать его владельцем. Конечно, триста тысяч «зеленых» – это хорошо и даже великолепно, но от такой сомнительной собственности он, пожалуй, откажется. Тем более что со старым домом у него связаны не самые приятные воспоминания.
– Тем самым домом, – подтвердила его догадку Юлька.
– Не думал, что у этой развалины вообще есть хозяин.
– Развалины?! – нотариус удивленно округлил глаза. – Господин Воронин, а вы уверены, что мы говорим об одном и том же строении?
– Я вырос в этом городе. Думаете, я не знаю, что представляет собой дом у Чертова озера?
– А позвольте узнать, когда в последний раз вы наведывались в родные пенаты?
Влад точно знал когда – пять лет назад, когда после смерти отца забирал маму в Москву. Но тот визит и визитом-то назвать нельзя – вечером приехал, утром следующего дня уехал.
– Давненько не наведывался, – сказал он.
– Вот оно и видно, что давненько, – нотариус поднял вверх указательный палец. – По нынешним временам дом у Чертова озера – весьма завидная недвижимость.
– Это правда? – Влад посмотрел на Жуана.
– Да, – тот кивнул, – дом уже три года как отреставрирован и, говорят, стоит дурных денег.
– К тому же не забывайте о стоимости земли, – поддакнул нотариус.
– А вот земля там копеечная, – вмешалась в разговор Юлька. – Дом находится за чертой города, инфраструктуры никакой. Так что, уважаемый Вениамин Ильич, не вводите нас в заблуждение.
После этой отповеди нотариус поник и даже съежился.
– А кто он вообще такой – этот Поклонский? – спросил Влад.
– Старый пердун, – Жуан поскреб все три своих подбородка. – Приехал в город пару лет назад вроде как из-за границы. Выкупил у Чертова озера участок земли и заброшенный дом. Все думали, что он эту халабуду снести собирается, а он взял и отстроил заново. Да не просто отстроил, а восстановил с соблюдением исторической точности. Архитектора из Москвы привез, какие-то старые планы в местном архиве раздобыл, бригаду строителей выписал черт знает откуда. Нет бы нашим местным мужикам работу дать. Небось справились бы не хуже заезжих мастеров! – Жуан даже покраснел от обиды за электорат.
– А заезжие мастера-то оказались не такими уж хорошими специалистами, – поддакнул нотариус. – Техники безопасности не соблюдали. За полгода работы два несчастных случая с летальным исходом. Да и текучка кадров была такая, что ой-ей-ей.
– Это все только слухи, – отмахнулась Юлька.
– Но в городе говорили…
– В городе каждый день что-нибудь да говорят, и вам, Вениамин Ильич, стыдно распространять слухи.
Влад покачался туда-сюда на стуле – дурная привычка, оставшаяся еще с институтских времен, – и сказал:
– Ладно, все это, безусловно, очень интересно, но хотелось бы наконец узнать, за какие такие заслуги господин Поклонский решил осчастливить именно нас троих. Не припомню, чтобы у меня был родственник по фамилии Поклонский.
– Ну почему же сразу родственник? – Нотариус развел руками.
– Потому что, как правило, такое внушительное наследство оставляют близким людям.
– Вот именно что как правило, господин Воронин! Но из правил бывают исключения.
– Все равно странно.
– Так старик и был странным, – усмехнулась Юлька. – Городской сумасшедший, только очень богатый. Скажите, Вениамин Ильич, а когда наследники смогут вступить в права наследования и осмотреть дом?
– Видите ли, любезная Юлия Олеговна, – носовым платком нотариус промокнул выступивший на лбу пот, – имеется одно маленькое условие.
– Какое еще условие?! – Жуанов в нетерпении подался вперед.
– Позвольте мне все-таки огласить завещание.
По мнению Влада, сделать это надо было с самого начала. Возможно, множество лишних вопросов отпало бы само собой, но Жуан всегда отличался нетерпением и темпераментностью, и они полчаса переливали из пустого в порожнее, вместо того чтобы просто ознакомиться с последней волей усопшего.
– Оглашайте, бог с вами! – Жуан откинулся на спинку кресла, скрестил руки на пузе, приготовился слушать.
Влад тоже приготовился.
Огласить завещание от начала до конца не удалось… Нотариус только-только вошел в голос и приступил к перечислению наследников:
– Жуанов Дмитрий Петрович, 1979 года рождения, Воронин Владислав Сергеевич, 1979 года рождения, Савельева Варвара Александровна, 1980 года ро…
– Что?! – прервала его речитатив Юлька.
Нотариус испуганно вздрогнул, спросил:
– Юлия Олеговна, что-то случилось?
– Вы сказали, что одной из наследников является Варвара Савельева!
– Да, так написано в завещании.
– И где же она в таком случае?
– Кто?
– Варвара Савельева!
– Я здесь, – послышался негромкий голос.
Все разом, и Влад в том числе, посмотрели на брюнетку.
– Варька?! – Сивцова удивленно захлопала ресницами.
– Савельева, ты?! – Жуан даже попытался встать с кресла, но тут же плюхнулся обратно, сказал восхищенно: – Ну ты, мать, даешь!
– Привет, – Влад смотрел на брюнетку во все глаза. Человек, конечно, может измениться, но не до такой же степени…
* * *
Они смотрели на нее как на инопланетянку. Особенно этот… Ворон. Да, она очень изменилась. Возможно, даже сильнее, чем Жуан, но не до неузнаваемости же!
Нет, Варе не было неуютно под их взглядами – прошли те времена. Просто странно, что они отреагировали так бурно. И Ворон не узнал… А ведь мог бы, он же единственный застал те перемены, которые начали происходить с ней тринадцать лет назад. Он же сам послужил катализатором…
– Каким ветром тебя сюда занесло, Савельева? – Юлька пришла в себя первой.
– Тем же, что и остальных, – Варя улыбнулась. – Меня пригласил Вениамин Ильич.
– Да-да, все именно так и было. – Нотариус, уловив флюиды надвигающейся бури, испуганно закивал головой.
– То есть ты одна из трех наследников? – спросил Жуан и нервно обмахнулся галстуком.
– Выходит, что так.
– А за какие заслуги?
Она пожала плечами:
– Вероятно, за те же, что и вы, господин мэр.
– Ой, вот только не надо этого официоза, Варвара! – Круглая жуановская морда расплылась в широкой улыбке. – Мы же свои люди, можем по-свойски.
– Хорошо, – она кивнула. – По-свойски так по-свойски.
– В таком случае позволь полюбопытствовать, – сказал Жуан вкрадчиво, – ты уже решила, что станешь делать со своей долей дома?
– Решила.
– Ой, как интересно! И что именно?
– Я продам ее сразу, как только представится такая возможность.
Ей ни к чему вести подковерные игры. И этот чертов дом ей тоже ни к чему. Даже если ей не удастся продать свою долю, то она откажется от него не задумываясь. Денег, которых оставил ей неизвестный благодетель, хватит, чтобы купить квартиру в Москве и раз и навсегда решить свой жилищный вопрос.
– Господа, одну секундочку! – сказал нотариус упавшим голосом.
– Что еще? – нахмурился Жуанов.
– Я об условии, оговоренном в завещании.
– Ну, и что там за условие?
– Дело в том, что вступить в права наследования вы сможете только спустя шесть дней, а до этого момента вы обязаны жить в доме, так сказать, на правах гостей.
– Обязаны? – мрачно уточнил Жуан.
– Таково условие завещателя, – зачастил нотариус. – Вот здесь черным по белому написано, что наследники должны провести в доме шесть ночей.
– Именно ночей и именно шесть? – усмехнулся Ворон. – Этот ваш городской сумасшедший, как я посмотрю, был склонен к мистицизму.
Вениамин Ильич беспомощно развел руками:
– Я всего лишь оглашаю волю усопшего. Господин Поклонский считал, что до момента вступления в права наследники должны познакомиться с домом и понравиться ему.
– Так уж и понравиться? – хмыкнул Жуан.
– Скажите, а что случится, если воля господина Поклонского будет нарушена? – спросила Сивцова.
– Претендент лишится своей доли наследства, – горестно вздохнул нотариус.
– И кому достанется эта доля?
– Она будет поделена между оставшимися наследниками.
– А если воля будет нарушена по уважительной причине?
– Любая причина считается неуважительной.
– Любопытно, – Ворон обвел присутствующих веселым взглядом, – а каким образом будет отслеживаться исполнение этого условия? К нам приставят наблюдателей с секундомером?
– Нет, господин Воронин, такие крайние меры не нужны. – Нотариус позволил себе робкую улыбку. – Просто на протяжении указанных шести дней ровно в полночь всем наследникам надлежит собираться в обеденном зале дома. Отсутствующий автоматически исключается из завещания.
– А что, если условия нарушат все три претендента?
– В этом случае в доме у Чертова озера будет организован краеведческий музей и все средства господина Поклонского пойдут на его содержание и благоустройство.
– Очень патриотично. – Ворон перестал раскачиваться на стуле, посмотрел на Жуана: – В любом случае ты выиграешь. Если не удастся улучшить собственное благосостояние, то получится улучшить благосостояние родного города. Краеведческий музей с бюджетом почти в миллион долларов – это что-то!
– Не каркай, Ворон. – Жуан растянул тонкие губы в улыбке. – Все будет хорошо. Меня больше волнует другой вопрос. Днем-то хоть можно будет выходить из этого дома? В конце концов, я себе не принадлежу.
– Конечно, Дмитрий Петрович! – Нотариус радостно закивал. – Днем вы вольны делать все, что пожелаете.
– А как насчет гостей? – Юлька, царственным жестом заправив за ухо рыжую прядь, бросила пренебрежительный взгляд на силиконовую девицу, с которой приперся Ворон.
Девица ответила точно таким же взглядом, оскорбленно надула губы. Кажется, она хотела что-то сказать, но Ворон не дал ей такой возможности, предупреждающе сжал руку.
– О гостях в завещании не сказано ни слова.
– То есть что не запрещено, разрешено? Я правильно понимаю.
– Совершенно верно.
– Вот и хорошо. – Сивцова погладила Жуана по руке. – Милый, ты же не станешь возражать, если я поживу с тобой в этом загадочном доме?
– Ну конечно, дорогая! – Жуан улыбнулся жене и бросил вороватый взгляд на вороновскую блондинку.
Варя усмехнулась, вот ведь похотливый козел! Одной Сивцовой ему явно мало. Интересно, а Ворон заметил, как друг детства пялится на его подружку? Впрочем, ей-то самой какое дело?! Она здесь исключительно из-за завещания, а на остальных плевать. Кажется, перед ней стоит проблема куда более серьезная, чем Жуан, Сивцова и Ворон, вместе взятые. Ей предстоит почти неделю прожить в доме у Чертова озера…
* * *
…Отец не появлялся дома уже третьи сутки. Значит, снова сорвался.
Вообще-то отец у Вари был хороший, добрый и душевный, но запойный. Он начал пить почти сразу же после смерти Вариной мамы, шестнадцать лет назад. Сначала по чуть-чуть: стопка днем, чтобы забыться, стопка на ночь, чтобы уснуть. Наверное, в самые первые дни это было оправданно. Потерять любимую жену, остаться с годовалой дочкой на руках – испытание не из легких. Даже тетя Тоня, его родная сестра, приехавшая из Зеленограда поддержать брата и присмотреть за малышкой, поначалу не видела ничего плохого в этих двух стопках. У каждого свой способ бороться с бедой. Конечно, выпивка – не самый лучший выход, но так ведь это же ненадолго. На месяц, максимум два. А потом время возьмет свое, перемелет душевную боль в воспоминания. Сашенька мужчина молодой, видный, с золотыми руками. Такой без женской ласки не останется, а там, глядишь, и Варе мамочка найдется.
Отец перестал пить на сорок первый день после маминой смерти, сказал твердо:
– Мне еще Варьку на ноги поднимать.
И тетя Тоня с легким сердцем уехала обратно в Зеленоград.
Папа продержался три года. Сама Варя этого, конечно, не помнила. Просто соседи рассказывали, каким молодцом он был, как хорошо за ней ухаживал, получше, чем некоторые мамаши. И женщины на него засматривались, да не абы какие, а очень даже положительные: школьная учительница, библиотекарша и, кажется, даже заведующая универсамом.
Ну что не жить мужику?! Ведь никто бы не осудил, все же понимают, что дело молодое и без женщины одному с малым дитем на руках никак нельзя. А отец оказался из редкой породы однолюбов, не нужны ему были ни учительница, ни библиотекарша, ни даже заведующая универсамом. Только Варина мама, а она умерла от странной, непонятной болезни, сгорела за месяц, истаяла как свечка. Вот он опять и запил.
Люди шептались про злой рок и проклятье, говорили, что все женщины в мамином роду умирали почти сразу после рождения первенца, и первенцем – вот ведь что удивительно! – всегда оказывалась девочка. Злой рок, не иначе.
Да что там люди?! Отец и сам верил в злой рок. Варя помнила, как он брал ее к себе на колени, гладил по голове и говорил, что мамочку забрала черная кошка. Варя никак не могла понять, как какая-то обыкновенная кошка могла забрать с собой мамочку, а отец пояснял, что та кошка особенная, что в ней живет душа Черной дамы, и что эта Черная дама не успокоится, пока не изведет весь их род под корень, но он не позволит и обязательно найдет способ защитить свою малышку от всякой нечисти. Надо только хорошенько подумать, во всем разобраться.
Разговор про Черную даму повторялся из года в год, в основном в те дни, когда отец был навеселе, и с каждым разом обрастал все новыми удивительными подробностями. Когда Варя была маленькой, она воспринимала рассказ отца как страшную сказку, боялась засыпать без света, шарахалась от черных кошек и кричала по ночам от кошмаров.
Сон ей снился всегда один и тот же: страшная женщина в рубище с растрепанными седыми волосами и горящими зеленым светом глазами. Каждый раз во сне Варя спрашивала незнакомку, что же ей нужно, но та никогда не отвечала, только смотрела и смотрела, а под утро, на зыбкой грани между сном и пробуждением, оборачивалась черной кошкой и прыгала Варе на грудь. Варя просыпалась от собственного крика, а еще оттого, что в легких не оставалось ни капельки воздуха, и дышать было больно, и казалось, что она сейчас умрет. Прибегал отец, хватал ее на руки, распахивал настежь окно и уговаривал чуточку потерпеть, обещал, что приступ – он называл то, что творилось с Варей, этим странным словом «приступ» – скоро пройдет. Чаще всего так и случалось, но однажды Варя потеряла сознание, и отцу пришлось вызывать «Скорую».
Тетенька-врач из «Скорой» вколола задыхающейся Варе что-то в вену. Было страшно и больно, но дышать сразу стало легче. А потом тетенька-врач сказала, что приступ очень похож на астматический – еще одно непонятное слово – и Варю нужно обязательно обследовать. Папа тогда так испугался, что не пил целых два месяца, и вызванная из Зеленограда тетя Тоня не заподозрила неладного. В то время папа еще не был запойным, работу не прогуливал, хозяйство не запускал, с соседями не ссорился, а к бутылке прикладывался только дома, сидя в обнимку с маминой фотографией.
Тетя Тоня забрала Варю с собой в Зеленоград, сказала, что ребенка нужно обследовать в хорошей больнице, что девочка уж больно худенькая для своих шести лет, может, там и еще какие проблемы имеются, не приведи господь.
В Зеленограде диагноз доктора со «Скорой помощи» подтвердился. У Вари обнаружили бронхиальную астму и аллергию на кошачью шерсть, выписали какие-то таблетки и странную штуку под названием «ингалятор», лекарством из которого нужно было дышать во время приступа. Варя пробыла в гостях у тети целое лето. За все это время у нее не случилось ни одного приступа и, что самое главное, Черная дама ей больше не снилась. Она уже начала надеяться, что и болезнь, и кошмары ушли навсегда, но стоило только вернуться в родной город, как все началось сначала: и ингалятор стал вещью жизненно необходимой, с которой Варя не расставалась ни на минуту, и Черная дама продолжала преследовать ее во снах.
К тому времени, когда Варя перешла в девятый класс, папа стал уже запойным. Теперь он пил не таясь, по большей части не дома, а где-то в городе с «друзьями». И с работы его уволили. Три года закрывали глаза на его бесконечные пьянки – жалели. А потом по вине отца случилась авария, и жалеть его сразу перестали. Неделю после увольнения папа пил беспробудно, не обращая внимания ни на Варины уговоры, ни на слезы. Он пришел в себя только тогда, когда у нее случился жуткий приступ астмы и ее забрала «Скорая». Вечером того же дня он явился к ней в больницу, помятый, измотанный, но тщательно выбритый и трезвый, как стеклышко. Отец просил дать ему второй шанс, обещал завязать с выпивкой и взяться за ум. Вообще-то шанс этот был не второй и даже не третий, но Варе хотелось верить. Она любила отца и знала, что он ее тоже любит.
Намного дольше, чем Варю, пришлось уговаривать районного участкового и строгую тетеньку из социальной службы. Тетенька считала, что Варю следует немедленно оформить в детский дом и тем самым «оградить неокрепшую детскую душу от тлетворного влияния такого морально неустойчивого и неуклонно деградирующего типа, как ее отец». А участковый просто поговорил с папой по-мужски и убедил, что если тот не прекратит безобразничать, то дочки ему не видать как своих ушей. Наверное, в папе еще оставалось что-то от себя прежнего, ответственного и со всех сторон положительного, а может быть, подействовали угрозы. Во всяком случае, отцу удалось продержаться почти год, до Вариного шестнадцатилетия…
Тетя Тоня приехала накануне ее дня рождения, привезла много вкусностей и ворох красивой одежды для Вари.
– Варвара, ты уже большая и должна одеваться как настоящая леди.
У тети Тони был хороший глазомер и отличный вкус. Все ее подарки приходились Варе впору и смотрелись умопомрачительно, настолько умопомрачительно, что Варя не отваживалась их надевать…
В тот памятный день, помимо одежды, у тети Тони нашелся для нее еще один удивительный подарок. Золотой медальон в виде остроухой кошачьей мордочки на цепочке затейливого плетения. Вместо глаз у кошки были искрящиеся зеленые камешки.
– Это мне? – Медальон был таким красивым, что Варя не решалась взять его в руки.
– Тебе, Варвара, – грустно улыбнулась тетя.
– А откуда он?
– Этот медальон – фамильная драгоценность. Твоя покойная мама рассказывала, что он передается из поколения в поколение более трех веков. От матери к дочери.
– Трех веков?!
– Да, она так говорила.
Медальон и в самом деле казался не новоделом, а старинным украшением. Металл на ощупь был теплым и, казалось, светился изнутри.
– Очень красиво. Можно мне его надеть?
– Да, твоя мама, когда заболела, передала медальон мне на хранение, велела отдать его тебе в день твоего шестнадцатилетия. Теперь, Варвара, он твой. Надеюсь, он принесет тебе счастье.
– Спасибо, тетя Тоня! – Варя повисла у тети на шее. – Спасибо тебе большое!
– Мне-то за что? Считай, что это подарок от твоей мамы.
Отец вернулся с работы вечером. Варя с тетей Тоней к тому времени уже накрыли праздничный стол.
– Что это?!
Варя еще не успела ничего рассказать про подарок. Папа увидел все сам и побледнел так сильно, что она испугалась, что ему станет плохо.
– Папа, это…
– Я спрашиваю, что это?! – Отец смотрел теперь только на тетю Тоню.
– Это подарок, – та обняла Варю за плечи.
– Я же велел тебе избавиться от этой мерзости! Сжечь! Утопить! Зарыть в землю!
– А твоя покойная жена просила передать его Варе. Саша, я не понимаю, почему ты злишься? Посмотри, какая красивая вещь, и девочке она к лицу.
– Дьявольская игрушка! – Отец рухнул на стул, сжал виски руками. – Это она убила Анну.
– Саша, не говори глупостей! – прикрикнула тетя Тоня. – Анечку никто не убивал. Это болезнь, трагическая случайность, и украшение тут совершенно ни при чем.
– Доча, – отец с мольбой посмотрел на Варю, – умоляю – сними это!
Она любила своего отца, старалась ничем его не расстраивать и слушалась его беспрекословно, но сейчас все внутри нее воспротивилось этой просьбе. Снять медальон, который триста лет принадлежал женщинам ее рода?! Ни за что! И мама хотела, чтобы она его носила. Медальон нагрелся чуть сильнее и, кажется, даже заурчал, одобряя ее решение.
– Ты должна его снять! – Отец встал из-за стола, в его голосе послышалась угроза: – Сними его немедленно!
Варя накрыла медальон ладонью, испуганно попятилась. На какое-то мгновение ей показалось, что отец ее ударит, но он лишь обреченно покачал головой, сказал, глядя прямо перед собой:
– Все как всегда. Я не в силах это остановить.
День рождения получился безрадостным. Тетя Тоня пыталась восстановить мир, но получалось у нее не слишком хорошо. Отец молчал и о чем-то сосредоточенно думал, а Варю обуревали два противоречивых чувства: радость из-за обладания медальоном и вина перед отцом.
Тетя Тоня уехала на следующее утро, а вечером папа не вернулся домой ночевать. Варя знала, что это может означать: отец сорвался, в который уже раз ушел в запой. Его не будет два или три дня, может, даже неделю, а потом он вернется, грязный, дурно пахнущий, с глазами несчастными и просительными, как у побитого пса. И с ним надо будет возиться, точно с младенцем: уговаривать сначала помыться, потом переодеться, потом покушать и лечь спать. А ночью папа непременно проснется и станет проверять, хорошо ли заперты окна и двери или, того хуже, гонять по дому невидимых черных кошек.
Вот так, для кого-то вестниками белой горячки были зеленые черти, а для Вариного папы – черные кошки. Таких моментов она боялась больше всего, запиралась в своей комнате, с головой накрывалась одеялом и молила бога, чтобы отец побыстрее угомонился, а соседи не вызвали милицию. Она очень хорошо запомнила подозрительно-осуждающий взгляд тетеньки из соцслужбы и угрозы участкового, поэтому старалась не выносить сор из избы, в школе никому и никогда не жаловалась на отца, в доме поддерживала такой идеальный порядок, что ни одна строгая тетенька из соцслужб не смогла бы придраться.
Варя делала все возможное и невозможное, а отец продолжал пить и ловить по ночам невидимых черных кошек…
* * *
Старый Новый год пришелся на выходные, и Жуан предложил отметить это дело. А что? Старый Новый год – не самый плохой повод для вечеринки. К тому же родители Жуана свалили на три дня в Москву к родственникам.
Гулять решили по-взрослому: с выпивкой, сигаретами и девчонками. Если с первым и вторым пунктами особых проблем не возникло, то с девчонками случился напряг. Все они: и Влад, и Жуан, и даже Лешка Саморуков, из-за тяги к физике и изобретательству прозванный Эйнштейном, – сходились во мнении, что на вечеринку нужно обязательно пригласить Юльку Сивцову, первую красавицу школы, кокетку и разбивательницу мужских сердец. Именно из-за этого единодушия и возникли проблемы. Они все трое втайне были влюблены в Сивцову, поэтому рассматривать остальные кандидатуры никому не хотелось.
– Одна она не согласится, – сказал Лешка Эйнштейн и глубоко затянулся сигаретой.
– Значит, нужно пригласить еще какую-нибудь телку, – резонно заметил Жуан, любуясь новенькими наручными часами, новогодним подарком родителей.
– Какую? – спросил Влад, стараясь не смотреть на запястье Жуана. Уж больно клевыми были часы: стальной корпус, автоподзавод, изумительная зеленая подсветка и даже будильник. Конечно, жуановский батяня – председатель горисполкома – постоянно мотается по столицам и заграницам. Для него купить единственному сыну такие часики – сущий пустяк. Мысли эти были суетными и мелкими, недостойными настоящего мужчины, вот Влад и старался не смотреть на часы, чтобы лишний раз не поддаваться соблазну.
– А пусть Юлька сама решит, кого из девчонок позвать, – предложил Эйнштейн. – Какая нам разница, кого она с собой притащит?
– Золотые слова, Леха! – Жуан одобрительно похлопал приятеля по плечу. – Сразу чувствуется рационализаторская мысль. Ну что, пошли?
– Куда? – Эйнштейн загасил сигарету.
– К Юльке, на вечеринку ее звать.
Дверь им открыли не сразу, к тому же не Юлька, а Варька Савельева, отличница, тихоня и вообще личность серая и ничем не примечательная.
– Вам чего? – спросила она не слишком приветливо.
– Вообще-то мы к Сивцовой, а ты что тут делаешь? – Жуан окинул ее удивленным взглядом.
Простой вопрос привел Савельеву в полное замешательство: она покрылась нездоровой бледностью, со свистом втянула в себя воздух и попыталась захлопнуть двери прямо перед их носами.
– Эй, чокнутая! – Жуан дернул дверь на себя. – Ты чего?! Ну-ка, Юльку нам позови!
Юльку звать не пришлось, она уже нарисовалась за спиной у Савельевой.
– И что это за делегация? – спросила Юля тоном потревоженной королевы.
– Да мы тут это, – заблеял было Эйнштейн, но Жуан не дал ему договорить:
– Юль, мы к тебе по делу.
– Ну? – Она слегка выгнула бровь и сразу же стала похожа на удивленную королеву.
– Может, в дом впустишь? – Жуан был тоже не лыком шит и собственного достоинства не терял.
– Проходите, – Юлька небрежно дернула плечом, сказала, теперь уже Савельевой: – Варь, впусти их и свари нам, пожалуйста, кофе.
Савельева побледнела еще сильнее, молча кивнула, исчезла на кухне.
– Что это было? – спросил Жуан, снимая дубленку.
– Ты о Варьке? Да так, ничего особенного. Просто моя матушка, добрая душа, привыкла опекать всяких… убогих, – Юлька снисходительно улыбнулась, – вот и наняла Савельеву, чтобы та помогала по хозяйству. Ну там, подай-принеси, пыль смахни, кофе свари.
– Да, матушка у тебя меценатка, как я посмотрю. – Жуан сбросил ботинки, покосился на закрытую дверь кухни. – Моя бы так никогда не поступила.
– Ну ты же знаешь, какая у Савельевой ситуация, – Юлька вздохнула. – Отец пьет беспробудно, денег в дом не приносит, вот мама и подумала, что надо человеку помочь.
Влад поморщился. Оно вроде и правильно, люди должны друг другу помогать, но не так… демонстративно, что ли. И вообще, двадцатый век на дворе, а тут барство какое-то. Мама Влада всегда говорила, что человеческое достоинство унижать нельзя, что это бездушно и мерзко…
– Ворон, а ты чего не раздеваешься? – спросила Юлька и улыбнулась так, что он тут же думать забыл про всякое там человеческое достоинство и принялся торопливо стаскивать с себя куртку.
Они расположились в гостиной: Влад, Эйнштейн и Жуан на диване, а Юлька, как и полагается королеве, в роскошном кресле напротив.
– Варь! – позвала она. – Варя, ну как там кофе?
– Уже скоро, – послышалось из кухни.
– Вот ведь неумеха, – Юлька снисходительно улыбнулась. – Кофеварка же есть, а она все возится.
Не успела она договорить, как на пороге гостиной нарисовалась Савельева с подносом в руках.
– Расторопнее надо быть, – сказал Жуан с укоризной.
