Татьяна Коликова
Третье желание
Лекарь у Линары
В простой и уютный домик на окраине города пришел лекарь. По скрипучей лестнице он поднялся на второй этаж, где находилась больная.
На застеленной постели, где недавно был муляж из подушек, лежала измучившаяся женщина. От неё ни на минуту не отходил уже знакомый нам мальчонка. Лекаря же привел старший брат – Раул.
– Линара! Что стряслось? – воскликнул доктор. Он хорошо знал эту семью. В городе он был единственным, способным лечить человеком. Горожане уважали его и немного побаивались.
Женщина не повела и бровью. Она рвалась на части. Тело неподвижно лежало в спальне, а сознание было где-то далеко. Взгляд Линары был уперт в потолок, но она не видела перед собой ничего.
– Прошу вас, помогите! – взмолился Оквин.
С матерью остался Раул, а младший сын, схватив знахаря за руку, вышел за дверь. Заскрипели ступени. Послышался взволнованный шепот и всхлипы. Буквально через минуту дверь спальни открылась. На пороге стоял только Оквин.
Лекарь ушел за нужными травами, зельями и настойками. Он вернулся под вечер. Был бледным и взволнованным. Руки тряслись. Сперва он подозвал Раула. Высокий, длинноволосый брюнет с аккуратными чертами лица вышел из комнаты.
– Я давно знаю вашу семью, Раул, – начал лекарь. – Я желаю вам только лучшего, ибо все члены вашей семьи для меня очень дороги.
– Скажите, Асклепиус, поправится ли мама? – в глазах юноши заблестели слёзы.
– Она здорова.
– Но как же? Ведь…
– Она здорова физически. Тело её полно энергии и жизненной силы. Тело, но не душа. Она может уйти – её сознание не хочет жить.
– А как же моя сестра? Неужели она… она… – слова заблудились где-то в горле. Нечем было дышать. Чья-то ледяная рука сдавила сердце.
– Послушай, мой мальчик. Ты – старший сын. Отец уже ушел твой, и мать осталась одна. У тебя есть мать и брат. Они – твоя обязанность. Уйдешь туда и ты – и ничего их уже не удержит, – сказал лекарь, взяв юношу за плечо.
– Но как же…
– Мой наставник, мой мудрый учитель умеет читать биополе. И, к сожалению, биополе твоей сестры он не прочел сейчас; он его не увидел.
По лицу Асклепиуса потекли слёзы, но голос его почти не дрожал. Великая выдержка свойственна всем воистину мудрым людям.
– Да, она ушла. Мне жаль. Но я знаю, как не позволить уйти твоей маме. Я знаю, какой смысл вдохнуть в её жизнь, чтобы она осталась. Это нелегко. И только ты сможешь это сделать. Готов ли ты?
– Да, я готов, – ответил Раул без раздумий.
– Тогда слушай…
Возвращение к жизни
– Аккуратнее, олухи! Не дрова несёте!
Двое слуг затряслись, как лопухи на ветру. На носилках, повторяя колебания, заходило ходуном безжизненное тело.
– Испепелю! Прекратите трястись! Аккуратнее!
Пока сотворенные слуги несли тело в башню, конюх возился с Гермесом.
В небольшом замке раньше конюшни не было, и старцу пришлось тратить силы и на её создание. Но потрудился он на славу. Один-единственный денник был просто идеальным. Постилкой на полу служила не солома, а опилки. Уже поставлены чистая вода, овёс и солёный лизунец. Рядом помещение для купания и место хранения конной упряжи. Словом, маг предусмотрел всё.
Соловый встал на дыбы. Замолотил по воздуху копытами. Раздалось сердитое ржание. Гермес рванулся к башне, но конюх удержался на ногах и ещё крепче сжал узду. Вскоре Гермес оказался в своем деннике. Зарешеченное окно выходило на башню, в которой в это время…
Прекрасная девушка лежала на тахте. Несмотря на смертельную бледность и синеющие губы она была очень мила. Плотно сомкнутые веки, засохшая струйка крови из уголка рта. Тело продолжало медленно остывать. Стрела прошла почти что навылет. Из живота торчало лишь окровавленное оперение.
– Кто же тебя так, милая девушка?– пробормотал старик. – Кто и за что?
Он отломил наконечник и рывком выдернул стрелу. Покрутив в руках, маг отбросил обломки.
На запыленной полке, среди внушительной стопки книг и вороха бумаги, стоял крохотный хрустальный пузырёк. И хотя он стоял на этом месте уже давно, на нем не было ни единой пылинки. Внутри находилась прозрачная жидкость. Старец открыл его, зачем-то понюхал и вылил жидкость на рваную рану. Когда чародей закупорил сосуд, в нём оказалось зелья столько же, сколько было изначально.
Рана постепенно затягивалась, и очень скоро вовсе исчезла.
Маг позвал носильщиков. Они завернули тело в легкую, струящуюся ткань и вышли за дверь.
… Ледяная вода покалывает всё тело. От поверхности поднимается молочный газ с дурманящим запахом. Тонкая ткань развевается под неощутимым ветром. Температура воды медленно поднимается. Послышалось робкое биение сердца.
Вначале удары были крайне редкими, но постепенно учащались. Кровь вновь побежала по венам и артериям. Раздалось хриплое дыхание. Со временем хрипы затихали, и в конце концов исчезли вовсе. Девушка чуть шевельнулась и открыла глаза.
В то же мгновенье жидкость исчезла. Одежда была абсолютно сухой.
Геля попробовала привстать, но тут же пронзённая острой болью, упала без чувств…
Рассказ старца
Раздался стук.
– Уже спускаюсь! Пять сек, – пробормотала, не открывая глаз, Ангелина.
Солнце уже давно встало. Золотые лучи путались в густых каштановых волосах. Свет от окна падал на тонкие и изящные черты личика молодой девушки.
Стук повторился. На этот раз стучали настойчивее.
– Я сейчас, сейчас… – пробормотала она вновь.
За дверью раздался незнакомый скрипучий голос.
– Можно ли мне войти?
Девушка тут же подскочила, как ошпаренная. Она не в гостинице. Она в… А где это она, кстати?
Дверь заскрипела. В комнату вошел какой-то старик.
– Извини. Я подумал, что-то не так, раз ты молчишь. Ты меня понимаешь? Ты умеешь говорить?
Ноги девочки подкосились. Она упала на тахту, будто срубленное деревце.
Хотя вид у старика был мирный, он не внушал особого доверия. Старец повторил вопрос активно жестикулируя, но ответа так и не получил.
– Ты, наверное, голодна, да? Хочешь поесть?
И, уже не дожидаясь ответа, сотворил из пустоты старенькую табакерку. В ней вместо табака лежали маленькие шарики: голубоватые и слегка розовые.
– Смотри, – он высыпал пару шариков. – Розовые – это еда; голубые – питьё. Сделай как я. Возьми в руки шарик, закрой глаза и скажи, что ты бы хотела сейчас пить и есть. Я не хочу смущать тебя. Трапезничай на здоровье, – старик поднялся с тахты и пошел на выход. – И ещё, – развернулся у самой двери. – Твоя одежда сейчас у слуг. Они её выстирали и сушат. Белый символизирует чистоту. Ты не против спальной рубахи именно такого цвета?
Ответа он не получил. Девушка неподвижно сидела на тахте. Вид у неё был ошарашенный.
Мага поразили зелёные глаза, неотрывно следящие за каждым его движением. Он будто бы почувствовал её мысли.
– Тебе нечего бояться. Здесь тебя никто не тронет. Поешь. Скоро слуги принесут тебе одежду. Расскажи о себе, когда захочешь. Только, пожалуйста, расскажи.
С этими словами старик вышел и закрыл за собой дверь.
Пару минут Геля собиралась с мыслями, машинально шаря взглядом по сторонам. Обстановка в помещении старинная. Бархатные шторы, полки с книгами, непонятные знаки везде, куда ни глянь… Подсвечники на столе. На стенах незажженные факелы. Большое зеркало в углу. По его поверхности бежит рябь. Геля подошла к нему поближе и, вскрикнув, отскочила. Рябь исчезла, но оно явно лгало. Отражение было абсолютно другим. Здесь она увидела как бы через стекло целый мир. Девушка обошла зеркало вокруг. Оно было плоским и твёрдым. Геля набралась смелости и заглянула в него, вновь не видя отражения комнаты.
…Зеленеют поля. Юноша в льняной рубахе обнимает красивую девушку. На головах у них венки из ярких цветов. Светит солнце. Пылкий поцелуй. Чувствуется несдерживаемая радость и счастье.
…Уютный дом на окраине города. Спальня второго этажа. Местный лекарь принимает ребенка. Рядом счастливый отец. Роженица берет мальчика на руки.
…Раннее утро. Свежесть зеленой травы. Крики. Радостная улыбка матери. Дочь. Входят отец и пятилетний малыш.
…Третий ребёнок. Кровь. Детский плачь. Мальчик. Скрип лестницы. Открывающаяся дверь. Море цветов. Старший возмужал – уже 11. Черные волосы, черные глаза: очень похож на отца. Рядом девочка – каштановые волосы и зелёные глаза. Радость. Ласка. Любовь.
…Лето. Вечер. Веселье. Детский смех. Уже играют трое. Трехлетний – голубоглазый и светловолосый мальчонка, очень милый и забавный. Счастливая мать готовит еду, что-то напевая. Отец возвращается с дневной работы. Счастье. Жизнь.
…Минуло лет пять. Ночь. Гроза. Сверкают молнии. Хлещет дождь. Знакомая спальня. Тяжесть. Горе. Боль. Над постелью склонились люди. Глава семейства умирает. Холод. Слёзы. Замедление сердцебиения. Рыдания. Рука безжизненно падает на постель. Леденящий кровь крик…
Поверхность зеркала темнеет. Изображения исчезают. Рядом с зеркалом бледная, как смерть, на каменном полу сидит девушка. По лицу текут слёзы. Отрывки прошлого… зеленоглазой девочкой была она – Геля.
Ангелина открыла глаза. Она так же лежит на тахте. За окном закат во всём своём великолепии. На низеньком столике перед лежанкой стоят вазы с фруктами и стакан сока.
Напротив неё, опустив голову на скрещённые пальцы, сидел старец. Сейчас он выглядел так, будто не спал несколько столетий. Услышав скрип, он поднял голову. Взгляд его встретился с гелиным.
– Как ты?
– Что вы имеете в виду?
– Я спас тебе жизнь. Вернул с того света. Физически ты абсолютно здорова, но вот твоя душа… Я никогда не видел таких как ты. Ты мне наполовину непонятна. Кто ты?
– Меня зовут Ангелина, но мне больше нравится, когда меня зовут Геля.
– Какое странное имя – Ангелина. Геля – ведь имя Гель Ширин.
– Я – Ангелина. Хотя… я уже не знаю, кто я. Так. С чего начать?.. Родилась я в…
И она начала свой рассказ. Говорила девушка долго. Изредка маг задавал вопросы, уточнял, удивлялся. Геля часто сбивалась – пересыхало во рту.
– …И я потеряла сознание, – закончила она.
На небе давно горели звезды. Ночь была прохладной и ясной. Чародей встал и подозвал Ангелину к окну. Он показал ей несколько созвездий. Показывал, объяснял, комментировал. Оказывается, по звездам можно прочитать судьбу, как по книге.
– О себе я рассказала. А кто вы? – спросила она, возвращаясь на тахту.
– Не надо «выкать». Я стар, но не разумом и не душой. Что ж, слушай.
Я родился в бедной семье. Денег не было, но всё равно мы были счастливы. Жили в деревне. Родители дали мне имя Артемиус. Всё было хорошо. Взрослея, я начал помогать отцу. Мы работали вместе, ходили на охоту, на рыбалку, пасли скот и вели хозяйство. Когда мог, помогал матери – носил воду, хлопотал по дому, кормил кур и готовил еду. Я любил готовить, и это у меня хорошо получалось.
Меня интересовало всё, и родители удовлетворяли мои интересы: рассказывали, учили. Я быстро умнел.
В деревне меня полюбила одна девушка. Она была очень красивой, милой и доброй. В ней не было недостатков. Я влюбился в неё. Много времени мы проводили вместе. Мы были счастливы.
Были… – старец замолчал, погрузившись в свои мысли. – В нашу деревню пришел один странствующий мудрец, – продолжил он. – Мудрец тот знал всё: умел читать судьбу, видел будущее, слышал звёзды, и что было более удивительным для меня – чувствовал биополе человека и его энергетику.
Девчонки бегали за ним: «Расскажи, расскажи!» Его предсказания всегда были приятны. Он видел их будущее светлым и радостным.
Мы с Сатриной – так звали мою любимую – пошли к нему «за будущим». Он не обратил на неё внимания даже, зато, увидев меня, погрустнел. «У тебя сложная судьба, – сказал он. – И нелегкая смерть. Умрешь ты из-за пылкой любви своей к красивой девушке».
Я испугался и убежал. Выбирая между жизнью без Сатрины и смертью, но с любовью, я выбрал жизнь. Я убежал из деревни, нашел учителя и обучился магии. Построил этот замок и живу здесь уже много лет, – старец вновь замолчал.
– А как же эта девушка?
– Сатрина? Я хотел обучиться магии, изменить судьбу… Я хотел вернуться. Я хотел быть с ней. Но, ещё когда я только нашел себе наставника, до меня дошли слухи, что она поступила не подумав. Подчинилась боли своего сердца, – голос старика дрогнул. – Я знал человека, который вскоре сделал ей предложение. Родители выдали её замуж, а она не смирилась. Она убила себя – вонзила кинжал себе в сердце… Её смерть – моя вина. Я спасал свою жизнь и этим погубил её. Она была для меня дороже всех на свете и именно её… её, можно сказать, я убил собственными руками…
Голос старика оборвался. По лицу текли слёзы. Во рту было горько. Что-то ледяное мертвой хваткой вцепилось в сердце.
На какое-то время в комнате повисла удушающая тишина. Никто не решался нарушить её первым.
– Не вини себя. В этом ты не виноват. Я не знаю, что такое любовь. И душевных мучений никогда не испытывала. Моё сердце свободно и я этому рада… – глупость? волнение? ложь? страх? быть может, честнее: боль? – Но если кто-то попадет в него, я отдам всё, что у меня есть и даже больше. И никогда об этом не буду жалеть. Что бы ни случилось. Это будет только мой выбор, и только моё решение.
Она стала успокаивать старца. Всем сердцем ей было жаль его. Он так любил ту девушку. Он так любил Сатрину, как её – Гелю – никто и никогда любить не сможет. От этих мыслей ей стало горько и… противно: «Боже, о чем я сейчас думаю?!»
Она заглянула магу в глаза. Бездонные, черные, ясные и живые – они никак не сочетались с его внешностью. Геля представила Артемиуса в юности. Молодой, энергичный и, наверное, очень красивый. Глядя в эти необыкновенные глаза, девушка почувствовала, что успокаивается.
Ей приятно было находиться рядом. Ей интересны были его рассказы. Все. Скучных он просто не рассказывал. Или не знал.
В беседе они провели всю ночь.
За окном светлело небо. Забрезжил рассвет…
Встреча в поле
Геля проводила по много времени в беседах с магом. Вместо страха она все чаще испытывала интерес и какое-то доселе неведомое ей любопытство. И это неведомое манило и завораживало.
Постепенно девушка осваивалась в замке и привыкала к разительным переменам в своей жизни. Гермес был каждый день рад видеть свою хозяйку, и Геля все чаще приходила ухаживать за ним. И, надо признать, получалось у неё всё лучше и лучше – ведь навыки были, а знания обретались.
Недели через две она осмелела до такой степени, что попросилась выехать за пределы замка. Пораньше встав, она переоделась и спустилась в конюшню. Гермес безумно обрадовался, увидев Гелю.
…И вот уже в лицо дул прохладный утренний ветерок. На траве блестели хрустальные капли росы. На востоке алела полоска. Просыпались птицы.
Из окна своей башни старец наблюдал прелестную картину. Разгорающийся рассвет заливает нежным сиянием просторы. Зеленая трава блестит от росы. Чувствуется свежесть. По лугу стрелой летит соловый конь. Светлая грива развевается от потоков ветра. К шее лошади пригнулось очаровательное юное создание. Забранные в хвост каштановые волосы треплет встречный ветер.
Девушка скачет на коне без седла и сбруи. Гермес сбавляет ход и круто разворачивается. Наездница слетает в мягкую траву, подобно бабочке. Звонкий женский смех и игривое ржание разносятся в утреннем воздухе. Девушка рывком поднимается и вскакивает на лошадь. Минут пять скачки и Геля вновь оказывается на земле. Игра продолжается.
Маг улыбнулся каким-то своим мыслям и отошел от окна. На столе его ждали сотни пергаментов. Артемиус погрузился в чтение и не заметил как за окном…
Буквально из-под земли вырос гнедой конь. В седле гордо сидел юноша. Он был очень красив, но что-то в его внешности пугало и отталкивало.
Гермес встал на дыбы. Геля упала в траву. Зелень блекла рядом с её глазами. Лента развязалась, и густая каштановая волна разлетелась по земле. Девушка вскочила на ноги, вытащив из-за шиворота короткий кинжал, подаренный чародеем. Встала в боевую стойку.
– Что, Гель Ширин, будешь со мной драться? Ты со мной? Что, уже не любишь меня?
– Если мне не врёт сердце, я никогда не любила тебя. Внешность бывает обманчивой. Для меня не она главное. Ты напоминаешь мне лазурную гладь озера, под которой затаилось чудовище.
– За это я тебя и люблю – ты своенравна.
Парень соскочил с коня. В руках у него появился нож. Узкое, остро заточенное лезвие заблестело в лучах рассвета.
– Сыграем?
– Лжешь! Твое сердце не знает любви. Ты не можешь любить – не умеешь. В груди твоей лед!
– Пожалуй, сыграем, – он замахнулся.
Просвистел, рассекая воздух, длинный нож. Кинжал в руках Гели словно ожил, она едва удержала его. Раздался лязг металла и нож отлетел. Протяжный крик.
– Ты?.. Ты не могла… – прошипел он, зажимая рану. Два ребра были рассечены. Кровь хлестала. Медленно он пошел к коню. Руки и ноги немели. Веки сомкнулись. Парень упал в траву. Дыхание замедлялось. По бледной коже побежали мурашки. Кровь стыла. Он умирал.
Время медленно тянулось, будто бы древесная смола.
Кони щипали траву подле своих хозяев.
…Горячие руки нажали на грудь. Кровотечение останавливается. Треск ткани. Юноша потерял много крови. На груди у него красовались несколько больших зелёных листов и какая-то целебная трава. Бинтами служили полосы ткани, оторванной от одежды.
Туго перетянутая грудь неустанно ныла. Сознание то прояснялось, то вновь тонуло где-то во тьме.
Геля потрогала лоб и шею юноши. Они были холодными. Девушка сняла попону с гнедого и накрыла ею чужака.
Травы делали своё дело. Под перевязью рана затягивалась. Рёбра медленно срастались.
Вскоре юноша открыл глаза. Он удивился, увидев рядом Гелю. Всё это время, что он лежал без сознания, она не отходила от него ни на минуту. Резкая боль в боку заставила поморщиться его. В глазах заплясали белые искорки.
– Ты! Кто ты?.. ты ведь не Гель Ширин.
– Меня здесь называют так.
– Но ты – не она. Хотя внешность у неё точно такая же. Она была другой. Первым в атаку пошел я, и она бы…
– Уйди я сейчас, и ты был бы уже на том свете! Вместо ерунды, которую ты несёшь, мог бы и спасибо сказать.
– Но кто же ты?..
– Я – это я. Та, которая спасла тебе жизнь! – не выдержав Геля отдернула руку.
Она вскочила на коня и поскакала в сторону замка.
А опешивший незнакомец ещё долго смотрел ей вслед…
Разговор с матерью
Раул провел всю ночь в беседах с Асклепиусом и лишь под утро поднялся к родным. Мать всё так же лежала. Оквина уже била нервная дрожь. Он был бледен и слаб. Не отходя от матери, он не ел и не пил.
– Оквин, иди сюда, – сказал брат уставшим голосом.
Мальчик поднял заплаканные глаза. Черные круги говорили об очередной бессонной ночи.
– Я не отойду от мамы, иначе… иначе она уйдёт, как папа.
– Она уйдёт, если мы не поможем ей остаться.
– Как это сделать?! – воскликнул Оквин.
– Иди сюда.
Братья вместе вышли за дверь.
Раул выглядел не многим лучше брата. Обычно аккуратно зачесанные, волосы были спутаны. Скулы стали выпирать сильнее. Под глазами выделяются тёмные мешки.
– Ты всё понял? Раз так, тогда смотри и подыгрывай.
Дверь в спальню заскрипела. Ещё минуту юноша колебался, собираясь с духом. Наконец, последняя тень сомнения и усталости исчезла где-то глубоко внутри, и он подошел к лежащей матери. Всё таки нелегко.
Он не раз уже прогонял в своём сознании этот эпизод, проигрывал, подчищал. Ему казалось, что всё спланировано. Но на деле оказалось всё совсем по-другому.
Раул через силу выдавил из себя некое подобие улыбки. Осторожно подбирая слова, он начал тихим и ласковым голосом. Он не помнил, с чего начал этот разговор. Подбираясь к самому важному, он начал замечать, будто не сам говорит, а слышит свой голос со стороны. Голова раскалывалась. Тело начинало ныть.
– Мам, я разговаривал с нашим лекарем… Он вчера был у своего наставника. Люди говорят, учитель Асклепиуса знает всё, а умеет и того больше. Так вот, этот учитель почувствовал, что наша Геля жива. Она жива, ты слышишь? Жива, но нуждается в помощи. Мам, пойми, не время уходить. Ты нужна миру. Ты нужна мне. Помоги мне помочь Геле, прошу тебя…
Оквин бесшумно рыдал за дверью. Он потерял отца еще будучи маленьким мальчиком, потом потерял любимую сестру, а теперь может потерять еще и мать. Он горько плакал и не знал, что сейчас, в комнате, взгляд самой близкой ему женщины стал на секунду более осмысленным…
Гнедой конь остановился перед деревянным строением. Хозяин спрыгнул на землю и снял узду. В глазах уже не плясали искры, но голова все еще отвратительно кружилась.
– С ума сойти, – пробормотал юноша, опускаясь на траву рядом с домом.
Конь медленно поплелся к корыту с ключевой водой. Всадник смотрел как завороженный на мощные глотки воды, выступающие через шкуру животного.
Юноша перевел взгляд на светлую повязку на груди. Ребра неустанно ныли, но острая боль отступила. Сильные тонкие пальцы сдвинули повязку. От удара остался только светлый шрам на смуглой коже. Рука не нащупала ни бугра, ни вмятины – кожа была по-прежнему ровной.
– Спасибо за этот урок, – прошептал он в пространство.
Юноша думал уже ни о ране, ни о сегодняшних событиях. Перед глазами снова встал знакомый образ молодой девушки.
– Всевышний, как же ты изменилась!.. Это не ты, но кто же. Я не видел в тебе ничего подобного. Прошло полтора месяца с тех пор, как весть о твоей смерти облетела наши края. А ты жива. Жива… Но как ты смогла выжить? Я с детства знаю Ронгара, он меткий стрелок – никогда не промахивается. Не думаю, что он промахнулся. А если так, то как же мы с тобой встретились, ведь я жив определенно. Так почему же?.. Кто же ты?..
Его размышления прервал дикий крик умирающего коня.
– Не ожидал меня здесь увидеть, брат?
– Марион?
– Память в порядке. Рад это слышать.
– Чем не угодил тебе мой конь? – не поднимаясь, спросил юноша.
– Мои люди следили за тобой. Сегодня ты от них оторвался. Где ты был?
– Это повод убить коня?
Молодой мужчина в черном наклонился. Его свистящий шепот холодом повис в воздухе:
– С куда большим удовольствием я вспорол бы глотку тебе. Но ты что-то знаешь, не так ли, брат?
Юноша встретился взглядом с Марионом. Тот все еще сжимал в руках меч, с которого капала горячая темная кровь. В хищных ледяных глазах блестела ненависть.
– От тебя сложно скрыть что-либо, – усмехнулся он, бережно вытирая свой меч. – Хотя, я и не пытался. Ты что-то знаешь и не говоришь мне. Что ж, это только пока. Я не причиню тебе никакого вреда. Не тебе – твоим близким. Если найдется что сказать мне – найдешь меня. Я тебя выслушаю, и решу, что с тобой сделаю. А пока…
Он выпустил из рук окровавленный платок.
– Это тебе на память, о Ласточке. Жаль, что она была твоей. Отличная была кобыла.
– Ах ты… – юноша вскочил с земли и тут же упал от резкого удара.
– Рад был тебя видеть, брат.
– Не смей называть меня так, – сплевывая кровь, прохрипел лежащий на земле.
– Мы еще увидимся. И, поверь, будет лучше, если ты сам придешь ко мне. По коням, парни!
Неизвестно откуда возникли всадники в черном. Их свист разлетался по округе. Конское ржание стояло в ушах. С верхушек деревьев взметнулись встревоженные птицы. По воздуху заколотили сотни крыльев.
Марион забрался в седло последним. Вороной конь встал на дыбы.
– Будет лучше, если придешь сам, – небрежно бросил он и резко развернул коня.
Раздалось конское ржание. На землю полетела пена вперемешку с кровью. Вороной снова встал на дыбы и стрелой понесся к горизонту.
– Будь аккуратнее, мам. Ты еще очень слаба.
– Не беспокойся, милый. Все будет хорошо. Обещаю.
И она улыбнулась. Улыбнулась впервые с тех пор, как пришла недобрая весть о смерти дочери. Ее глаза погрустнели с того времени, но взгляд оставался осмысленным и сосредоточенным. У нее была цель. Только она могла помочь сыну вернуть сестру. И ради спасения дочери она будет жить.
Раул посмотрел на нее с некоторым недоверием. Слишком просто она оправилась от потрясения. Асклепиус приходил в их дом каждый день. Он наблюдал, подсказывал, советовал, поддерживал. Когда было особенно трудно, лекарь всегда был рядом.
– Привет!
Оквин поднял голову. Выскобленный ножом стол издал долгий скрип.
– Я задремал ненадолго, – мальчик потянулся, захрустев суставами. Свет от открытого окна коснулся его волос. Раул с горечью улыбнулся. В светлых волосах брата отчетливо блестела седина.
– Все в порядке. Есть будешь?
Он поставил перед младшим братом кусок темного хлеба и кувшин еще теплого молока. Оквин измученно улыбнулся.
– Дай ему к еде эти травы, – раздался за спиной мальчишек голос.
Лекарь бесшумно вошел в дом. Он тепло улыбнулся двум братьям. В его глазах светилась решимость и некоторое самодовольство.
– Это кое-что новое. Оно придаст вам силы, – и он протянул Раулу туго набитый мешочек из телячьей кожи. – Здесь несколько высокогорных трав. Они появляются довольно редко, так что берегите их. Я думаю, если тратить с умом, вам хватит надолго.
– Даже не знаю, как нам вас благодарить, – Раул принял мешочек из рук лекаря и с уважением поклонился.
– А где Линара? С ней тоже все в порядке? Кошмаров больше не было?
– Нет, слава Богу, сейчас стало гораздо лучше. Силы к ней возвращаются, и даже быстрее, чем я мог подумать. Она уже пытается заниматься хозяйством. Происшедшее можно увидеть лишь по ее глазам… – тут он запнулся, – и по отсутствию Гели.
Далеко от этого места в теплой уютной постели Геля проснулась в холодном поту. Ей опять снился какой-то непонятный кошмар.
Голый каменный пол темного подвала. Повсюду кровь. Царит зловещий полумрак. Издали доносятся крики.
Она здесь одна – одна из живых. Геля идет босыми ногами по мокрому полу, и колючий холод проникает в нее, скручивая внутренности. В воздухе висит запах смерти, ужаса и обреченности. У нее стынут руки. Изо рта вырывается пар. Становится все холоднее.
Она боится. Ей хочется закричать, но ничего не получается. Из горла не вылетает даже хрипа. Страх буквально парализует.
Она понимает, что ей нужно что-то найти.
Её взгляд мечется по сторонам. Стены подвала тают где-то далеко от нее. Она начинает бежать, но стена все так же далеко. Геля поскальзывается и падает в еще теплую кровь. Ей плохо. Все тело сотрясает крупная дрожь. Горло сжимает холодная каменная рука. Нечем дышать.
Она открывает глаза и не видит никого перед собой. За горло ее никто не держит, но ей все равно трудно дышать. Она поднимается на ноги. Сильно кружится голова.
Крик повторяется совсем близко. Геля не знает куда бежать: на крик или в обратном направлении. Крик повторяется.
– Гел’я! Гел’я! Что с фами? Ви кричал’и, много кричал’и!
– Я… где я?
Она распахнула глаза. Замок. Уже знакомая читателю комната. Мягкая тахта.
Ангелина огляделась. Все в порядке. Она в безопасности.
– Ви в замкэ. Хозяин фыехал’ сегодня рано утром в горы. Он фернется к вечеру. Вам надо что-нибудь прин’эсти? Мошет хотитэ поесть?
– Нет-нет. Спасибо. Простите за беспокойство. Это просто сон. Плохой сон.
– Плохой сон – это плохо. Сон хорошо, когда он хороший. Он должен быть хороший. Тогда это хорошо.
– А вам снились когда-либо плохие сны?
– Та. И эта плохо. Я знаю как плохо. Когта это было, я… я… – тут служка понизил голос до шепота, – я даже заплякаль.
Гелю удивила подобная откровенность. К тому же она думала, что сотворенные слуги не могут ничего чувствовать. Ну вот, еще одно заблуждение.
– Мне токда становится холодна.
– А сейчас ты как себя чувствуешь? – спросила Геля, незаметно переходя на «ты».
– Плоха. Ой, плоха. Завтра полнолунние. А эта вдвойнэ плоха.
– Но почему? Ведь полнолуние одна из фаз Луны и не более.
Сидящий на ковре человечек затрясся всем телом.
– Нэт-нэт! Эта не просто так! Полнолунние – очэнь плоха! Ми все эта знаем! Плоха!
– Тебе страшно? – мягко спросила Геля.
Слуга, сидящий перед ней закивал головой, и глаза его испуганно заблестели. «Странно, но сейчас страшно многим». Геля забыла про свой сон и опустилась на ковер рядом со слугой, обнимая за плечи худенького человечка.
***
Ротмир вошел в харчевню. За спиной его виднелся колчан со стрелами. Полы плаща прикрывали метательные ножи.
Вокруг все притихли. Здесь не любили незнакомых людей. Ротмир откинул капюшон и огляделся. В помещении царил полумрак. В спертом воздухе легко различался запах чеснока. У стойки протирал кружки пожилой мужчина. Посетителей было немного, так как час был поздний.
– Хозяин! Выпить есть?
– Да, господин. Что вы хотите?
– Мне все равно. Лишь бы дало в голову.
– Хочешь в голову получить – я к твоим услугам, – раздался за спиной хриплый голос коренастого мужика, от которого ужасно воняло.
Ротмир медленно обернулся. На его губах мелькнула ухмылка, когда он увидел обладателя этого голоса. Он снова повернулся к стойке, положив рядом с собой наточенный кинжал.
– Ваша выпивка, – хозяин поставил перед странником кружку.
– Хочешь в голову получить? – опять пробасил мужик.
Ответом послужило молчание.
– Эй ты! Я к тебе обращаюсь! Хочешь в голову получить?
– Хочешь в две? – холодно отозвался незнакомец, не оборачиваясь.
– Пей меньше – у меня одна.
Незнакомец опять ухмыльнулся и отхлебнул из кружки. В ней было что-то огненное, и у него защипало в горле. Он поднял голову вверх и глубоко вдохнул.
Вдруг кто-то набросил ему на шею удавку и с силой потянул назад. Не ожидавший этого Ротмир потерял равновесие. На шее начала затягиваться петля. Он схватился за нее одной рукой и попробовал рвануть, но сил уже столько не было. Кто-то подошел к нему спереди и плюнул ему в лицо. Веревка на шее опять рванула назад. На этот раз сильнее. Воздуха не хватало, и в глазах поплыли темные круги. Они пересекались, расплывались и соединялись. Потом разъединялись и опять расплывались. Он почти ничего не видел. В ушах нарастал стук. Вот он уже слышит бой молота о наковальню. Острая боль окончательно лишила его зрения.
Раздался чей-то крик. Тени. Тени. Тени. Свист. Тусклая вспышка света.
Ротмир понял, что лежал на полу. Постепенно возвращался слух.
– Уйди с дороги.
– А ты отодвинь меня.
Свист клинка, рассекающего воздух. Звон металла. Слышно, как кто-то задел деревянный стол. На пол полетели глиняные кружки. Перевернулась какая-то чарка с жидкостью. Шаги. Шаги. Опять звон металла. Свист клинка. Теплые брызги и чей-то вопль. Опять звон. Ругань дерущихся и стоны раненных.
Вдруг кто-то ударил его ногой в живот, задев два нижних ребра. Дикая боль врезалась в сознание, с бешеной скоростью заполняя все отдаленные его уголки.
Будто бы кто-то обжег его раскаленным до бела железом, а потом облил ледяной водой. Боль от рассеченных ребер мгновенно разлилась по всему телу. Начало неметь все. Наступил болевой шок, сознание покрыла тьма.
– Что жив, голубчик? Небось, хорошо досталось?
– Ты же сам видишь, как ему досталось. Он еле дышит. Вдобавок посмотри на его ребра. Синюшные подтеки ничего хорошего не предвещают.
