Татьяна Хмельницкая
Идеологема. Отсроченный конфликт истекает в полдень
От автора
Дорогой читатель!
Книгу «Идеологема» я написала несколько лет назад. Рассказывалось в ней о девушке, служившей координатором в корпусе Стражей, и оказавшейся волею судьбы, вовлечённой в некую борьбу общественных систем. Совсем недавно мне пришла в голову идея создать параллельного главного героя, мужчину, и поведать больше о мире, в котором существует главная героиня, Татьяна Фрей. Показать, что всё зависит от точки наблюдения за происходящими событиями, от внутреннего стержня героя, его характера и количества знаний, владения информацией.
В итоге, создав Яфаса Малофиса героическую фантастику я дополнила детективной: ведь он – следователь из тайной организации, обладающий высоким допуском к документам под грифом «Секретно».
Действия двух сюжетных линий происходят параллельно, а приключения героев перекликаются. Но теперь вашему вниманию предложено два ракурса на ход истории, описанной в книге, что даёт разную картину случившегося фантастического события.
Очень надеюсь, что второй главный герой, его взгляд на мир, обогатит сюжетную линию, покажет многоступенчатость происходящего действа. Так же надеюсь, что герои затронут ваши сердца своими размышлениями о том мире, в котором существуют, развлекут вас и оставят приятное впечатление о себе.
Приятного прочтения!
Глава 1. Татьяна Фрей
Я выполнила поворот на гимнастических кольцах. Этот подвижный снаряд помогает быстро привести мышцы в тонус. Обычно я занимаюсь на нём в конце тренировки в спортзале, когда тело хорошо разогрето. Стоит отметить, что снаряд не пользуется особой популярностью среди девушек.
Поначалу мне часто приходилось слышать подколки от парней из координационного центра по поводу моих занятий на брусьях. Они говорили что-то вроде: «Эй, Таня, взяться за брусья – полтренировки, а если повисеть на них вздумала – так считай отпахала! Бросай их уже!». Или: «Зачем укрепляешь руки? Укрепляй ноги – они у тебя классные». И так далее.
Конечно, их шутки были глупыми, а иногда даже обидными, но я, несмотря ни на что, продолжала заниматься, тренируя мышцы и преодолевая собственную лень. Я верила, что сильное тело обязательно будет обладать сильным духом. А в моем случае ещё и усмирённым. Да, это так: усмирённая субстанция, в свою очередь, должна была сконцентрироваться и укрепить веру, например, в общее дело, с которой у меня давно были проблемы.
Нет-нет, я не имею в виду глобальное понятие об истинности чего-либо, как некоего безусловного мерила и, вообще, существования такового по типу идеальной правды. Вера – сложное и сильное понятие, и я никогда не пыталась углубляться в теологию. Религия принадлежит философам, культурологам и учёным. Мне достаточно более простого, но не менее важного понятия, как «вера в себя». Ну, и более распространённого – вера в воззрение под коротким словом «мы».
Например:
«Мы» – это «Абсолют», космическая станция, ставшая домом для десяти миллионов человек, живущих в пустынном космосе на орбите Земли.
«Мы» – это Кольца, круглые модули станции, непрерывно вращающиеся вокруг общего стержня, на которых работают люди всех специальностей, включая военно-промышленный комплекс и ангары для строительства техники любого направления.
«Мы» – это Стражи и военный корпус, следящий за порядком на Станции и на Земле долгие годы.
«Мы» – это координаторы, отдельная группа гражданских, работающих совместно со Стражами и сформированных в единый координационный центр.
«Мы» – это те, кто верил в себя и успешно решал на своём месте определённые конкретные задачи.
«Мы» – это группа, выдвигающаяся на задание под сопровождением координатора, находящегося на удалённом доступе.
С верой «в нас» у меня всё в полном порядке, а что касается веры в себя, то здесь совершенный провал. Я потеряла уверенность в том, что живу верно, появились сомнения и по поводу службы, и по поводу моей работы. Полагаю, произошла профессиональная деформация, но духу принять данное за случившийся факт и пойти к специалистам у меня не хватило.
Я и так всё про себя понимала. Притерпелась, что в рейдах умирают люди с обеих сторон, и привычка сделала меня экономнее в эмоциях, а потом я их вовсе утратила. В рейдах общие боль, нерешительность, страх, ненависть, жестокость, ярость, давление превратились в ежедневную рутину, на которою я смотрела через объектив планерного робота, держащего всю площадку, на которой разворачивается драма, под прицелом. Мне всегда только и оставалось, что просто решать типовые задачи в своём координационном кресле, и делать сие отлично.
Когда начинала работать плотный обед после рейда не лез в горло, спать не могла, вспоминая глаза тех, кто был арестован или погиб на месте. А теперь мне всё равно – профессиональная привычка набить живот и лечь спать после заварушки на планете, ибо завтра может снова понадобиться сопровождение отряда.
Но вчера, во время очередного рейда на Землю двух групп Стражей под моим наблюдением, я допустила ошибку. Непростительную ошибку внутри сложившейся чрезвычайной ситуации. Точнее, я допустила её немного раньше, и даже не заметила будущего провала. Моё уравнение, выведенное и благополучно решаемое многие годы, в котором контроль равен успеху, было перечеркнуто. Вчера я утратила успех, хотя контроль остался при мне. Инструментом этого стал Мелех Старинков, стажёр корпуса Стражей. Новенький в одной из групп.
Я повинна в том, что произошло – это неоспоримый факт, хотя выполнила все инструкции. Мелех Старинков сам полез в пекло во время предотвращения противоправных действий землянами. Я слышала, что бойцы пытались остановить его. Ему приказали слушать меня, а не действовать самостоятельно, потому что я – глаза и роботизированная «мускулатура» отряда, и я в состоянии взаимодействовать со всеми ближайшими роботами, включая гражданские боты.
Как сейчас в моих ушах звучит команда командира Стражей:
– Координатор, что есть из базовых Андроидов?
– Пять Андроидов уже на пути к точке. Вооружатся и отработают второй волной. Сейчас подключаюсь к синтетику и двум автономным гражданским платформам. Время ожидания пять минут.
И тут раздался голос Мелеха:
– Командир, докладывает стажер. Стена-трансформер пять минут не продержится. Нужно атаковать.
– Три минуты до подключения гражданских ботов не усложнённой системы, – продолжила я. – Они помогут, отвлекут, выступят щитом. До подкрепления расчёт верный – пять минут. Синтетик уже рядом, вооружается из патрульного переносного склада. Мелех, не дёргайся. Я вижу тебя. Стой на месте!
Он отказывался слушать меня, чтобы я не говорила. Лично нарушил приказ командира отряда.
Поделом мне. Я – координатор, и должна была предусмотреть такое нелогичное поведение новичка. Почему? Потому что у меня был его психологический портрет, в котором указывалось на недостаточно проработанные личностные приоритеты. Элементарно могла просто не допустить его до рейда, оставить на Станции, всего лишь написав рапорт командиру отряда, указав на сомнения в подготовке стажёра. Ему была бы дорога не в рейд, а в тренировочный интерактивный центр военного корпуса, где ему пришлось бы участвовать боях с голографическими проекциями.
С самого начала службы я учила как мантру: «Координаторы просчитывают всё. Координаторы следят за всем. Координаторы – глаза и уши отряда при исполнении. Координаторы – стальные мышцы и щит отряда».
Неделю назад, видя и разговаривая с Мелехом, я сделал собственные выводы о его состоянии, но не стала вмешиваться в дела Стражей. Я, как и всегда, списала потенциальное поведение Мелиха, на сопутствующие осложнения, хотя моя интуиция била тревогу.
Многократно просматривая и прослушивая запись злосчастного эпизода с Мелихом «от» и «до», я взвешивала на внутренних весах поведение стажёра и своё собственное, перепроверяла действия по инструкции, и получалось, что парнишка сам напросился. Я сделала всё верно – я и так это знала. Но, по сути, я собственными действиями довела ситуацию до осложнения.
Теперь стажер в госпитале на «Абсолюте» с семи десятками процентов поражения кожи химикатами. У ещё двух ребят, что вытаскивали его из эпицентра, лёгкие ранения. А что я? А я, плотно пообедав, написала рапорт вышестоящему с просьбой отправить меня куда подальше и порадовалась возможному либо отстранению, либо увольнению с Кольца.
По сути, произошедшее меня не тронуло. Не появилось внутренних терзаний, переживаний. Сотворившееся – предполагаемые потери для меня.
Вот в том и дилемма – в сути. По ней – за чужой счёт, выполнив все инструкции так, что придраться невозможно, я рискнула жизнями бойцов. Плохой я человек. Отвратительный. Минимизировала потери для себя просто прикрывшись директивами, хотя в состоянии была предотвратить катастрофу. Да, я – гражданское лицо, наблюдатель, управляющий роботизированными системами, но для командира мои слова вес имели, а я их высказать не стала – промолчала.
Упражняя мышцы, я просто сбрасывала напряжение, пытаясь перевести эмоциональную нагрузку рейдовых последних часов в физическую усталость. Именно в этом и заключалась моя истинная цель.
Я очень устала: до судорог в пальцах рук, до чёрных точек перед глазами, до боли в спине и ногах, управляя гражданскими и военными механизмами, предугадывая дальнейшие действия внутри периметра, локализуя последствия взрыва и пожар в химической лаборатории в трёх часах езды от города, одновременно ставя задачи для ареста или устранения преступников. Под моим управлением находилось до ста пятидесяти роботизированных систем разного назначения, а я – единственный человек, кто расставлял их по местам, координировал их действия и регулировал нагрузку, следил за интенсивностью влияния.
К счастью, пожар не перекинулся на город. Я справилась. Потери среди Андроидов и Синтетиков минимальные, а из серьёзно пострадавших и отправленных в переплавку лишь десять гражданских платформ и ботов. Преступники ликвидированы.
Командир сказал, что я здорово сражалась. Он серьёзно? Сражалась? Нет. Я всего лишь выполняла инструкции, и не более того.
Борьба моя шла сейчас здесь, в спортивном зале, а мой враг – стресс. С ним одним я сражалась на полную катушку с полной отдачей, погружаясь в аскетизм, как в лекарственный бальзам, исцеляющий раны моего самолюбия.
Тренировки помогают мне не теряться и не растеряться. Доверие к своему телу позволяет использовать внутренние психологические ресурсы личности. Так считают наши штатные психологи, и я с ними согласна. Высшая степень доверия – аскетический тип поведения, основанный на отказе от благ и удовольствий до достижения полного душевного просветления, что помогает обрести веру в себя и стать благонадёжной, устойчивой личностью, готовой справиться с любыми задачами и являющейся важной частью общества, или, если говорить проще, «Нас».
Со времён Учебки в координационном центре у меня не возникало никаких дилемм. Я думала, что одного раза, что произошёл ещё в студенческие годы, хватит. В те годы я поступилась дружбой и единением с товарищами ради личной выгоды и обманула друзей. Терзания совести я пережила и решила, что никогда в будущем ею не поступлюсь. Я же умная девочка – за один раз изжила всё разом: и проблему и последствия.
Думала, что получила вакцину – поставила и болезнь либо не наступает, либо проходит легко. Так и есть, судя по текущей ситуации с Мелехом. Только вакцина сработала неверно, и превратила меня в спокойного и уверенного в себе монстра.
Именно это чудовище пыталось навести в собственном теле порядок и успокоить расшалившиеся нервишки, чтобы смело и отрешенно смотреть в глаза тому, кто не просто подвиг меня на сделку с совестью в Учебке, но и был командиром второй группы Стражей в злополучном рейде у химической лаборатории, всё видел и слышал собственными ушами. А главное – он знал меня, как облупленную и понимал, что именно я совершила, потому что пытался поговорить о Мелехе со мной накануне рейда, а я, выслушав его, ничего не предприняла.
Его имя – Вадим Панин. Или просто – личный враг.
Теперь задача состояла в том, чтобы без потерь выйти из нынешнего штопора. Нет, не из того, что грозит за поведение стажёра, – с этим всё в порядке, потому что я действовала согласно инструкции, – скорее, личное понимание нормальности собственного существования внутри корпуса Стражей на Кольце военного корпуса. Мне требовалась концепция, и я её искала.
– Привет! – В дверях спортивного зала стоял капитан Марков.
Он широко улыбался, а это весьма редкое событие и означало оно, что мои дела в порядке, как я и предполагала. Впрочем, ожидаемо это было с точностью девяносто девять процентов. Да-да, я та ещё ясновидящая! Хвала мне! Видела всех насквозь, раз в год по обещанию.
Разжав руки, я спрыгнула на маты, оставив болтаться кольца над головой. Согнулась, уперев ладони в колени, несколько раз глубоко втянула воздух носом, чтобы привести дыхание к норме.
– Здравствуйте, Илья Александрович, – я направилась к мужчине.
Подхватив лежащее на синем мате полотенце, повесила его себе на шею. Шла не торопясь, делая махи руками, чтобы расслабить мышцы и восстановиться.
На самом деле пыталась оттянуть время, и ещё раз прикинуть, что следует ожидать от предстоящего разговора с капитаном в частности, и от ближайших перспектив жизни на Кольце Стражей – в целом.
Я видела два исхода.
Первый вариант – судя по улыбке Ильи Александровича, он уже не актуален – прерывание работы, отправка домой под видом продолжительного отпуска по причине отсутствия такового в течение трёх лет, с целью восстановления эмоционального равновесия. Контракт с Кольцом Стражей будет прерван по истечении длительного времени без права снова претендовать на должность. И тогда мне нужно будет искать применение навыков на других Кольцах «Абсолюта».
Второй – рапорт удовлетворят, меня отправят с глаз долой на некоторое время – и это частность. Контракт с Кольцом Стражей будет приостановлен на время отправки из корпуса, а далее – снова возобновлён, или не прервётся совсем, но в том и другом случае мне будет дано другое задание.
Оба варианта меня устраивали, а победа отдана тому, что под цифрой «два».
Спортивный зал номер четыре, обставленный специально под нужды координаторов, отличался от первых трёх, в которых занимался личный состав.
Кто мы такие в корпусе Стражей? Правильно – мы гражданские! И зал нам нужен для снятия эмоционального напряжения, а не для серьёзной подготовки. Поэтому я здесь каждый день, со всем прилежанием выталкивала из своего тела надсада вместе с потом. Марков знал это, поэтому пришёл сюда под конец тренировки. Поговорить хотел.
Капитан знал, что больше двух часов я не продержусь. Мы столкнулись с ним после завтрака в коридоре, он быстро оглядел меня, посмотрел на часы и пошёл по делам. А через два часа он здесь.
– Не торопись – зачем тебе торопиться? Делай всё ещё медленнее! – забавляясь моими неспешными движениями, прикрикнул Илья Александрович. – Продышись, нога за ногу походи, Таня. А решение по «ЧП» никуда не денется, уж поверь дождётся тебя, и я тебя дождусь.
– А я думала рады видеть меня, – пожала плечами я. – Ладно вам. Лучше скажите: казнят или помилуют?
Я дурачилась, зная, что всё уладилось, но прозорливость необходима на работе, а не в разговоре с начальством. Тут ты обязан быть чуточку дурнее командира.
– Помиловали.
Мысленно усмехнулась, потому что не сомневалась, что так и будет. Осталось только получить ещё одно снисхождение. Нет, не в глазах совета – в глазах личного врага.
– Хорошие результаты, Таня, – мотнув головой в сторону снаряда, хмыкнул капитан. – Рекорд «Абсолюта» будет нашим.
Первенство между командами Стражей состоится через месяц – о том знали все координаторы. Значит, именно я буду представлять наш отряд? В таком случае мой исход с Кольца на длительное время отпадал. Не более месяца на всё, а потом я снова в должности и при своих. Ладно. Пусть так. Думала появится больше возможности пересмотреть свою жизнь.
Комок застрял в горле, и я его прочистила. Остановилась напротив Маркова, попила из бутыли.
Я отправила Илье Александровичу рапорт на электронную почту, в котором ходатайствовала о производстве ротации с моим участием. Просила о переброске на Землю, на одну из баз Стражей, где будут только роботы и я. Обманывать командира я не решалась, потому поспешила с предложением, а он не сомневался в моём анализе собственных деяний. Вопрос в том, показал он рапорт кому-то или придержал до решения, чтобы меня не заподозрили в заносчивости и не отрядили по полной?
Я хотела поставить карьеру на короткую паузу – пара и тройка месяцев, чтобы вернуться на Кольцо Стражей, когда новые события, которые не заставят себя ждать, начисто вытрут произошедшее со стажёром. Думаю, капитан ознакомился, потому и пришел сам. Побеседовать хочет.
Ладно, поговорим.
Скажу Маркову, чтобы отправил меня с глаз долой для повышения личностной мотивации. Откровенно: готова куда угодно, пусть в горячую точку, только не в отряд. Не собиралась видеть бойцов, снова испытывать гнусное чувство оправдываемой вины – стыдно.
Я пришла к ним после случившегося в рейде и наткнулась на извиняющие взгляды. Товарищи хлопали меня по плечу, говорили, что я вытащила ситуацию с нуля. Видела, они сожалели, что трое из десятки пострадали. Ощущала это и не могла примириться. Они оправдали меня в собственных глазах, теперь совет подтвердил мою невиновность.
Но не я!
– Вряд ли получится у меня поставить рекорд, – пожала плечами и отвела взгляд. – Написала рапорт. Очень надеюсь, что вы выразите согласие.
– Видел рапорт, – резкость в словах отличительная черта капитана. – Я не подписал его. Нечего тебе делать в Японском море.
Плохо. Марков всё понял, просчитал и сделает свой ход. Или им самим сделали ход – тот самый, третий вариант. Командир пришёл сообщить конечное решение. Но важно, что с Кольца меня не вытурят, даже в случае наступления второго пришествия.
– Пойдём, – Илья Александрович махнул рукой, указывая направление.
Пойдём – значит, пойдём. Я не отказывалась. Будет возможность обсудить нечто вместо рапорта с глазу на глаз, и без дополнительных ушей.
– Секунду, – пробубнила я.
Потирая шею и затылок полотенцем, я вернулась к снаряду и подхватила бутылку с водой, лежащую на мате. Теперь у меня в руках будет две – неудобно. Увы, любая жидкость на «Абсолюте» считалась вещью дорогостоящей, и просто так разбрасываться ею глупо. Рейдовые группы состояли на полном довольствии у центрального аппарата, но именно поэтому нас урезали во всём.
Смешно, но такова тактика «Абсолюта»: бей своих, другие – не сунутся.
– Поторапливайся, Таня.
– Сейчас.
Окинув взглядом зал, я отпила из бутыли и пригляделась к видеокамере, которая направила свой красный глазок на меня. Живя в казармах, привыкаешь к постоянной слежке. Она прописана в регламенте службы и считалась делом обыкновенным. Впрочем, камеры на «Абсолюте» везде, на всех девяти кольцах станции.
– Пошли, в «Оружейную». Мне кое-что сказать тебе надо. По делу.
Я сверлила взглядом широкую спину капитана пока шли по коридору в сторону склада. По дороге встретились двое ребят из моего отряда. Кивнула им и отвела взор. Не могла пересилить себя и смотреть им в лицо. Нет желания провоцировать их на иллюзию поддержки. Что-то типа: «Ты всё испортила, но не сдалась и сделала, как надо».
Только один человек не скрывал, что считал события в рейде, который я координировала, тактическим провалом – Вадим Панин. Он своими кривыми ухмылками, на гладко выбритом лице, и молчанием после возвращения на «Абсолют», заставил меня осознать: я не справилась.
Вадим Янович Панин.
Раньше я думала, у меня был друг – как минимум, и как максимум – возлюбленный. Жаль, поздно осознала, что Панин ни друг и не враг, а просто так. Моя первая, непоправимая ошибка за долгие годы учёбы в координационном центре, и первый опыт в понимании ответственности за других людей. Ну, тот самый – который желала оставить, как единственный на всю жизнь, показательный и порочный. А прошла оплошность через призму малодушия и желания потакать. Ориентиры должны быть, и плохо, когда человек сбивается с курса. Я в тот день в учебке сбилась намеренно, ради обоюдной выгоды между мной и Паниным.
В четырнадцать лет я поступила в училище. Через полгода, после прохождения тестов, нас распределили по группам, в каждой по шестнадцать человек. Вот тогда я и познакомилась с Паниным – их группа Стражей была в связке с нашей группой координаторов.
Учёба проходила однотипно: занятия, тактические игры, тренировки, свободное время. Кроме досуга мы были обязаны всё время находиться в коллективе – главное условие. Это делалось с целью сплочения, налаживания понимания внутри команды и углубления его до уровня семейных отношений.
Так продолжалось два года, пока в один из дней я не подпустила Вадима слишком близко. Помню, внутри интерактивной тактической игры, мы работали в паре, и я позволила ему навязать мне свою точку зрения на ситуацию, хотя аргументы для её опровержения у меня имелись железные. У нас всё получилось, а Вадим, будто почувствовал мою слабость – душевное одиночество после расставания с одноклассником, который был моей первой любовью. Упорно вёл меня по играм внутри тренажеров и сделал так, что я частенько стала видеть обстоятельства дел его глазами.
Мы стали много времени проводить с Вадимом. Обсуждали разные ситуации, от житейских до общечеловеческих, и я втянулась в процесс, получила устойчивую зависимость от общения. Коллектив – это хорошо, но Вадим – лучше. Одним словом – наивная.
В наших беседах он разрывал любые мои аргументы в клочки, пусть иногда нелепо, а мне претила позиция быть побеждённой. Наши споры стали для меня стимулом двигаться дальше, что-то познавать после трагической гибели отца и разрыва отношений с одноклассником. Вакуум вокруг меня рассеивался, я обретала почву под ногами, выстеленную сопротивлением аргументам Вадима. Снова чувствовала вкус к жизни. Конечно, коллектив тоже вносил свою лепту, но я сосредоточилась на одном человеке, приняла участие с его стороны за любовь.
Прошёл год в таком режиме, и мощные доводы возлюбленного, замешанные на моих идеалистических представлениях об истинности чувств, подтолкнули меня к предательству команды.
Это произошло на зачётном многоборье. Группа разделилась пополам. В первой командиром стала я, во второй – Панин. Мы шли ноздря в ноздрю, отрыв казался небольшим. Мы были лучшими по тактике, по аналитической игре, по личному зачёту координирования на симуляторе. Оставался последний, решающий этап, за который начислялось максимальное количество баллов.
Панин попросил меня сравнять счёт, и я уступила, проиграв собственной совести. Всего-то и надо было, замешкаться на несколько секунд, не дать команде выйти первыми. Мы продули с разницей в один балл. Затем меня утешала и подбадривала команда, а Панина носили на руках.
Инструкции – великая вещь, придуманная людьми! Я в тот день, несколько лет назад, сделала всё согласно инструкциям, и звено, ведомое мной, проиграло. В считанные секунды я позволила рисковать Панину – он выиграл.
Осмысление собственного поступка, снизошедшее на меня после вручения наград, стало контрастным душем. И, ведь, что интересно: я и тогда не преступила инструкции. Я умышленно испортила ситуацию, чтобы помочь Панину. И, что занятно, мне даже в характеристике для представления комиссии на устном экзамене написали: «точно исполняла протокол».
Поступок на турнире в годы обучения – это моё вознаграждение Панину за подаренную иллюзию его участливости. Я так хотела ему помочь, что сочла за разумность заплатить эмоциями других людей.
Вадим принял жертву, не побрезговал. Урок мне на всю оставшуюся жизнь, и я им дорожила, будто ювелир – коллекционер редким украшением.
А еще говорят: жизнь движется вперед. Глупости! Она циклична и беспощадна! Сейчас я это осознавала, как никогда. А ещё то, что люди не меняются. Я не менялась, чтобы вокруг не происходило, Панин – тоже.
Я оборвала отношения с Вадимом ровно через неделю, выписавшись из госпиталя, куда я попала с подозрением на отравление. Три дня за мной наблюдали врачи, так и не в состоянии установить диагноз. Температура, рвота, бред – вот и все аргументы в пользу больничной койки подальше от глаз моей команды, от её ободряющих объятий, слов поддержки. Со мной даже психолог умудрился поговорить, подсунул тест, и вернулся за ним через час. Бегло просмотрев его, не обнаружил никакой опасности.
Согласна со специалистом – сие был банальный побег из дружеского, семейного круга ровесников. И мне понравилось сваливать от проблем при помощи инструкций. Вот именно это я не в состоянии себе простить. Потому Панин превратился из друга и возлюбленного во врага в моей голове. Он позволил мне почувствовать безнаказанность. Изучил меня, прочитал, как открытую книгу, знал, что в состоянии забыть о совести, товариществе, работать только ради сиюминутной выгоды, или просчитать её на некоторое время вперёд, и воспользовался этим.
Так и со стажёром было – он попытался обсудить Мелиха со мной, чтобы я отстранила его от рейда, потому что прочитал в моей душе желание достичь цели по поимке преступников, невзирая на потенциальные жертвы. Я могла не брать стажёра в рейд, но наплевала на всё, включая слова Панина. Он, принял мою принципиальность и вёл отряд во время рейда весьма обстоятельно, с поправкой на переговоры нашей группы в эфире, хотя его координатор готов был рискнуть вслед за мной.
Роман с Паниным завершился ещё в студенчестве, в момент моего осознания, что я стала бояться Вадима Яновича Панина, как огня, потому что знала, что он видит меня насквозь, а это – было достойно моей мести. Я выбрала месть в отношении парня, потому что его действие касательно меня было обязательным к исполнению прощением, чтобы я не натворила. Мне примитивно хотелось ею отгородиться, и не чувствовать страх, каждый раз, когда он рядом, смотрит на меня понимающим взглядом, принимает как есть. Я опасалась, что мной будут манипулировать, я стану марионеткой в руках кукловода.
О, да, я та ещё деревянная матрёшка! Только в моём случае «деревянная» следует заменить на «депрессивная». Откроешь одну куклу, а внутри другая – меньше и серее окраской.
Мы с командиром оказались в нужном отсеке. Илья Александрович приложил цилиндрической формы электронный ключ к считывателю на двери, и она мягко отъехала в сторону. В помещении находились двое. Правду говорят: «Помянешь нежить, она и появится», так и с Паниным. Именно он первым обернулся и хмыкнул, встретившись со мной взглядом.
Он высокий, широкоплечий, атлетического телосложения. Русый ёжик волос, на скуле – кровоподтёк. С большим удовольствием добавила бы еще один, впечатав кулак в его физиономию.
– Панин со младшим стажером, на выход!
Капитан отдал приказ мимоходом, словно мы пришли не для разговора с глазу на глаз, а проверить оружие, за какой-то надобностью.
По голубым глазам стажёра, паренька лет восемнадцати, я поняла, что своим появлением мы прервали его инструктаж. Он бросил на меня быстрый взгляд и направился к двери.
Панин медленно положил ствол, который держал в руках обратно на стенд, и размеренной походкой покинул помещение.
Марков напомнил:
– Здесь никто не услышит – стоят видеокамеры и всё.
Мужчина взял пистолет и повернулся ко мне, будто объясняет что-то. Пришлось подыграть. Уставилась на командира, готовясь внимать важную информацию.
– Тань, тебя оправдали. Но ты ведь знаешь, мнение совета на том и держится, что голосов разных полно. Были двое, кто хотели тебя вообще отстранить, перевести в штаб на аналитическую работу. Но точно знаю, что у тебя будет задание, и произошедшее в рейде ни на что не повлияет. Службы воспользовались ситуацией, чтобы твоё отстранение ради предстоящего задания выглядели органично – командирам ничего не пришлось выдумывать. Правда, есть оговорка в записи решения совета – вот с ней придётся считаться.
Я тяжело сглотнула.
За три года службы привыкла ко всему, кроме «оговорок» в документах. Ненавидела их. Хотя, они – обычное дело. Касались всего: будь то вынесение зачёта или рапорт о недоработках личного состава. Пометки эти считались рекомендациями высшего эшелона, но обязательными к дальнейшему исполнению. Ими я занималась особенно тщательно, со всем бараньим прилежанием.
