Татьяна Александровна Грачева
Анасейма
Весной Счастливчик превращался в деятельный торнадо. Покрывал самогонный аппарат матом и чехлом. Костерил всех пьянчуг, по неосторожности заявлявшихся за порцией настойки. Доставал инструменты и принимался за подготовку участка и «скворечника» к новому курортному сезону.
Так Юдины и жили: играючи, весело, наслаждаясь летним солнцем и пережидая скучную зиму как вынужденное явление. Легко зарабатывали и так же легко тратили деньги.
Когда масло в сковородах остывало, и корзины заполнялись ароматными пирожками, Татьяна надевала широкополую соломенную шляпу, белый фартук и выходила во двор.
Желающие покататься на «банане» не иссякали, август почти всегда был суматошным и самым прибыльным. Счастливчик не возвращался с пляжа с раннего утра. Он единственный в семье не покидал побережье в течение дня. Всегда находились любители подрумяниться под обеденным ядрёным солнцем, их он и охлаждал, катая на катере. В случае затишья Счастливчик заваливался в домик спасателей, где мог и вздремнуть, и перекусить. Он давно не работал спасателем, в этой роли никто из нынешних обитателей вышки его не знал, но считалось естественным, что все члены семьи Юдиных использовали домик спасателей как свою собственность.
В такие суетливые дни Татьяне приходилось таскать тяжёлую корзину самой. Часть выпечки оставалась в домике и исчезала в неотслеживаемых направлениях: что-то съедали обитатели вышки, в том числе Счастливчик, что-то покупали внимательные отдыхающие, заметившие, куда ходит разносчица волшебных пирожков, перед тем как отправиться вояжировать по пляжу. Когда корзина пустела, Татьяна возвращалась домой за следующей. Иногда помогал Фёдор, на своём внедорожнике перевозил все корзины за один раз. С молчаливым надменным видом он демонстрировал вселенское великодушие, обычно раз пять повторял, что делает не требующее благодарности одолжение.
Продавать выпечку иногда помогала Алсу. Выглядеть торговкой ей не нравилось, к тому же пирожки почти не оправдывали затраченных на их приготовление денег. Абрикос плодоносил с переменным успехом, раз в два года, манго приходилось покупать. Самой большой проблемой стали оскудевшие уловы креветок. В последнюю осень Счастливчик заполнил морозильник всего наполовину, и то благодаря тому, что скупил большую часть креветок в ближайшем к лиману посёлке. Готовить из покупных Татьяна отказывалась, называла их поролоном без вкуса и запаха. Она пообещала придумать новые начинки, например, из рапан, которых развелось в избытке.
Перехватив корзину удобней, Татьяна замерла, глядя на дочек: Инна мастерила из ракушек кораблик, Алсу красила ногти на ногах, а Марина болталась вниз головой, зацепившись ногами за перекладину на качелях, и таким диковинным способом рисовала мелом дельфина. Силуэт на асфальте получался кривобокий, художественные способности матери передались только младшенькой. Но Марину это не смущало, ей хватало собственной веры в талант.
В сентябре Марина должна была пойти в первый класс, но Татьяна решила придержать среднюю дочку дома и на следующий год отдать её в школу одновременно с младшей. Тихая и задумчивая Инна никак не хотела отрываться от подола, до сих пор ночью приходила в родительскую кровать и не переносила расставания с мамой. Ей требовалась защита и поддержка, что могла обеспечить смелая и подвижная Марина.
– С завтрашнего дня ты начнёшь ходить на спортивную гимнастику.
Марина раскачалась и ловко спрыгнула на землю.
– Зачем?
– Тебе полезно.
С тех пор как два года назад Марина научилась плавать, Татьяна сильно переживала за непоседливую дочку. Последнее время та взяла в привычку в одиночестве бегать на пирс и плавать далеко за буйками. Глубины не боялась и лезла даже в огороженную для катания на катере территорию. Нужно было как-то укротить свободолюбивую натуру и направить лишнюю энергию в безопасное русло. Понаблюдав за Мариной, она пришла к выводу, что гимнастика ей понравится, особенно обезьяньи кульбиты на брусьях.
Марина пожала плечами, не выразив особенной заинтересованности.
– Утром?
– После обеда. Автобус в город уходит как раз за сорок минут до занятия. Приезжать будешь впритык к началу тренировки, но ничего, по-другому никак. Обратно будешь возвращаться с папой на машине или на автобусе с Алсу.
– Я и сама могу, – Марина ухватила горячий пирожок из корзины и отбежала в сторону.
– Через пару месяцев будешь ездить сама.
Алсу протяжно застонала.
– Мам, ну она же не маленькая, зачем её сопровождать? Пусть крышевой смотритель за ней присмотрит.
Инна отвлеклась от поделки.
– Ты что, он же за автобусом не полетит, потеряется.
Марина откусила от пирожка, вишнёвый сок брызнул на руки и потёк по подбородку.
– Он в кошку превратится и побежит следом.
Татьяна опустила корзину на землю и серьёзно произнесла:
– Крышевой смотритель не уходит далеко от своего дома.
Алсу фыркнула, но не стала оспаривать существование мифического смотрителя, появившегося в их жизни одновременно с повседневными вещами. Инна до сих пор не подвергала сомнению, что заросли серебристого лоха кишат ветряными феями, а крыльцо их дома обкусали ступеничные грызуны.
Марина верила выборочно, только в то, что ей нравилось. Унитазного попоклюя она отвергла совсем недавно, когда увидела по телевизору, что ощущение покалывания в ногах бывает от долгого сидения где угодно, и унитаз тут совершенно ни при чём. А вот ложечный воришка и крышевой смотритель ей нравились, с ними она ещё не распрощалась.
На следующий день после обеда, Марина отправилась на первое занятие по гимнастике. По дороге на остановку вертела головой, выискивая чаек. Обычно крышевой смотритель принимал облик голубей, но ближе к морю вполне мог превратиться и в другую птицу, а то и в собаку.
За спиной болтался миниатюрный рюкзак со сменной одеждой и шлёпками, голову украшала плетёная ковбойская шляпа, украденная у отца из гаража, загоревшие запястья унизывали браслеты из мелких ракушек. С Алсу Марина договорилась, что вернётся сама. Не маленькая уже. Сестра только обрадовалась, что не придётся ехать в душный город среди дня, когда выход из тени грозит солнечным ударом. К тому же последней блажью Алсу было выбелить свою кожу до аристократической бледности.
Одиночество не тяготило Марину. Постоянное присутствие сестёр порой так утомляло, что она сбегала на пляж, никого не предупредив, чтоб мама не навязала ей в компанию Инну, а папа не отправил Алсу присматривать. Приятельства с ровесниками заканчивались, как только начиналось лето. Близких подруг у Марины не водилось, хватало сестёр. Она довольно рано обнаружила, что стимулом подружиться почти всегда служила возможность бесплатно прокатиться на «Афалине». К катеру Марина не ревновала только отца. Тот сам относился к нему как к одушевлённому существу, разговаривал и нежно поглаживал.
Первое занятие по гимнастике прошло совсем не так, как ожидала Марина. Никогда она не чувствовала себя неуклюжей или недостаточно гибкой. Бегала быстро, легко лазила по деревьям, а плавала лучше всех знакомых мальчишек. Но оказалось, её умений недостаточно для выполнения элементов, которые демонстрировали гимнастки.
Её появление восприняли откровенно враждебно. Виталий Карлович представил её девочкам, заметно смущаясь, будто Марину навязали ему помимо его желания. Двадцать одинаково стройных гимнасток в чёрных купальниках и с тугими пучками на головах внимательно смотрели на новенькую и не мигали.
В оранжевых шортах и белом топике Марина выбивалась из группы, как корова в табуне чистокровных лошадок. Осанку не держала и не могла ходить, вытягивая носок на каждом шагу. Девочки перешёптывались и хихикали, поглядывая в сторону новенькой со смесью жалости и злорадства. Виталий Карлович делал вид, что ничего странного не происходит, Марину не выделял и даже не делал ей замечаний, хотя шпагат в её исполнении напоминал широкий шаг.
Когда гимнастки стали отрабатывать переворот на брусьях, Марина наконец смогла привлечь внимание тренера. Будучи совершенно неподготовленной, не знакомой с этим снарядом, она полезла без опаски. Не грациозно, но легко подтянулась и сделала несколько переворотов. Виталий Карлович присмотрелся к новенькой – возможно, из неё выйдет толк. Марина же решила, что гимнастику одолеет как непокорную волну, а на враждебность девочек не будет обращать внимания.
Стоя в фойе после занятия, Марина обнаружила, что забыла в раздевалке свои многочисленные браслеты. Перед выходом в зал пришлось снять все украшения и даже любимую шляпу. На подоконнике, куда она сложила ракушечное богатство, недоставало куриного бога на плетёной тесьме. Видимо, кто-то позарился на её талисман. Марина разозлилась: уж лучше бы забрали браслет из митилястров, чем всамделишный амулет.
В задумчивости, она приблизилась к двери раздевалки и услышала в коридоре голоса. Две женщины эмоционально втолковывали третьему собеседнику:
– Ты с ума сошел? Почему ты не отдал её мне? У меня как раз новички в этом году. Твои уже третий год занимаются, что ты будешь делать, она же ничего не умеет.
– Пусть будет. Подтянется до их уровня… – неуверенно возразил Виталий Карлович.
Другой женский голос вмешался в беседу.
– В началку её нельзя, там пятилетки, а ей уже семь. Но это лучше, чем с твоими. Слишком разный уровень.
– У неё есть потенциал. Она смелая. А ноги выровняем и спину поправим, она быстро догонит, – уже твёрже заявил тренер.
Марина дождалась, когда они покинут коридор и выскочила на улицу. Из всех фраз она запомнила только то, что она смелая, а значит, справится. Нужно всего лишь найти нового куриного бога и загадать желание.
Неделю Марина отходила на гимнастику без сопровождения, пока отец случайно не прознал, что она возвращается одна. Осуждающе покачал головой, а потом неожиданно загордился:
– Молодчина. Самостоятельная совсем стала.
Марина вспыхнула от похвалы. То, что Инна – папина любимица, ни для кого не было секретом: послушная и неконфликтная. Марина воспринимала этот факт на удивление философски. Инну она тоже любила именно за эти качества характера. Младшая сестрёнка напоминала котёнка, которого хотелось приголубить и защитить. Алсу как две капли воды походила на мать, пыталась копировать её жесты, даже использовала те же фразы. Неудивительно, что именно со старшей дочкой они были наиболее близки. Третьего родителя в семье не предполагалось, и Марина интуитивно нашла себе идеал и пример для подражания – море.
Переодевшись после очередной тренировки, она натянула на голову шляпу и вышла в фойе. Тренер дожидался её, беседуя с Татьяной. Его руки беспрестанно искали себе занятие: ныряли в карманы брюк, теребили пуговицу, постукивали по подоконнику.
– Неплохо, совсем неплохо. Высоты совершенно не боится, ходит по бревну, как кошка по забору, легко и уверенно, и брусья у неё самый любимый снаряд. Но совсем нет старания.
Татьяна качнула головой, поймала взгляд дочери за спиной Виталия Карловича и приветливо улыбнулась.
– Марина будет стараться, так ведь?
Тренер ещё не заметил невольную слушательницу их разговора, не мог отвести взгляда от собеседницы.
Марина привыкла наблюдать такую реакцию мужчин и объясняла ее просто волшебством, которым владела мама.
Обойдя тренера, она встала перед ним и уверенно пообещала:
– Буду. – И, повернувшись к родительнице, добавила: – Если ты мне разрешишь кататься на «Афалине».
– В следующем году, – размыто ответила Татьяна и, взяв дочку за руку, повела к выходу.
Виталий Карлович смотрел вслед Юдиным каким-то рассеянным затуманенным взором. Неожиданно он покраснел и поспешил отгородиться дверью от притягательной чужой женщины и её дочки.
Алсу сидела в тени яблони, прямо на земле, и лениво листала журнал. Полуденная жара поутихла, воздух перестал дрожать маревом, но работа на огороде удовольствия доставляла мало.
Марина перекинула самую длинную нитку ракушечных бус за спину и наклонилась над грядкой. Морковка крепко сидела в иссохшей земле, никак не хотела вырываться.
– Тупица, возьми лопату и подкопай, – посоветовала Алсу, даже не изобразив попытки помочь.
– Сама тупица. Мама нас всех на огород отправила.
Инна выдрала самую мелкую морковку и радостно завизжала.
– Есть одна!
Она перевела взгляд на соседний участок. На открытой веранде в скорбном молчании замерли три человека, на их лицах легко угадывалась печаль.
Алсу проследила за взглядом сестры.
– Дяди Федины уезжают.
Марина отпустила измочаленный хвост морковки и беззастенчиво уставилась на постояльцев соседа.
– Наши тоже скоро уедут. Смотри, сейчас будут плакать.
– Эти не будут. На что спорим?
Марина прищурилась, углядела дрожащий подбородок женщины и уверено предложила:
– На твой браслет из белых питаров10.
Алсу приподняла запястье, рассматривая позвякивающее украшение. В отличие от Марины, увешанной ракушками в несколько рядов, она носила только его.
– Ладно, – опрометчиво согласилась она.
Три пары глаз пристально всматривались в лица курортников, ожидая проявления эмоций. Почти все приезжие проходили через одинаковые стадии: первые дни – возбуждение и удивление, чуть позже – сытое спокойствие и безмятежность, потом наступала пора затаённой печали, ну и в конце заключительным аккордом шли тоска и слёзы. У тех, кто приезжал не в первый раз, стадии смазывались и часто проходили без резких всплесков. Уверенность в том, что поездка повторится на следующий год, осветляла печаль.
Гости соседа приезжали уже третий раз, поэтому рассчитывать на рыдание было бы неосмотрительно, но накануне вечером Марина случайно подслушала их беседу. В следующем году, а может, и в течение следующих пяти лет, они не смогут позволить себе отпуск, даже такой бюджетный. Их единственный сын поступил в институт, и все сбережения сожрёт его учёба.
Первой разрыдалась женщина, муж приобнял её за плечи, и плотно зажмурился, видимо, тоже сдерживался из последних сил. Сын нахмурился и еле слышно обругал родителей за чувствительность, хотя у самого глаза заметно увлажнились.
Алсу раздражённо стянула браслет и кинула прямо на землю.
– Забирай, – захлопнув журнал, она встала и взялась за лопату. – Собирайте урожай, мелкие.
С помощью Алсу с уборкой моркови справились быстро. Перенесли связанные пучки под навес и, усевшись на скамейке, принялись обрезать ботву.
Марина вытянула из общей кучи самую яркую и аппетитную морковку, обтерла о ногу и откусила хвостик.
Инна повторила за сестрой. Проигнорировав уличную колонку, отгрызла от немытого корнеплода приличный кусок.
Алсу тут же раздала сёстрам подзатыльники.
– Заведётся в животе глист размером с поливальный шланг, и сдохнете в сентябре.
Глаза Инны округлились, она тут же выплюнула разжёванную кашицу, а Марина недоверчиво хмыкнула и треснула недоеденной морковкой по спине Алсу.
– Что-то ты не скопытилась в прошлом году. С нами ведь ела.
Алсу не успела ответить, из дома вышла мама и позвала:
– Девочки, если поможете продать камешки, успеете с папой на рыбалку!
Сёстры синхронно подскочили, покидали морковку в общую кучу и ринулись выполнять поручение. У каждой была своя причина ехать с отцом на канал: Алсу давно и безнадёжно влюбилась в Ваню – сына папиного компаньона по рыбной ловле. Инна собирала бычков для любимой кошки, только Марина действительно ловила рыбу. В этом году она обзавелась даже собственной удочкой.
Сложив расписанную гальку в несколько корзинок, девочки побрели за мамой на пляж. Счастливчик увидел своих женщин ещё издали. Зацепил трос катера и кинулся навстречу жене. Не стесняясь посторонних глаз, обнял и впился в её в губы долгим сочным поцелуем.
Завистливые взгляды подзадоривали его, он прекрасно видел, какое впечатление производит Татьяна на окружающих. И вроде бы не красавица: пожалуй, нос несколько длинноват, а брови широки, губы по современным меркам недостаточно пухлы. Но в ней действительно было какое-то неуловимое волшебство. Оно притягивало, завораживало и заставляло восхищаться всех, кто попадал под воздействие её обаяния.
Счастливчик говорил, что Татьяна похожа на мать, наполовину гречанку, но Марина никогда не видела бабушку и представляла, что мама – песчаная принцесса, и её родословная берёт начало от джиннов. Историю знакомства родителей она знала наизусть. Иногда в ней менялись детали, кое-что она корректировала в угоду собственной фантазии, но основа была постоянной. Отец буквально похитил маму, влюбившись в неё с первого взгляда. В это охотно верилось, смотреть повторно не было необходимости.
Татьяна приехала с родителями в Штормовое, едва отпраздновав совершеннолетие. Через неделю её увидел молодой кудрявый спасатель на вышке и настоял на необходимости спасения его самого от неземной красоты. Отношения развивались стремительно. Через день он признался Татьяне в любви. Согласие стать его женой получил уже через неделю. Родители, естественно, впали в неистовство и отговаривали дочку от поспешного замужества, угрожая изгнанием из семьи и забвением. Татьяна выбрала Счастливчика, а родители вернулись в Казахстан, откуда, собственно, и приехали. Татьяна осталась в Штормовом, поселилась в доме Александра, когда ещё была жива его мама, и почти сразу забеременела.
Марина смутно помнила бабушку, которая скончалась, едва ей исполнилось три года. Казалось, что их семья всегда состояла из родителей и сестёр. Только Алсу застала то безмятежное время, когда она была единственной любимой дочкой и даже, пусть и недолго, любимой внучкой. Родители до сих пор не простили своевольную Татьяну, хотя она регулярно слала им письма и фотографии дочерей.
Марина бродила вдоль кромки прибоя, размахивая корзинкой и периодически выкрикивая заученные фразы:
– Сувениры на память о Чёрном море! Всем родственникам и друзьям. Недорого, почти даром. Ручная работа!
Алсу шла молча, чуть позади, но как только активизировались привлечённые рекламой покупатели, догоняла Марину и предлагала поделки из своей корзинки. С каждым годом такая торговля становилась для неё всё более мучительной. Она стыдилась всучивать ракушки отдыхающим, не желала выглядеть назойливой лавочницей.
Татьяна не выкрикивала рекламные лозунги, шла по песку и тихо и ненавязчиво предлагала свои изделия. Слова были те же, что произносила Марина, но выглядело это совсем иначе, мягко, почти грациозно. Будто она делала одолжение тем, что предлагала посмотреть на подлинное искусство.
Инна семенила следом, держась за подол длинной хлопковой юбки. Курортники восхищались разительным контрастом между высокой, черноволосой женщиной и её белокожей, светленькой дочкой. В таком тандеме Юдины продавали больше всего сувениров.
Корзинка у Марины пустела медленно, она успела отчаяться, решив, что рыбалка не состоится, и перестала зазывать покупателей.
– Марин, иди сюда.
Она оглянулась. На пластиковых лежаках расположилась компания студентов, что снимала у них домик уже вторую неделю. Они как раз находились в стадии затаённой печали, когда начинают посещать мысли о скором отъезде и тянет приобрести что-нибудь на память.
Звал её Алексей, самый младший среди друзей. Его тяжело было не заметить: природа щедро одарила его не только привлекательной внешностью, но и приятным характером. Никто не мог сказать, что к нему нужен особый подход или что в дурном настроении его лучше не трогать. Настроение юноши не бывало плохим. Модернизации лица в виде пирсинга в брови и серёжки в ухе ему здорово шли, придавая задора и намекая на хулиганские замашки. Слева на подбородке темнела аккуратная родинка. Алексей её называл местом для поцелуя.
Он похлопал ладонью по своему лежаку.
– Что там у тебя?
Марина протянула корзинку и села рядом, глядя на его всклокоченную макушку.
– Любимой девушке есть? А маме?
Среди плоских камушков с изображением дельфина или заката встречались и именные, на любой вкус.
Парни опустошили корзинку, положив вместо сувениров деньги. Больше всего раскрашенных голышей забрал Алексей. Сложил их в полотенце и заговорщически подмигнул. Марина подозревала, что они скупили всё просто из благодарности за дни, проведённые в их «скворечнике», и за несколько бесплатных прогулок на катере в компании чуть подвыпившего и потому подобревшего Счастливчика.
Оставив пустую корзинку в домике спасателей, Марина оглядела пляж: мама вместе с Инной ушла довольно далеко, Алсу беседовала со знакомым у пирса. У неё появился шанс проникнуть на катер.
Счастливчик как раз договаривался с парочкой о последней на сегодня прогулке, когда Марина обняла его и жалостливо заглянула в глаза:
– Пап, возьми и меня, пожалуйста. Я буду тихо сидеть. Ты меня не заметишь.
Счастливчик пожал плечами. Ничего предосудительного в прогулке на «Афалине» он не видел, сам он сел в лодку, едва ему исполнилось пять лет, а Марине уже стукнуло семь. Взрослая девочка. К тому же плавает как рыба, даже лучше него самого в этом возрасте.
– Залезай, – разрешил он, протягивая детский жилет.
Для Марины это событие стало одним из самых ярких за всю жизнь. «Афалина» неслась по волнам подобно стреле. Упругий тёплый ветер бил в лицо, надувая щёки, глаза слезились, брызги освежали горячую кожу, но едва охлаждали жгучую радость, вспыхнувшую в груди подобно искре. Это было необычайно острое, даже слегка болезненное удовольствие.
Отплыв от берега на несколько сотен метров, Счастливчик заглушил мотор, позволив катеру качаться на волнах подобно бумажному кораблику. Влюблённые самозабвенно целовались, не видя бескрайнего моря, раскинувшегося вокруг. С таким же успехом они могли остаться на берегу, а ещё лучше закрыться в комнате.
Марина опёрлась руками о борт и склонилась над морем: синее, плотное, не то что прозрачная водичка у берега, через которую видно дно. Солнечные лучи терялись в толще волн, создавая иллюзию бездны.
– Можно я нырну?
Счастливчик перехватил завороженный взгляд дочки и неожиданно разрешил:
– Только маме не говори.
Боясь, что отец передумает, Марина поспешно расстегнула жилет. Перекинула ноги через борт, на мгновенье замерла и нырнула рыбкой практически без брызг. Вода на глубине оказалась холодной и тёмной, Чёрное море впервые оправдало своё название. Волны почти не чувствовались, мягко перекатывались, подхватывая Марину, принимая не как гостью, а как полноправную часть стихии.
Пассажиры не сразу заметили, что на борту «Афалины» не хватает одного человека. Отлепившись друг от друга, огляделись и одновременно изумлённо выдохнули. Смотрели на Марину с завистью и восхищением, но не рискнули повторить.
Она не стала испытывать терпение отца и, нырнув напоследок поглубже, приняла его протянутую руку и забралась на катер,
– Спасибо, па.
Счастливчик молча кивнул. Из всех его детей только Марине достался свободолюбивый характер и любовь к морской стихии. К сожалению, его любимица Инна не смогла побороть страх и отцовской страсти к морю не разделяла.
Прогулку на катере скрыть не удалось. Когда «Афалина» причалила, Татьяна уже стояла у берега, дожидаясь мужа. Она не устроила скандал, это было не в её привычках, лишь осуждающе покачала головой, глядя на мужа чуть менее влюблённым взглядом, чем обычно.
Счастливчик высадил дочь на берег и развёл руками в примирительном жесте.
– Пора Маринку познакомить с морем поближе. Не зря же она морская.
Татьяна медленно кивнула, вроде как соглашаясь, но не одобряя.
Несмотря на то, что на пляже задержались дольше обычного, на рыбалку они всё-таки успели. Алсу получила возможность пообщаться с объектом своих грёз, Инна запаслась бычками для любимой кошки Степаши, а Марина выловила трёх карасей.
Когда Юдины вернулись домой, во дворе собралась компания не только из проживающих у них студентов, но и из нескольких незнакомых девушек. На длинном столе красовалась батарея пустых пивных бутылок. В гамаке, лениво покачивая ногой, возлежал Алексей – студент, выкупивший у Марины почти все сувениры. На его животе покоилась гитара, но струны он не перебирал, постукивал по деке, как по барабану.
Увидев застолье, Счастливчик встрепенулся.
– Рыбу на углях будете лопать?
Студенты одобрительно загалдели. Кто же откажется от такой вкуснятины? Тем более оставшиеся после утренней торговли пирожки бесследно сгинули в их желудках ещё три часа назад, а покупные сухарики не шли ни в какое сравнение с блюдами хозяйки этого дома. А тут ещё к ночи внезапно прорезался зверский аппетит.
Пока Счастливчик подготавливал мангал, Татьяна сноровисто очистила рыбу и натёрла её солью. Алсу почти сразу ушла в спальню, перебирать в голове воспоминания о встрече с Ваней. Инна заснула на широких садовых качелях, заставив потесниться милующуюся там парочку.
Марина забралась на толстую лозу винограда прямо над гамаком и затихла в ожидании пропечённых карпов. Очень быстро о ней забыли, в беседе периодически мелькали нецензурные слова, да и сами фразы иногда звучали излишне фривольно.
Счастливчик охотно угостился пивом. В приподнятом настроении он священнодействовал у мангала, в разговоре почти не участвовал: следил за приготовлением рыбы.
Большинство постояльцев приезжали не первый год, и отношения с ними завязывались тёплые, дружеские. Татьяна частенько кормила гостей, хотя в их домике также была отдельная кухня. Любила угощать свежими хрустящими пирожками абсолютно бесплатно, прямо через открытое окно. Вот и в этой компании нашёлся парень, который привёз с собой друзей, а до этого два года подряд приезжал с родителями. Редко в «скворечник» Юдиных попадали незнакомцы, не рекомендованные прежними жильцами.
Наконец карпы подрумянились. Татьяна отнесла спящую Инну в дом, вернулась с чистыми тарелками и накрыла стол: дополнила ужин свежими овощами, поставила нарезанный хлеб в плетёной корзинке, домашний сыр и убрала пустые бутылки.
Девушки томно вздыхали, предчувствуя расставание с летними кавалерами, один из ребят весело предложил:
– А давайте на море пойдём купаться? В августе оно же светиться должно, – он повернулся к хозяину дома. – Светится?
– Пьяными не ходите. Плохая затея, ребята, опасная. Море такого не прощает. Завтра сходите, оно не потухнет, дождётся вас.
– Ладно, завтра обязательно сходим, – легко согласились ребята.
Отдых студентов подходил к концу, впереди их ждала учёба и дождливая хмурая осень родного Питера. Сегодня, из-за приближающегося отъезда, их охватило слезливое настроение.
Алексей взлохматил светлую шевелюру, подмигнул зелёным глазом и громко тренькнул по струнам.
– Сыграю-ка я что-нибудь весёлое, а то все какие-то вялые и скучные.
Едва он закончил проигрыш, как к нему приблизился Счастливчик, накрыл струны ладонью.
– Не терзай мне уши. Сейчас я вам покажу, как нужно играть.
Не спрашивая разрешения, он забрал гитару и устроился на лавке, уперев ногу в перекладину.
Марина затаилась, Татьяна вытерла руки о полотенце и обернулась к мужу с горящими глазами. Счастливчик нашёл её лицо, на мгновенье замер, потом улыбнулся искренне и открыто. Он никогда не стеснялся демонстрировать свою любовь. Наоборот, охотно выставлял напоказ, хвастался, как самым большим достижением в своей жизни.
– Этой песней я захомутал Татьянку. Так что учитесь, студенты, пока я жив.
Он уверенно прошёлся по струнам, скривился, подкрутил колки и снова коснулся струн, в этот раз мягче и нежнее.
Заиграл, не поднимая головы, и петь начал почти шепотом с постепенно нарастающей громкостью.
Он не любит тебя нисколечко,
У него таких сколько хочешь,
Отчего же ты твердишь, девчоночка:
«Он хороший. Он хороший».
Ты не знаешь его ни капельки.
Будет поздно, когда заноешь.
Только с виду он мальчик-паинька.
Никакой он не хороший.
Перед припевом приостановился, поднял взгляд и воскликнул, обращаясь к жене.
Девчонка-девчоночка,
Тёмные ночи,
Я люблю тебя, девочка, очень.
Ты прости разговоры мне эти.
Я за ночь с тобой отдам
Все на свете11.
Татьяна не отрывала взгляда от мужа, жадно ловила каждое движение пальцев на струнах, впитывала улыбку. Незамысловатая песня с простым мотивом пробрала всех. Аплодисменты прозвучали совершенно искренне. Отдав гитару Алексею, Счастливчик взял жену за руку и увёл в дом. За их спинами не раздалось не единого смешка, хотя все прекрасно понимали, что произойдёт в супружеской постели после такого эмоционального, пусть и далеко не первого признания в любви.
Алексей отложил гитару в сторону: после выступления Счастливчика наигрывать что-то другое казалось кощунством.
– Да, ребята, вот это любовь, – он тяжело вздохнул. – Я тоже так хочу. Где же такую жену себе найти?
– У Счастливчика, кстати, три дочки. Выбирай. Пусть только подрастут.
Алексей, задумчиво закатил глаза, едва не наткнулся взглядом на Марину, затихшую в переплетении лозы.
– Алсу уже сейчас красавица и явно будет копией матери. Не одно сердце разобьёт, вот увидите. Вырастет настоящей женщиной. Но влюбиться я бы смог в Маринку.
Студенты изумлённо переглянулись.
– Почему в неё? Симпатичная, но до Алсу ей далеко. Сёстры так не похожи, будто от разных отцов. Только младшая на Счастливчика похожа, и любит он её явно больше других дочек, даже не скрывает этого.
Алексей резко выпрямился.
– Алсу красива как женщина. Не сейчас. Пока ещё всё-таки ребёнок, но в ней уже проглядывает настоящая роковая красотка. А Маринка, она… в ней другая красота. Стихийная. Как море, например. Разве море можно не любить? Вот она такая, завораживает и пугает одновременно. А ещё у неё душа моря, а море нельзя приручить. А так хочется. И имя у неё морское.
На мгновенье разговоры стихли, почти одновременно грянули смешки.
– Ну ты, Лёха, даёшь!
– Лёхе больше не наливать!
– У других сестёр имена тоже неслучайные. Алсу означает «алая вода», а Инна – «бурный поток».
Алексей ухмыльнулся и снова откинулся на сетку гамака. В этот момент на него и свалилась задремавшая Марина. Хвалебные реплики в свой адрес она проспала, поэтому не смогла оценить накал истерики, которая приключилась со студентами, когда она упала в объятия Алексея.
Он не растерялся. Спустил девочку на землю и тепло улыбнулся:
– Откуда ты взялась?
Марина печально оглядела полупустые тарелки:
– Рыбу всю съели?
С качелей подала голос девушка.
– Иди сюда, я свою не тронула.
Марина как ни в чём не бывало слопала холодного карпа и ушла в дом.
Дождавшись, когда дверь захлопнется, студенты снова засмеялись, но уже тише.
– Не удержал ты свою стихию, Лёха. Больше не будет такой возможности.
Алексей внезапно помрачнел. Разницу в одиннадцать лет он ощущал как непреодолимый барьер. Поставить жизнь на паузу до совершеннолетия Марины не планировал, хотя эта девочка явно стоила того, чтобы подождать именно её.
