Татьяна Грац
Я справлюсь
Часть 1. Глава 1
Марина
Идти по размокшему тротуару оказалось непростой задачей. Там, где соль, песок и подтаявший снег вперемешку, волей-неволей сапоги сами начинают чавкать, набирая внутрь себя все больше воды. И так из года в год. Но если не обращать на это внимания, то в воздухе веет весной, а именно первым мартовским днем.
В ушах играет Carry On Wayward Son, и от этого хочется ускорить шаг. Но ноги увязают в жиже, и я послушно сбавляю темп. Что по курсу? По курсу – магазин у дома. Захожу в него, чтобы купить масло и немного огурцов. Сегодня среда, через час приедет Сёма, нужно же его чем-то накормить. Помнится, в холодильнике лежит индейка. Можно сделать картофельное пюре или лучше макароны? По-любому Сёму ничем не удивить, он уже многое в своей жизни перепробовал (и это я не только о еде говорю). Особенно с тех пор, как купил подержанный «Лексус». По тому, как он ласково стал называть его «Сускел», думается, что автомобиль ведет себя не сильно хорошо. Или, например, его жена. Она теперь администратор ресторана и тоже работает допоздна. Откуда у людей рвение так много работать? Будь мне снова тридцать лет, я бы буквально не вылезала из дома и училась готовить блинчики. Но мое время прошло.
Поднимаюсь по лестнице на первый этаж и хватаюсь за ручку двери. Закрыто. Фыркаю, достаю ключ и засаживаю его в замок. Оборот – и готово. Ручка поддается мне, открываю дверь и вхожу. Мой взгляд тут же падает на женскую обувь у входа. В сердце что-то больно ёкает, и оно начинает биться сильнее.
«Вот оно, началось», – про себя думаю я.
Осторожно прикрываю за собой дверь. Также тихо раздеваюсь, продолжаю рассматривать незнакомые ботинки. Точнее, гриндерсы. Огромные такие, высокие, на толстой подошве. Пытаюсь представить образ девушки, которая их носит. В голову лезут всякие готы и панки с сотней пирсингов во всех возможных местах. И татуировки. А как же без них? Обязательно татуировки, сейчас модно набивать их себе на лице и руках, прямо на кистях.
«Что делать? Может, устроить скандал? Ворваться в комнату и разораться?» – размышляю я.
Но так поступают только слабые женщины. Посматриваю на закрытую комнату и отчетливо вижу, что в ней темно. Всячески успокаиваю себя и иду на кухню. Стараюсь по пути не прислушиваться к тому, что происходит в закрытой и темной комнате, пытаюсь готовить ужин. В голову все равно лезут всякие мысли, когда разделываю тушку индейки на доске. А нормально ли то, что происходит? Или я должна вмешаться? Может быть, все-таки заглянуть? И что я скажу?
«Ребятки, у вас тут как дела? Помощь нужна?»
Тихо смеюсь и качаю головой. Этого точно не стоит делать. Будь мне семнадцать, как бы я отреагировала на подобное? Конечно же, разозлилась бы. Но я и не была такой в семнадцать лет. Ну, хорошо, да, залетела в восемнадцать, но он хотел на мне жениться…
Дверь хлопает, и я подскакиваю на месте от неожиданности. Слишком громко на фоне полной тишины в квартире. К тому же я уже давно перестала стучать ножом по доске. Ставлю кастрюлю с водой на огонь как ни в чем не бывало. Совершенно не обращаю внимания на шаги, приближающиеся к кухне.
– Мам, привет, – смущенно говорит Рома, и здесь я уже натягиваю улыбку и смело поворачиваюсь к нему лицом.
– Привет, – говорю я, между делом старательно обхожу взглядом гостью нашего дома.
Красноволосая девочка в рубашке и кофте. Пучеглазенькая, с яркими красными губами и жирно накрашенными глазами. А какая маленькая! Интересно, какой у нее рост? Не удивлюсь, если ее дразнят полторашкой. Но ее глаза пылают уверенностью. Слишком уж дерзко поглядывают на меня.
– Мам, это Полина. Полина, это мама, – мнется у двери в кухню Ромка.
– Марина Николаевна, – представляюсь я, предполагая, что Полина вряд ли будет называть меня «мамой». – Хотите есть? Через полчаса ужин будет готов.
– Нет, в другой раз, Полина уже уходит.
– Ты разве ее не проводишь? – с наигранной вежливостью спрашиваю я.
– За мной мама заехала, – почувствовав фальшь, точно на вызов отвечает Полина.
А голос у нее тоже поставлен. Командный.
Я желаю ей хорошего вечера и приглашаю прийти к нам еще. Она кивает и уходит. Рома чутко не отходит от девушки ни на шаг. Слышу в коридоре их шепот, но не хочу знать, о чем они говорят. Мне и так ясно, что я не понравилась Полине. А кому нравятся мамы парней? Они же вечно мешают, приходят не вовремя, еще и ревнуют своих сыновей. Я тоже из таких, но тщательно это скрываю. У нас хорошие отношения с сыном, и у меня нет никакого желания их портить.
Засыпаю макароны в кастрюлю, пока копошение в коридоре продолжается. Доносится громкий звук застегивающейся молнии на куртке. Потом Ромкин голос, отчетливо произносящий: «Я тебе позвоню, малышка». Корчу гримасу от этого прозвища. Приторно сладко и пафосно. Но для его возраста, наверное, правильно. Ведь Полина – действительно малышка, хотя бы из-за роста…
Вода не успевает повторно вскипеть, чтобы заполнить тишину в доме, поэтому следом слышится звук поцелуя. Здесь я уже не выдерживаю и вбираю побольше воздуха в легкие, закатываю глаза. Да когда же это закончится?! Мой сын впервые привел в дом девушку, маленькую, теперь понятно, почему она ходит в гриндерсах. Детки чем-то занимались в темной и закрытой комнате, а теперь бесцеремонно целуются в нашей прихожей. Как я зла! Просто не нахожу себе места. К счастью, не могу отойти от плиты, помешиваю макароны, иначе бы точно выскочила в коридор.
Спустя пару минут Ромка возвращается в комнату и садится за стол. Спиной чую, какой он довольный, с румянцем на щеках, повернуться даже страшно. Он знает, что я раздражена происходящим, но молчит. Рома – хороший сын, скорее всего, до конца прослушает мою нотацию про приглашенную в нашу квартиру девушку.
– Не слышал, когда ты пришла, – говорит Рома.
Малец прощупывает почву, пытается оценить, насколько я адекватна. Непорядок, нужно показать ему свой статус:
– Ну извини, что не работаю круглосуточно!
Оставляю в покое макароны и поворачиваюсь к сыну. Как я и думала, мой Рома сидит за столом окрыленный: глазки сверкают, румянец на щеках горит красным, заливая кожу, губы растянуты в улыбке. Я невольно тоже улыбаюсь его виду. Пусть мне немного не по себе, но, кажется, мой ребенок счастлив. А значит, счастлива я. Хотя бы на время, сейчас…
– Мам, не злись, все путем.
– Дай угадаю, Полина у нас не первый раз дома?
– Вообще-то третий… Мы фильм смотрели, – находит оправдание Рома.
– Что за фильм? – делаю вид, что поддалась на его уловку.
– «Морбиус». Да ты не знаешь, зачем спрашиваешь? – отмахивается сын.
– Это где Джаред Лето в главной роли? Почему же, знаю, смотрела.
У сына брови вздымаются от удивления. Возвращаюсь к индейке на сковородке, которая требует моего срочного вмешательства. И в это же время немного посмеиваюсь про себя. Маме семнадцатилетнего сына приходится нелегко: нужно знать современных исполнителей и актеров, новые фильмы и книги. Иначе подросток быстро спишет тебя со счетов, и ты потеряешь авторитет. Между делом соглашаюсь с тем, что Ромка похож на своего отца. У него такие же очаровательные карие глаза и милые, все еще детские щечки. Волосы взъерошены, наверняка уложены специальным гелем. Что-что, а Рома умеет следить за собой. Даже сейчас он одет в свежую футболку и чистые штаны. К слову, футболка белая, и носки тоже. Мой чистюля. А какие носки были у Полины? Пытливо хочу вспомнить, но перед глазами возникает только ее надменная физиономия. То, как она посмотрела на меня. Слегка встряхиваю головой, пытаясь отогнать ее образ, стоящий перед глазами. Об этом можно подумать позже, сейчас у меня в кухне голодный сын. Я не стану задавать ему лишние вопросы, типа: «Вы предохраняетесь?», «Сколько Полине лет?» или «Не рано вам фильмы смотреть?». Это только унизит меня в его глазах. И чем ему может возразить одинокая тридцатипятилетняя женщина, которая родила в восемнадцать лет? Рома и сам легко может поставить меня в неловкое положение. Так что я – пас, мне этого разговора не нужно.
– Уроки сделал? – все-таки выдаю коронную материнскую фразу.
– Ты серьезно? – морщится Рома.
– Так, на всякий случай, – пожимаю плечами.
– Вместе с Полиной и сделали, кстати. Она – хорошистка.
Еще одно «важное» открытие. Что за хорошистки пошли? Раньше хорошистки выглядели прилежными девочками, в школьной форме и с девственными косичками. Теперь же модно самовыражаться. Кто в чем хочет, в том и ходит. Божечки, ну откуда во мне столько нытья? Неужели я постарела? Снова воздерживаюсь от комментариев.
К счастью, по квартире проносится пиликание домофона. Это Сёма, мой младший брат. Он закончил с работой и теперь идет к нам в гости. Каждую среду Сёма ждет своего сына Мишку из секции карате, потому что его жена в этот день занята. Он сидит у нас обычно минут тридцать-сорок, после чего ему звонит сын, и он выходит его встречать. О том, что нужно поддерживать родственные связи – речь не заходит, просто секция находится достаточно близко к нашему дому, вот Сёма и выработал для себя удобную стратегию. Однако брат он все равно шикарный. Внимательный, заботливый, приходит всегда с чем-нибудь вкусненьким.
Сегодня он принес торт-мороженое. Стянул в прихожей свои кроссовочки-тапочки и тут же оказался в кухне. Сёма подошел ко мне вплотную, приобнял и чмокнул в лоб, а после пожал Роме руку.
– Вечер добрый, – здоровается в своей манере Сёма.
Мы с Ромой отвечаем ему тем же, и теперь все вместе садимся за стол. Обжаренные кусочки индейки стоят в большой чашке по центру, макароны порционно разложены мной по тарелкам. Рома тут же, не пробуя, солит еду, заливает кетчупом и начинает есть. Сёма не спешит. Сперва он протирает свои солидные очки в черной оправе, выкладывает телефон на стол, на экране которого светятся сотни непрочитанных сообщений, берет вилку в левую руку и пробует индейку. Он всегда сначала приступает к мясу, потом к гарниру. Я часто подшучиваю над его раздельным питанием. Ибо это так не работает.
– Маришка, индейка, как всегда, бесподобна, – хвалит Сёма мою стряпню.
– Да, мам, ништяк! – поддакивает Рома.
– Вот и хорошо, ешьте, – смущаюсь я.
Мои главные мужчины. Сын и брат. Еще, конечно, есть папа, но он редко наведывается в гости. Они с мамой путешествуют. Так сказать, решили на старости лет повидать мир. Последний раз, когда я им звонила, то есть вчера, родители были в Питере. Мама всю жизнь работала и воспитывала двоих детей, потом судьба все-таки подкинула золотую монету, и папа стал больше зарабатывать. Так они накопили себе на полугодовой отпуск. Вот и сказке конец.
Однако моя сказка продолжается. В свои тридцать пять мне нужно «поднимать сына на ноги». Впереди маячит этот дебильный ЕГЭ, потом поступление в институт, а тут еще меж делом Полина затесалась. Я снова нервничаю. Отчего-то мне хочется, чтобы Рома все-таки получил хорошее образование. Чтобы мог потом обеспечить свою семью, путешествовать. Да и вообще не думать о том, как доходить зиму в весенних сапогах. Чтобы жизнь не ставила его перед выбором: купить колбасу за сто девяносто девять рублей по акции или за шестьсот рублей. При таком раскладе лучше и вовсе без колбасы прожить.
– Ты слишком много думаешь, – подмечает Сёма.
Он решился сказать мне об этом, когда Рома давно расправился с ужином и ушел в свою комнату бренчать на гитаре. Я облокачиваюсь рукой о столешницу и опираюсь щекой на ладонь, прикрываю глаза. Голова жутко гудит, хочется спать.
– Можешь поговорить с Ромой? Он сегодня привел девушку. Как бы они чего-нибудь не натворили, – на свой страх и риск рассказываю я.
– По мне так Рома не из таких, – возражает Сёма.
– Из таких или нет, а голову легко потерять в его возрасте.
– Это точно. Красивая хоть, девушка-то?
– Гриндерсы, длинные красные волосы, полтора метра роста и глаза, норовящие меня испепелить, – нудно перечисляю я.
– Бойкая, значит. Это хорошо, – говорит Сёма.
– Почему?
– Ромка у тебя слишком правильный, домашний мальчик. Такая будет им управлять.
– Ага, прям замечательно.
Тот факт, что моим сыном будет управлять какая-то цаца, не особо радует. В момент захотелось, чтобы Рома превратился в жесткого парня, который сам крутит девчонками и «сносит им головы». Но Рома таким не был. Он действительно слыл домашним парнем, который по выходным готовил с мамой пирог. Я его так воспитала, и мне он таким нравился. У Ромы были хорошие друзья, которых я знала. Не выпытывала у него о них, он рассказывал сам. У нас почти не было секретов друг от друга. Я не лезла в его личное пространство, а он позволял мне иногда читать лекции о том, как и что делать правильно и неправильно.
Мы жили в меру своих возможностей. Может быть, иногда не жили, а выживали. Где-то шиковали, а где-то считали каждую копейку до моей зарплаты. Рома зарабатывал на своем канале пока еще небольшие деньги. Играл всякие каверы на гитаре и делился ими с подписчиками. Я не возражала, он же блогер, пусть развлекается. В остальном все было стабильно. Рома любил свою жизнь такой, какой она была: без отца, в двухкомнатной квартире в Липецке, с небольшими карманными деньгами на личные расходы, акустической гитарой десятилетней давности и теперь еще девушкой Полиной, которая хорошистка.
– Как у тебя на личном? – спрашивает Сёма, попивая чай.
– Опять двадцать пять! Сёма, перестань. Лучше расскажи, как там Мишка? – на дух не переношу такие вопросы.
– Мишка уже идет к машине. Надо включить автозапуск, пусть салон прогреется, – отвечает брат и достает ключи, дабы исполнить замысел. – И все-таки не понимаю, что тебя бесит. Тебе не помешало бы развеяться. Ромка уже взрослый, вон девушек домой таскает, почему ты не хочешь…
– Сёма!
Мое веское «Сёма» говорит брату о том, что я не сдамся. Ни за что! Моя личная жизнь покрыта вековой паутиной, и меня это вполне устраивает. Не хочу ничего менять. Потихонечку начинаю греметь посудой, даю понять Сёме, что занята и мне некогда слушать его упреки. Он надувает щеки, но не более того. Поправляет очки, кидает быстрое «спасибо» и уходит в комнату Ромки. Я радуюсь, отличное решение.
Рома
«Малышка, я скучаю по тебе!» – пишу Полине, надеясь тут же получить ответ.
«И я по тебе* Уже дома, иду купаться», – ответ от Полины не заставляет себя ждать.
«О, ништяк. Ты в чем? Кинешь фоточку?»
Спустя несколько секунд Полина присылает мне свою фотку. Вау! Это в сотни раз лучше, чем я себе представлял. Малышка в черном кружевном боди и с чокером на шее. Как же меня возбуждают ее пухлые губы и длинные стрелки на глазах. До сих пор не могу поверить, что родители позволили ей сделать тату на запястье. Тоже хочу, только на плече. Или забить руки? И все-таки какая же она красивая! Удивляюсь, что мне досталась такая девочка. Для меня загадка, как Полинка на меня клюнула.
«Я тебя хочу», – отправляю эсэмэску. Думаю, это лучший комплимент в данном случае.
Не успеваю дождаться ответа, как дверь в мою комнату раскрывается после резкого стука. Никогда не понимал этот жест. Зачем стучать, если все равно зайдешь, не дожидаясь моего «да»? В этот раз я успел только заблокировать телефон и положить его экраном вниз. Ну конечно – дядя Сёма, известный мамин посланник, точно батюшка пришел меня отчитывать. Машинально кладу учебник себе на ноги.
– Домашкой занимаешься? Молодец, – посматривая на раскрытый учебник биологии, дядя садится ко мне на диван. – Вот у меня в твоем возрасте не ладилось с учебой, столько девчонок рядом красивых крутилось… Голова была забита не тем.
Хочется сбежать, прямо сейчас сигануть из окна к Полине. Но, черт, я – вежливый, поэтому приходится сидеть и слушать бред от старого ловеласа. Только бы не…
– Ром, ты уже взрослый, так что вправе сам решать, как тебе жить. Но послушай меня, будь аккуратнее, лады? Следи за собой, предохраняйся, посматривай за девчонкой, чтобы только твоя была.
А-а-а! Он все-таки сказал это! Жесть! Дядя Сёма, вали отсюда, а! Пожалуйста! Пусть Мишка быстрее идет из своей секции, больше я этого не выдержу. Черт, моя мамка и то тактичнее разговаривает. И в принципе, я понимаю, что это ее идея: заставить дядю поговорить со мной. То есть она переживает? О, кей, я понял ее сообщение, буду аккуратнее.
Внезапно телефон дяди начинает трезвонить. Он отвечает на звонок, «вешает трубку» и виновато смотрит на меня. Ему не удалось довести разговор до конца, мне даже становится его немного жаль.
– Все путем, дядь, я понял. Передавай привет Мишке и тете Лесе, – говорю ему напоследок, чтобы успокоить.
Дядя Сёма жмет мне руку и уходит. Фу! Просто фу! Какой кошмар, когда эти взрослые пытаются лезть не в свое дело. Разве я похож на дурака? Нет, вроде нормальный. Тащусь к маме в зал, где она уже раскрыла книгу и читает. Тоже прикрывается от меня литературой, вроде бы это не она подослала ко мне дядю Сёму. Опираюсь плечом на арку двери и скрещиваю руки. Делаю вид, будто мне интересно, что же мама читает. Это Агата Кристи. Хм, неожиданно.
– Что-нибудь случилось? – не отрываясь от книги, спрашивает мама.
– Да, получил твое сообщение. Извини, скажу как есть. У меня с Полиной ничего не было, мы только начали встречаться, и ее не так просто удержать. Она знает себе цену, – выпаливаю ей на одном дыхании.
– Вот как?
– Да.
Мама заливается краской. Я вижу ее взволнованное лицо. Она всегда крутит в руках свои светлые волосы, когда нервничает. Ее взгляд теперь бегает по мне, пытается отыскать правду. Но это и есть правда. Хоть я и грежу о Полинке всеми днями и ночами, но она холодна ко мне. Держит меня на дистанции, с друзьями не знакомит, в школе почти не замечает. Я думаю, это временно, и скоро ее сердце оттает. А пока у меня есть только подарок от нее на 23 Февраля и ее фотка в боди… снова вспомнил об этом. Хочется выть.
– Может, партейку в карты? – предлагает мама.
– Давай, – немедленно соглашаюсь, это меня отвлечет.
Мама тут же вскакивает с кровати и несется к шкафу, достает оттуда игральные карты. Еще минута, и мы сидим за столом и играем в «дурака». Такая старая игра, но нам до сих пор нравится. Это возвращает меня в детство, когда я играл в карты с дедушкой. Сейчас-то он не играет уже, а карты остались. Мама ловко управляется с ними, смеется, радуется каждому своему удачному ходу, как девочка. Размышляю о том, что она у меня очень даже ничего. Почему тогда одна? Ведь я ни разу не застал ее с мужчиной в нашем доме. Либо она хорошо шифруется, либо действительно одна.
Но моя мама – крутая тетка. Она не ругается по пустякам, не орет как бешеная, всегда поддерживает меня во всех делах, иногда курит. И, кажется, это она должна говорить мне о вреде курения, но выходит совсем наоборот. Обижается, когда ругаю ее за сигареты. Мне это только в потеху. А с другой стороны, она губит свое здоровье. И что с ней делать?
– Девятка! – перевожу на нее.
– Два вальта! – отбивается она.
– Еще девятка.
– Козырная? Да чтоб тебя! – ругается мама и забирает все карты себе.
Она делает из них достаточно объемный веер и обмахивается им, изображая из себя даму, возможно, червей. Сверкает моей дамой червей в своей колоде. Я посмеиваюсь и на автомате смотрю в телефон. Нет сообщений. Похоже, Полинка избрала тактику не отвечать на мое последнее сообщение. Оно висит прочитанным, мысленно кипячусь. Опять сделал что-то не так. В этот момент чувствую на себе оценивающий взгляд. Мама словно рентген считывает мои эмоции. Я слишком неосторожен, играю с ней в открытую. И это я не про карты, а про жизнь. Никак не могу совладать с собой и научиться себя контролировать. Мама все видит.
– Не бойся, ребенок, она ответит. Пока больше не пиши, девчонки не любят прилипучек.
Ухмыляюсь. Ну вот, назвала меня ребенком. Понятное дело, это она любя, но я это не люблю. Мне уже семнадцать лет, осенью будет восемнадцать. Хотя, наверное, она всегда будет меня так называть. Даже когда мне стукнет сорок пять. Это чисто материнская обязанность: считать своего ребенка всегда ребенком.
– Сегодня я – дурак.
Мама успевает избавиться от всех карт, и я проигрываю. Так-то: поменьше отвлекайся и побольше думай. Но в этот раз я про карты. И это к лучшему.
Глава 2
Марина
Встаю каждое утро какой-то переломанной, точно по мне ночью пробежало стадо слонов. Сон прерывистый, будильник громкий. Едва могу продрать глаза и увидеть, что за окном еще темно. Плетусь в ванную чистить зубы. Мысленно отмечаю темные круги под глазами. Дабы начать этот день так же, как и сотни похожих других, нахожу из всех своих блондинистых волос хотя бы один седой. Теперь это определенно я, а то подумала бы, что у зеркала стоит Годзилла. Осматриваю брови, которые за две недели после коррекции успели отрасти. С ними все просто: выщипать и нарисовать снова. Логично же?
Залезаю в ванну под душ и пытаюсь смыть остатки омолаживающего ночного крема с лица. Кожа склизкая, неприятная. До сих пор не понимаю, как этими мазюкалками пользоваться, сама бы такую дребедень ни за что не купила бы! Это коллеги с работы обо мне позаботились – подарили, то бишь не оставили погибать в яме постепенного старения. Крем дорогой, вот и мажусь.
По привычке закручиваю икебану из полотенца на голове, прохожу в нижнем белье по коридору в зал. Раннее утро – это почти единственное время суток, когда я могу так спокойно прохаживаться без одежды по дому. Ромка в шесть утра никогда не просыпается, он – сова. И я на все сто уверена, что он опять сидел в телефоне допоздна. Дождался ли он эсэмэску от Полинки? Не мое дело. Натягиваю утепленные колготки, а следом за ними и штаны. Надеваю нательную маечку и свитер, икебана тут же разваливается. Мокрые пряди разлетаются в свободном падении на мои плечи. Думаю: вот бы сейчас кофе. Но на завтрак времени не остается, поэтому быстренько высушиваю волосы феном и иду в прихожую. Уже с рюкзачком, наполовину в куртке, влезаю в те самые весенние ботинки, в которых проходила почти всю зиму. Они не промокают, это уже хорошо. Осторожно закрываю за собой дверь.
По дороге во двор дотошно вспоминаю, что сегодня четверг. Вполне спокойный день, у Ромки шесть уроков и никаких репетиторов. Можно устроить семейный вечер и посмотреть фильм. Ага, как же. Наверняка Рома умотает куда-нибудь с друзьями. По голове бьет дубинка одиночества. А все же у меня недочитанный томик Агаты Кристи, им и займусь.
Работа прямо по курсу. Цветочный магазинчик находится недалеко от нашего дома, этим он мне и нравится. Гремлю связкой ключей и захожу внутрь. Это небольшое помещение с высоким столом, узким проходом и несколькими витринными полочками, где располагаются сувениры и открытки. Хозяин магазинчика почти не торгует горшочными цветами, поэтому на полках стоят только кактусы с разноцветными иголками. По верхам место занимает грунт для посадки. А так цветочный салон больше предназначен для букетов. Цветы заперты в специальной холодной камере и теперь ждут моего внимания. Каждому виду цветов нужно уделить время: одним поменять воду, другим подрезать кончики, из третьих сделать композицию, ибо они и так застоялись. Но это чуть позже. Устраиваюсь у зеркала, чтобы «нарисовать глаза». Забиваю лицо тональным кремом и пудрой, замазываю свои темные круги, вывожу изящные брови и машинально затемняю веки в уголках. Это мой ежедневный макияж, автоматический. Иногда хотелось бы просыпаться уже с ним, но это срабатывает только в фильмах. В жизни же приходится постоянно повторять одно и то же действие. К примеру, пытаться не заехать себе кисточкой от туши в глаз. Или ровно подвести карандашом губы, не выходя за границы.
В последний момент карандаш все-таки съезжает, так как я слышу приветственный колокольчик на двери. Семь часов утра. Кто приперся в такую рань? Я в спешке удаляю розовое пятно с подбородка и выхожу за свою стойку. По дороге пытаюсь вспомнить: а я точно два глаза накрасила? А то получится как-то неудобно перед посетителем.
– Здрасьте, – слегка покачиваясь, говорит он мне.
Ну ясно. Возвращение пьяного мужа домой, типичная история… Теряю к посетителю интерес.
– Здравствуйте. Чем могу помочь?
Но мужчина молчит, он достаточно быстро добирается до моего высокого стола и ложится на него торсом, облокачивается на свои руки, выгибается и смотрит на меня. Я права, от него разит чем-то малоприятным. Алкоголем и нелепой жвачкой, которая должна типа перебить запах. Но такой аромат вряд ли чем-то перебьешь. Морщусь, однако сдерживаюсь от комментариев. Я не могу грубить своим клиентам.
– Мариночка? – буквально икает моим именем мужчина.
Мои глаза поднимаются на него. Многие клиенты знают мое имя, так как я давно работаю в этом цветочном магазине. Что с того? Упрямо не свожу глаз с парня.
– 10 «г», помнишь? Я – Серега, Серега Кравцов. Ну? Узнала?
– Нет, не может быть! – удивляюсь я.
Всматриваюсь в его лицо еще внимательнее. Похож. Только ему как минимум сейчас должно быть в районе тридцати пяти лет, а выглядит он на двадцать восемь, своей внешностью едва до тридцати дотягивает. Хорошо сохранился. Хоть и пьяный, зато в дорогом пальто и с белой голливудской улыбкой. Такой же привлекательный блондин с голубыми глазами. Никак не могу поверить, что это мой бывший одноклассник. Помнится, в одну весну мы даже встречались.
Сергей не церемонится, берет мою руку и начинает ее сначала жать как при приветствии, потом целовать. Тщетно пытаюсь высвободить руку из его плена. Когда мне это удается, он снова возвращается к моим глазам. Потом подпирает щеку локтем и загадочно улыбается.
– Хорошо выглядишь, Мариночка, – потом он будто что-то вспоминает и резко оглядывается, хмурится. – Только что ты тут делаешь? В цветочном?
– Цветы продаю, Сереж. У меня тот же вопрос: что ты здесь делаешь? – все еще надеюсь вернуть его в реальность.
– Как что? Цветы покупаю. Для своей любимой мамы, у нее юбилей.
– Какие тебе?
– Давай розы, сто штук!
– Дурачок, в четном количестве не дарят, – посмеиваюсь над ним.
– Тогда девяносто девять!
Снова смеюсь. Обычно мужчины добирают до ста одной розы, так нет же, этот попросил девяносто девять. Смешной. Не спорю, захожу в камеру и приступаю к работе. Слышу, как Сергей пробирается за мной следом. Разворачиваюсь, чтобы прогнать его, но он стоит слишком близко, утыкаюсь грозящей рукой ему в грудь. В какой-то момент мне становится страшно, но это всего лишь секундная паника, тактично отхожу на один шаг назад. Насколько это возможно сделать в камере, сзади цветы.
– А ведь нам с тобой было хорошо когда-то, – его рука на моей талии.
– Да, но сейчас другое время. У меня сын, у тебя… твоя мама с юбилеем. Пожалуйста, дай закончить с букетом, – подбираю слова и одновременно убираю его ладонь с талии.
Сергей послушно кивает и выходит из камеры. Он усаживается в гостевое кресло, где посетили иногда ждут свои букеты. Как мне того и хотелось, залипает в телефон. Я в это время спокойно хлопочу с букетом. Сережа выбрал белые розы. Это очень красиво, всегда работает. Представляю лицо счастливой женщины. И мне как-то стыдно спросить, чего Сережа так набрался, если юбилей только сегодня. Пока я вожусь на столе с цветами, он будто читает мои мысли и начинает рассказывать:
– Вчера хороший вечер выдался, народу много было в зале. Мы с друзьями немного отметили удачный концерт.
– Концерт?
– Я – стендапер. Ну, знаешь, юморю, рассказываю со сцены всякие истории…
– Знаю, можешь не объяснять. Здорово. И давно ты этим занимаешься?
– Лет пять точно. Я ненадолго в Липецк приехал, это что-то вроде отпуска у меня. Здесь побуду и поеду дальше. Может быть, в Москву, или, может быть, в Питер. Скажи, круто-круто? – понтуется Сергей.
– Круто, – зачем-то соглашаюсь я. И в этот же момент перевязываю ленточку на букете, как же вовремя! – Ваш букет готов!
Сережа снова подходит к столу, вытаскивает карту из кошелька и расплачивается по счету. Честно сказать, у меня от сердца отлегло. Часто бывает, что у таких ранних посетителей в превеселом состоянии не оказывается денег. Повезло.
– Приходи на концерт, посмотришь на мое выступление, – Сережа крепко удерживает мою руку в своей и внимательно смотрит в глаза.
– Как-нибудь обязательно. Я сейчас на мели, так что…
– Я приглашаю. VIP-столик, шампанское, фрукты, всё за мой счет.
Думается мне, что он не отпустит мою руку, пока не соглашусь. Он так держит ее, не вырвать. Я буквально прибита им к столу, не могу оторвать ладонь. А его рука, как назло, теплая, приятная. Такая сильная, что тело ностальгически ноет от этого прикосновения.
– Хорошо, ладно. Когда? – хочу побыстрее отделаться от него, потому что эта игра мне начинает нравиться. Гоню от себя всякие мысли.
– Пятого марта в 18:00. Я заеду за тобой.
– Договорились.
Сережа неохотно выпускает мою руку, подмигивает мне и забирает свой букет. Пятясь, выходит из магазина.
Я пребываю в некотором шоке. Боже, как же это непривычно. Эти прикосновения вызвали во мне целую бурю, которая разыгралась внутри. Меня бросило в жар от происходящего. Вроде бы я больше не играю в эти игры, давно «вышла на пенсию», но тело будто ждало подходящего момента. Взволнованно успокаиваю себя, это не должно выбраться наружу. Здесь я главная, а не мое тело! Стоп, а как же Сережа за мной заедет, если не знает, где я живу? И у меня нет его номера…
Рома
– Не знаю! Я уже все сайты перерыл, дешевле не найти! – от беспокойства я кручусь в кресле то в одну сторону, то в другую.
– Тогда забей, тоже выход. Подари ей цветочки, – висит на другом конце провода Паша.
– То есть, не займешь?
– Нет уж, на твою Полинку мне и полтоса жалко. Она из тебя веревки вьет, точно тебе говорю. Бросай ее.
С Пашкой ссориться не хочется, и я просто скидываю вызов. Тяжело вздыхаю и снова смотрю в экран монитора. Оттуда на меня смотрит бенгальский котенок с изумительно голубыми глазами. Словно просит: «Возьмите меня к себе». Но я не могу. Породистые особи данной породы стоят от двадцатки и выше, я ужасно не успеваю заработать такие деньги. Мой канал еще не приносит больших денег, если только устроить стрим и попытаться накопить донатами. Идея хорошая, ее тоже со счетов списывать нельзя. Делаю запись в блокноте. Итого у меня три способа для заработка за пять дней до Восьмого марта:
– продать свой аккаунт в танках;
– занять у друзей;
– провести несколько стримов.
В ту же секунду чувствую себя идиотом. Это все не то! Как я жалок! Не могу купить и подарить своей девушке бенгальского кота за двадцатку. Чистой воды идиотизм! Сижу тут в комнате и сочиняю то, на что в принципе не способен. Чтобы успокоиться, беру гитару в руки и начинаю играть перебором. Хотя все равно продолжаю думать про кота. Сраный подонок! Как же можно так дорого стоить?! В момент обрываю игру резким бряканьем по всем струнам, откладываю гитару на диван. Снова верчусь в кресле, поглаживая щетинистый подбородок. Так тоже не пойдет, нужно побриться.
