Хотя это, пожалуй, снобизм… А быть снобом некрасиво.
С другой стороны, это чистая правда. Все так и есть. Может ли правда выглядеть проявлением снобизма? Надо будет эту мысль с Агатой обсудить…
Задумавшись, Руслан смотрел в окно. И вдруг осознал: сумерки уже заполонили город. Осели между домами, как кофейная гуща на дне чашки.
Он перевел взгляд на часы: начало восьмого. Как всегда, отвлекся от работы, погрузился в текст нового романа. А статью надо закончить сегодня, заказчик ждет! И Агата вот-вот придет. Надо еще на ужин что-то сообразить. Все, хватит зависать над романом, ну-ка за работу!
Руслан устремил взгляд на экран компьютера, где светилась неоконченная статья. Его работа. То есть та, за которую деньги платят. Начинающий писатель, он зарабатывал на жизнь копирайтерством. Несложные статейки для разных сайтов доход приносили невеликий, зато позволяли Руслану распоряжаться рабочим днем по своему усмотрению. А усмотрение его заключалось в одном: выкроить время для творчества. То есть для той работы, за которую ему никто денег не платит.
Статью он уже почти закончил, оставалось дописать пару абзацев и перечитать перед отправкой заказчику. Руслан сосредоточился, застучал по клавишам.
…Агаты что-то долго нет. Но ее новый ученик – пацан капризный, не первый раз Агата из-за него задерживается.
Ладно, это даже хорошо, он как раз успеет закончить статью, – решил Руслан, и его пальцы снова забегали по клавишам.
С Агатой они виделись почти каждый день, но все равно скучали друг по другу. Поэтому старались проводить вечера вместе, когда другая жизнь позволяла. Другая – это та, что за пределами их мира: работа, учеба, друзья, бытовые дела. Параллельный мир. Нормальный, вполне интересный, но не сравнить с той полнотой ощущений, которую им давал их маленький личный мир на двоих.
Агата с раннего детства жила с бабушкой: ее родители погибли в автокатастрофе, когда малышке еще пяти не исполнилось. Раньше они с бабушкой жили в деревне в Подмосковье, потом переехали в Москву, в коммуналку, расположенную в одном из Тверских переулков. Но вскоре эту огромную квартиру выкупил какой-то нувориш, а всем жильцам взамен предоставил по квартиренке. Пусть небольшой, зато отдельной. К тому же Агате с бабушкой досталось аж две комнаты, хоть и смежные. В Коптево, как в другом городе. Или даже на другой планете. Зато две комнаты! И кухня своя! И ванная с туалетом – свои!
Это было счастье.
С тех пор они с бабушкой там и жили. А Руслан с некоторых пор в собственной квартире обитал один. Мама в последнее время активно устраивала свою личную жизнь, и присутствие взрослого сына ей стало мешать. Хотя именно он, сын, выдернул ее из круговорота деловой жизни и отправил на поиски личной. Руслан уже просто не мог смотреть, как мать чуть ли не сутками просиживает у экрана компьютера.
Ирина Сергеевна давно работала частным образом. Клиентов у нее было много, и новые постоянно просились. Им приходилось отказывать: рабочий день и без того удлинился до предела. Откуда естественно и логично вытекало тотальное отсутствие личной жизни. Работа приносила доходы, весьма существенные, но ничего для души. Ни для эмоций, чувств, кругозора, ни даже просто для приятного расслабленного досуга. Возможно, именно поэтому отец Руслана ушел? Они разошлись, когда ему исполнилось восемнадцать. Похоже, ждали, чтобы сын подрос, ответственные родители.
А мать так привыкла вкалывать, что не могла остановиться. Уже не в деньгах была причина – теперь востребованность Ирины Сергеевны сыграла с ней злую шутку. Клиенты ее обожали, ею восхищались – еще бы, спец высококлассный и в придачу красивая женщина, с юмором и с тактом. Она буквально спасала компании от финансовой смерти. Неудивительно, что ее носили на руках.
Да только вне работы у матери ничего не было. Правда, в мире цифр она находила интеллектуальное удовольствие, а положительные эмоции ей обеспечивали другие цифры, исправно увеличивающие ее банковский счет. Но разве этого достаточно для полноценной жизни?
После развода дом опустел. Руслан учился на юрфаке, в свободное время тусовался с однокурсниками и был плотно занят своими делами. С матерью они сосуществовали параллельно, почти не пересекаясь. К тому же он с детства привык к вечной маминой занятости, и ему даже в голову не приходило предложить ей провести выходной вместе, поехать на прогулку или на выставку. Мать и сын очень любили друг друга, отлично ладили, понимали с полуслова каждую мысль – при этом жили как добрые соседи. «Ма, я в универ, целоваю!» – кричал он по утрам, проходя мимо ее кабинета. А мама уже сидела за компьютером.
Руслан закончил учебу, начал работать. На свое жилье пока не накопил, да и в просторной родительской квартире места было предостаточно, а на его независимость мать не покушалась.
Однажды, вернувшись домой вечером и увидев ее в той же позе, что и утром – покрасневшие глаза вперились в экран, плечи сгорбились от многочасового неподвижного сидения, – Руслан вдруг подумал: а ведь жизнь ее так и пройдет! И она не заметит, как состарится. Все-таки не девочка, под пятьдесят. Впереди уже меньше, чем позади.
Он размышлял об этом неотступно несколько дней. А к концу недели пригласил маму в ресторан на ужин. Опасался, что откажется: она отвыкла от светских выходов за последние годы. Но нет, она обрадовалась. Долго примеряла наряды, припевая: «Мы с сынулей, трам-пам-пам, идем лопать в ресторан». Она любила сочинить что-нибудь наподобие детского стишка и читать нараспев.
В тот вечер Руслан, глядя на сияющие мамины глаза, сделал множество фотографий. Потом показал ей.
– Ма, ты красавица, видишь? Но, скажи, у кого есть шанс тобой любоваться? Только у компьютера. Бред, да? А больше ведь некому. Напротив тебя каждый день лишь монитор. А должны быть поклонники. Ты столько работала, столько заработала – а тратить некогда. Жить некогда.
– Что я слышу? У меня такой мудрый сын вырос? – рассмеялась Ирина.
Они проговорили долго. До конца ужина в ресторане и еще потом дома. Ирина всплакнула – отчасти оттого, что была растрогана заботой сына, отчасти от неожиданно ясного осознания ситуации. И когда их беседа подошла к концу, далеко за полночь, она поклялась Руслану, что пересмотрит и откорректирует концепцию своей жизни. Именно так и сказала.
Ирина была человеком слова. Она сократила количество клиентов, перестала сидеть сутками у компа, начала выходить «в свет». Вспомнила, что у нее остались подруги, восстановила увядшие из-за ее вечной занятости отношения и…
Встретила наконец мужчину. И тут до нее дошло, что свидания с мужчиной плохо совместимы со взрослым сыном, проживающим в той же квартире. Пусть даже весьма просторной.
Ирина Сергеевна быстро нашла для него приличное жилье на Динамо. Отремонтировала, обставила. Руслан переехал, и с тех пор мать и сын встречались лишь по выходным.
Все сложилось наилучшим образом и для Руслана. Он отучился на юридическом факультете университета, начал работать в юридической фирме… И понял, что это не для него.
Желание писать книги пришло внезапно. Сочинял он с раннего детства, сколько себя помнил, но дальше разрозненных фрагментов сюжетов, описаний людей и природы, похожих на эскизы художника, дело никогда не шло. О писательстве как профессии Руслан не помышлял. С ранних лет он был ориентирован мамой на «серьезную профессию», оттого и учился на юрфаке, оттого и начал карьеру в солидной фирме маминого знакомого.
Профессия ему, в принципе, нравилась. Решение юридических задач напоминало квест, то есть было занятием вполне увлекательным. Однако в другой сфере, в человеческой, обнаружились серьезные проблемы. Начальство требовало заниматься самыми денежными делами, задвигая в дальний угол те, по которым гонорары были невелики. Тяжба о наследстве в несколько сотен тысяч для фирмы не имела никакого интереса, тогда как для клиентов нередко оказывалась жизненно важной.
Однако начальник, заметив, что Руслан украдкой занимался такого рода «копеечными» делами, говорил металлическим голосом: «Уберите эту папку. У вас есть приоритетные задачи».
Руслан стал брать такие дела домой. Но и начальством, и коллегами это было воспринято как презрение и высокомерие. «Хочешь доказать, что ты лучше всех?! Такой правильный и высокоморальный? А мы тут дерьмо?!» – металлический голос резонировал в директорском кабинете.
Хозяин конторы, мамин приятель, всех этих подробностей не знал (он в собственной фирме не работал), и начальник, видимо, боялся, что Руслан ему настучит. Хотя каковы моральные принципы хозяина, никто не представлял. Вполне возможно, он разделил бы точку зрения назначенного им директора. Но исключительно для внутреннего пользования. Узнай кто за пределами фирмы о подобном отношении к клиентам, репутация ее сильно бы пошатнулась. Поэтому на открытую конфронтацию с молодым сотрудником директор не отваживался. Зато принялся пакостить ему исподтишка. То в рабочем компьютере Руслана пропадали файлы, то бумажные папки исчезали со стола, то странные ошибки закрадывались в тексты. Руслан довольно быстро понял, что к чему. И решительно покинул этот гадюшник.
Однако в другую контору не пошел. Понимал, что там будет то же самое. И не только в юридической сфере – в любой другой, где есть что делить.
А делить всегда есть что. Если не деньги или иные материальные блага, то пост, карьеру, перспективы. И везде найдется немалая часть людей, которые не считают зазорным красть и подсиживать. Хуже того, человека, не желающего действовать с ними заодно, они выживают. Пусть он даже замечаний не делает, оставляя их дела на их же совести, – он уже одним своим неучастием осуждает душевную нечистоплотность. Если вдуматься, то все общество состоит из подобных контор и конторок, фирм и ассоциаций, партий и движений. И чем выше, чем жирнее кусок для дележки – тем безжалостней расправляются с инакомыслящими. Они обязаны либо стать как все, либо исчезнуть с горизонта.
Так что надежды на порядочных руководителей любой сферы и любого ранга, от начальника дворника до высших эшелонов власти, – лишь сладкие мечты. Утопия для юных и наивных. Или не юных, но все еще наивных.
Осознав эти истины, Руслан, задаваясь вопросом, как жить дальше, вдруг решил попробовать себя в писательстве. Сочинительство не как хобби, а как профессия. Вдруг получится? И тогда можно будет трудиться на себя и делать работу лишь в соответствии с собственными критериями.
Руслан ушел на вольные хлеба, взялся писать статьи на заказ, чтобы свободное время посвятить творчеству. А вскоре он познакомился с Агатой на какой-то вечеринке…
Имя ей шло. Голубые глаза ее казались чуть сиреневыми, в тон агату. Стояла зима, и тогда он еще не знал, что они приобретают этот цвет именно в снежный период года, на фоне ее очень белой кожи. Но летом, когда лицо ее покрылось легким загаром, а волосы выгорели, превратив Агату в почти блондинку, глаза оказались темно-голубыми. А иной раз – когда она надевала зеленое платье – с аквамариновым оттенком. А что, агаты бывают и зелеными.
Конечно, дело не во внешности. Руслан и сам был парнем вполне симпатичным: волнистые русые волосы забраны в хвост, карие глаза умны и чуть насмешливы – девушки своим вниманием его одаривали уже в школе, и к двадцати семи годам кое-какой опыт в сердечных делах у него набрался. Красотой глаз, пусть даже особенной, его не взять.
Еще у Агатки был дивный голос. Она училась в музыкальном училище при консерватории, последний год, и мечтала стать джазовой певицей. Голос чистый, удивительно мощный для ее маленького тела – Руслан всегда удивлялся: что там может резонировать в этой хрупкой грудной клетке? Однако голос Агаты с легкостью взмывал вверх и отважно падал в пропасть нижних регистров, а потом снова парил над морями и долами…
Но и не в голосе было дело.
А в чем?
Да кто же знает.
Если бы он взялся описать все эти тонкости в романе, то он бы…
Он увяз бы, точно. Не справился. Агатка сама была как джаз – легкой, летящей, искристой. Музыка счастья. Не описать никакими словами.
Как бы то ни было, уже на втором свидании Руслан понял: Агата – его человек. Это в кино требуется сто серий, чтобы герои сообразили, что они предназначены друг для друга. Сценаристам ведь надо какие-то перипетии придумать для сюжета, а то зрителю скучно будет: как так – встретились, влюбились и сразу пирком да за свадебку? Нет уж, героев следует помучить, разлучить, препятствий понапридумывать – тогда взаимная любовь станет им наградой за страдания. Иначе зрителю неинтересно!
Между прочим, в реальной жизни зритель вовсе не пожелал бы себе таких терний, чтобы добраться до звезд. Все хотят быть счастливыми сейчас и здесь. Но у искусства другие законы.
У Руслана с Агатой было не кино. Жизнь у них была. И в этой жизни они встретились и сразу влюбились. До свадьбы пока не дошло: Руслан хотел написать вторую книгу, чтобы окончательно понять, получится ли из него писатель. Агате нужно завершить учебу и пробиться на сцену. А пока она ходила в училище да еще подрабатывала, давая уроки вокала. А он – статьями на заказ…
Короче, сначала необходимо определиться профессионально. Они оба так считали. В любой творческой профессии состояться нелегко. Успех зависит не только от таланта, но и от работоспособности, от пробивной силы, от связей, от удачи, наконец…
А пока они встречались настолько часто, насколько позволяла загруженность каждого. В его квартире, разумеется. Не у Агатки же, в смежной с бабушкиной комнате.
Вот и сегодня она должна прийти к нему. Только ее почему-то все нет и нет.
Руслан набрал ее номер. «Абонент недоступен».
Он подождал и снова набрал. С тем же результатом.
И еще раз.
И опять.
«Абонент недоступен»… Руслан немного забеспокоился. Однако уговаривал себя: все нормально, просто она…
Как закончить фразу, он не знал. Когда человек занят, пишет эсэмэску: мол, потом перезвоню, – а не выключает телефон. И разрядиться он не должен был, Агата всегда за этим следила.
А что, если она неожиданно поехала к Анастасии Афанасьевне, бабушке? Мало ли, вдруг той плохо стало. Агата разволновалась, бросилась к ней, в спешке забыла Руслана предупредить…
Он мало верил в такой расклад по той простой причине, что они всегда друг другу сообщали об изменениях в планах. Хотя в состоянии паники всякое могло случиться…
Могло ведь, да?
Конечно могло!
Надо звонить Анастасии Афанасьевне.
Только если Агаты у нее нет, то…
Нельзя пожилую женщину волновать!
Некоторое время Руслан думал. И придумал: якобы он хочет посоветоваться насчет подарка. У Агатки скоро день рождения, так что нормально. Если внучка там, бабушка сразу скажет!
И он набрал номер Анастасии Афанасьевны.
Агаты у нее не было.
Ученик? Могла ли Агата задержаться у него? Допустим, на второй урок?
Почему не предупредила, Руслан устал гадать. Сейчас он хотел только одного: найти Агату.
Адрес он помнил зрительно, как-то встречал ее по окончании урока. Собственно, он знал только, где находится дом, но в какой квартире жил ученик… Хм. И какая у него фамилия… Имя, кажется, Женя…
Точно, Женя. Агатка как-то жаловалась: мальчишка заниматься вокалом не хочет, хотя голос у него чудесный. Настаивает на занятиях мать, мечтает сделать из сына профессионального певца. А пацан никакого желания не проявляет. К тому же знает, что впереди ломка голоса, и каким он окажется после, никому неизвестно. Так что приманка успешной карьеры в будущем была весьма призрачной, а нудные уроки – в очень конкретном настоящем. Однако мать не уступала, отчего Женя все же занимался, хоть и плохо. Агатка с ним постоянно мучилась, делая заново и заново те упражнения, которые мальчишка должен был уже давно освоить, если бы выполнял домашние задания.
Итак, имя – Женя. Плюс дом. Этого достаточно, чтобы найти нужную квартиру. Соседи наверняка слышали распевки, подскажут.
Окрыленный, Руслан помчался на велосипеде к дому Жени. Он был прав: соседи мгновенно подсказали номер квартиры. Дверь открыл пацан лет двенадцати – сам Женя.
Руслан вежливо спросил, можно ли позвать учительницу вокала.
И услышал: «Она давно ушла, часа два назад».
Два? Часа? А до его дома тут одна остановка на метро или минут двадцать пешком! Куда же Агата делась? Куда отправилась? Допустим, решила прогуляться… Тут есть магазины по дороге… А что, если она до сих пор по ним ходит?
Не в ее это стиле. Не особо любит она занятие под названием «шопинг». Однако проверить надо. Все равно иных идей у него не имелось.
Руслан обошел все магазины по пути от дома мальчика Жени до своего, не пропустив даже продуктовые. Агаты нигде не было, никто из продавцов ее не видел – Руслан всем показывал фото в своем телефоне.
Он чувствовал, как внутри растет паника, и старался прогнать ее, успокоиться. Ему нужна ясная голова, а не красный туман страха! Вдох-выдох, вдо-ох-вы-ы-ыдох…
Так, думаем. Куда теперь? А что, если Агатка пошла в сквер? Тут есть небольшой такой сквер, если взять наискосок от соседнего дома, через арку и двор… Мало ли, вдруг она сидит на лавочке, мечтает, забыв о времени? Вот такое с ней вполне могло случиться. Она способна улететь далеко от реальности, представляя, как исполняет ту или иную композицию…
Вдох-выдох.
Нет Агаты ни в сквере, ни на лавочке.
Вдох-выдох…
Когда он шел через подворотню в сторону дома, ему вдруг стало не по себе. До сих пор Руслан интуитивно избегал предположения, что с ней случилось что-то плохое. Не может с ней, таким светлым человеком, случиться что-то темное! И он гнал от себя даже тень жуткой мысли.
А теперь, в этой подворотне… Ему стало страшно.
Вдох-выдох, вдо-ох-вы-ы-ыдох…
Куда звонят в таких случаях? в больницы? морги? полицию?
А что, если Агата уже вернулась? И, поскольку телефон у нее не работает, она просто ждет Руслана дома?
Он помчался чуть не бегом. Еще на подходе, внизу, увидел свои темные окна.
Тяжело, будто гири тащил на ногах, поднялся на третий этаж, отпер пустую квартиру. Едва сбросив кроссовки, рывком отодвинул стул, сел за компьютер и завел в строку поиска: «пропал человек, что делать».
Нашел телефоны – 103, 102 и еще парочку номеров.
Вдох-выдох, вдо-ох-вы-ы-ыдох…
Собравшись с духом, позвонил.
В Бюро несчастных случаев Агата не числилась ни среди живых (жертв ДТП и иных несчастных случаев), ни среди мертвых.
В больницах пациент с таким именем не обнаружился.
Это чуть-чуть утешало.
По номеру 102 он сообщил о пропаже человека. Ему предложили подойти в отделение лично, написать заявление, и Руслан обрадовался: хоть какое-то осмысленное действие – все лучше, чем психовать в одиночестве дома. Взял паспорт, фотографию Агаты и отправился в полицию. Там его заверили, что меры будут приняты немедленно. «Среди населения существует ошибочное мнение, что мы начинаем искать пропавших людей только на третьи сутки. Это не так. Мы начнем поиски вашей невесты (так Руслан назвал Агату) незамедлительно!»
Однако на вопрос, когда именно, дежурный лишь повторил: «Незамедлительно».
Оставалось только ждать.
Вернувшись домой, Руслан прилег на диван, прикрыл глаза. Не в надежде заснуть, нет – чтобы ничего не видеть. Не слышать, не думать.
Да куда там! Всплыли в памяти строчки, настолько поразившие своей экспрессивной мощью в юности, что Руслан их запомнил наизусть:
Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот, – с
начала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы —
большие,
маленькие,
многие! —
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги! [1]
Да, именно так! Руслан вскочил и принялся ходить по комнате: от двери к окну, от стены к стене, пытаясь утихомирить скачущие нервы.
Стало еще хуже.
Не в силах больше полосовать тесное пространство квартиры, он вышел на улицу и бесцельно шагал почти до утра, каждые полчаса набирая номер Агаты. Понимал, что бесполезно: если бы могла, сама бы позвонила, – но надежда была сильнее рассудка.
Когда стрелки проскочили отметку пять, Руслан вернулся домой. Он отмотал по пустым ночным тротуарам километров пятнадцать, а то и больше, и теперь тело настоятельно требовало отдыха.
Едва умывшись, он рухнул на кровать и забылся мрачным сном, как в тине утонул. Утонул, пропал, ушел на вязкое илистое дно. Но туда, по крайней мере, не пробивались ни колющие мысли, ни душная тревога.
…И вдруг на темно-темно-сером фоне очертился черный-черный силуэт. Мужской. А через секунду под потолком вспыхнул яркий свет, ужалив глаза.
Я зажмурилась, но испугаться не успела. Мой мозг примитивно обрадовался существованию света. А когда мужчина произнес: «Ну здравствуй, Агата», – мозг обрадовался тому, что в мире существуют звуки.
И лишь несколькими секундами позже он принялся соображать. Впрочем, ничего гениального не выдал. Лишь констатировал банальность: «Агата, тебя заперли в каком-то темном помещении, и сейчас ты узнаешь, кто и зачем. Потому что сюда пришел как раз тот человек, который это сделал».
– Здрасте, – ответила я, прикрывая глаза ладонью. – А свет можно приглушить?
Мужчина издал короткий смешок, сунул руку куда-то вбок, и интенсивность освещения плавно понизилась.
Я выглянула из-под ладони. Передо мной стоял плотный высокий мужик – таких называют «верзила» – лет сорока пяти. Загорелый, коротко стриженный, волосы с легкой проседью. В серых джинсах, в серой же, на полтона светлее, рубашке с закатанными рукавами. Глаза тоже серые. Обычные, никакого там стального оттенка, как пишут в романах, я не приметила. Лицо простое. Симпатичное. Пожалуй, неглупое. Не то чтоб доброе, но и не злое. Усталое. Понятно, он не огород полдня копал – нет, это усталость экзистенциальная. Плод разочарований и ошибок.
Главное, внешность его у меня страха не вызвала. С некоторой натяжкой ее даже можно было бы назвать располагающей. Однако он зачем-то запер меня тут, в подвале. Да еще оставил в полной темноте на полке, где хранятся консервы! Ничего располагающего в этом факте я не усматривала.
– Вот ты и пришла ко мне, – произнес он, улыбаясь.
– Это не входило в мои планы, – сухо заметила я.
– Конечно. Зато входило в мои.
– Так пусть выйдет.
– Что? – не понял дядя.
– То, что входило. В ваши планы.
Он снова хохотнул.
– А ты шутница.
– Мне тоже надо выйти. Домой пора, меня ждут, – деловито добавила я, хотя отлично понимала, что никакого эффекта мои слова не возымеют. Но я категорически отказывалась бояться этого дядьку, что бы он ни затевал. И очень старалась ему это продемонстрировать.
– Конечно, ждут. Твой дружок… Руслан, да, так его зовут? И бабушка. Анастасия Афанасьевна.
– Вы хорошо осведомлены.
– Врага надо знать в лицо, – кивнул верзила.
– А я ваш враг? – искренне удивилась я.
Он покачал головой с таким видом, будто я сморозила глупость.
– Как я могу быть врагом человека, с которым незнакома? – пожала я плечами.
Похоже, отвечать он не собирался, и я продолжила:
– Зачем же вы меня похитили? Раз вы все обо мне разузнали, вам должно быть известно: денег у нас нет. Если вы рассчитываете на выкуп, то вы… плохо рассчитали. Точнее, просчитались.
– А на стрелка тебе хватило, – вдруг произнес верзила, усмехнувшись. – Так что не прибедняйся.
О чем это он?
Лицо мое, надо думать, выразило недоумение, однако теперь мужик улыбался прямо до ушей.
– Или ты все-таки выучилась? Стреляла сама?
– Куда? – оторопела я.
– Не куда. А в кого.
– В кого? – тупо повторила я.
Улыбка сползла с его лица, губы схлопнулись, как двери лифта.
– А это уже не смешно.
Я не ответила. Что тут сказать?
И мой похититель молчал, рассматривая меня с каким-то непонятным удивлением. Будто это я забралась тайком в его подвал красть шпроты, где он меня внезапно застукал, а вовсе не сам он меня тут запер.
Я не стала нарушать молчание первой. Хотя было страшно и очень хотелось спросить, зачем он меня похитил, что собирается со мной сделать. Но я чувствовала: вопросы бессмысленны. Наступит момент – он сам скажет.
Чтобы успокоить нервы, я начала напевать про себя старую красивую песню, «Without you» [2], которую возродила Мэрайя Кэри. Я ее разучивала в последние дни – намеревалась спеть на конкурсе. Она крайне трудна для исполнения, с огромным вокальным диапазоном – именно поэтому я ее выбрала. Ее мелодия постоянно крутилась у меня в голове.
Неожиданно несколько звуков вырвалось против воли из моего горла. Мужик, кажется, удивился еще больше.
– Это что было?
– Ничего.
– Где-то болит?
В его голосе не слышалось и ноты участия – так, спросил для информации.
– А что, похоже на стон? – мне вдруг стало смешно.
Верзила кивнул:
– Или на мычание.
– Вообще-то я пела… Про себя.
И, набрав воздуха в легкие, я вывела несколько нот:
I can’t live
If living is without you
I can’t live
I can’t give anymore…
Акустика в подвале была хорошая. Похититель даже впечатлился, мне показалось.
Увидь эту сцену кто со стороны, подумал бы: ну и дурдом! В подвале, возле стиральной машины и шкафов с бельем, стоит девица и поет; а напротив нее мужик вовсю таращит глаза. Точно, психушка.
Помолчав, верзила вдруг пошел на меня. Я отпрыгнула в сторону и выставила руки перед собой.
– Нужна ты мне, – презрительно фыркнул он и, отодвинув меня плечом, прошел через арку, которая находилась позади нас, в комнату с полками. А там, в торцовой стене, отпер ту самую металлическую дверь, которую я вслепую нащупала раньше.
– Проходи.
Что это? Ловушка? В этой темной комнате Синяя Борода держит цепи и кандалы для своих пленниц?
Ничего не было видно в черном зеве проема, и оттого мне стало особенно жутко.
– Ну же, – нетерпеливо произнес мужчина, – что стоишь? Я тебя вежливо пригласил, но, если непонятно, могу и силу применить.
Для демонстрации сказанного он схватил меня за шею сзади и швырнул в пасть двери.
Я налетела на какую-то мебель, ойкнула. В этот момент загорелся свет. Я оглянулась вокруг и не поверила своим глазам: это был кабинет, уютно и даже, я бы сказала, интеллигентно обставленный. Книжный шкаф, небольшой письменный стол, диван, два мягких кресла, кофейный столик. На полках стояли Шекспир, Бальзак, Толстой, Пушкин…
– Вы сослали свою библиотеку в подземное бомбоубежище? Собираетесь почитать наконец книги, когда наступит ядерная зима? – съехидничала я.
– Садись давай, – нелюбезно откликнулся мой похититель. Наверное, у него с чувством юмора плохо. – Разговор будет серьезный, Агата.
Он уселся в кресло, указав мне на диван.
Но тут же встал и, порывшись в карманах, достал мой мобильный.
– Можешь забрать, – бросил он его мне на колени. – Симки там нет. Верну тебе потом. Если отпущу.
Чехол моего телефона был грязный, кисточка-подвеска исчезла – наверное, оторвалась. Как будто кто-то вырвал мобильный у меня из рук, да еще и уронил его на землю.
– Подождите… А укус комара… Это не комар был, да? – вдруг догадалась я. – Это вы меня подстерегли… Потом чем-то кольнули, да? Каким-то лекарством… точнее, веществом, от которого я потеряла сознание… И вы меня притащили сюда в подвал… – Я говорила и кивала в такт своим догадкам. – Зачем, объясните!
– Нет, милая, это ты меня искала. Вот, считай, нашла. Должна радоваться. И сядь наконец!
– Я вас не искала! – произнесла я с отчаянием, понимая, что мои возражения бесполезны. – Я вас не знаю, на кой черт вы мне сдались?!
– Не знаешь? Как интересно. И зачем ты охотишься за мной? Почему хочешь меня убить?
– Я?!
От изумления у меня аж дыхание перехватило. Я закашлялась под пристальным и враждебным взглядом мужчины. Схватилась за спинку дивана. Села.
Он ждал, пока я прокашляюсь.
– Так зачем, Агата?
– Не понимаю… Я не хочу вас убить… Вы кто вообще? Откуда вы знаете мое имя? И с чего бы мне…
– Прекрати. Мне известно и кто ты, и что искала меня. Только не нашла. В Колокольцах я давно не живу.
– Колокольцы? – растерялась я. – Действительно, я была там недавно… Ездила на день рождения подруги. Но при чем тут вы?
– А при том! Ты дом мой рассматривала, думала меня там увидеть?
Я ничего не понимала. Какой еще дом? И вдруг до меня дошло: точно, я рассматривала один! Жуткий и уродливый. Раньше я его не видела (или не запомнила) – в деревне с детства не была. Бабушка категорически не желала туда ехать и меня не пускала, да и Катя любила приезжать ко мне в Москву – погулять, по магазинам поболтаться. Но у нее родился ребенок, и я все-таки отправилась в Колокольцы на двадцатипятилетие подруги. Вот и изумилась, увидев подобную безвкусицу.
– Точно, – ответила я. – Хотела увидеть, кто построил такое чудище. А это, оказывается, ваш дом? У меня для вас плохая новость: он уродует пейзаж.
– Все, утомила! – раздраженно повысил голос верзила. – Кончай этот цирк!
И вдруг он оглушил меня оплеухой. Не знаю, связано ли это слово с ухом, но удар пришелся точно на ухо и действительно оглушил. Было не столько больно, сколько звонко.
Я завалилась вбок на диван.
– Это я легонько, – доверительным тоном сообщил верзила, наклонившись ко мне. – Педагогический прием такой, – гыкнул он и рывком поднял меня. – Как, жива? Вот и хорошо. Теперь будешь паинькой, да? А то я могу посильнее, сама понимаешь: рука мужская, тяжелая.
Он посадил меня обратно.
– Давай для экономии времени я сам все расскажу. Ты убила уже двоих. А теперь охотишься за мной. Ты считаешь, будто мы втроем виноваты в… в том, что случилось с твоей матерью. Но я…
– С моей мамой?! – перебила я его. До меня с трудом доходил смысл услышанного. – Вы хотите сказать, что вы были в той машине?
– В какой машине? – на этот раз удивился верзила.
– Я не знаю марку. В той, что врезалась в моих родителей. В ней были вы с друзьями, так, что ли, понимать?
– Каких родителей? – тупил мой собеседник.
– Моих. Папы с мамой. Они ехали в машине, в них врезалась другая. И они погибли на месте. А я выжила.
Мужчина молчал, рассматривая меня с недоверием.
– Давай-ка проверим одну вещь, – медленно проговорил он, – на всякий случай. Тебя как зовут?
– Агата.
– Фамилия?
– Скворцова.
Он помотал головой.
– Значит, ошибки нет. Все сходится.
– Что у вас сходится?! – повысила я голос в нелепой надежде прекратить этот бред.
– Ты мстишь за смерть своей матери. Только я к ней не причастен!
Я прикрыла глаза. Дурдом.
– Не понимаю, о чем вы. И потом, почему только мамы? А папы?
– Не было у тебя отца.
– Как это? – опешила я. – А кто же тогда…
Я умолкла, не найдя, как закончить фразу.
– Мать твоя залетела неизвестно от кого. Растила тебя одна.
– Откуда у вас такие сведения, собственно?!
– В одной деревне жили раньше… Да что ты мне голову морочишь, ты ведь сама все отлично знаешь! Иначе бы ты не убила Захаркина с Клешковым! И не охотилась за мной! Только меня там не было, поняла?! Ни в лесу, ни на дороге! Ты ошиблась, я к смерти Лиды отношения не имею!