Татьяна Дмитриева
Книга поколений – 2. Ленинградским троцкистам посвящается
Вся семья Жестянниковых – троцкистское гнездо. Решение партгруппы правильное.
ПОСТАНОВИЛИ:
Решение партгруппы больницы Эрисмана от 11/VII-37 г. утвердить.
Жестянникову Эсфирь Владимировну, год рождения 1902, кандидата в члены ВКП (б) с 1932 г., врача, из кандидатов в ВКП (б) исключить за скрытие от партии принадлежности брата и сестры к троцкистско-зиновьевской банде, за скрытие этого при вступлении в кандидаты партии и при проверке и обмене партдокументов, а также за связь с братом-троцкистом, арестованным органами НКВД.
Секретарь парткома I ЛМИ Эйгина.
Справедливости ради не могу не сказать, что в 1932 году сестра Эсфири Роза ни сном, ни духом не подозревала, что является троцкисткой. И уж тем более не могла знать этого Эсфирь.
Интересно, что после заседания парткома произошло еще одно партсобрание, закрытое, на этот раз не больницы имени Эрисмана, а I Ленинградского Медицинского института
Выписка
из протокола закрытого партийного собрания
I Л.М.И. им. академика Павлова от 3/IX-37 г.
СЛУШАЛИ:
Об исключении из рядов ВКП (б) Жестянниковой.
Доклад Эйгина:
Жестянникова 13/VII-37 г. Парткомом исключена из партии за сокрытие связи и принадлежности к троцкистско-зиновьевской банде брата и сестры (брат арестован), ныне выслана органами НКВД из Ленинграда. Жестянникова выслана из Ленинграда ___ числа. Жестянникова, 1902 г. рожд., кандидат ВКП (б) с 1932 г.
Рапопорт:
Указывает, что Жестянникова не рассказывала об аресте брата даже коммунистам из клиники. Считает странным, что знавшая об этом Григорьева В. ей об этом не сообщила.
Удивительная каша! Эсфирь сообщила об этом Григорьевой, а та не довела эту информацию до парткома, точнее, довела до тов. Иванова, а тот уже дальше не сообщил, а у Рапопорт поучается наоборот: Григорьева знала, но не сказала об этом Жестянниковой.
Полякова:
Заявляет, что в партийной организации больницы до последних месяцев ничего о связи и аресте брата Жестянниковой не было известно.
Григорьева:
Говорят, что как только узнала об аресте брата и сестры Жестянниковой, – от нее же, то заявила сразу в Партком тов. Иванову, а так как это совпало с приходом нового секретаря, то сообщила тов. Эйгиной. Сообщила об этом и Рапопорт, хотя она здесь от этого отказывается.
Парторгу больницы тов. Абросимовой об этом не сообщала лично, считая, что уже сделала сообщение в Партком.
Суконин:
Задает вопрос бывшему секретарю парткома тов. Иванову, какие им были приняты меры по поводу сообщения Григорьевой.
Иванов:
Говорит, что это сообщение совпало с его уходом из Парткома в связи с выбором нового Парткома, но вспоминает, что, передав это дело Эйгиной, он еще до этого сам сообщил Абросимовой, на что она сказала фразу: «Никому теперь нельзя верить», имея в виду аналогичный случай с исключением из партии и арестом мужа коммунистки больницы Могилевской.
Суконкин:
Считает, что когда Григорьева сделала сообщение Иванову об аресте брата Жестянниковой, то ему нужно было сразу приняться за разбор этого дела, что он не сделал, отнесся безобразно к такому важному сообщению. Считает этот поступок непартийным. Долгое время партийная масса о Жестянниковой не знала.
ПОСТАНОВИЛИ:
Решение Парткома от 13/VII-37 г. утвердить. Жестянникову Эсфирь Владимировну, кандидата ВКП (б) с 1932 года, врача, за скрытие от партии принадлежности брата и сестры к троцкистско-зиновьевской банде, скрытие этого при вступлении в кандидаты партии, при проверке и обмене партдокументов и за связь с братом-троцкистом, арестованном органами НКВД, из кандидатов ВКП (б) – ИСКЛЮЧИТЬ.
Верно:
Секретарь Парткома I-го ЛМИ Эйгина.
Любопытный документ. С какой целью собрано собрание парткома I-го ЛМИ? Чтобы подтвердить решение об исключении Эсфири Жестянниковой из партии? Само собой. К этому моменту она уже была исключена из партии и выслана из Ленинграда. Откуда можно было решить исключить человека, уже исключенного? Только «обсуждать и одобрять». Но, по сути, в глаза бросается главная цель собрания – каждый прикрывал собственный зад, под которым начинал качаться стул. Или еще хуже – за невыполнение неписанных правил «стука» можно было и схлопотать вполне серьезное наказание. А тут все по кругу перевели стрелки друг на друга – и нет виновных. Кроме, конечно, Жестянниковой.
Можно догадаться, чем, кроме исключения из кандидатов партии, закончится «Дело» Эсфири Жестянниковой. На это указывает последний абзац в протоколе партийного собрания: «Партсобрание предлагает парторгу мнение парторганизации о поведении Жестянниковой довести до сведения органов НКВД».
Там тоже долго не разбирались, а выслали тетю Фиру из Ленинграда в Таджикистан, где она «хулиганила» и «поносила советскую власть», за что через год ссылки, в 1938 г., ей дали еще 7 лет исправительно-трудовых лагерей и три года поражения в правах. Обычно кроме лагерей и поражения в правах бывший осужденный по политическим статьям не мог вернуться домой, если проживал в крупных городах. Так сестры Роза и Фира встретились на поселении в поселке Кунжер Марийской АССР.
Скорее всего, Фира попала туда раньше, а Роза, после всех перипетий присоединилась к сестре. Впрочем, это уже не важно – кто к кому приехал, а важно то, что семья была и осталась дружной, несмотря ни на что, даже на то, что Эсфирь пострадала, в том числе, и из-за старшей сестры – «троцкистки».
Самого дела по обвинению Эсфири Владимировны в Таджикистане нам получить не удалось, так как оно почему-то гуляло между Таджикистаном и Узбекистаном. Возможно, дело в том, что до 1929 г. Таджикистан входил в состав Узбекской ССР. Почему в 1938 году дело из Сталинабада (Душанбе) перекочевало в Узбекистан, история умалчивает. Возможно, Таджикистан стал отдельной республикой, но разделения силовых ведомств тогда все еще не произошло?
Несмотря на то, что у нас нет протоколов допросов и обвинительного заключения, картина становится вполне ясной из переписки Эсфири Владимировны с разными инстанциями уже во время поселения в Кунжере. Немалых усилий стоило ей доказательство своей невиновности. Из этой переписки мы узнаем, за что конкретно дали тете Фире 7 лет ИТЛ, а также поймем многое о ей самой – ее характере, несгибаемости и неунывающем нраве.
Кое-что мы уже знаем из ее заявления в партком, о ее поведении на партсобрании и парткоме. Она внешне была абсолютно спокойна, честно отвечала на вопросы, стойко переносила явный поклеп и бездоказательные выпады типа «у них вся семья – троцкисты», «она не могла не знать» и так далее в стиле «highly likely».
Итак, обратимся к переписке Эсфири Владимировны с органами НКВД. Все документы объединены в наблюдательное производство, которое тянулось в 1956 году почти год.
Дело по наблюдательному производству возникло после заявления, которое Эсфирь отправила 13 января 1956 года генеральному прокурору СССР. Но началось все еще раньше, в 1955 году, когда Эсфирь впервые подала жалобу на необоснованное осуждение в адрес прокуратуры Таджикской ССР.
Самого заявления у нас нет, но есть подробный ответ с отказом в пересмотре дела с подробным изложением существа обвинения. Письмо напечатано на машинке, и можно было бы просто поместить его целиком, но бумага выцвела, и сам экземпляр из-за этого читается с трудом. Поэтому помещаю его полный текст в привычном виде:
«УТВЕРЖДАЮ».
ПРОКУРОР ТАДЖИКСКОЙ ССР
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТНИК ЮСТИЦИИ
2-го к л а с с а
_____________ /Н. Хогин/.
26 декабря 1955 года
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
1955 года декабря 25 дня. Гор. Сталинабада.
Помощник прокурора Таджикской ССР по спец делам, младший советник юстиции Назаркин, рассмотрев материалы дела №88310 по обвинению ЖЕСТЯННИКОВОЙ Эсфирь Владимировны, осужденной 25 сентября 1938 года Верховным судом Таджикской ССР по ст. 61 УК Таджикской ССР к 7 годам лишения свободы, с последующим поражением избирательных прав сроком на 3 года; и жалобу Жестянниковой Э. В., в которой она указывает на необоснованное ее осуждение и ходатайствует о реабилитации —
НАШЕЛ:
По приговору ЖЕСТЯННИКОВА Э.В. признана виновной в том, что, будучи административно выселенной из пределов Ленинградской области, систематически вела контрреволюционную пропаганду среди своего окружения, направленную против постановлений Январского Пленума ЦК ВКП (б), против выборов в Верховный Совет Таджикской ССР, распространяла антисоветские анекдоты, а так же клевету на руководителей партии и правительства.
Материалами предварительного и судебного следствия антисоветская агитация со стороны ЖЕСТЯННИКОВОЙ полностью доказана. Допрошенные на судебном следствии свидетели показали:
Никифорова Тамара Романовна:
ЖЕСТЯННИКОВА о выборах в Верховный Совет говорила – это выборы не больше, можно выбрать лучше в универмаге или гастрономе.
Грачев:
С ноября 1937 года до дня ее ареста я проживал в одной квартире с обвиняемой ЖЕСТЯННИКОВОЙ, она любила всякого рода анекдоты, в том числе, антисоветские.
ЖЕСТЯННИКОВА озлоблена на Советскую власть, у нее скептическое было настроение на украшение города портретами к празднику 20-й годовщины Октября.
Лисицкая:
В день Красной Армии ЖЕСТЯННИКОВА сказала: всюду одни и те же рожи, даже противно смотреть». Это она выразилась по поводу портретов, вывешенных в день Красной Армии.
Лейкович:
В день выборов ЖЕСТЯННИКОВА сказала: «Я сегодня не поеду в Янги-Базар, выборы провести не долго, скорее и лучше можно выбрать в гастрономе».
На вопрос, почему она не апеллирует о восстановлении ее в партии, ЖЕСТЯННИКОВА сказала: «Я рада, что избавилась от большевистской партии».
Песню о родине она изменила на свой лад, вместо слова «могучая» она пела «вонючая».
Жестянникова признала себя виновной только в том, что, когда в кино на экране показали военных, она заявила: «Сталин прячется за Красной армией».
Подтвердила также, что по поводу Постановления Январского пленума ЦК ВКП (б) говорила, что заявление о восстановлении в партии подавать бесполезно, все равно толку не будет. Не отрицала и о рассказанном ею анекдоте о жизни в ССР, как в трамвае.
(Этот анекдот почти все знают, а для тех, кто не знает, расскажу: жизнь при Сталине в СССР, как в трамвае – одни сидят, другие трясутся… Вот за него тетя Фира перешла в разряд тех, кто сидит. Хотя никогда не была в числе тех, кто трясется).
В своей жалобе ЖЕСТЯННИКОВА указывает, что все обвинения против нее были вымышленными, и просит полностью реабилитировать ее как необоснованно осужденную.
Учитывая, что свидетельскими показаниями на предварительном и судебном следствии, а так же частичным признанием ЖЕСТЯННИКОВОЙ, антисоветские высказывания с ее стороны доказаны, что для опротестования приговора Верховного суда Таджикской ССР нет оснований —
ПОСТАНОВИЛ:
В ходатайстве ЖЕСТЯННИКОВОЙ о пересмотре дела и реабилитации ее отказать.
Дело возвратить в учетно-архивный отдел КГБ при Совете Министров Узбекской ССР по миновании надобности.
ПОМОЩНИК ПРОКУРОРА ТАДЖИКСКОЙ ССР
ПО СПЕЦДЕЛАМ, МЛАДШИЙ СОВЕТНИК ЮСТИЦИИ
_____________________ /П. Назаркин/.
Может быть, кто-то и отступил бы, получив такой отказ, но только не тетя Фира. Казалось бы, наказание уже отбыто, чего ворошить дела минувших дней? Но ей важна справедливость, важно признание своей невиновности. И она пишет 16 января 1956 года обращение к Генеральному Прокурору СССР, после которого прокуратура была вынуждена открыть то самое наблюдательное производство.
Обращение написано от руки, весьма неразборчиво, но мне кажется, что мне удалось передать точный, дословный смысл этого документа.
Генеральному Прокурору СССР
Тов. Руденко
От Эсфири Владимировны Жестянниковой
На штампах несколько дат, но реально имеет значение
27/I-56 (дата регистрации в прокуратуре).
Из следующего заявления будет понятно, что оно было написано 25 января 1956 года.
Заявление
6/X-55 г. прокуратурой СССР мое заявление о пересмотре моего дела и реабилитации было направлено в прокуратуру Таджикской ССР для рассмотрения, поскольку была там судима.
8 января 1956 года я получила оттуда ответ, который при том прилагаю, об отказе в пересмотре по причине «отсутствия оснований к опротестованию приговора».
Я не юрист, я только врач, и не знаю, какие юридические основания требуются для опротестования приговора Верховного Суда Таджикской ССР.
У меня есть одно основание, которое я считаю совершенно достаточным, – что я никаких преступных, антигосударственных деяний не совершала, что я совершенно не виновна.
Поэтому я еще раз обращаюсь к Вам с просьбой затребовать из Верховного Суда Таджикской ССР мое дело и мою жалобу из Таджикской прокуратуры для рассмотрения в Прокуратуре СССР.
В случае необходимости прошу вызвать меня для дачи личных объяснений.
Прошу поставить меня в известность о принятом Вами решении по данному заявлению.
Э. Жестянникова
Мой адрес: Марийская АССР,
Село Кунжер,
Улица Кирова, д. 5.
Тон заявления не может не вызывать уважения: сдержанно, сухо, с чувством собственного достоинства, не без иронии Эсфирь обращается к одному из самых могущественных людей СССР.
Далее следует переписка между прокуратурой Таджикской ССР и Прокуратурой СССР. 24 января, еще до поступления заявления и до даты регистрации в прокуратуре, прокурор отдела по спецделам Прохоров пишет письмо Зам. Прокурора по спецделам Таджикской ССР тов. Ушарову. Он направляет ему запрос гражданки Жестянниковой Эсфири Владимировны и просит ускорить проверку ее жалобы, направленной Прокуратурой СССР 7.X.1955 года, и сообщить ей о результатах рассмотрения.
Привожу документ целиком в силу его абсурдности, так как если бы кто-то внимательно прочитал заявление, он бы знал, что на предыдущее завление она уже оттуда отказ получила.
Ответ приходит снова от Назаркина и слово в слово повторяет тот, который был получен в конце прошлого года, только в шапке письма дата «декабрь 1955 года» заменена на «январь 1956 года».
Поскольку мы уже этот документ приводили, помещаю скан его первой страницы.
Прислав отписку, прокуратура Таджикской ССР не удосужилась выслать дело, которое явно запрашивала Прокуратура СССР. Видимо, тов. Назаркин решил, что «прокатит» и так, но не «прокатило».
9 февраля 1956 года Ушарову из Прокуратуры СССР снова идет письменный запрос за подписью зам. начальника отдела по спецделам, государственного советника юстиции 3 класса Ночвина с настоятельной просьбой истребовать из УМВД и выслать в отдел по спецделам Прокуратуры Союза ССР для просмотра в порядке надзора архивно-следственное дело по обвинению Жестянниковой Эсфири Владимировны, осужденной в 1938 году Верховным судом Таджикской ССР.
В ответ на эту просьбу прислать дело Жестянниковой Таджикская прокуратура в лице Ушарова, опять путаясь в датах и запрос от 9 февраля называя запросом от 8 февраля, все же высылает постановление по делу Жестянниковой вместе с самим делом.
Почему копия письма направляется в КГБ Узбекской ССР, не совсем понятно, видимо речь идет о каких-то структурных особенностях системы КГБ двух республик.
Ответ датирован 30 марта 1956 г.
Напечатанное на бланке Таджикской прокуратуры письмо адресовано:
Зам. начальника отдела по спецделам Прокуратуры СССР,
Государственному советнику юстиции 3-го класса
Товарищу Ночвину и
Копия:
Нач. УАО КГБ при Совете Министров Узбекской ССР
Подполковнику
Товарищу Петруха
На Ваш №10/396—56 от 8/II-56 года
При этом вместе с постановлением направляю дело №88310 по обвинению Жестянниковой Эсфири Владимировны
По минованию надобности прошу дело возвратить в Учетно-архивный отдел при Совете Министров Узбекской ССР, сославшись на их №13/388320 от 2 марта 1956 года.
Подпись:
Зам. прокурора Таджикской ССР
По спецделам, старший советник юстиции Ушаров
Видимо, дело пришло. Разборки начались, но Жестянникова пока ничего нового не получила. Поэтому 26 марта 1956 года Эсфирь Владимировна пишет новое заявление в Прокуратуру СССР.
В Прокуратуру СССР
Москва, ул. Пушкинская, 15а
От Жестянниковой Э. В.,
Проживающей в Марийской АССР,
Село Кунжер, ул. Кирова, 5
ЗАЯВЛЕНИЕ
25/I-56 я направила на имя Генерального Прокурора СССР жалобу на отказ Таджикской прокуратуры в пересмотре моего дела.
Прошу сообщить, что предпринято по существу моего вопроса.
Жестянникова
26/I-56 г.
Если потребуются отзывы о работе, прошу сообщить.
Судя по следующему заявлению, в апреле Жестянниковой поступило сообщение о том, что ее дело находится на рассмотрении.
Прождав 10 месяцев, Эсфирь Владимировна снова обращается в Прокуратуру СССР.
В Прокуратуру СССР
Прокурору отдела по спецделам
(дата неразборчива) апреля сего года Вами было направлено мне извещение о том, что мое заявление от 26/I-56 получено и находится на рассмотрении, и что о результатах мне будет сообщено дополнительно.
С момента возбуждения вопроса о реабилитации прошло уже 10 месяцев, но до сих пор я нахожусь в полном неведении.
Убедительно прошу Вас ускорить рассмотрение моего дела.
Мне предстоит перемена места работы, и хотелось бы, наконец, при заполнении анкеты иметь возможность написать: «Была судима, но в 1956 году полностью реабилитирована».
Желание весьма скромное и вполне законное, так как уже 11 лет хожу с позорным клеймом, не говоря уже о 7 годах пребывания в лагерях.
Итак, уже 18 лет незаслуженного оскорбления.
Хочу надеяться, что 1956 год будет решающим, что с меня будет снято позорное клеймо.
Если требуется характеристика с места работы, прошу сообщить.
Жестянникова Эсфирь Владимировна
Между тем работа по пересмотру шла своим ходом, хотя Эсфирь об этом и не ставили в известность. Еще 31 августа Зам. Генерального Прокурора СССР, Государственный советник юстиции 1-го класса Д. Салин принес протест по делу Жестянниковой.
В ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СУДА ТАДЖИКСКОЙ ССР
ПРОТЕСТ
/в порядке надзора/
По делу ЖЕСТЯННИКОВОЙ Э.В.
По приговору Верховного суда Таджикской ССР от 25 сентября 1938 года
ЖЕСТЯННИКОВА Эсфирь Владимировна, 1902 года рождения, уроженка села Усвяты Витебской области, еврейка, гражданка СССР, из семьи кустаря, ранее не судима, до ареста работала глазным врачом, —
Осуждена по ст. 61 ч.I УК Таджикской ССР к 7 годам лишения свободы, с последующим поражением в избирательных правах на 3 года.
Жестянникова признана виновной в том, что она систематически среди своего окружения вела контрреволюционную пропаганду, распространяя антисоветские анекдоты, клеветала на руководителей партии и правительства.
Приговор Верховного суда Таджикской ССР подлежит отмене, а дело – прекращению производством по следующим основанием:
В проведении антисоветской агитации Жестянникова виновной себя не признала ни в ходе следствия, ни при рассмотрении дела в суде.
Показания допрошенных по делу свидетелей о том, что Жестянникова отрицательно относилась к выборам в Верховный Совет СССР, «скептически была настроена к украшению города портретами /вождей/ в связи с празднованием 20-й годовщины Октября», выражалась по адресу портретов нецензурно, перефразировала отдельные слова в песне о Родине на вульгарный лад, не могут служить доказательствами обвинения Жестянниковой в преступлении, предусмотренном ст. 61. Ч. I УК Таджикской ССР.
Во всех этих действиях Жестянниковой, /если признать их достоверными/, усматриваются лишь отдельные хулиганские выходки.
Поэтому осуждение ее на основании таких материалов по ст. 61. Ч. I УК Таджикской ССР нельзя признать правильным, тем более что свидетели Никифоров, Грачев, как это видно из протокола судебного заседания, показания о высказывании Жестянниковой дали со слов свидетеля Лейкович, а показания последнего объективно ничем не подтверждены.
Исходя из изложенного и руководствуя ст. 16 закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик, —
ПРОШУ:
Приговор Верховного суда Таджикской ССР от 25 сентября 1938 года по делу Жестянниковой Э. В. отменить и дело производством прекратить за отсутствием состава преступления.
Приложение: архивно-следственное дело №8598 в 1-м томе.
ЗАМ. ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА СССР
Государственный советник юстиции 1 класса
/Д. Салин/
31/VIII-38
Справка: Жестянникова Э. В. проживает по адресу:
Марийская АССР, с. Кунжер, ул. Кирова, 5
Протест заместителя Генерального прокурора был полностью удовлетворен, о чем было сообщено прокуратурой Таджикской ССР самой Жестянниковой и заместителю начальника отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности прокуратуры союза СССР, старшему советнику юстиции тов. Холявченко. Письмо прокуратуры Таджикской ССР от 31 октября 1956 года хорошо сохранилось:
К письму прилагался текст постановления Президиума Верховного суда Таджикской ССР. Постановление, напечатанное под копирку, читается с трудом, поэтому привожу его в удобочитаемом виде:
