Татьяна Дегтярева
Манипулируй кем-нибудь ещё
Я ищу свое и не могу найти. Счастье в мелочах – первая чашка кофе, красивый вид, новая покупка, объятия ребенка, урчащая кошка – слишком мимолетно. Раз – и вспорхнуло птичкой. Секунда – его уже нет. Только разочарование и неуверенность на месте. А вот еще такой странный парадокс, оставляющий соленый привкус на губах: чувствую счастье в предвкушении счастья. Например, перед отпуском, или перед отличным катальным днем. Но почему-то в самом отпуске этого чувства нет. Счастье есть и в достижении: например, таком, как победа в конкурсе, или поступлении ребенка в престижную школу (ура, мы справились!). Но семейное счастье – в чем, где оно? Почему я его не чувствую?
Вот и чего мне надо от Федора? Он приходит домой и обнимает меня. Иногда говорит, что любит. У нас есть прикосновения. Редко, но все же иногда мы разговариваем по душам. Обсуждаем книги и фильмы, спорим о том, какую идею хотел донести автор. Хором пугаем кошку, вожделеющую разорвать диван на полоски. Мечтаем, строим планы на отпуск. Вместе ездим проведывать не по годам стареюших родителей. Пьем ром на выходных. Занимаемся воспитанием детей, по очереди ставим их в угол и лишаем ютюба. Мы вместе спим и обнимаемся ночью.
Выглядит как описание счастливой семьи, но, где-то между строк притаилась пустота. Каждый из нас двоих в определенный момент чувствует себя измученным, незаслуженно обиженным, преданным, покинутым. Мы ругаемся редко. Каждый раз семейная ссора напоминает свидание в полицейском участке, когда два человека стоят по разные стороны толстого стекла и что-то орут. Звук через стекло не проникает, ни один участник не слышит второго, он слышит только себя. О состоянии своего оппонента может судить только по визуальным признакам (злобно орет, игнорирует, подавлен). Смысла в таких ссорах мало, разве что только накопившуюся ярость выплеснуть. Оба понимают: мирные способы решения конфликтов менее энергозатратны. Чаще один из нас закрывает глаза, чтобы погасить в себе ярость и ответить спокойно. Переступая себя и свои чувства, идет на уступки. Возможно, в браке это является одним из проявлений любви. Но в конфликте ты не думаешь об этом: раз он возник, ты воспринимаешь его как проявление неприятия. А неприятие с любовью – два антагониста.
Где-то не дома, в компании или в присутствии других людей, мы любим друг друга больше. Когда отвлекаешься на других, едкие нотки погибших надежд, разочарования и разобщенности становится менее заметными.
Нам говорят иногда: «Счастливые вы!». Я киваю: «ага». Соглашаться легче, чем переубеждать. Соглашательство дает невидимый бонус, как будто ты владеешь секретом. Федор тоже соглашается. Так и живем.
20 апреля 2022
Колобочек.
На вечернюю молитву нет сил. Нет сил лечь на пол, расслабить руки, ноги, глаза, позвоночник, шею, и, глядя в потолок, прошептать бл*****ь. (Вдруг полегчает?). Вместо этого осталась статичная энергия в виде согнутой на диване улитки без домика: спина колесом, шея напряжена, глаза в телефоне, грудь на пузе, колени под подбородком. Я свернусь и разворачиваться не буду. Так завтра колобком и покачусь на родительское собрание.
Грусть.
22 апреля 2022
Как я хочу.
Вопрос, на который рекомендуют ответить психологи. Для самого себя.
Делать все: хочу не напрягаясь душевно в негативном смысле, не переступая через себя. Не беспокоясь и не боясь. Без страха. С легкостью и уверенностью. От души и с улыбкой. С открытым сердцем. Любя. Получая любовь и уважение. Без заботы о деньгах и оглядки на чужое мнение. Счастливо. Увлеченно. С удовольствием. С верой в себя. Испытывая радость. Без боли. Со страстью и вдохновением.
23 апреля 2024
Манипулируй кем-нибудь ещё!
(удалено)
24 апреля 2022
Не верить себе нормально?
Я написала о том, что меня мучает, и теперь, пару дней спустя, мне все кажется высосанным из пальца бредом. Неправда. Нет. Как я вообще могла такое подумать?
25 апреля 2022
Обними меня, дневничок.
Нет, бл*дь, я одна, я реально одна и мне не на кого положиться, некому ткнуться в плечо и сказать, что мне тяжело. Что мне плохо. Я нужна им сильная, энергичная, способная помогать и решать проблемы, веселая. А уставшая, сломленная или разбитая – не нужна.
Се ля ви, детка. Се ля ви.
Ты могла бы больше стараться и найти того, кто способен контейнировать твои проблемы. Но ты предпочитаешь позицию сильной и независимой, вот ее отрицательная сторона: отсутствие поддержки. Прими это. Ты так выбрала.
А сейчас так хочется уткнуться в кого-то носом, и, чтобы тебя гладили, и говорили: ну ничего, ты справишься, все наладится. Все наладится. Всё.
Дневничок, во мне 4 рюмки Минту и я рыдаю в твое плечо. Обними меня.
10 мая 2022
Неприличные сексуальные фантазии про нормальных людей.
Здесь был мемасик с текстом: у меня есть неприличная сексуальная фантазия, в которой человек, который мне нравится, эмоционально доступен и искренне интересуется моим мнением.
Давай останемся друзьями
Как быстро прошла, улеглась эмоция, стоило ее мне выписать в дневнике. Дневничок, ты помогаешь, спасибо тебе.
0:00 Начало нового.
Я, пожалуй, перечитаю в последний раз и сотру всё, что посвящено тебе. Давай останемся друзьями, просто друзьями. Нам хорошо сидеть рядом, обниматься при встрече, разговаривать.
Без самообмана.Не более. Не более.
Как потерять себя за 15 минут.
Я стираю крупные записи, смотрю, как курсор проглатывает слова, как исчезает строка за строкой, как умирает весь текст. Вместо с ним умирает и частичка меня, неправильной, неидеальной, настоящей.
Есть доля саморазрушения в том, чтобы стирать свои тексты.
Прощай, прощай, та часть меня, которая никогда не вернется. Я и тебя люблю тоже.
11 мая 2022
Эта реальность меня пугает, честно.
Мы возвращались из Краснодара через Шаумяновский перевал. После дождя разрытая грунтовая дорога была очень скользкая, но машина упорно ползла наверх. Сгущался туман. В какой-то момент он стал настолько плотным и непроницаемым для фар, что было не видно дороги. Продолжать движение было опасно, Федор стал снижать скорость, потихоньку двигаясь в сторону обочины. И вдруг я увидела ее. Красавицу лису. Холеную, здоровую, с длинной рыже-черной шерстью и очень пушистым хвостом. Кончик хвоста не был белым, как ожидает человек, видевший только рыжих лис на картинке. Когда мы оказались ближе, лиса повернула голову и посмотрела мне в глаза. Черные бусины глядели, не мигая. Я высунулась, насколько могла, из окна машины и восторженно кричала: «Федор! Федор! Смотри, смотри, лиса!». Но с его стороны красотку не было видно. Я почувствовала: происходит странное, такое чувство возникает иногда во сне. Сильный туман, затопивший, спрятавший мир вещей вокруг нашей машины и смотрящая прямо мне в глаза лиса, рождали чувство нереальности. Вспомнился пост Кавказского заповедника про синатропных животных (лисах, волках, медведях), которые должны быть дикими, но им легче не охотиться, а клянчить еду у людей. Однако этой дамочке от меня нужен был точно не бутерброд… Она словно хотела сказать что-то мне. «Потеря». Ощутив пустоту, словно важное было утрачено, я проверила в кармане телефон. Паспорт и ключи лежали в рюкзаке. Когда я подняла взгляд на дорогу, чтобы еще полюбоваться на лису, рядом ее уже не было. Ветер уносил клочья тумана, видимость улучшилась, и мы двинулись дальше. А я все пыталась понять, что же исчезло.
И лишь перед сном пришло понимание. Какая удивительная штука. Или шутка жизни. Я стерла все записи о человеке из дневника, ожидая, что изменится ментальная составляющая, а физическая, в реальном мире, останется; – и это будет для меня (умственным? нравственным? эмоциональным?) прогрессом. Но вместо этого человек пропал из моей реальности вообще. Какое дикое совпадение и мистицизм. Захотелось раскинуть Таро. Но лучше я найду тебя во сне.
12 мая 2022
Прости бл*дь.
Я.. бл*дь… прости… я совсем не это имела ввиду… будь… просто будь… я найду тебя сегодня… жди!
Я спустилась в подвал и поняла, что случилось что-то страшное, зеленая и синяя нити тлели, растворялись у меня на глазах. Наша связь разорвалась, пропала. Теперь мне некому было показывать сны. Я летала и искала, летала и звала. Его не было нигде. Нигде, нигде, нигде не было.
13 мая 2022
Он смотрит новыми глазами.
В ночь на 13 мая, когда мы были в отеле Красной поляны, мне приснился сон. Большая компания сидит на кухне у Кота, и там, кроме нас, еще и Илья, Гошка, Олесей, и Лось, и еще какие-то люди, кто-то курит на улице. Я смотрю на Кота, он подсел ко мне и смотрит мне в лицо. У него зеленые женские глаза, вместо его карих, с другим разрезом и длинными ресницами. Вокруг глаз намазано жирной мазью. Я спрашиваю: что с тобой? А он отвечает: «понимаешь, я обжег глаза и не мог видеть. Но теперь все хорошо, теперь мне дали новые глаза, и я смотрю на вас новыми глазами». Я рассказала этот сон Ренате, а она мне – свой. Ей тоже приснились что-то дикое и плохое про Кота.
Вечером, когда были уже дома, заикаясь и рыдая, позвонила подруга. Оказалось, сегодня Кота не стало. Пятнадцать дней назад, сразу после того, как мы уехали от него, случилась беда. Кот отправился по делам. Машина по неизвестной причине перевернулась и загорелась, когда он отъехал от гаража метров на 200. Люди из соседнего дома увидели, вытащили его из машины, вызвали скорую, потушили пожар. Он пробыл в больнице 15 дней, а мы ничего не знали об этом. Он умер один, и за эти 15 дней никто из близких не зашёл к нему. Его тело не справилось с ожогами, болью и одиночеством.
С Федей и Ренатой поехали поддержать Лису. Там было много людей, все с заплаканными лицами, красными глазами и носами. Лиса тихо рыдала, рядом с ней, уронив голову на колени, вздрагивала Ворона. Всеобщее молчание висело как приговор. В кухне всё было пропитано горем. Бытовая техника, которой было так много, казалась бессмысленной, старой и ненужной. Потолок был пугающе низким. Света было недостаточно, все курили электронные сигареты, и, через этот дым, льющийся как от больничной лампы свет выглядел зловещим. На столе стоял аппарат для измерения давления, и куча бутылочек с валерианой, корвалолом, валосердином и прочим. Наверное, каждый, кто приезжал, приносил с собой одну. Мы тоже. Было бы проще, если бы сейчас хоть чем-то можно было помочь: помыть полы, купить продуктов, накормить ребенка, выгулять пса. Но помощь была не нужна, и мы просто тонули в этом липком вареве несчастья и осознания внезапной конечности существования.
Сейчас лицо Лисы было восковым от горя, она сама была похожа на свечку, которая таяла, таяла и осталась такая невесомая и тоненькая. Мне бы хотелось ее успокоить, но я не знала, как. Она казалась такой отсутствующей, как будто тело содрогается в беззвучных рыданиях, а душа его покинула и летает по эфиру в поисках Кота. Мне было ее так жаль.
Лиса всё повторяла: «Я не знаю, почему судьба так жестока ко мне». Мы тоже не знали. Вдруг что-то изменилось в моем восприятии. Мозг не справлялся с горем и решил его заменить на другую эмоцию. Вдруг стало заметно: когда Лиса плакала, то нарочито-изящно прикрывала рукой глаза. Даже в момент катастрофы ее заботил внешний вид. У нее были сделаны брови, нарощены новые огромные ресницы, сделан татуаж стрелок. Корни волосы были свежеокрашены в платиновый блонд, короткое каре уложено волосинка к волосинке, на длинных ногтях – шеллак задорного розового цвета со стразами. На ней был блестящий темный сарафн (тоже новый) с ягуаровыми пятными и шнуровкой. Он идеально сидел по фигуре, подчеркивал осиную талию. Я подумала, как эта наведенная красота неуместна в этот момент, ведь, пока Кот был в больнице, обожженный, несчастный и очень одинокий, она ходила по магазинам и красила волосы. В тот момент, когда ему нужна была поддержка, его самая близкая и родная женщина ходила укладывать сраные брови. Вместо того, чтобы покупать неприлично огромные венки и дорогой гроб, она могла бы купить билет на самолёт до Москвы, куда перевели Кота, снять отель и нанять няню детям. Заплатить врачам, заплатить медсестрам, воспользоваться правом жены, над которым все ржут при заключении брака – про допуск в реанимацию… И быть с ним, хотя бы по часу, по два часа в день, но не оставлять его одного, изуродованного, обессилевшего, несчастного, в последние дни его жизни. Но она выбрала наращивать ресницы, ходить «на ноготочки» и ставить свечки в церквях. Она выбрала доказать свою власть над ним, не рассказывая нам, утаивая информацию о том, что случилось с нашим другом. Уверена, расскажи она нам, мы бы поехали вместе с ней или вместо нее. Кто-то бы точно собрался. Чтобы не оставлять его там. Чтобы он не был один.
Когда порыв злости прошел, я вновь увидела свою подругу. Сломленную, истощенную, испуганную. Две недели прожившую в черноте, на самом дне эмоционального колодца. Все эти дни не понимающую до конца, что происходит и чем все может обернуться. Топившую страшное горе в церквях, валокардине и салонах красоты. «Она поступала так, как было ей по силам. Это ты чувствовала неладное, но не позвонила ей, не написала, не добилась правды. Не она, а ты, бл*дь, ты не сделала ничего, а теперь еще и думаешь о ней, как настоящая бездушная с*ка, – говорила я себе, – гноби себя, только себя». В состоянии стресса мы всегда возвращаемся в состояние детского эгоизма и стремимся обвинить других в своих проблемах. Я представила себя на ее месте – в этом состоянии потери, когда твой мир разбивается, рассыпается на тысячи частей, и собрать его уже нет никакой возможности, – и в эту секунду мне было страшно, дико и невыносимо страшно.
Лиса перестала плакать, шмыгнув носом и упавшим голосом прошептала: «Я не справлюсь без него», все зашептали «Нет, нет, справишься, справишься!», и слезы опять потекли по лицу. Я смотрела на нее плачущую, и слышала эту оглушающую пустоту внутри. Это пустоту и тишину, которую создает мозг, наполняя все тело ватой, чтобы только не думать, чтобы только не чувствовать, но горе, горе, горе прорывается через все заслоны. Мне хотелось обнять Лису, сказать, что я с ней, что понимаю и делю ее чувства, но она сидела в углу, рядом с ней была обнимавшая ее Рената.
Я долго стояла. Такой судьбы и такой дикой смерти не пожелаешь и врагам. Меня тошнило от стресса, едкого запаха корвалола и Ренатиных сигарет. Сказать было нечего. Говорить было страшно. Потом часть людей вышла покурить. Я села на освободившееся за столом на лавке место и меня пронзило понимание: сейчас происходит момент, один-в-один, как во сне. Те же люди. Я на том же месте. Кот смотрит на нас. Новыми глазами. Не осуждая, наблюдая с интересом и недоумением. Так, как смотрит душа, покинувшая тело. Со мной рядом было свободное место, и я подвинулась, чтобы поместился он. А его не было, не было его физического тела, оно лежало в холодном морге, на холодном металлическом столе, накрытое простыней. На бедре была надпись зеленкой с его фамилией, на большом пальце ноги неудобно прикручена посмертная бирка, конец проволоки впивался снизу в палец. В помещении морга были две женщины-санитара. Из-под простыни их не было видно, но можно было как на видео с камеры, посмотреть на них с потолка. Они буднично разговаривали о чем-то бытовом, каких-то покупках, дочерях, хороших помидорах… вскоре женщины закончили мыть и греметь металлическими инструментами, выключили воду в раковине, потом свет, – и стали выходить через распахивающиеся алюминиевые двери. (Одна из них болталась больше и поскрипывала). Чувствовалось, что там, в коридоре, было теплее. Из него лился больничный холодный свет. Он ощущался кожей. Потом пришел санитар и сложил тело в холодильную камеру, захлопнул дверцу. Железная ручка повернулась, заедая, со скрежетом. Там было темно и холодно. Одиноко, тоскливо и промозгло. Очень, очень холодно. Захотелось свернуться калачиком и стать маленьким, и прижаться головой к кому-нибудь живому и теплому. К маме. И чтобы она сказала: «ну-ну-ну, мой котеночек», и по голове погладила. Но так было нельзя. Было очень больно на душе от этой необратимости. Проволока колола большой палец.
Я не знаю, сколько секунд мысленно отсутствовала; здесь, на этой кухне, такие были все, погруженные в себя и эту горечь утраты. На меня никто не обращал внимание. Я пялилась в пустую лавку рядом с собой. А потом подняла глаза, и увидела, что ОН на меня смотрит. Рядом стояла стойка со шлемами и масками Кота, всегда всем мешая. Один из шлемов, самый верхний, был повернут прямо на меня. Исцарапанный белый мотоциклетный, почти целиком закрывающий лицо. У него была самая агрессивная форма из всех: длинный сужающийся козырек и сильно выдающаяся вперед решетка, защищающая челюсть. На шлем была надета темная зеркальная маска. В каждом из стекол с зелено-красным градиентом я увидела свое отражение. Чувство, что в шлеме человек, и он смотрит на меня в упор, было ошеломляющим. По плечам, к пальцам вниз, разлилось неприятное чувство холода и оцепенения, поползли мурашки. Ступни словно приклеились к полу. У меня не было сомнений. Кот любил пугающие розыгрыши, и этот точно был таким. Я выдавила кривую улыбку и прошептала: «Ну…Кот.. Привет». А потом закрыла лицо ладонями и сидела, повторяя про себя «не плачь, не плачь, не плачь»…
15 мая 2022
Давай я нырну ещё.
Я не пью уже третий день. Такой рекорд. И всё из-за тебя. Всё время хочется зарыдать.
Завтра похороны.Так не должно было быть. Не должно.
Однажды, давным-давно ты коснулся меня, – и «увидела»: больничная палата, серый свет из окна, в углу на кресле зареванная Лиса. У стены стоят Федор и Рената. Ты на больничной кровати, в коме, на искусственном дыхании. Монитор пищит вместе с сердцебиением. Трубки на лице и во рту пугают. Я держу твою руку, отончавшие, вялые и холодные пальцы. В венах тоже трубки, уходят наверх к капельницам. Воздух пропитан медикаментами и безнадежностью. Я ныряю за тобой в темноту. Она как вода, в ней можно плыть глубже и глубже, она окутывает, в ней застревает свет и эмоции, в ней гаснет всё: запахи, мысли, воспоминания. В ней теряется личность, и я тоже понемногу растворяюсь в ней, это ощутимо. Зову тебя и не слышу ответа. Зову и зову. Ныряю еще глубже. Ты спишь, свернувшись калачиком в этом темноте. Во сне хорошо, ты забыл свои печали, забыл кто ты есть и дорогу домой. Беру тебя за плечо, зову: проснись. Ты говоришь, что не помнишь, зачем просыпаться. Я говорю, поплыли со мной к свету, потому что там есть любовь и тебя ждут, а здесь – нет. Показываю картинки твоей жизни, и вдруг что-то просыпается в твоих глазах. Всплываю, тяну тебя за руку. Ты захотел вернуться… Выныриваю из темноты и оказываюсь в своем теле, я так же сижу возле тебя и держу за руку, и чувствую, как чуть-чуть шевельнулись пальцы. Ты очнешься и выздоровеешь, не сейчас, но пару дней спустя уже откроешь глаза и вернешься.
Я всегда была уверена: будет так. Что с тобой случится страшное, но его можно пережить, и оно закончится. Что ты выплывешь, вернешься. Все должно быть иначе.
В дни перед твоим уходом, когда я почувствовала, что видение сбывается, я ныряла за тобой и звала, ныряла и звала. Тимур говорит, ты несколько раз пытался вернуться, но тебе не дали выплыть из темноты, слишком сильной и непереносимой была боль в реальности. Я не знала, что нужно лечить. Я не умею. Я не пробовала.
Мне жаль, мне так жаль, прости. Я удалила все записи в дневнике про тебя. Когда я стерла последнюю, тебя не стало… Как могло так жутко, так ужасно совпасть? Давай я напишу в десять раз больше, а ты вернёшься? Бесповоротно и физически вернёшься. Ты можешь отмотать время назад?
16 мая 2022
Карта Отшельник из Таро Манара.
Его смерть была такой дикостью, какой-то ужасной историей из фильма, но в документах было указано «несчастный случай». Рената сказала, что подумала, как будто огонь искал его 25 лет и наконец нашел…. Какая страшная судьба.
Никого не было с ним в больнице, страдая, он лежал и умирал там один. Никто не сидел рядом, не держал его за руку. Надо было поехать, надо было помочь, позвать его. Я не сделала ничего… и мне было так жутко от этого…
Я вспомнила карту таро, которую он вытащил на Новый год – «отшельник». На картинке волк, сидящий на берегу реки в темноте и одиночестве, смотрит на другую сторону, где огни и праздник, но никто не зовёт его туда. Он страдает от своей уродливости, от своего одиночества и от этого вынужден скрываться в темноте. Какое точное описание. Он так и ушел в темноту, таким холодным и одиноким.
Волк, если бы ты сказал, я бы позвала тебя, я бы переправила тебя через реку. Я искала тебя, но ты спрятался в темноте слишком хорошо, слишком хорошо, а ведь мне не важно было, какой ты был страшный. Ты бы мог еще жить.
Как ты посмел!
Были на похоронах. Все было так дорого-прилично. Миллион роз, венки. Какая разница, если человека больше нет. Ведь ему уже все равно, в каком красивом гробу его будут есть черви. Его теперь … просто… нет…. И никогда… не будет….
Гроб был закрытый. Было очень много людей и все рыдали, даже мужчины. Его портрет, несуразно наблюренный через Face app, стоял на гробе. Я думала, видел бы ты сейчас это, Кот… В этом в мире победившего маркетинга даже после смерти человеку не позволено было быть самим собой, а упаковка остается важнее наполнения. Только глаза Кота программа не тронула, и с младенчески гладкого лица они смотрели с расходящейся паутинкой морщин, смотрели удивленно и испуганно: это правда я, это правда со мной происходит?
И я почувствовала злость. Посмотрела на этот портрет и подумала: ну что, доволен, гавнюк? Так ты хотел? Теперь из-за тебя все плачут.
Это было дикостью, дичайшей сраной дикостью, этот портрет, эти похороны, и невозможность тебя увидеть никогда-никогда. Ведь только недавно мы раскатывали кулуар на Альпике, а потом под Продиджи выпрыгивали со снега вверх в каком-то флешмобе, а потом жарили рыбу и пили вино у тебя в гостях. Дружно заснули под нолановский Довод, поспорив с Тимуром о парадоксе сознания в параллельной реальности. Помнишь, Рената еще тогда, проиграв спор, его «душнилой» обозвала и все смеялись? В ту ночь уезжали от вас с Лисой какие-то сонные, осоловевшие. Даже не обнялись на прощание… Друзья так не поступают, друзья так не прощаются…
17 мая 2022
Siempre me quedara.
Все на похоронах отказывались в верить в смерть Кота. Такие шутки подкидывает нам сознание, чтобы легче было смириться с потерей.
Я рассказывала Ренате, как вчера я открыла соцсеть с картинками в надежде увидеть его сторис, а потом до меня каааак дошло. Илья вспоминал о традиции ездить 1 января на гору, раскатывать снег, и я соглашалась с тем, что ее нужно продолжать. Гошка говорил о традиции ходить в «баню с енотом» на день рождения Кота, и все обещали собираться… они говорили и говорили, говорили о долге и ответствености… а мне казалась это такими нечестными обещаниями, сотрясающими ветер… всё было пусто и бессмысленно без него. Безумно болела голова. Я подошла к нашей машине, чтобы достать из рюкзака лекарство, открыла багажник и чуть не взвизгнула. Там лежал огромный портрет Кота с траурной ленточкой по нижнему краю. Тот самый, с гроба. И с этого портрета, улыбаясь, Кот смотрел прямо на меня. Кто и когда положил его в багажник, мне было непонятно. В тот момент мне это показалось очередным дурацким розыгрышем Кота: «Не ожидала? А я тут!». При жизни он любил тихо подходить сзади к занятому делом человеку и молчаливо стоять сзади, пока все остальные начинают хихикать, и в тот момент, когда человек почувствует что-то неладное, во весь голос крикнуть ему в ухо «АААА!», да так, что человек подпрыгнет.
Но и другие люди воспринимали странные обстоятельства точно также, как я. Как будто Кот еще жив и пытался подшутить над нами. Мы приехали в дом к Лисе и сидели во дворе, как вдруг на козырьке навеса я увидела пушистый полосатый хвост.
– Это у соседский кот к нам…? – не успела закончить фразу я, как на стол спрыгнул дикий енот, опрокинул несколько рюмок и бокалов, схватил кусок хачапури, ловко по виноградной лозе забрался на крышу и исчез. Олеся визжала от неожиданности. Опрокинутые рюмки, облитые штаны, залитая томатным соком сырная нарезка, да и сам енот, внезапно появившийся и скрывшийся, внесли заметное оживление в компанию. Все пришло в движение, кто-то смеялся, кто-то оттирал салфеткой одежду, кто-то поднимал укатившиеся под стол стаканы. У всех появилась тема для обсуждения. Даже Лиса вышла из своего замороженного состояния, выливая из тарелок в клумбу томатный сок. Гошка сказал: «Наверняка, это розыгрыш Кота, вот прям в его стиле». И все согласились. Енот, очевидно, довольный хачапурным уловом, больше не приходил.
Потом что-то рассказывал уже сильно нетрезвый Лось, и, когда он сильно заболтался, сбился с мысли, с мушмулы упал сухой тяжелый лист и стукнул его по голове. От неожиданности он забыл, что хотел дальше сказать. И все опять повторяли: «Это происки Кота, это происки Кота». И еще захмелевший Серый сказал: «Конец в стиле Кота! Вот это ж надо умудриться – умереть в пятницу 13-го! Если бы он смог оценить дату, бы пришел в восторг».
Да уж, Кот в восторге… Только все остальные попеременно рыдают. Проживание горя словно ходьба по минному полю: никогда не знаешь, где рванет, что окажется за гранью нормы, и от каких слов человек заплачет. Все так пытались сохранить эту корректность, что, поминая Кота добрым словом, сказали ровно стандартный набор: любящий муж, сын и отец, примерный гражданин. Любил, помогал… Смерть уравнивает все различия. А мне хотелось сказать, да нет же, нет, он не был самым обычным, он был невероятно крутым, у него была масса особенностей, делавших его необыкновенным и уникальным! Но так и не сказала.
Я спросила Ренату, что она имела ввиду, когда сказала, что огонь искал Кота 25 лет… Звучало ужасающе, как сюжет из фильма «Пункт назначения». Она поправилась: «Нет, не 25, а 30» и припомнила историю спасения из пожара, когда Кот был еще ребенком. Родители сильно ссорились целый день, он сильно переживал и уснул. Начался пожар, а спящего 7—летнего Кота на руках вынес из горящего дома сосед. Ребенок уже надышался угарным газом и не просыпался, помогла быстро приехавшая вместе с пожарной машиной скорая. О причинах пожара не знал никто, сказали, загорелась проводка, но мать в ту ночь рассказывала про запрыгнувшего в окно кота с обожженным, тлеющим хвостом. Моментально вспыхнули шторы, занялись обои, пламя перекинулось на диван. Мать побежала звать на помощь. Ей, конечно, никто не поверил тогда, списав историю на действие алкоголя с успокоительным. А она больше ее и не рассказывала. Ей самой на следующий день события показались уж слишком неправдоподобными. Кот рассказывал о происшедшим лишь однажды, и теперь мы с Ренатой, замирая с неприятным холодящим чувством в плечах, вспоминали детали. Этой историей мы как будто приоткрыли дверь, и из нее тянуло таким ледяным и опасным ветром в наш простой и понятный мир, что кожа покрывалась мурашками.
Все сидели во дворе за столом, а я, почувствовав потребность сбежать от своего страха, зашла в дом, на кухню. На столе лежал сулугуни и яблоки. Вот и нашлось занятие для меня. Сыр был отличный, домашний, с мягкой, вытекающей серединкой; яблоки разрезались на дольки с хрустом. Работа успокаивала. Вдруг в дверь кто-то постучал. Дверь была открыта и заходить можно было свободно, я подумала, это Рената с полными руками грязных тарелок просит ей открыть дверь. Пошла, открыла. За дверью никого не было. Когда постучали во второй раз, я подумала, дети балуются. Когда постучали в третий, одновременно зазвонил лежащий на диване телефон Федора. Почему-то мелодия играла – Omen, которая стоит на номер брата. В дверь настойчиво барабанили, звонил телефон. Я бросила на стол нож и замерла в нерешительности, что мне сделать сейчас в первую очередь: открыть дверь? Ответить на звонок? И вдруг все смолкло разом: и стук, и резкий, звенящий смартфон. Кто-то перестал требовать, чтобы ему немедленно ответили. Взглянув на экран телефона, увидела: звонок был с незнакомого номера. Наверное, какой-то глюк с рингтоном, бывает же. Тогда я вообще не обратила на эту ситуацию внимания, и вспомнила ее гораздо позже, добавив в свою копилку совпадений.
Погруженная в себя, я мыслями была в том моменте, когда на прощальной церемонии священник провел отпевание и в проповеди рекомендовал молиться за Котову душу, чтобы она спокойно улетела к богу. Люди держали в руках церковные свечи. Они почти уже догорели, обжигая горячим воском пальцы даже через салфетку. Я стояла и твердила про себя: нет, я не отпущу тебя не небо, не улетай, не надо. В рай тебя не пустят, из ада выгонят с формулировкой «подъ*бывал чертей». Зачем тебе туда. Останься со мной. Ты сможешь увидеть, как растут твои дети. Останься со мной. Еще куда-нибудь съездим, и ты будешь шутить, а я буду улыбаться. Останься со мной. Будешь жить в моей голове, будешь ворчать, будешь говорить со мной. Будешь всю жизнь моим невидимым другом. Будем вместе чудить. Я буду престарелой леди га-га. Может, научишь меня кататься на мотоцикле? Было бы прикольно. Останься со мной, ты же так хотел еще разок катнуть фрирайд на Розе. Нам же нужно еще раскатать Южный склон, да? Отче наш, оставь его со мной, таким, каким он был: веселым, поддерживающим и добрым. Кооот, прошу тебя! Останься, ну… ну я же так тебя люблю, я не хочу отпускать тебя, я тебя не отпущу, я тебя не отпускаю.
Ты все знаешь, Монеточка.
Моя принцесса слушала треки современной певички, и вдруг один оказался полным совпадением с моими ощущениями.
Ни в темноте, ни в пустоте не отыскать:
Ты слился с воздухом, ты превратился в дым.
Остались буквы в документах, на счетах,
И эти буквы были именем твоим…
19 мая 2022
Очаруй меня обратно.
Я чувствую злость, я чувствую ярость на Федю. Он трусливо сбежал, не дослушав меня. А я еще хотела сказать, что меня обижает, когда при людях он говорит на какое-то мое замечание «да, помолчи», «это что, так важно сейчас?» «а ты-то куда лезешь?». Эти слова мне кажутся такими несправедливыми, злыми, они кажутся мне выражением нелюбви, презрения и желания обидеть. Так не говорят женщине, которую любят.
Я, как актриса на сцене, читаю монолог сама для себя. «Если ты не заинтересован в наших отношениях, давай разберемся по-умному. По-взрослому. Просто скажи «я тебя не люблю», ну, и я пойму. Пойму, что дальше нет смысла лелеять эти отношения, ждать, верить, терпеть, бежать и покупать вкусняшки на ужин. Может, мне станет легче, если в эти отношения не надо будет вкладывать душу. Я не смогу тебя заставить любить меня. Мы можем быть друзьями. Просто перестань меня унижать и мучить». Озвучить его Федору на ум не приходит. Женщина должна быть покладистая, послушная.