Татьяна Альбрехт
Избравший ад. Повесть из евангельских времен
4
– Страшно? – тихо спросил Рувим, пока они пробирались среди валунов.
Иуда гневно оглянулся на него.
– Еще чего!
– Хорошо. Ты все помнишь?
– Зато ты забыл: я придумал этот план. Главное, чтобы все действовали четко.
Рувим не ответил, он чутко вслушивался в звуки ночи – далекое уханье филина, шелест травы под ногами. Где-то очень далеко взвизгнул шакал, раздался едва слышный лай.
– Почти пришли. Собак слышно, – Иуда остановился, оглядываясь. – Надо бы внимательно осмотреться, прежде чем идти дальше.
– Чего осматриваться? Я эти места отлично знаю. Деревня за холмом.
– Она никуда не денется. А вот римские патрули могли появиться. Не хотелось бы наткнуться на них раньше времени.
Рувим удивленно смотрел на него. Юноша только руками развел.
– Они ведь понимают: не базарного воришку стерегут, наверняка готовы ко всему.
Хевронец презрительно хмыкнул и хотел идти дальше. Иуда не тронулся с места.
– Рувим! Недооценивать противника – заведомый проигрыш.
– Зато ты их переоцениваешь. Мы делаем богоугодное дело, Всевышний поможет нам против нечестивцев.
– Не слишком ли много забот ты сваливаешь на плечи Господа? – усмехнулся Иуда. – Своего ума совсем не требуется?
– Но мы уже все решили.
– Планы почти всегда идеальны, только они очень редко исполняются. А все потому, что люди излишне самонадеянны.
– Ты мне нотации читаешь? – вскинулся Рувим, надвигаясь на юношу.
– Ох! Какие мы грозные! Весь дрожу! – насмешливо ответил Иуда, подходя к нему. – Ладно, хватит, – он резко переменил тон. – У нас много работы.
Иуда начал подниматься на холм, стараясь ступать как можно тише. Рувим сплюнул в досаде и поспешил за ним. «Проклятый выскочка! Меньше года в братстве, а гонору!» – злобно пробормотал он. На вершине Иуда внимательно осмотрелся. Внизу лежала Кана[25] – невообразимое скопище домов, сараев, хлевов с древним колодцем посередине. Селение казалось мирно спящим, но что-то было не так – как-то особенно злобно и отчаянно лаяли собаки, присутствовали другие, с такого расстояния непонятные, но непривычные звуки.
– Ну, что скажешь? – обратился Иуда к спутнику.
– Вроде, все спокойно.
– Да? А почему собаки лают, не переставая? Нас учуять не могли – ветер в нашу сторону. Что-то не в порядке.
– Слушай, испугался – так и скажи! – взорвался Рувим. – Хватит уже чушь городить!
– Дурак! – не сдержался Иуда. – Я стараюсь, как лучше, а ты все дело готов испортить! Своя голова не дорога – о других подумай.
– Ах ты, щенок! – Рувим схватился за нож. – Да что ты о себе вообразил! Образованный нашелся! Я тебя проучу!
Вместо ответа юноша бросился на землю и увлек спутника за собой.
– Ты что?!
– Смотри! – Иуда указывал куда-то вниз.
Хевронец взглянул и увидел далекий огонек, яркий среди ночной темноты.
– Огонь, ну и что? – возмущенно спросил он.
– Тише! Это огонь не в доме. Костер.
– Да что из этого?
– Подумай, кому понадобилось посреди деревни ночью раскладывать костер.
– Мало ли… Чего ты разволновался?
– Проклятье! Далеко! Не разобрать, – юноша напряженно вглядывался во мрак.
Рувим шумно вздохнул. «И из-за чего сыр-бор!» – пробормотал он.
Миновав очередное облако, луна засеребрилась в небесах, скудно освещая долину. Иуда отпрянул и сильнее вжался в землю.
– Что там?
– Я готов поклясться, это отблески на доспехах легионеров. Посмотри сам.
Не переставая ворчать, Рувим снова взглянул вниз.
– Как ты что-то видишь в такой темноте?
– Вижу. Я уверен, это римляне развели костер – какой иудей по своей воле впустит их в дом, а ночь холодная.
– Это точно, – согласился старший, зябко съежившись. – Я бы тоже не прочь согреться.
– Судя по игре света, их там человек десять. Это только те, которых мы видим, – продолжал юноша, не обратив внимания на его слова. – Что будем делать?
Рувим задумался.
– Во всяком случае, здесь торчать смысла нет, – ответил он после паузы. – Надо спуститься и затаиться до рассвета где-нибудь с другой стороны холма. А на заре осмотримся еще раз и тогда разберемся.
– Ладно. Только надо перехватить Товию и Симона, чтобы они не сунулись в деревню.
– Давай спустимся, и я пойду встречу их.
– Почему ты?
– Я лучше знаю эти места.
Иуда только усмехнулся и начал спускаться с холма.
* * *
Луна неторопливо ушла с небосклона. Иуда и трое его товарищей сидели в маленькой расселине, образованной двумя выступами породы, кое-как заслонявшими от пронзительного ветра. Мужчины спали. Расслабленно откинувшись на большой валун, юноша отрешенно разглядывал восточный край неба, где едва разгоралась заря. Восход занимался трудно, но его краски были яркими и грозными, как обычно в месяце шват[26].
С первыми лучами солнца пришел рассветный холод. Но Иуда улыбнулся новому дню, не обращая внимания на то, как стынет тело под легкой одеждой. За девять месяцев он успел привыкнуть к такой жизни: опасностям, каждодневным тренировкам, единственному, уже порядком обветшавшему хитону, ночному холоду, долгим переходам. Прежние привычки к дорогим вещам, хорошему вину, длительным неспешным беседам почти забылись. Он был доволен, ощущал свою ценность, его хвалили старейшины и старшие товарищи, доверяли серьезные дела. Новая жизнь была наполнена смыслом и делом.
С такими мыслями Иуда задремал. Краешек солнца показался из-за горизонта, озаряя его спокойное лицо. Торопливые лучи добрались до ножа, висевшего на груди, ухоженная сталь нестерпимо заиграла ало-оранжевыми бликами. Иуда спал, не обращая внимания на буйство света.
Вдруг он вздрогнул, открыл глаза. Вокруг по-прежнему было тихо. Но Иуда резко поднялся. «Господи! Сколько же можно? Полгода прошло!» – тихо посетовал он в небеса. Снова снилось лицо человека, которого он убил при испытании кровью. Это был зажиточный землевладелец из Лода[27]. Натан говорил, во время войны Иуды Гавалонита[28] он выдал их отряд римлянам, более сотни человек погибли, сам старейшина чудом спасся только потому, что римляне сочли его, израненного, истекающего кровью, мертвым. За предательство человек получил от поработителей вознаграждение, с которого началось его богатство. Иуда очень четко помнил, как проник во двор дома, как закричал маленький сын богача, а тот сжался в комок и замер, посерев от ужаса, помнил, как железным голосом произнес обвинение и приговор братства и недрогнувшей рукой вонзил нож в грудь землевладельца. Потом был одуряющий запах крови, от которой руки и клинок стали липкими и теплыми, плач мальчика и окрик Товии, вернувший его к действительности.
Иуду передернуло от воспоминаний. Он оглядел товарищей, осторожно тронул Товию за плечо. Тот моментально проснулся.
– Что такое?!
– Вставать пора, Товия. Рассвело.
Двое остальных тоже были уже на ногах. Мужчины взглянули друг на друга.
– Пора, – коротко сказал галилеянин. – Господь ждет от нас избавления последнего потомка Маккавеев[29] от рук нечестивцев.
Все молча кивнули.
– Надо кому-то пойти вперед на разведку.
– Наверно опять мне, – предложил Рувим.
Товия не склонен был возражать.
– Нет, при свете дня я сделаю это лучше, – заметил Иуда.
– Почему?
– Посуди сам.
Товия понял – он оглядел массивную неуклюжую фигуру Рувима, рядом с которым невысокий, худощавый Иуда казался мальчишкой, и невольно улыбнулся.
– Он прав, Рувим – от тебя много шума.
Хевронец обижено засопел. Юноша примиряюще улыбнулся.
– Нам понадобится вся твоя сила, Рувим. Готовься к битве. Встретимся, где договорились? – обернулся он к Товии.
– Да. Иди. Только осторожней, прошу тебя.
* * *
С воинственным кличем Симон устремился вперед. У Иуды вырвалось проклятие. Они с Товией бросились вслед за идумеем[30], а с другой стороны дороги уже подбегал Рувим.
Римляне немедленно сомкнули кольцо стражи вокруг пленника, ощетинились копьями. Симон схватился с ближайшим стражником, повалил, они покатились по земле. Товия, выхватив меч, набросился на другого.
Иуда, сделав кульбит, подкатился в ноги к декуриону[31] и ударил клинком снизу туда, где кончается панцирь. Легионер упал и забился в предсмертных судорогах. На юношу, не успевшего подняться, набросился еще один.
Рядом оказался Рувим, он обрушил огромную дубину на голову солдату, римлянин рухнул, словно подкошенный. Иуда вскочил, выхватил из рук упавшего меч и поспешил на помощь к Товии, которого теснили сразу двое. Ближайший обернулся к нему, отразил первый яростный натиск. Они схватились. Отбивая очередной удар, Иуда отпрыгнул в сторону и, на мгновение оказавшись позади противника, ударил его мечом по шее.
Получив секундную передышку, он огляделся. Симон расправлялся уже со вторым противником, Товия ловко фехтовал со своим визави, Рувим, завладев щитом, обрушивал его на головы легионеров. Иуда кинулся к Овиду, одним ударом разрубил веревки, отдал меч.
Солдаты теснили их. Сбившись в кучу, зелоты отступили к окраине селения. Врагов было слишком много – не меньше двенадцати. Их прижали к стене. Жители Каны, сгрудившись в стороне, наблюдали, чем кончится дело, и помогать не рвались.
– Проклятие! – вырвалось у Товии, когда он пересчитал легионеров.
– И я о том же, – спокойно ответил Иуда. – Придумал, как выбраться?
– Издеваешься?
– Интересуюсь.
Пятеро мужчин замерли перед сомкнутым строем легионеров, давая себе передышку. Римляне тоже остановились, ожидая, может быть, что безумцы предпочтут сдаться.
Вдруг Рувим, отдав уже изрядно помятый щит Товии, схватил громадное бревно, лежащее неподалеку, и со страшным криком швырнул его в середину строя. Четверо солдат упало. Возникла куча-мала, в которой барахтались ошеломленные легионеры. Воспользовавшись их замешательством, остальные кинулись в бой. Безоружный Рувим, словно обезумев, бросился на ближайшего солдата и тут же был пронзен мечом. Но падая, он придавил убийцу своим телом, римлянин на время выбыл из строя.
Против Иуды оказалось сразу трое. Юноша ловкой подсечкой сбил с ног одного и, прежде чем легионер успел опомниться, ударил его в грудь. Римлянин затих. Иуда выхватил из его руки меч, повернулся и кинулся бежать. На миг он увидел налившиеся кровью глаза Симона. Легионеры бросились за ним. Пробежав шагов двадцать, Иуда резко остановился и молниеносным выпадом ударил первого из подоспевших. Римлянин на бегу не усел закрыться щитом и упал с распоротым горлом. Второй остановился и медленно пошел на него. У Иуды деревенели руки, глаза застилал пот. Чувствуя, что сил почти не осталось, юноша стиснул зубы и отчаянно ударил с такой яростью, что меч сломался у самой рукояти, а щит легионера раскололся. Римлянин с рычанием отбросил обломки, прыгнул на него, повалил. Они катались в пыли, стараясь задушить друг друга. Вдруг перед глазами юноши возник Товия, и легионер рухнул на него всей массой, пронзенный ударом в спину.
Галилеянин помог Иуде выбраться из-под мертвого тела. Оглядевшись, он увидел, что все римляне, живые и мертвые, лежат на земле. Симон хладнокровно добивал раненых, Овид стоял на коленях над телом Рувима. Иуда с трудом перевел дух. Он мог, наконец, рассмотреть того, ради кого они затеяли все это. Овиду было уже глубоко за пятьдесят. Его некогда высокая и статная фигура сгорбилась, волосы стали белы, словно вызревший лен, а на лице, изборожденном глубокими морщинами, казалось, навсегда застыла печаль.
К Иуде подошел Товия, протянул ему нож.
– Твой. Спасибо! Ты вовремя!
– Не за что… – Иуда вытер клинок. – Кажется, мы это сделали.
– Да. Только не так, как задумывали.
– Я же говорил: идеальны только планы… О Боже! – Иуда оглянулся на предсмертный хрип римлянина и невольно отвернулся, увидев, как Симон спокойно вытирает меч о траву. – Скажи, это обязательно было делать?
– Что? – не понял Товия.
– Добивать их.
– Конечно! Никакой жалости к врагам Израиля.
Иуда не ответил. Он подошел к Овиду, все еще склоненному над трупом Рувима, почтительно поклонился.
– Привет тебе, Овид – потомок Маккавеев. Я рад, что Господь помог нам спасти тебя.
– Зачем вы это сделали? – спросил спасенный.
Иуда замер, ошеломленный.
– Зачем вы это сделали? – повторил Овид. – Я был готов умереть за свободу, но не хотел стать причиной гибели других. Посмотри, ваш товарищ погиб. А что теперь римляне устроят здесь – в Кане? Они же никогда не поверят, что жители ни при чем.
– Умереть за свободу легче, чем сражаться за нее, – Товия неслышно подошел к ним. – Или кровь славного рода освободителей Израиля иссякла? Или сердце твое утратило мужество, а рука разучилась владеть мечом? Ты нужен нам, Овид. За тобой – потомком Иуды Маккавея пойдут люди, чтобы снова сбросить чужеземное иго.
– Нет, – печально покачал головой старик. – Мне много лет, тело мое утратило прежнюю силу, а кровь – жар. Я всю жизнь сражался за свободу и все потерял: дом, семью, друзей. Я искал только смерти, а вы отняли ее у меня, окупили ненужную мне жизнь кровью многих. Я не могу благодарить за это и не пойду с вами.
Он отвернулся и медленно пошел прочь.
– Старик! Ты обезумел! Опомнись! – Товия догнал его, схватил за руку. – Почтенный Овид, ты устал, настрадался, я понимаю. Но пойдем к нам, ты отдохнешь, увидишь наших людей, поговоришь со старейшинами и поймешь, где твое место, в чем долг перед Израилем и Господом. Мы жизнью рисковали, чтобы ты был с нами!
Старик вырвал руку.
– Нет! Я никуда с вами не пойду. Мне теперь предстоит лишь одна дорога, на которой не нужны провожатые. А вы… Бог вам судья! Прощайте.
Овид зашагал по дороге к холмам. Иуда и Товия в молчании смотрели ему вслед.
– Он что из ума выжил, этот старый дурак? – раздался за их спиной голос Симона.
– Нет, он просто сломался. Он не мужчина больше. Эх, сколько усилий напрасно! И Рувим… Такого бойца потерять из-за этой старой развалины! – галилеянин в досаде плюнул.
– Он сделал свой выбор, как каждый из нас. Выбор за человека никто не может сделать, – тихо сказал Иуда.
Товарищи то ли не услышали, то ли предпочли не заметить этих слов.
5
Иудея веселилась. Улицы Иерусалима, убранные ради Жатвы[32], напоенные ароматами цветов, которыми так славится месяц сиван[33], были полны народа. Люди улыбались и пели, отцы были ласковы с детьми, в глазах мужей светилась забытая любовь к женам. Светлый праздник разбередил усталые души иудеев, заставив их забыть на время обо всех печалях и невзгодах.
Только римская стража, хмурая и настороженная, не могла разделить всеобщего ликования. Они ходили по городу большими группами, молчаливые, напряженные, просеивая толпу внимательными взглядами.
Иуда шел по знакомым улицам, невольно отдавшись очарованию праздника. Годы летели, а город не менялся, каждый раз встречая его знакомыми запахами, звуками и суетой. В этот раз он пришел сюда один, не спросив разрешения у старейшин, не сказав, куда идет.
Не то чтобы впервые за пять лет ему захотелось домой, просто вдруг невыносима стала сама мысль о праздновании Жатвы в братстве. Он слишком хорошо представлял чинную трапезу, напыщенную речь Натана или Михаила, набившие оскомину разговоры об одном и том же. Он сбежал от этого и одиноко шел по городу, отдавшись его могучему зову, пробудившему воспоминания и мысли, которым в другое время он не давал воли.
Пойти в Храм принести положенные жертвы он так и не смог – Скиния, залитая кровью, пропитанная чадом горящей плоти вызывала у него только отвращение. Он долго стоял у Красных ворот, наблюдая за людьми, но даже воспоминания детства, их семейных походов сюда не заставили его совершить предписанный Законом обряд.
– Прости меня, Боже! Сам я стал таким, Ты ли создал меня так – не знаю. Но я не могу!.. Господи, все руках Твоих! Да свершится Твоя воля!
Слова утонули во всеобщем шуме. Иуда решительно спустился с храмовых ступеней и свернул в тихую улочку, сразу отделившую его от городской суеты. Она привела его в богатый квартал, в котором жили чиновники и зажиточные коммерсанты.
Здесь, в конце улицы, под сенью пальм, был его дом. За эти годы он несколько раз приходил сюда, украдкой заглядывал в низкие окна или прислушивался к разговорам. Дома все оставалось неизменным, словно и не было у книжника Никодима беспутного старшего сына, четыре года назад сбежавшего к разбойникам. Иуда замедлил шаги и осторожно выглянул за поворот – ему очень не хотелось сталкиваться с кем-то из знакомых или родных. Вдали маячили несколько мужских фигур, слышался неспешный разговор. Узнав в одном из собеседников отца, он отпрянул и вжался в стену. Разговор постепенно удалялся, потом совсем смолк. Иуда отделился от каменных плит, решительно миновал поворот, ведущий к дому, и поспешил покинуть пределы Верхнего Города. Небо стало сапфировым, солнце стояло еще высоко, но тени стали чуть глубже, отчетливей. Он ускорил шаг, почувствовав, как от сытных ароматов, исходивших отовсюду, недовольно заворчал его желудок.
Иуда торопился, предвкушая ужин в компании Киренеянина. Ноги уверенно несли его по родному городу, а мысли были где-то далеко. Улицы стремительно пустели – каждый спешил домой к праздничной семейной трапезе. С невольной грустью Иуда смотрел на прохожих – один в огромном городе, он прекрасно знал, ему торопиться некуда.
– Лизия, куда же мы попали? Ты уверяла, что хорошо знаешь дорогу! – мелодичный девичий голос отвлек его от раздумий.
В сгущающемся мраке Иуда разглядел две женские фигурки – изящную, тонкую, закутанную в целомудренное темное покрывало и дородную женскую, одетую в простое платье. Удивленный, он остановился и прислушался к разговору.
– Прости, госпожа, – говорила та, что была старше. – Этот город совсем сбил меня с толку. Должно быть, мы свернули не в тот поворот, когда уходили с Храмовой площади.
– Что же делать? Совсем стемнело, на улицах никого, мы не знаем даже, где оказались.
– Не волнуйся, госпожа. Я уверена, мы найдем дорогу.
– Конечно! Может, утром, а может, через неделю. Представляю, как разгневается отец, если мы вовремя не явимся к трапезе. Он не знает даже, где нас искать.
– Прости, госпожа, не могу ли я чем-нибудь помочь? – сообразив, в чем дело, Иуда решил вмешаться и вышел на середину улицы.
Увидев мужчину, перегородившего им путь, женщины с криком отпрянули.
– Кто ты? Что тебе нужно? – грозно спросила старшая, загораживая спутницу своей массивной фигурой.
Иуда улыбнулся.
– Вам не надо бояться меня. Простите, но я случайно услышал несколько последних фраз из разговора и понял, что вы оказались в затруднительном положении.
– Ты прав. Мы заблудились и не знаем, как попасть домой.
– Это печально, но не так страшно. Госпожа, если тебе угодно будет принять мою помощь, вы скоро окажетесь дома.
– Каким же образом? – вступила в разговор младшая, голос ее дрожал, но тон был уверенным, даже надменным.
– Я отлично знаю город и могу проводить вас, если хотите, – снова улыбнулся Иуда, беззастенчиво рассматривая ее.
– Но… это неожиданное предложение, – растерялась Лизия.
Иуда ждал, глядя на девушку.
– Это великодушно, – заговорила она после короткого замешательства. – Но кто ты? Почему хочешь помочь?
Девушка с сомнением оглядела его бедную, потрепанную одежду, разметавшиеся, давно нестриженные волосы, но смешалась под пронзительным взглядом изумрудных глаз и стыдливо опустила голову.
– Я – прохожий, услышавший, что две женщины попали в затруднительное положение. Разве не прилично мужчине в таких обстоятельствах предложить помощь?
– Да, конечно. Только…
– Только ты не ожидала услышать подобное от нищего оборванца, каким я кажусь?
– Ты умеешь читать чужие мысли? – удивленно спросила девушка.
– Иногда. Эта мысль слишком ясно отражалась на твоем лице.
Девушка в смущении совсем закуталась в покрывало.
– Так что, ты позволишь проводить вас? Скоро совсем стемнеет, двум женщинам опасно бродить по городу, даже в праздничную ночь.
Две пары глаз еще раз в сомнении оглядели его.
– Никогда не думала, что окажусь в таком странном положении, – задумчиво проговорила младшая.
Иуда подошел на шаг, протянул руку. Последние проблески заката осветили его лицо.
– Я не причиню зла. Доверься мне, – тихо произнес он, обращаясь только к девушке.
Она не вскрикнула, не отпрянула, словно завороженная, смотрела на него. Иуда почувствовал, как этот взгляд проникает в душу.
– Хорошо, – ответила она, наконец, – я верю тебе. Пожалуйста, проводи нас.
– С радостью. Только куда?
Женщины растерянно переглянулись.
– Мы живем в Верхнем Городе, в квартале по правую руку от большого дворца из бело-розового мрамора.
– С золотой крышей и портиками?
– Да…
– Тихий квартал с зелеными улицами и богатыми домами?
– Откуда ты знаешь?
– Догадался. Что ж, идите за мной, но путь предстоит долгий.
– Долгий? Ох, как же рассердится отец!
– Напротив, очень обрадуется, когда дочь, целая и невредимая, вернется домой прямо к праздничному ужину.
Девушка не нашлась с ответом, улыбнулась одними глазами, кутаясь в покрывало.
Шли неторопливо. Темные улицы казались таинственными, многочисленные переулки, закоулки и тупики угрожающими. Девушка время от времени поднимала глаза на провожатого, Иуда отвечал успокоительным кивком и улыбкой.
При ярком свете почти полной луны он смог как следует разглядеть своих спутниц. Лизия была уже немолода, крепко сбитая, плотная, она сурово несла свое большое тело, что-то ворча на ходу. А девушка… Иуда с трудом сдерживался, чтобы откровенно не любоваться этим прелестным творением Всевышнего. Миниатюрная, стройная, изящная, она напоминала египетские статуэтки, даже широкая накидка не могла скрыть ее точеную фигуру. Светло-каштановые волосы, отливавшие золотом в свете луны, тяжелой волной накрывали плечи, оттеняя нежно-персиковый цвет кожи.
Чуть запыхавшись, девушка откинула покрывало, Иуда увидел ее лицо с правильным греческим носом, свежими, словно утренняя роза губами и огромными миндалевидными глазами под угольно-черными бровями. Широко распахнутые, в лунных лучах они показались ему золотыми. Вглядевшись, Иуда понял, что почти не ошибся – светло-карие, опушенные темными ресницами, они действительно были золотистыми, в их глубине тлели озорные искорки. Пораженный этой очаровывающей красотой, Иуда ускорил шаг.
Мрак постепенно сгущался, девушка придвигалась все ближе, пока не оказалась совсем рядом. Молодой человек почувствовал ее горячую ладонь на своей руке. Он остановился, обернулся в изумлении.
– Мне страшно, – виновато сказала девушка. – А рядом с тобой нет.
– Польщен. Но бояться не надо. Мы уже недалеко. Взгляни, – он осторожно освободил руку, указал куда-то вперед. – Видишь, золото поблескивает в лунном свете?
– Что это?
– Крыша Дворца Ирода. А оттуда рукой подать до твоего дома.
– Откуда ты так хорошо знаешь город?
– Я родился и вырос здесь.
– А ты… кто?
– Тебе нужно имя?
– Хотелось бы.
– Зачем?
– Чтобы знать, на кого призывать благословение Бога.
– О, это слишком много за столь ничтожную услугу! Оставь его для других.
– Я хочу для тебя, – капризно и ласково ответила девушка. – Так назовешь свое имя?
– Почему бы и нет. Меня зовут Иуда.
– И все?
– Да, просто Иуда.
– Странно. Хорошо, я запомню.
Молодой человек засмеялся.
– Для чего? Вряд ли мы снова встретимся. Случайности, тем более счастливые, не повторяются дважды.
– Кто знает! А почему ты не спросишь кто я?
– Не смею, – смутился он, быстро отворачиваясь.
Улыбка исчезла с лица девушки. Она растерянно взглянула на него.
– Мне незачем таиться. Я Мирра – дочь Исаака, торговца тканями из Александрии.
– Счастлив нашему знакомству, Мирра. Какое журчащее имя! Словно воды Иордана.
– Да ты поэт, Иуда!
– Нет, – ответил он, отводя глаза. – Просто Жатва, прекрасная лунная ночь, рядом со мной идет самая красивая девушка из всех, кого я видел.
Краска бросилась ей в лицо, она стыдливо закуталась в покрывало.
– Спасибо! Похвала из достойных уст всегда приятна.
– Не за что. Я просто сказал правду.
Лизия неодобрительно засопела позади них. Мирра поспешила сменить тему.
– Уже совсем поздно. Разве твои родные не будут волноваться?
– Нет.
– Почему? Праздник, вся семья должна быть вместе.
Иуда не ответил, только улыбнулся чуть печально.
– Прости, если спросила лишнее.
– Ничего…
Наступило неловкое молчание. Иуда заторопился, чувствуя, что сердце стало биться неровно. Мирра снова схватила его за руку. Громада Иродова дворца скрыла от них луну, они оказались в полной темноте. Девушка испуганно ахнула, сильнее приникла к нему, Иуда невольно замедлил шаг.
– Ты словно видишь в темноте, – услышал он позади ворчливый голос Лизии.
– Конечно. Не бойтесь, я знаю, куда иду.
– Я не боюсь, – подала голос Мирра. – Только не отпускай мою руку.
Иуда снова не ответил. Наконец из темноты выплыл белый фасад дома менялы Исмаила – первый в их квартале.
Лизия радостно ахнула.
– Я узнаю это место, госпожа! Мы совсем близко.
– Слава Всевышнему! Но мы дошли так быстро, а ты говорил, путь далекий, – повернулась она к Иуде.
– Я рад, что дорога не утомила тебя, – напряженно ответил он.
– Нет. Побродить по ночному Иерусалиму даже интересно, особенно в сопровождении человека, который может тебя защитить.
– Госпожа! – укоризненно ахнула Лизия.
– Что такое? – невинно обернулась к ней девушка.
Иуда выпустил руку девушки.
– Мы пришли. Осталось только найти ваш дом.
– Вон он на углу за невысокой оградой! – воскликнула Мирра.
– Хвала Господу! Теперь я спокоен и с легким сердцем могу покинуть вас.
– Как, ты уходишь?
– Я сделал, что обещал. Мне пора.
– Да, конечно, ему пора, госпожа, – вмешалась Лизия.
– Жаль.
Девушка откровенно смотрела на него, Иуда не в силах был отвести взгляд от ее лица.
– Мы всего две недели живем в Иерусалиме. Ты первый, с кем я познакомилась.
– Это честь для меня, Мирра.
– Как я могу отблагодарить тебя за услугу?
– Не стоит благодарности. Я был рад помочь.
– Госпожа, нам пора.
– Иду, Лизия. Что ж, прощай Иуда. Спасибо тебе.
– Прощай, Мирра. Благослови тебя Бог, – он учтиво поклонился, резко отвернулся и торопливо пошел прочь.
– И тебя. Может, еще встретимся, – тихо вслед ему сказала девушка.
Иуда услышал, обернулся. Его лицо осветилось грустной улыбкой.
– Вряд ли. Но я не забуду этот вечер.
Он махнул рукой и скрылся в темноте.
