Татьяна Бочарова
Соло для влюбленных
Глава 5
– Это вроде кори, – определила Мила, – налетит, потреплет и отпустит. Главное, чтобы не было осложнений.
Они с Ларисой сидели в узенькой, тесной женской гримерке. Только что кончился пробный прогон первого действия, и Лепехов объявил получасовой перерыв, прежде чем перейти к более подробной работе над отдельными номерами.
За дверью в коридоре слышался шум, шаги, смех, а здесь, в гримерке, было тихо и, главное, прохладно – окна комнаты выходили в тенистый двор.
На повестке дня у девушек стояли ураганно начавшиеся отношения Ларисы с Ситниковым.
– Точно, корь, – тоном знатока заверила подругу Мила, глядя в зеркало и аккуратно стирая влажной ваткой потекшую от жары тушь.
– Старовата я для кори, – Лариса скептически поджала губы. – Знаешь, Милка, я ведь ничего не берусь утверждать. Не хочу высоких слов, меня от них тошнить начинает. Просто…
– Просто тебе классно, – улыбнулась Мила, оглядывая сияющее лицо подруги, – и это видно невооруженным взглядом. Что ж, дай, как говорится, бог! Если честно, я не сомневалась, что все будет именно так, еще до начала всяких репетиций.
– Неужели я настолько предсказуемая? – полушутливо обиделась Лариса.
– Да нет, просто я, в отличие от тебя, видела его по телевизору. Много раз. Мимо такого трудно проскочить, не заметив.
– А ты бы проскочила? – Лариса выжидающе глянула на Милу, сосредоточенно рассматривающую в зеркале свое отражение.
– Я? – Та обернулась, и выщипанные в ниточку брови удивленно взлетели. – Шутишь? Мы в разных весовых категориях.
– Имеешь в виду возраст?
– Не только. Всякое. Нет, девушка, этот кадр персонально для тебя, у меня в этой жизни другие задачи. – Мила отвернулась к зеркалу, и Лариса увидела в отражении, как напряглось, словно застыло, ее лицо.
В дверь постучали.
– Девчонки, пора!
Кажется, это был Саприненко – его густой, раскатистый бас.
– Ты готова? – спросила Лариса, продолжая внимательно вглядываться в лицо Милы. Но оно уже стало прежним – веселым и беззаботным.
– Да. Пошли.
Все уже сидели в зале. На сцене под аккомпанемент Зины Глеб исполнял навязшее в зубах «Сердце красавицы склонно к измене», но делал это так непосредственно и вдохновенно, что Лариса невольно заслушалась.
Да, у него, несомненно, огромный талант. Не зря старик профессор взялся учить его «от сохи». Мила права – такого, как он, нельзя не заметить.
Она тихонько прошла в зал и села в предпоследнем ряду. Интересно, понимает Глеб, что никто из труппы в подметки ему не годится? Ну, может быть, это слишком, но то, что он однозначно лучше и профессиональнее солистов, много лет работающих в театре, факт! Бесспорный и всем ясный. Однако никаких замашек капризного солиста Ситников не проявляет. Выходит, звездная болезнь его еще не коснулась. Знать бы почему!
Глеб закончил арию, и, как вчера, зал разразился аплодисментами.
Лепехов светился от удовольствия. Он прослушал еще пару дуэтов, сделал Зине несколько замечаний по темпу и характеру аккомпанемента и отпустил всех до послезавтра. Вторник был театральным выходным. Этот день Мишка Лепехов посвящал самостоятельной работе над произведением: запирался дома с клавиром и наушниками. Певцы занимались сами, иногда собираясь дуэтами или трио, либо просто подчищали интонацию, сидя за фортепьяно.
Едва Мила с Ларисой поднялись со своих мест и направились к выходу, в Ларисиной сумке запищал мобильник. Она отошла в сторону. Незнакомая женщина, приветливо поздоровавшись, представилась:
– Весняковская Татьяна Сергеевна. Лариса Дмитриевна, я следователь городской прокуратуры. Позавчера вы стали свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Вести это дело поручено мне. Мы должны с вами увидеться. Вчера вечером я звонила, но никто не снял трубку.
Вчера, как только они с Глебом вошли в квартиру, Лариса отключила телефон.
– Да, – сказала она, – поняла вас. Когда я должна приехать и куда?
– Вам удобно через час? Тогда записывайте адрес. Вам будет выписан пропуск, так что обязательно возьмите паспорт.
Лариса, морщась от досады, записала улицу и номер дома и вежливо попрощалась. У нее были совсем другие планы на остаток дня. Впрочем, скорее всего, визит в прокуратуру не займет много времени. И ехать совсем недалеко.
К ней навстречу шел Глеб. Волосы его были влажными, видно, он только что освежился под краном. Глаза весело блестели.
Мила, стоявшая чуть поодаль и болтавшая с сопрано Ирой Смакиной, бросила на Ларису выразительный взгляд и, взяв собеседницу под руку, пошла к дверям.
– Ну, как твои ощущения? – улыбнулась Лариса. – Нравится петь у Лепехова?
– Даже очень. Ты домой?
– Нет. Нужно съездить по одному делу в прокуратуру. Слушай, ты можешь поехать туда со мной и подождать, пока я освобожусь? Это недолго. Не больше часа, а может, и того меньше. А потом… – она, слегка прищурившись, кокетливо поглядела на него, – мы могли бы сходить куда-нибудь пообедать и расслабиться. Как ты смотришь на такое предложение?
Глеб неопределенно пожал плечами:
– Если ты о ресторане, то я на нулях. К сожалению, не могу тебя пригласить никуда, разве что в «Макдоналдс».
– Только не в «Макдоналдс», – весело засмеялась Лариса. – Успокойся, я располагаю кое-какими средствами. Если не слишком шиковать, то на приличный вечер вдвоем вполне хватит. А потом, когда разбогатеешь, вернешь долг в виде такого же ужина.
Глеб натянуто улыбнулся и кивнул. В дверях показался Корольков. Он пристально оглядел зал и направился прямо к ним.
– Уходишь? – Он явно продолжал не замечать Ситникова, обращаясь к одной лишь Ларисе, несмотря на то что они стояли рядом.
– Ухожу. Ты что-то хотел?
– Я? Нет, ничего… – Артем на мгновение замялся и покосился на Глеба. – Пока. – Он повернулся, но вдруг остановился и снова обернулся к Ларисе: – Лепехов велел нам с тобой порепетировать. Дуэт из первого действия и, если успеем, второе. Ты как завтра?
– Нормально.
Глеб медленно направился к дверям, и Лариса нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
– О’кей. Позвони завтра, ладно, Тема?
– Конечно. С утра?
– Можешь с утра. – Она приветливо кивнула Королькову и побежала вслед за Глебом.
Лариса нагнала его уже на выходе, взяла под руку, но, прежде чем она вышла в коридор, что-то заставило ее обернуться. Артем так и стоял там, где они только что разговаривали, внимательно и напряженно глядя ей вслед.
…Машину пришлось припарковать на платной стоянке – просто так в центре встать было некуда. Лариса захлопнула за собой дверцу, сунула в окошко Глебу ключи:
– Держи. На случай, если надоест сидеть и вздумаешь пройтись погулять.
– Да нет, – возразил тот, лениво развалившись в кресле. – Я лучше посплю.
– Не выспался? – Лариса ласково провела рукой по его волосам.
– Да уж. Сама знаешь, кто в этом виноват. – Глеб поймал ее руку и слегка сжал. – Ладно. Только давай быстрей, а то здесь самое пекло, поджарюсь, тебя ожидаючи.
– Я мигом.
Татьяна Сергеевна Весняковская оказалась весьма приятной дамой, почти Ларисиного возраста, может, чуть постарше. Она сидела за столом в просторном кабинете на третьем этаже. На ней было легкомысленное, открытое платье, что удивило Ларису, ожидавшую увидеть наглухо застегнутый форменный ворот и погоны на плечах.
Как и предполагала Лариса, беседа со следователем получилась короткой. Весняковская попросила ее еще раз повторить рассказ о том, как была сбита девочка, поинтересовалась, не видела ли Лариса в момент происшествия рядом других машин, подробно расспросила про зеленого краба на лобовом стекле и этим удовлетворилась.
Говорила Весняковская неторопливо, при этом ее симпатичное, немного одутловатое лицо с крупными веснушками на переносице оставалось спокойным и бесстрастным. Тщательно зафиксировав слова Ларисы в протоколе, она вежливо поблагодарила ее и пообещала, если понадобится, вызвать на следующей неделе.
Выйдя из кабинета, Лариса с облегчением вздохнула, стараясь прогнать тяжелые воспоминания, которые пробудила в ней беседа со следователем. Ей удалось это лишь отчасти, и то потому, что в машине ждал Глеб. Лариса вздохнула и поспешила вниз по лестнице.
Глеб не спал, вопреки своему обещанию. В руке он держал трубку сотового телефона. Очевидно, разговор был серьезный, потому что Ларису, подошедшую сзади, он не заметил, продолжая сосредоточенно слушать собеседника. Выражение его лица Ларису удивило и испугало – оно было точь-в-точь таким же мрачным и угрюмым, как вчера, на ступенях театра после репетиции. Глеб увидел ее, слегка вздрогнул от неожиданности и почти сразу же нажал на отбой, не попрощавшись.
– Кто это? – с тревогой спросила Лариса.
– Да так, – он недовольно отмахнулся, – квартирная хозяйка. Решали кое-какие проблемы, – Глеб отвел глаза в сторону.
Лариса поняла, что он врет – явно, неприкрыто и, что всего неприятнее, неумело.
В сердце тут же проник противный холодок. Что, собственно, она о нем знает? Они знакомы второй день, а она уже выдумала целую легенду про него и его тяжелую жизнь, не может ни о чем другом думать. Право, стоит остановиться, пока не поздно, поглядеть на все трезво, открытыми глазами.
Глеб спрятал телефон в карман, откинул со лба темную прядь волос и сладко потянулся.
– Минут пятнадцать я все-таки поспал, – он улыбнулся ясно, открыто, чуть с озорством – как могут улыбаться только дети. – Ну, так мы едем куда хотели или нет?
Лариса почувствовала, как знакомо и сладко начинает кружиться голова.
«Корь, – подумала она. – Мила права, это корь! Только бы без осложнений!»
Глава 6
Ему опять снился этот странный сон. Как всегда, он начинался со смутного, неопределенного ощущения тревоги. И как всегда, невозможно было понять, откуда грозит опасность. Он не мог предугадать ее, хоть и старался изо всех сил, напрягал волю, упорно вглядываясь в зыбкую темноту сновидения.
И оттуда, из мрака, ему навстречу вновь выплывало то лицо. Лицо, которое, наверное, будет видеться ему до самой смерти и никогда не оставит в покое.
Эти странные, затуманенные глаза, тонкие, пересохшие, вытянутые в ниточку губы, бледный лоб, покрытый испариной… Постепенно чернота вокруг тает, превращаясь в серый песок, бесконечный, безграничный, покрытый оспинами начинающегося дождя. Болезненным изломом на мокром песке неловко вывернутая рука, бессильно вытянутые ноги в черных ботинках.
Видение становится ярче и отчетливее, точно хорошо выдержанная в проявителе фотография. Все реальнее взгляд страшных, пустых глаз, неотвратимей кривая улыбка.
Он хочет что-нибудь сделать, со всей силы ударить кулаком по этому лицу, смять, растерзать тщедушную, жалкую фигуру, скрючившуюся на мокром песке. Но руки словно свинцом налиты, и нет ни малейшего шанса сделать хотя бы крошечное движение. Все тело немеет, голос застревает глубоко в горле. Он знает, что произойдет дальше, и это приводит его в такой ужас, что становится невозможно дышать. Опять на его глазах в бесчисленный раз свершится кошмар, и опять он не в силах остановить его!
Последняя, безнадежная попытка хотя бы закричать. Получается слабый, едва слышный стон…
…Артем открыл глаза и услышал его, свой стон, и еще какой-то странный, жалобный, тихий звук. Он с трудом повернул голову вправо: рядом с тахтой на ковре сидела Степанида, огромная ротвейлерша, и едва слышно поскуливала. Преданные карие глаза смотрели на Артема с невыразимой любовью и состраданием.
Он пошевелил затекшими руками.
– Ну, Стеша, перестань, все в порядке. Знаю, я тебя напугал. Сейчас встану, и мы пойдем гулять.
При слове «гулять» собака вздрогнула, коротко гавкнула и стремительно завертела хвостом.
– Сейчас, Стеша, сейчас, девочка…
Надо подняться. Снова начать собирать себя по частям. Что поделать, в августе он всегда видит этот сон и уже привык к этому, научился бороться с собой. Только вот зачем? Не лучше ли было бы однажды просто не проснуться?
Стеша взвизгнула и облизала Артему ладонь. Он медленно поднялся с низкой тахты, стараясь ступать твердо и уверенно, прошел в ванную. Включил на полную мощность кран с холодной водой. Глянул в зеркало.
Белый как мертвец, а глаза – красные, воспаленные. Да, Артем Владимирович, так, пожалуй, и до Кащенко недалеко!
Он попробовал усмехнуться, но лицо точно маска стянула. Артем глубоко вздохнул, зачерпнул полную пригоршню воды и умылся. Подумав секунду, он сунул голову под ледяную струю.
Сначала помогло. Тело сразу стало оживать, кожа обрела пластичность, руки и ноги – силу. Однако минут через пять тяжесть вернулась. Артем побрел на кухню, достал с полки наполовину пустую бутылку коньяку, налил и выпил залпом одну за другой две стопки, не закусывая. Средство было проверенным и помогало в девяноста случаях из ста.
Он осторожно прислушался к себе: кажется, и на этот раз помогло. Артем нерешительно глянул на остатки коричневой жидкости в бутылке, потом закрыл ее и вернул на место. Две стопки – норма, а больше – это уже смахивает на алкоголизм, тем более с утра.
Слава богу, сон преследует его не ежедневно или ежемесячно, а всего раз-другой в году и только в августе. А то он бы давно сошел с ума. Впрочем, Артему и одного раза вполне хватает…
Стеша терпеливо сидела рядом, и лишь смешной тонкий хвост, который ротвейлерам полагается отрезать, легонько бил по полу, демонстрируя истинное состояние ее собачьей души. Артем залез в холодильник, достал кусок колбасы, масло, сделал себе пару бутербродов, а остатки отдал Стеше, хотя миска ее была с вечера полной. Для Степаниды ничего не жалко, она – единственное близкое Артему существо, с тех пор как четыре года назад умерла мать.
– Уже идем, – пообещал он собаке и отправился в комнату. Через три минуты Артем вышел оттуда в джинсах и футболке, снял с крючка в прихожей поводок и надел на шею собаки, повизгивающей от нетерпения.
Теперь он был почти совсем спокоен. Не в его правилах жаловаться или роптать. Сон снится ему затем, чтобы он не забывался. Да он и так все хорошо помнит и ни на что не надеется. К вечеру полностью вернется в свое обычное состояние спокойной безнадежности. Артем – просто робот, которого окружающие по ошибке принимают за человека. Робот, умеющий лишь выполнять свои функции, но у него никогда уже не будет никаких человеческих чувств…
Артем нагнулся, чтобы зашнуровать кроссовки, и тут его что-то забеспокоило. Нечто мешало полному возвращению в роботообразное состояние. Какая-то крамольная, вольнолюбивая мысль. Он попробовал уцепиться за нее, но мысль ускользала, не давалась.
Отчаявшись понять себя, Артем махнул рукой, поднялся и открыл дверь. Стеша ураганом вынеслась на площадку. Он вышел следом, вставил в замок ключ и тут же понял, о чем подсознательно думал все время с момента пробуждения.
Лариса. Она обещала, что сегодня будет репетировать с ним, попросила позвонить. Как он мог об этом забыть! Вот что мешает ему снова стать полностью замороженным, окончательно уйти в себя.
Значит, сегодня у него будет праздник. Тайный, маленький, но праздник.
Артем решительно распахнул так и не запертую дверь и вернулся в квартиру, не обращая внимания на залившуюся возмущенным лаем Стешу. Прямо в кроссовках зашел в комнату, снял телефонную трубку, набрал номер. В ответ раздались длинные, тягучие гудки.
Нет дома? В такую рань?
Артем нажал на рычаг и снова накрутил диск. Он насчитал девять гудков, но упорно не вешал трубку. Наконец в телефоне что-то щелкнуло, и далекий тихий голос произнес:
– Я слушаю.
Он не сразу ответил, и Лариса повторила громче:
– Але! Говорите!
– Это я. Привет.
– Артем, ты? – Голос был веселый, вовсе не сонный. Значит, не разбудил. – Тебя едва слышно, – сказала Лариса. – Как дела?
– Нормально.
– Ты, как всегда, очень разговорчив, – она засмеялась, слишком громко и чересчур звонко, как показалось Артему.
– Ты не забыла? – медленно проговорил он. – Мы хотели встретиться, порепетировать.
– Что? – переспросила она, все еще со смехом. – Репетировать? А, ну да, конечно. Я что-то позабыла… подожди…
– Я подожду, – согласился Артем.
– Да нет, – мягко ответила Лариса, – это я не тебе… Послушай, – в ее голосе послышалась неловкость, – давай в следующий вторник, ладно? Или в пятницу после прогона. А то сегодня никак… – в трубке раздался треск и невнятный шепот.
– Хорошо, – спокойно сказал он. – Тогда в следующий вторник. Как настроение?
– Отличное, – она вздохнула с явным облегчением.
Артем давно уже все понял.
– Ну пока, – сказал он в трубку, – до завтра.
– До свидания, Темочка. Ты не волнуйся, если Лепехов будет приставать, вали все на меня. Я сама с ним объяснюсь.
– Хорошо.
Он повесил трубку. Что ж, с праздником не вышло. А на что он, собственно, надеялся? Разве могут у него быть какие-то праздники? Остался только августовский сон, вечное напоминание о его вине, страшной, непоправимой, которую он сам себе никогда не простит.
Глава 7
Глеб уехал от Ларисы во вторник вечером.
Накануне они чудесно провели время в недавно открывшемся ресторанчике-погребке неподалеку от ее дома. Она давно уже присмотрела это милое и уютное заведение и пару раз бывала здесь одна – ужинала, пила кофе. Ей нравилось тут все: и обслуживание, умелое и ненавязчивое, и приличная публика, и интересно составленная развлекательная программа, а главное, вполне приемлемые цены.
Лариса и Глеб просидели в погребке почти до полуночи, а потом отправились к ней домой. Ночь получилась бессонной, сумбурной и сумасшедшей, как и предыдущая. Однако к утру Лариса чувствовала себя свежей и бодрой как никогда.
Она приготовила легкий завтрак, который был уничтожен с завидным аппетитом. Затем часа два они с Глебом откровенно валяли дурака, изображая совместные сцены из разных действий и пытаясь фантазировать, как бы трактовал их Лепехов. То, что получалось, кажется, превосходило самые смелые режиссерские замыслы.
Вдоволь напевшись и насмеявшись, они прогулялись до магазина, купили кое-что к обеду и продолжили веселое добровольное затворничество.
Словом, полтора дня пролетели как на крыльях. Около семи вечера Глеб засобирался домой. Лариса хотела было удержать его, но он неожиданно проявил непреклонность, сказав, что его ждут важные дела.
Спорить с ним она не стала, но, лишь только захлопнулась дверь и в квартире впервые за три последних дня наступили тишина и безмолвие, Ларису охватила тоска. Чтобы избавиться от нее, она с энтузиазмом принялась за хозяйственные дела.
Пять лет жизни с Павлом, более всего любившим и ценившим уют и комфорт, сделали из Ларисы отменную чистюлю. В общем-то, она и сама не терпела беспорядка в квартире, немытых полов, пыльной мебели. Сейчас, увлеченно орудуя шваброй и пылесосом, до блеска натирая зеркало и кафель на кухне, Лариса чувствовала даже некоторое удовольствие. Ее радовало сознание того, что она не сидит бесцельно, в унынии ожидая, когда наступит завтрашнее утро и можно будет вновь увидеться с Глебом, а занята полезным делом, незаметно поглощающим время, оставшееся до их встречи.
Поздно вечером, когда все вокруг блестело, а в крышку кастрюли можно было наблюдать за своим отражением, Лариса все-таки не выдержала и набрала номер Глеба, наспех записанный им перед уходом, но ей никто не ответил. Мобильного номера она не спросила, поэтому надежду поговорить с ним пришлось оставить до утра.
Перед тем как лечь, Лариса все-таки позвонила ему еще раз, но телефон по-прежнему молчал. Это было неприятно, потому что свой уход Глеб мотивировал именно необходимостью быть вечером дома. Ей сразу вспомнились таинственный разговор по сотовому в машине и та поспешность, с которой он нажимал на кнопку сброса, не желая, чтобы она слышала, о чем он говорил.
Но ведь полтора дня Глеб был с ней рядом, они смеялись вместе, ели и пили, были одной плотью и кровью, и ничто не стояло между ними! Ничто! Так стоит ли быть подозрительной, разыскивать его, шпионить, точно стерва-жена за неверным мужем? Тем более что Глеб ей вовсе не муж. Да ей и не нужно, чтобы он был им. Достаточно того, что дни пролетают как во сне и хочется, чтобы поскорее наступило завтра.
С этой мыслью Лариса уснула. Спала она крепко, без сновидений, честно отсыпаясь за предыдущие ночи.
Глава 8
Утром ее разбудил не будильник, а телефонный звонок. «Глеб!» – первое, что она подумала спросонья, поспешно вскочила и схватила трубку.
Но это оказался не Глеб. Звонил Павел. Скучным, будничным голосом, каким он всегда говорил с Ларисой после своего ухода, сообщил, что находится сейчас поблизости и минут через двадцать зайдет за какими-то книгами, оставшимися на антресолях. Спросил, не возражает ли она против его раннего визита.
Лариса не возражала. С тех пор как они развелись официально, Павел заходил сюда, в свою прежнюю квартиру, раз пять или шесть. Кое-какая его одежда так и лежала в шкафу на верхних полках, пересыпанная шариками нафталина. Остались старые, ненужные бумаги и документы, которые Лариса не стала выбрасывать, а Павел не спешил забирать, пара папок с любительскими рисунками – в свободное время он увлекался живописью и неплохо рисовал с натуры.
Каждый из визитов бывшего мужа был серьезным испытанием для Ларисиных нервов. Он заходил в прихожую, и дом сразу преображался, словно радуясь возвращению настоящего хозяина. Оживали картины, мебель, безделушки на высоком дубовом комоде, каждая со вкусом продуманная деталь интерьера – все это они покупали вместе, радуясь как дети удачным приобретениям, придавая значение всякой смешной мелочи.
Лариса с трудом сдерживала себя, чтобы привычно не выбежать навстречу, не прижаться щекой к его щеке, не разреветься от одиночества и тоски и одновременно от радости, что он пришел и снова здесь, стоит рядом, и куртка на нем все та же, серая, из тонкой, вкусно пахнущей кожи. Но она молча стояла на пороге гостиной, улыбалась приветливо и сдержанно, наблюдала, как Павел своей обычной уверенной походкой двигается по комнатам, спокойно и даже весело отвечала на его вопросы о том, как она живет. Потом она неизменно предлагала ему выпить кофе, и он всегда отказывался, глядя при этом куда-то в сторону. На этом его визит заканчивался. Он уходил, коротко и сухо попрощавшись, а она оставалась. Пару раз он поинтересовался, не нужны ли ей деньги, и если да, то пусть не стесняется и в любой момент обратится за помощью.
Ей нужны были не его деньги, а он сам. Только Павел и то время, когда они были так счастливы, оба учились в институтах и он встречал ее вечером на Арбате. А потом они долго гуляли по бывшему Калининскому, по набережной, и Ларисе жутко хотелось мороженого, а было нельзя, потому что садились связки и преподавательница ругалась. И тогда Павел покупал-таки ей это мороженое, они ехали домой и долго растапливали его в блюдечке, пока не получалась белая сладкая жидкость.
Не было тогда ни обид между ними, ни ссор, ни этих ужасных бесконечных выяснений отношений, не надо было выбирать: любимый человек или любимая работа…
После таких посещений Лариса неделю чувствовала себя больной, разбитой, раздражалась на всех и даже на Лепехова, злиться на которого было практически невозможно. Потом постепенно все проходило, и жизнь возвращалась в привычную колею.
…Лариса взглянула на часы: ровно восемь. До ухода в театр оставалось чуть больше полутора часов – Лепехов стал человеком и назначил репетицию на четверть одиннадцатого. Что ж, у Павла в распоряжении будет достаточно времени.
Она вдруг с удивлением обнаружила, что думает о нем не так, как всегда, а совершенно спокойно и отстраненно, даже с некоторой досадой за то, что он разбудил ее в такую рань.
Прежде такого никогда не было. Когда бы Павел ни пришел, Лариса всегда тайно ждала этого момента, дорожила каждой минутой его пребывания рядом. Почему теперь все изменилось? Неужели благодаря Глебу? Не может быть, ведь она знает его всего три дня!
Не переставая удивляться себе, Лариса быстро собралась, позавтракала и в ожидании Павла снова попробовала дозвониться Глебу. Трубку по-прежнему никто не брал, из чего она заключила, что дома он не ночевал либо уже выехал в театр. Второе было маловероятным, учитывая его нелюбовь к ранним подъемам.
Павел пришел ровно через двадцать минут после своего звонка, демонстрируя тем самым всегда присущую ему пунктуальность. Лариса открыла дверь, внимательно прислушиваясь к себе. Боли не было. Как и волнения, тоски, – вообще ничего. Перед ней стоял чужой человек, совершенно ей безразличный, который не вызывал никаких эмоций. Единственное ее желание – чтобы он поскорее забрал то, что ему нужно, и ушел, а она наконец поехала бы на репетицию, увидела бы там этого несчастного вруна, и пусть посмеет не сказать ей, где ошивался весь вечер и ночь!
– Ты опять не поставила машину в гараж, – вместо приветствия произнес Павел.
Он еще воспитывать ее будет с утра пораньше! Лариса вызывающе скрестила руки на груди.
– По-моему, это теперь моя машина, – холодно проговорила она. – Я не могу каждый вечер ехать в гараж, а потом тащиться до дому пять остановок на автобусе. К тому же не забывай, что утром мне надо будет проделать тот же путь, но в обратном направлении. И вообще, здравствуй для начала!
– Здравствуй, – невозмутимо кивнул Павел, проходя в коридор. – Машина, безусловно, твоя, и ты вольна делать с ней что пожелаешь. Но я бы на твоем месте не был столь ленивым и ездил бы пять остановок до гаража и обратно. Это лучше, чем добираться своим ходом.
– Что ты хочешь сказать? – не поняла Лариса.
– Только то, что ночью какой-то гад свинтил с твоей старушки оба передних колеса, – он сочувственно посмотрел на ее вытянувшееся лицо и прибавил: – Придется покупать. Я попробую заняться этим завтра.
– Не надо, – Лариса уже овладела собой, – куплю сама.
– Брось, Лара, к чему этот выпендреж? – Павел снял ботинки и прошел на кухню. – Это не женское занятие.
– Значит, этим займется мужчина, – спокойно сказала Лариса, проходя за ним следом. – Дать стремянку?
– Спасибо, я и с табуретки достану, – Павел потянулся к дверцам антресолей, расположенных в стене над притолокой. – И что, достойный мужчина?
– Достойный для чего? – саркастически уточнила Лариса. – Чтобы колеса поставить?
– Да нет, вообще.
– А это, прости, не твое дело, – она улыбнулась и подошла к плите. – Хочешь кофе?
– Да нет, спасибо. – Павел уже вытащил с полки то, что искал: связка книг оказалась прямо под рукой. Он захлопнул дверцы антресолей, спрыгнул вниз, стряхнул пыль с верхнего переплета – Я пойду. Может, тебя подвезти?
– Нет.
– Ну, как знаешь. – Он прошел обратно в коридор, не спеша натянул ботинки, распахнул дверь. – Ты сегодня какая-то странная. Давно это с тобой?
– Недавно, – сказала Лариса, глядя на него в упор и наслаждаясь ощущением свободы и независимости. Пройдено. Забыто. Ушло. И никогда больше не будет беспокоить. – Пока, – она кивнула и, не дожидаясь, пока он захлопнет дверь, прошла в комнату.
В окно четвертого этажа хорошо был виден двор и красная «Ауди». Под ее днище кто-то заботливо подложил две аккуратные стопочки кирпичей. «Сволочи! – подумала Лариса, с грустью глядя на бедную обездвиженную машину. – Теперь придется брать частника, иначе на репетицию не успеть».
За спиной грянул телефон. Господи, ну кто еще с утра пораньше?!
– Але! – сердито сказала Лариса.
– Еще не уехала?
Она едва не подскочила. Наконец-то! Легок на помине.
– Ты откуда? Из дома? Где был весь вечер? Я тебе звонила.
– Нет, я не из дома, – Глеб слегка понизил голос. – А что, соскучилась?
– Еще чего! Очень надо!
– А я – да. Слушай, подхвати меня на машине у Садового кольца в районе Павелецкой. Через полчаса успеешь?
– Нет, не успею, – ехидно ответила Лариса, – у меня колеса свистнули, целых два. Так что придется тебе своим ходом, не обессудь!
– Елки зеленые! И как ты теперь?
– Как все. Возьму тачку.
– Ну ясно. Тогда знаешь что… Я слегка задержусь, а ты Лепехову скажи, чтоб не волновался, я приеду обязательно, только чуть позже. Заберу из сервиса свою развалюху.
– Какую еще развалюху?
– Машину.
– А у тебя есть? – удивилась Лариса.
– Купил, как приехал в Москву, у одного знакомого. Всю конкурсную премию на нее грохнул, а она два дня поездила и встала. Пришлось чинить. Вчера еще готова была, да я поленился забрать. А сегодня придется, раз такое дело. Только до театра я, так уж и быть, доеду как-нибудь, а назад ты меня повезешь. Идет?
– Идет, – засмеялась Лариса, – смотри не грохни свой автомобиль. Москва – не Нижний Новгород.
– Все будет нормально, – успокоил Глеб, – сервис почти рядом с театром. До встречи!
– Счастливо!
Лариса повесила трубку и, подхватив сумочку, поспешила к двери.
