Татьяна Бочарова
Мой суженый, мой ряженый
9
Лось увеличил время репетиций. К фестивалю готовили Верди, несколько народных песен и отрывок из кантаты Баха. Необходимо было каждый раз проходить всю программу целиком. Лось хронически не успевал и злился, срываясь на крик.
Больше всего доставалось басам – партия насчитывала лишь пять человек с весьма ограниченными данными. Если бы не Женька Карцев с его крепким баритоном, был бы полный караул. Но тот, как всегда, опаздывал, да не на пятнадцать минут, как раньше, а на все полчаса. Лось орал на него как резаный, обещая выгнать к чертовой матери. Карцев его вопли игнорировал и вообще вел себя так, будто был глухонемым. Ничего не говоря в свое оправдание, он дожидался, пока иссякнет дирижерский гнев, и молча шел к станкам. С ним партия начинала звучать прилично, и Лось помаленьку успокаивался.
Жене вовсе не улыбалось торчать на репетициях вместо двух часов два с половиной, а то и три. Дома ее ждали компьютер и внушительная стопка книг, которые, кровь из носу, нужно было успеть проштудировать до поездки. Но расстраивать дирижера ей тоже не хотелось. Она – скрепя сердце – отбывала занятие до конца, а потом стремительно сматывала удочки. Во всем этом был только один положительный момент: пользуясь ситуацией, Женя решительно пресекла чаепития с Саньком, мотивируя свой отказ пригласить его домой катастрофической нехваткой времени. Тот воспринял это со свойственным ему стоицизмом, продолжая оставаться веселым, улыбчивым и предупредительным.
За неделю до отъезда Лось зачитал распорядок фестиваля, объявил время отправления поезда и сбора на вокзале. Поезд уходил в девять двадцать утра, а хористы должны быть на платформе без четверти девять.
– Встретимся где-нибудь по дороге? – спросила Женя Любу, выслушав дирижера.
– Обязательно. Давай я доеду со своей «Щукинской» до «Баррикадной» и буду ждать тебя в центре зала. Потом вместе перейдем на кольцевую и доберемся до трех вокзалов.
– Ладно, – согласилась Женя.
Ее дом находился как раз между «Баррикадной» и «Октябрьским полем», поэтому предложение Любы ее устраивало.
Назавтра они прошвырнулись по магазинам. Люба купила обалденное платье для коктейля, а Женя присмотрела очередные джинсы, очень дорогие, расшитые стразами и украшенные замысловатой вышивкой. Любе ее выбор жутко не понравился.
– В чем ты будешь встречать Новый год? В них?
– Может быть. Еще посмотрю, – беспечно проговорила Женя, вертясь перед огромным блестящим зеркалом.
Джинсы шли ей замечательно. Ничто не украшало ее фигуру так, как они, подчеркивая длинные, сильные, стройные ноги и в меру округлые бедра. Молоденькая продавщица, стоящая за прилавком, невольно залюбовалась.
– Очень стильно и здорово. Девушка, не хотите примерить вон ту кофточку? Мне кажется, она будет на вас смотреться потрясающе, особенно с джинсами.
Женя скосила глаза на вешалку. Кофточка, верно, была недурна – темно-сиреневая, отливающая лиловым, с глубоким вырезом и широкими, свободно спадающими полупрозрачными рукавами.
– Что ж, давайте ее сюда.
Продавщица принесла кофточку, Женя скрылась в кабинке и выскользнула оттуда через пять минут.
– Ну как?
Прикусившая язык Люба подняла вверх большой палец.
– Ты похожа на испанку. Или на итальянку с карнавала. В любом случае стоит брать, это твое, без сомнения.
– Вот в этом и встречу Новый год, – с достоинством проговорила Женя.
Блузка стоила очень недешево, ей пришлось выложить за нее все свои сбережения.
– Теперь я совсем пустая, – призналась она Любе, расплатившись за покупку. – Даже на колготки не хватит. Придется ждать, пока дядя подбросит деньжат по случаю праздников.
Брат матери, Святослав Арнольдович, имел свой небольшой продуктовый магазинчик и иногда баловал любимую племянницу. Впрочем, мать приучила Женю не слишком рассчитывать на его помощь и разрешала принимать подарки лишь изредка.
– Если что, я тебе одолжу сколько нужно, – пообещала Люба, никогда не испытывавшая стеснения в средствах.
– Спасибо, – поблагодарила Женя.
В последующие дни она занималась сборами: гладила концертную блузку и юбку, упаковывала необходимую парфюмерию и маленькие новогодние сувениры, которые приготовила для Любы, Санька и еще нескольких парней и девчонок, с которыми тесно общалась. Для Лося Женя еще пару дней назад купила красивую ароматическую свечу в форме контрабаса, а для концертмейстерши Анны Анатольевны – нарядный газовый шарфик.
Мать глядела на ее хлопоты с печальной улыбкой. Жене было ее безумно жалко: никогда прежде на новогоднюю ночь они не расставались. Даже когда Женя встречалась с кем-нибудь из кавалеров, этот праздник она всегда проводила дома, так уж было заведено с той самой поры, как ушел отец. Ей захотелось хоть чем-нибудь утешить мать.
– Мамуль, ты не переживай. Я вернусь, и мы отпразднуем Рождество.
– Я вовсе не этим огорчена, – со вздохом произнесла Ольга Арнольдовна.
– А чем же тогда?
– Волнуюсь за тебя. Вдруг простынешь там, ноги промочишь. Сейчас самое гриппозное время, потом будешь все праздники валяться с температурой.
– С чего это мне ноги мочить? Я ж не маленькая.
– Кто тебя знает, – неопределенно проговорила мать.
Вид у нее был подавленным, и Женя, чтобы развеселить ее, решила продемонстрировать шмотки. Она надела джинсы и кофточку, сунула ноги в лодочки на шпильке и прошлась перед Ольгой Арнольдовной, как на подиуме.
– Неплохо, – одобрила та. – На мой взгляд, каблук мог быть и поменьше. Слишком уж ты высокая в этих туфлях. И ноги ну прямо от шеи растут.
– Это комплимент? – рассмеялась Женя.
– Понимай, как хочешь, – улыбнулась мать. – Во всяком случае, парню, который захочет пригласить тебя на танец, нужно иметь приличный рост. Лучше – начиная от ста восьмидесяти. Саша под эти стандарты, пожалуй, подойдет.
«А Карцев?» – неожиданно подумала Женя. Она вдруг отчетливо представила его рядом с собой – худого, в бесформенном, растянутом свитере, который он носил не снимая на все репетиции. Стиль явно не соответствовал. Пожалуй, стоило подыскать для новогоднего бала что-нибудь поскромней, да и каблуки снять.
«А, ладно, – решила Женя, – все равно он ни за что ко мне не подойдет. И танцевать я наверняка буду с Саньком – напоследок, перед разлукой».
Она сняла новые вещи, аккуратно разложила их по пакетам и засунула в дорожную сумку.
Вечером накануне отъезда они созвонились с подругой.
– Я поставила будильник на семь, – сообщила та.
– А я на шесть тридцать.
– Зачем так рано? – удивилась Люба.
– Мне надо. Я привыкла иметь в запасе много времени.
– Ну хорошо. Не забудь, «Баррикадная», центр зала. Гуд бай.
– Бай. – Женя повесила трубку.
У нее с самого утра болела голова. Где только она сегодня не побывала: и на курсах, и в библиотеке, и в гастрономе – покупала еду в дорогу. Устала как собака. Сейчас – в душ и на боковую.
Женя оккупировала ванную, провела в ней не меньше сорока минут, затем высушила волосы феном, выпила таблетку цитрамона и улеглась спать.
Она проснулась как от толчка. Ей что-то снилось, кажется, связанное со Столбовым. Ну да, точно, ей снилась конференция. Огромный зал, куча народу, все смотрят на нее, стоящую на кафедре. Женя оглядывается в поисках Столбового, но почему-то его нигде нет. Вместо него в первом ряду она видит Женьку Карцева. Тот глядит на нее внимательно и серьезно, ожидая, когда Женя начнет доклад. Она хочет открыть рот и произнести первую фразу, но вдруг ее охватывает страх. Это даже не страх, а ужас. Женя не понимает его причины, и от этого ей делается еще хуже. Ей хочется бежать прочь – с кафедры, из зала. Где же, черт возьми, Столбовой, почему он бросил ее на произвол судьбы? Женя шагнула вперед, ее нога нависла над пустотой. Она вздрогнула и открыла глаза…
В комнате было не темно и не светло. Клубился серый сумрак. Женя тотчас почувствовала тревогу. Светает только в половине девятого, а она должна была проснуться в шесть тридцать. Женя рывком схватила с тумбочки мобильник. Так и есть! Часы на экране показывали восемь пятнадцать. Она проспала! Не услышала сигнал будильника! Никогда раньше с ней такого не бывало. Господи, вот кошмар! Через пятнадцать минут Любка будет ждать ее на «Баррикадной». Ей даже позвонить нельзя, наверняка она уже в метро.
Женя вскочила с кровати и бегом бросилась в коридор. Дверь в комнату матери была плотно закрыта – та спала, очевидно, надеясь, что Женя ее разбудит. Она вбежала в ванную, включила кран с ледяной водой, наспех умыла лицо. Бог с ней, с Любкой, она догадается, что вышло недоразумение, и поедет на вокзал одна. Сейчас главное – успеть к поезду. У нее в запасе ровно час, а добираться до Комсомольской площади не меньше сорока минут. Хорошо еще, что Женя с вечера собрала вещи.
Кое-как приведя себя в порядок, она забежала на кухню, включила электрочайник, приготовила себе чашку крепкого кофе и, обжигаясь, выпила его. В это время в дверях показалась взъерошенная со сна мать.
– Ты почему не завтракаешь? – зевая, спросила Ольга Арнольдовна. – И чего не разбудила меня? Я бы тебе еду приготовила.
– Мам, я проспала. У меня ни секунды лишней. Давай прощаться.
– Как прощаться? – заволновалась Ольга Арнольдовна. – Без завтрака? Вот так, на бегу? Надо же присесть на дорожку.
– Садись. – Женя подсунула ей табурет, сама присела на краешек и тут же вскочила. – Все. Чао. Я позвоню.
– Давай хоть бутерброды тебе сделаю! – не унималась Ольга Арнольдовна.
– Никаких бутербродов. У меня с собой полно еды, а у Любки еще больше. Пока, мамуль. – Женя ткнулась губами матери в щеку и вылетела в прихожую. Она мигом обулась, накинула пальто, подхватила сумку и была такова.
Она хотела для скорости поймать машину, но потом решила, что застрянет в пробках. Метро в этой ситуации казалось более надежным.
Однако ей не повезло. Поезд, следовавший по кольцу, ежеминутно останавливался в туннеле. От страха опоздать у Жени снова разболелась голова. Она старалась не смотреть на часы, но взгляд ее против воли то и дело устремлялся на циферблат. Прошло не меньше двадцати минут, пока состав, наконец, одолел станции от «Краснопресненской» до «Комсомольской».
Женя выскочила из вагона и почти бегом помчалась по лестнице. Едва она очутилась на улице, в сумочке тут же запел мобильник. Женя на ходу вытащила телефон.
– Ты где? – кричала в трубку Люба. – Мы все уже собрались. Что случилось?
– Ничего особенного, – тяжело дыша от быстрой ходьбы, сквозь зубы проговорила Женя. – Просто я проспала. Не услышала будильник.
– А говорила, что любишь иметь в запасе много времени! – поддела ее Люба. – Сколько тебе еще идти?
– Пять минут. Я уже около вокзала.
– Ладно, я передам Саньку. А то он чуть с ума не сошел от волнения.
– Передай. – Женя отключила сотовый и вошла под своды Ленинградского вокзала.
Она еще издали заметила на одном из перронов большую пеструю толпу и, стараясь не терять темпа, устремилась к ней. Вскоре от компании отделился силуэт и поспешил ей навстречу. Это, конечно, был Санек – Женя уже видела его радостное и возбужденное лицо и слышала обращенное к ней «Женя, наконец-то!» Он подлетел, обнял ее, выхватил из руки сумку. Она вдруг почувствовала, что ее не держат ноги и, против воли, повисла у него на локте.
– Устала, бедная, – сочувственно произнес Санек. – Ты не торопись, мы успеваем.
Женя, прищурившись, вглядывалась в толпу, тщетно пытаясь найти среди хористов Женьку Карцева. Мгновение спустя она увидела его, стоящего чуть поодаль, в потрепанной черной куртке и без шапки. Его светлые волосы были покрыты снежинками. Издали казалось, что это седина. Женя нарочно подольше задержала на нем взгляд, надеясь, что он почувствует его и обернется, но Карцев продолжал стоять к ней вполоборота, сосредоточенно разглядывая состав.
К Жене бросилась Люба.
– Ну, Женюра, ты даешь! Сейчас бы уехали без тебя. Посадка уже идет полным ходом. Скорее! – Она схватила ее за руку и потянула к поезду. – У нас места рядом. Ты, я и Санек, а напротив Ольга Дурова, Наташка Козлова и Настя. Да что вы там копаетесь?
– Спокойно, Чакина, – с усмешкой скомандовал Санек, занося в тамбур вещи. – А то взорвешься от избытка энергии.
Он отыскал нужное купе. Там уже сидели подружки Наташа Козлова и Оля Дурова. Не хватало лишь белокурой и смешливой Насти Губаревой.
Девушки устроились на скамейке, Санек запихнул сумки на багажную полку и сел рядом с Женей, вплотную прижавшись к ее боку. Она чувствовала, как от его тела исходит волна желания, и ей захотелось оказаться подальше.
– Любань, давай махнемся. Я к окну, у меня голова со вчерашнего дня трещит.
– Пожалуйста. – Люба озорно глянула на Санька, пожала плечами и встала.
– Я тоже пересяду, – тут же заявил тот, передвигаясь вслед за Женей.
– Что, и у тебя с головой непорядок? – съязвила Люба.
Девчонки напротив весело пересмеивались и шушукались. Санек оставил вопрос без внимания, наклонился поближе к Жениному уху и шепотом спросил:
– Ты позавтракать-то успела? Хочешь пирожок с курагой?
– Нет, спасибо. У меня и так в горле пересохло.
– У меня есть минералка. Достать?
– Ну давай, – согласилась Женя.
Санек вытащил из рюкзака бутылку, открыл и разлил в пластиковые стаканчики. Хватило на все купе.
– За отъезд, – провозгласила Люба, поднимая свой стаканчик.
– А мы действительно тронулись! – закричала Наташка. – Смотрите, перрон движется.
За окнами действительно медленно плыла платформа. В дверях показалась румяная физиономия Насти.
– А вот и я. Не ждали?
Компания дружно пила минералку.
– Эх, – мечтательно протянула Люба, глядя на мелькающие за окном киоски. – Сейчас бы сюда пивка.
– Всеволод Михалыч запретил, – тут же встряла Настя.
– Подумаешь! – Люба пренебрежительно хмыкнула и заговорщицки подмигнула Саньку. – Сейчас отъедем подальше, и можно будет смотаться в вагон-ресторан. Возьмем там пару банок, ничего страшного не случится.
– Любаня, не нарушай дисциплину, – строго проговорила Женя.
Она понемногу приходила в себя от бешеного бега. Головная боль утихла, на душе стало спокойно и хорошо. Свершилось – они едут! Через семь часов она увидит Питер, в котором была лишь один раз в жизни, когда ей исполнилось пятнадцать. Они ездили туда с отцом и Ингой незадолго до его смерти. Женя до сих пор помнила свой восторг, когда она увидела гранитную набережную Невы, ее свинцовые воды под таким же небом, графически четкие силуэты зданий, наполненную воздухом ширь Дворцовой площади.
Ее охватила эйфория. Даже сидящий рядом Санек больше не раздражал ее, наоборот, она почувствовала к нему нежность и благодарность. И тут она вспомнила свой сон. Что за галиматья ей привиделась? Будто она выступает на конференции одна, без Столбового. И опять этот Карцев! Где он, кстати? Посмотреть бы на него хоть краем глаза.
Женя осторожно поднялась со скамейки.
– Ты куда? – тут же спросил Санек.
– Я сейчас вернусь.
– Постыдился бы задавать девушке такие вопросы, – фыркнула Люба. – Сначала напоил ее водой, а теперь интересуется. Не может же она тебе признаться, что идет в туалет.
Санек слегка покраснел и промолчал. Женя вышла из купе в коридор. Там было неожиданно прохладно. Она поежилась, поплотней запахнула вязаную кофту, раздумывая, в какой стороне искать Карцева, и, поколебавшись, двинулась в голову вагона. Интуиция ее не подвела: тот сидел во втором купе, в обществе двух парней из басов и трех девчонок из сопрано. Все шестеро азартно резались в какую-то неизвестную Жене карточную игру. Она прошла мимо, чувствуя укол ревности – Карцев явно выглядел веселым и даже улыбался соседке напротив.
Посетив туалет, который был ей без надобности, Женя вернулась в свое купе. Там тоже достали карты, Настя деловито тасовала колоду, Наташа и Оля по-прежнему шептались и приглушенно хихикали.
«Как дуры!» – с внезапным раздражением подумала Женя. От ее чудесного настроения не осталось и следа. Захотелось закрыть глаза и подремать в тишине, чтобы никто не беспокоил.
– Будешь с нами? – спросила Люба.
– Потом, позже. – Женя пробралась на свое место к окну.
– Ну! – разочарованно протянул Санек.
– Баранки гну, – тихо проговорила она.
Больше он ничего не сказал, а взял у Насти из рук колоду и принялся сдавать карты. Женя откинулась на спинку и зажмурилась. Вскоре мерное покачивание и стук колес действительно навеяли на нее дрему. В полусне она слышала, как переговариваются Люба, Санек и Настя. Потом раздался громкий голос Лося:
– Как самочувствие, ребята?
– Отличное, – бодро отрапортовала Люба.
– А Женя что, уснула? – поинтересовался дирижер.
– Кажется, да, – сказал Санек.
– Нет, я не сплю. – Она открыла глаза.
– Тебе нехорошо? – заволновался Лось. – Укачивает?
– Нет. Просто не выспалась. Слишком резко вскочила.
– Ну отдыхай, – проговорил дирижер и пошел по коридору обходить другие купе.
– Ты правда поспи, – ласково посоветовал Санек. – Остановка будет только через полчаса.
– А сколько мы уже едем?
Он посмотрел на часы:
– Три часа пятнадцать минут.
– Почти полпути проехали, – обрадовалась Настя.
– Давайте в «дурака» сыграем, – предложила Оля.
– Народу много, – возразила Люба.
– А мы попарно.
Снова перетасовали карты. На этот раз Женя принимала участие в игре на пару с Саньком. Они вышли первые, за ними Настя. Люба продолжала сражаться против Ольги и Наташи. Жене стало скучно. Она уставилась в запотевшее окно.
– Кажется, подъезжаем.
– Рано еще, – возразил Санек.
– Бологое! – донесся из коридора голос проводника. – Стоянка двадцать минут. Кто хочет, может выйти.
– Давайте выйдем, – предложила Женя, – а то здесь духота немыслимая.
– А там холодрыга. – Люба недовольно поморщилась.
– Ну и что. Я все равно пойду прогуляюсь.
– Пошли. – Санек послушно встал и подал ей пальто.
Она нарочно потащила его мимо купе Карцева. Там не было никого, кроме самого Женьки. Он спал, привалившись головой к оконной раме. Остальные ушли на платформу дышать свежим воздухом.
– Вот соня, – насмешливо проговорил Санек.
Женя дернула его за рукав.
– Тише ты, не буди человека.
Он кивнул и, приглядевшись к тому, что творится за окном, схватил ее за руку:
– Скорей! Там мороженое продают. Питерское, вкусное.
– Никакого мороженого, – сурово произнес за его спиной невесть откуда взявшийся Лось. – Вы что, решили провалить концерты? Вам горло нужно беречь как зеницу ока.
Они вышли из поезда. Нос и щеки тотчас стал покусывать крепкий морозец.
– В Питере минус пятнадцать, – сообщил пожилой проводник, с усмешкой наблюдающий с подножки, как народ, прогуливающийся по перрону, поспешно поднимает воротники и натягивает перчатки.
– Ну и хорошо, – сказал Санек. – Зато будет настоящий Новый год. А то вечно в Москве слякоть и оттепель.
Женя, однако, вскоре замерзла, и они ушли обратно в вагон. Санек принес кипятку, они заварили чай, достали домашнюю снедь и устроили пир. Затем снова играли в карты. Потом рассказывали анекдоты – Санек знал их очень много, и девчонки животики надорвали от смеха.
Незаметно начало темнеть. За окном висело серое, низкое небо. Пейзаж сделался черно-белым, лишенным ярких красок.
– Почти приехали, – зевнув, проговорила Настя.
Наташа и Оля начали собирать вещи. Снова появился Лось, на этот раз в сопровождении Анны Анатольевны.
– Осталось двадцать минут. У вокзала ждет автобус. Вас отвезут в общежитие, там приведете себя в порядок, перекусите. В половине восьмого общий сбор внизу, в актовом зале. Я зачитаю расписание на завтра и после этого – всем спать. День предстоит тяжелый, ни минуты свободной не будет. Вам понятно?
– Понятно, – недовольно произнесла Люба, дождалась, пока Лось покинет купе, и скорчила ему вслед забавную мину. – Он с нами как с детьми: того нельзя, этого нельзя. Тоска, одним словом.
– Просто он волнуется и хочет, чтобы мы хорошо выступили, – пояснила Наташа.
– Да ведь мы не только выступать едем, но и потусоваться. Я, к примеру, не собираюсь ложиться спать в девять. Давайте соберемся у кого-нибудь в номере и устроим дискотеку. Кто за?
– Я. – Санек с готовностью поднял руку.
– Женюра, а ты? – спросила Люба.
– Я – нет.
– Почему?
– Не хочу нарываться. Раз руководитель велит отдыхать, он, вероятно, знает, что делает. Было бы свинством наплевать на его слова.
– Придется отплясывать без нее, – с грустью констатировала Люба и бросила кокетливый взгляд на Санька.
Тот сделал вид, что ничего не заметил.
Поезд начал притормаживать. Из коридора слышались шум и веселые, возбужденные голоса. Люба встала и стащила с вешалки дубленку. Вагон дернулся и встал.
– Питер! – радостно взвизгнул кто-то. Раздался могучий топот ног, будто по вагону несся табун лошадей.
– Тише, тише! – покрывая общий гул, звучал мощный голос Лося. – Не торопитесь, все успеют выйти. Шеи друг другу не переломайте!
Автобус ждал у вокзала. Это был вместительный, мягкий «Икарус».
– Чур, я не в хвосте, – с порога громко заявила Люба. – Меня укачивает. Может стошнить.
Сидевший возле водительской кабины Вовка Егоров тут же безропотно встал, уступая ей место.
– Спасибо, Вовик. – Люба чмокнула его в щеку и плюхнулась в кресло рядом с тенором Пашей Звонаревым.
Егоров пошел по салону искать свободное место. Женя и Санек устремились за ним. Все трое устроились ближе к хвосту. Подошел еще народ, и постепенно автобус набился до отказа. Молодой усатый шофер выбросил в снег окурок, затоптал его и, сняв куртку, уселся за руль.
– Трогай! – весело крикнули ему сзади.
Водила усмехнулся в усы.
– Я вам не извозчик.
Он, не торопясь, завел мотор, «Икарус» мерно загудел и поехал, рассекая темень мощными фарами.
Дорога заняла чуть меньше часа. Общежитие находилось за чертой города, в лесопарке. Это было трехэтажное здание старой застройки, когда-то принадлежавшее студентам пищевого техникума. Его давно расформировали, а дом, требующий капитального ремонта, использовали от случая к случаю – проводили в нем молодежные слеты, размещали участников детских Олимпиад, а одно время даже сдавали в аренду под склад. Помещение было вполне пригодным для жизни: на первом этаже располагались вместительная столовая и актовый зал, на втором и третьем – двухместные номера, в каждом из которых имелся душ и туалет.
Женя и Люба осмотрели свой номер и остались им довольны. Дизайн, конечно, не фонтан, зато тепло и чисто. Аккуратно заправленные деревянные кровати, столик у окна, на полу коврик. Пара стульев и овальное зеркало в потрескавшейся от времени раме.
Люба тут же раскрыла чемодан и вывалила на постель груду тряпья, флакончики и коробочки, фен и щипцы для завивки.
– Кто первый в душ?
– Если не возражаешь, я, – сказала Женя. – А то утром помыться толком не успела, так спешила.
– Ну валяй, – согласилась Люба.
Женя сняла дорожную одежду и влезла под горячую воду. Она по-прежнему чувствовала себя неважно и с удовольствием последовала бы совету Лося – поужинав, улечься спать. Через шум воды до нее долетал голос Любы – та во все горло распевала хоровые партии.
Женя закончила мыться, вытерлась пушистым махровым полотенцем, накинула халат и вышла из ванной.
– Все? – обрадовалась Люба. – Быстро ты. Я думала, застрянешь там на час.
Она скинула одежду и юркнула в еще окутанную паром душевую.
Женя натянула джинсы, свитер, подколола волосы и села у окна. За стеклом был непроглядный мрак, лишь вдали светил один-единственный фонарь. Из темноты выступали неясные силуэты елей.
«Как в сказке, – с восторгом подумала она. – Можно будет встретить Новый год на улице. Нарядить живую елку и водить вокруг нее хороводы».
В дверь постучали. Вошел Санек. Вид у него был свежий и бодрый.
– Ну как вы тут разместились? – спросил он, с любопытством оглядывая комнату.
– Неплохо, – проговорила Женя.
– Любка где? В душе?
– Разумеется.
– Я внизу был. Там такой шведский стол, закачаешься! Можно уже идти ужинать.
– Надо бы Любку подождать, – засомневалась Женя и тут же почувствовала, как желудок сводит голодной судорогой, ведь за целый день съела лишь пару бутербродов.
– Придет твоя Чакина, что ты за нее беспокоишься. – Санек небрежно махнул рукой.
– Ладно. – Женя решительно встала со стула. – Идем.
Они спустились в столовую. Санек оказался прав: стол просто ломился от закусок. Здесь было все, что только душа пожелает: и салаты, и пирожки, и деликатесные фрукты, и сладости. На отдельном столике в углу дымилось несколько чайников с кипятком, на широком блюде лежала горка пакетиков с чаем и кофе.
Хористы уже вовсю угощались. Женя заметила Лося – тот, не спеша, с удовольствием пил кофе, закусывая бутербродом с ветчиной, и общался с распорядителем фестиваля. Зал был полон. Кроме «Орфея» в общежитии разместилось еще два коллектива: один из Тулы, другой из Нижнего Новгорода. Новгородцы – сплошь девушки, все, как одна, статные, румяные, русоволосые. Они сгрудились вокруг стола и налегали на пирожки.
Санек отыскал для Жени чистую тарелку, набрал разной еды, сунул ей в руку вилку:
– Ешь.
– Спасибо.
Женя откусила от пирожка.
– С ума сойти. Вкусно!
– Я же говорил, – подтвердил Санек.
Она привычно пошарила глазами по залу, но Карцева не обнаружила. Может, он уже поел и ушел к себе, спать? Интересно, с кем его поселили? Женя хотела было спросить об этом у Санька, но не рискнула. Незачем кому-то знать, что ее волнует Карцев.
Они наелись до отвала. В это время в столовой появилась Люба, розовая после горячего душа, с распущенными волосами. Издали ее можно было принять за новгородскую хористку. Она вразвалочку подошла к ним.
– Не дождались меня, предатели!
– Да тут все съели бы, если б мы тебя ждали, – оправдался Санек.
– А вы у нас самые голодные! – ехидно проговорила Люба, накладывая в тарелку салат. – Все осталось, нечего мне голову морочить.
Лось, по своему обыкновению, громко захлопал в ладоши.
– Москва! «Орфей»! Все поужинали?
– Кажется, все, – крикнул в ответ кто-то.
– Посмотрите внимательно, кого еще нет в зале?
– Наташки нет, – проговорила Оля. – Она не придет. Спать легла, устала с дороги.
– Безобразие, – рассердился Лось. – В следующий раз кормить вас будут только завтра утром. Есть еще отказавшиеся?
– Карцев, – произнес баритон Владик Сидоренко. – Он со мной в номере.
– Почему не пришел ужинать? – строго спросил Лось.
– Говорит, не хочет.
– Я ему покажу «не хочет»! Вечно этот тип выпендривается, не живется ему нормально, по-людски. Влад, быстро наверх и передай ему, чтобы тут же топал сюда.
– Так он меня и послушал, – насмешливо протянул Сидоренко, но все-таки двинулся к выходу.
– Кто освободился, переходите в актовый зал, – велел Лось. – Проведем пятиминутку, обговорим наши проблемы и – общий отбой. Нарушители дисциплины будут наказаны.
– В угол поставите? – раздался шутливый голос.
– Нет. Не пущу на новогодний банкет.
– Это беспредел! – завопили ребята.
Лось невозмутимо пожал плечами.
– Кому не нравится, возвращайтесь в Москву.
– Ужас! – с набитым ртом произнесла Люба.
– Говорят, он в поездках всегда так себя ведет, – заметил Санек.
– Вот зверюга! – Люба подцепила с блюда последний бутерброд с семгой. – Ладно, завтра после концертов отыграемся. Будем гулять всю ночь, и ничего он не поделает.
Женя слушала ее вполуха, глядя на дверь. Она ждала, появится или нет Карцев. Тот все не шел, подтверждая правоту Сидоренко. Любка закончила трапезу, напилась кофе, и они направились в актовый зал.
Лось пришел минут через десять. Он зачитал завтрашнее расписание, повторил приказ не есть мороженого, не пить спиртного и не тусоваться в номерах до окончания концертной программы. Затем все разошлись по своим комнатам.
Женя расстелила постель и легла. Люба включила над кроватью бра и достала из тумбочки журнал.
– Я почитаю немного, не возражаешь?
– Читай, – разрешила Женя и закрыла глаза.
Ее тотчас сморил сон.
