Татьяна Александровна Грачева
Кисло-сладкое
В первом классе Юля еще не воевала с учительницей, но уже нудила, что, пока она сидит в школе, вся жизнь проходит мимо. Домашним заданием с ней занимался в основном Кирилл. Приезжал поздно вечером и привозил с собой праздник и отдых. Юля висла на нём мартышкой, щебетала без умолку и сразу же вспоминала все школьные события, которые почему-то не могла припомнить днем, когда к ней обращалась Соня.
Днём у Юли были дела поважнее, чем беседовать с вечно раздраженной и невыспавшейся мамой. После школы она ложилась на пол между диваном и креслом и, катаясь из стороны в сторону, беспрестанно повторяла: «Я ничья, я чужая».
Так и жили почти полгода, пока Соня не дошла до точки кипения. Тимур в очередной раз заболел, температуру сбивали три дня. На четвертый, едва ему стало лучше, Юля устроила скандал и отказалась убирать за собой магнитный конструктор. Кирилл задерживался на работе и не отвечал на звонки, а плов, который Соня варила к ужину, пригорел.
Юля отказалась есть «чернючую кашу». Насупившись, сидела в комнате и грызла яблоко. Конструктор Соня в итоге выбросила в урну, успев вырвать магнитный шарик из ладошки Тимура, осваивавшего мир на четвереньках.
Кирилл зашел в квартиру, перецеловал своих женщин, звонко чмокнул Тимура в лоб. Сгустившуюся грозовую тучу на небосклоне семейного счастья не заметил. Вымыв руки, сел за стол и подвинул к себе тарелку с пловом. Съев пару ложек, молча отодвинул в сторону.
Соня развернулась к нему, перевела взгляд на отвергнутый ужин.
– В чем дело?
Кирилл пожал плечами.
– Он, кажется, сгорел, ты только не расстраивайся. Сонь, я лучше шаурму съем. Привез парочку на всякий случай.
Услышав про шаурму, в комнату влетела Юлька.
– Ура! Шаурма!
Она потянулась к пакету, но Соня отодвинула его в сторону.
– Ешь плов.
– Мам, он гадкий и воняет ужасно.
Соня развернулась к плите, убрала крышку и, ни слова не говоря, изо всех сил бросила полную кастрюлю на пол. Жирный плов разлетелся по стене красивым веером, чернеющей массой вывалился на паркет, словно инопланетная чужеродная тварь. Тимур как раз дополз до коридора, ведущего на кухню. От грохота взвизгнул, шлепнулся на полный подгузник и залился плачем, Юля испуганно вжалась в угол комнаты, закрыв ладонями лицо. Кирилл укоризненно покачал головой, но промолчал.
Соня оглядела учиненный ею погром, развернулась и выбежала из кухни. На ходу стянула с вешалки куртку, зацепила зонт, не глядя влезла в высокие резиновые сапоги и кинулась вон из квартиры. Уже в подъезде дрожащими пальцами застегнула пуговицы и накинула капюшон. Проигнорировав лифт, ринулась вниз по лестнице. Куда мчалась и зачем – не думала. Ей важно было убежать, от сгоревшего плова, от капризной Юльки, вечно болеющего Тима, понимающего мужа и, главное, от себя.
Несколько часов она бездумно ходила по улицам. Бродила, поворачивая наугад, огибая лужи, меняя направление и возвращаясь обратно. Мир отгородился от неё потоками дождя, а она от него – слезами. Дорогу Соня не видела. Чистое везение и невероятная удача, что тогда её не сбила машина. С тех пор как родился Тим, она не видела оттенки эмоций, реальность превратилась в беспросветный, мутный туман. Соня плакала в голос и неэстетично размазывала слезы по щекам вместе с тушью. Пальцы ног превратились в ледышки, джинсы и низ куртки промокли насквозь. Зонт кое-как спасал только голову, выстуженную ноябрьским ветром, и абсолютно не скрывал от хлестких и колких капель косого дождя.
Ноги сами привели её к дому. Сняв мокрую куртку, Соня аккуратно поставила раскрытый зонт в коридоре и на цыпочках пробралась в спальню. Кирилл дремал на спине, уложив поверх себя Тимура. Тот слегка подрагивал во сне и судорожно вдыхал. Он всегда так делал после затяжного истеричного плача с икотой. Видимо, ревел. Из-за неё.
Стараясь их не разбудить, Соня прикрыла двери в спальню и направилась на кухню. На пороге резко остановилась и застыла с поднятой в шаге ногой. У стены на корточках сидела Юля и, отскребая рис от обоев, аккуратно складывала его обратно в кастрюлю. На полу плова уже не было, остались только жирные масляные разводы, будто паркет облизывал огромный сенбернар.
Соня медленно приблизилась к Юле и, опустившись на колени, молча обняла. Уткнувшись носом в её холодную влажную рубашку, Юля покорно опустила руки и всхлипнула. Обе напряженно замерли в одной секунде от повторной истерики.
Соня не выдержала первой и расплакалась.
– Юль, прости меня, прости, пожалуйста.
Та не сразу смогла ответить, ревела от всей души, заглатывая воздух большими порциями. От попыток успокоиться плач только усиливался, еще и набирал обороты.
– Мам, я… ты… не любишь… меня больше?
Соня отстранилась, положив ладони на плечи дочери, внимательно заглянула в её лицо.
– Люблю, конечно! Конечно, люблю! Юлечка, солнышко, как я могу тебя не любить? Прости меня. Я просто устала.
– Я испугалась, думала, ты совсем ушла.
– Я не уйду. Никогда не уйду.
Юля снова разревелась, но теперь не так безнадежно и надрывно.
Кирилл ни слова не сказал о «пловном инциденте», но уже к концу недели нашел себе помощника в закусочной и перестал задерживаться на работе. А через полгода отправил Соню исполнять мечту – получать среднее медицинское образование. Доучивалась Соня уже в Краснодаре, там же проходила многочисленные курсы массажа. Чтобы она все успевала, Кирилл нанял няню, которая занималась детьми, пока Соня сидела на занятиях и проходила практику. Когда ребята подросли, обязанности няни на себя взяла Вера Андреевна. Когда-то она с удовольствием возилась с пухлощекой непоседливой Юлькой, теперь же ей вручили двух внуков, хотя и за ней самой ненавязчиво приглядывали.
Плавая между прошлым и настоящим, Соня умудрилась задремать. Через секунду после того, как она плотно закрыла глаза, прозвенел будильник.
Соня не отпустила больного Тимура в школу, но сеанс массажа не перенесла. Собиралась на работу в сомнамбулическом состоянии. Даже патчи не поправили её уставшее и потрепанное бессонницей лицо. Красные прожилки в глазах придавали ей больной вид. Раньше она никогда не задумывалась о том, что в юности белки снежно-белые, оказывается, глаза ярче шеи и рук выдают возраст.
Несмотря на мелкий моросящий дождик, Соня снова шла пешком. Нахохлилась и, подняв воротник плаща, спряталась под зонтом. Под ногами хлюпало, над головой стучало, а цветы вдоль тротуара за ночь почернели от внезапного южного мороза. Быстрее бы уже выпал снег и прикрыл беззащитный оголенный город.
За квартал до места работы телефон тренькнул одиночным сообщением. Интуиция Сони не ошиблась. Писал Марк.
«Доброе утро».
Ниже он прикрепил картинку со взъерошенной совой с торчащим пером на макушке и разновеликими глазами.
Соня ухмыльнулась и набрала ответ.
«Откуда ты знаешь, что я так выгляжу? Хотя… может, даже хуже».
«Предположил. Бессонная ночь всё-таки. В твоем профиле последнее фото из Лаго-Наки, понятия не имею, как ты сейчас выглядишь. Как сын?»
«Лучше».
На этом короткая переписка закончилась. Соня печально улыбнулась. Всё-таки он знает, что она была рядом, возможно, в нескольких километрах, но не написал. Как же все это странно.
Весь сеанс массажа Соня прокручивала в голове мысль о том, что в таком виде, как сейчас, она бы не рискнула показаться Марку. Опустив взгляд на свои руки, массирующие мягкое податливое тело разомлевшей клиентки, представила на ногтях яркий лак. А почему бы и нет? Вызывающий длинный маникюр ей нельзя, но можно короткие и алые ногти. Проводив довольную женщину, Соня открыла окно для проветривания, замкнула свой кабинет и зашла в соседний.
Наташа встретила её беспардонной репликой.
– По тебе словно танк проехал. Плакала, что ли?
Зарина хмыкнула:
– Или с любовником кувыркалась.
Соня покачала головой.
– Тимур заболел. Бессонная ночь, – она села в кресло. – Наташ, я к тебе, кстати. Есть окно?
– Сейчас?
– Да.
– Есть. Как раз чаёвничать собирались. Тебе маникюр?
– Пока да, а потом педикюр хотела обновить.
Зарина разложила в кружки чайные пакетики, плеснула кипяток.
– Тебе бы шило отшлифовать. Серая какая-то стала. Крокодил натуральный.
– Мне просто нужно выспаться.
– Давай тебе гриву покрасим?
Зарина давно мечтала сделать что-нибудь с волосами Сони. Но та ни в какую не поддавалась. Длинные, густые, почти до пояса, без единого седого волоска, они ей виделись непаханым полем и пустым холстом. Пока только Наташа соглашалась на эксперименты с прической. Сегодня она красовалась с фиолетово-синей шевелюрой и выстриженным виском.
– Нет, но можно заламинировать.
Дверь приоткрылась, в комнату вошла Лера.
– О, я вовремя. Сплетничаете?
– Соньку уговариваем на метаморфозы.
– И она чё?
Зарина громко поставила чайник на подоконник.
– Собралась прихорашиваться по методу спящей царевны. Задрыхнуть и проснуться красивой.
Лера звонко рассмеялась. Среди подруг она была самой молодой, и проблемы возрастных изменений ее пока не волновали. Она частенько злорадствовала, когда они начинали рассказывать об утягивающих трусах или бюстгальтерах с широкими удобными лямками. Она же единственная в компании была не замужем и обожала истории из бракованной жизни. Желательно пикантные или тоскливые. Со всеми, кроме Сони, общалась ровно и немного высокомерно, свою молодость считала неоспоримым преимуществом и любила подшучивать над «пенсионерским клубом». Соня же её раздражала яркой привлекательностью, хищной и одновременно сдержанной.
– Тебе, кстати, пора на следующую эпиляцию, – напомнила она Соне, наливая чай.
Зарина и Наташа переглянулись.
– А чего это Сонька у нас эпилирует? Писюху?
Лера помакала пакетик чая и села на подлокотник.
– Всё. Под корень решила извести всю растительность. И правильно. Быть лохматкой нынче немодно.
Зарина громко рассмеялась, а потом резко замолчала и, хитро сощурившись, пригляделась к Соне.
– Сколько ты уже замужем?
Соня не успела ответить, её опередила Лера.
– Столько не живут.
– Ну, сколько? Юлька твоя выпускница, значит, лет двадцать.
– Восемнадцать, – поправила Соня.
– Да, это срок.
Наташа усадила Соню, заставила вытянуть руки.
– В какой цвет будем красить?
– Гранатовый.
Наташа кивнула со знанием дела.
– На коротких ногтях такие насыщенные цвета хорошо смотрятся.
Пока она занималась ногтями Сони, Зарина умудрилась налепить на её лицо маску и подравнять кончики волос.
Лера убегала к клиенткам и снова возвращалась. Не хотела пропустить такую интересную тему: обсуждали любовников. Еще через час к ним присоединилась Тоня, создательница бровей в стиле Кары Делевинь. Популярный тренд шокировал даже опытную бровистку. Широкие брови придавали лицу злое выражение и грозность, все остальное терялось на фоне этих мощных дуг, и шли они далеко не всем. Но клиентки просили мохнатое коромысло, а она на этом зарабатывала.
Зарина бродила по комнате, размахивая расческой и громко возмущалась. Она единственная никуда не отлучалась, отправила домой трех клиенток и объявила выходной. У нее была беда. Ей изменял любовник.
– Я его придушу, пса гулящего! Прочла его переписку с этой сучкой. Я понимаю, изменять жене – это как бы вообще не обсуждается. – Бросила слегка виноватый взгляд в сторону Сони: – Сонька, сорян. Но изменять любовнице! Это ни в какие ворота не лезет. Скотобаза такая. Я его пригрела, подстригла, кстати, Лешего лохматого, а он писюндровича своего в другом месте паркует!
Наташа и Тоня сочувствующе закивали.
– Да уж, проблема.
– Урод, конечно. Соболезную.
Лера распаковала шоколадку, снова уселась на подлокотник с кружкой чая.
– То есть ты изменяешь мужу, а твой любовник изменяет тебе?
Зарина тяжко вздохнула.
– Представь.
– А замужем, оказывается, интересней, чем я думала.
Соня оглядела гранатовые ногти, похожие на капли запёкшейся крови, бросила взгляд на Леру.
– Не все мужья изменяют.
Подруги одновременно замолчали. В комнате повисла такая тишина, что было слышно, как Лера жуёт шоколадку. Первой отмерла Зарина.
– Сонь, ты, конечно, идеалистка и всё такое. Но все. Просто не всегда жены об этом знают.
– То есть ты утверждаешь, что Кирилл мне изменяет?
Наташа бросила на Зарину предостерегающий взгляд, Соне миролюбиво улыбнулась.
– Ничего она не утверждает. Не забывай – Заринка у нас пессимистка. Она вообще о людях невысокого мнения.
Зарина фыркнула.
– Вот не надо меня тут прикрывать и закруглять углы. Да, я так думаю. Соня правда не похожа на ту, которой изменяют, скорее на ту, с которой изменяют, на вид классическая разлучница. Я бы её на семейный праздник не пригласила, от греха подальше, – она снова повернулась к Соне, – восемнадцать лет – это много, это охрененно много. Кирилл уже раз сто успел погулять. Мужик симпатичный, без брюха, ухоженный. И ты дура, если сама еще ни разу не сходила налево. Хорошая измена укрепляет брак. Поверь пятиопытной женилке.
Лера громко рассмеялась.
– Такая философия мне нравится. А я замуж боялась, думала, придется всю жизнь спать с одним мужчиной. Это ж тоска такая, – её явно радовала мысль о том, что красивой и самоуверенной Соне тоже могут изменять.
Тоня задумчиво почесала подбородок, печально вздохнула.
– Не хочется соглашаться с Зариной, и еще месяц назад я бы встала на сторону Сони. Но мой благоверный сделал пакость и оставил следы.
Наташа покачала головой.
– Сочувствую, Тонь. Неужели нельзя изменять незаметно? И ему счастье и тебе спокойно. Там на холодильнике коробка конфет с коньяком. Открывай. Что думаешь? Разводиться?
Зарина возмущенно топнула ногой, запустила руку в коробку, взяла сразу три конфеты и закинула в рот.
– Да вы что, с ума сошли? Разводиться? Нужно использовать ситуацию, а развестись всегда успеется. Он-то себе быстро бабу найдет. Голодных и жаждущих нормальных мужиков много, а ты можешь остаться у разбитого корыта. Еще дети, ипотека у вас. Не дури.
Соня хотела поспорить, даже вдохнула поглубже, но передумала и, наоборот, плотно сжала губы. Препираться бессмысленно. Зарине действительно встречались только такие мужчины, вот она и не верила в брак, да и сама не умела быть верной. Ей можно только посочувствовать. Соне повезло больше. Кирилл ей не изменял. Никогда. Даже в самый тяжелый для их семьи период он не приносил на себе бордовые отпечатки.
После разговора с коллегами Соня вернулась в кабинет и оглядела себя в зеркале. Надо же, после косметической маски цвет лица улучшился, и глаза возвратили себе естественный блеск. Теперь она снова стала похожа на всегдашнюю себя. Соня сощурилась и, разглядев на виске чёткий сизый отпечаток, резко отпрянула от стекла.
Чем она лучше Зарины? Она не изменяла Кириллу, но разве переписка с Марком не то же самое? Совесть подсказывала, что очень близко к измене. Неспроста ей так тревожно и сладко, когда телефон тренькает одиночным сигналом. А может, зря она себя накручивает? Ничего же не было и не будет. Просто редкие беседы, даже не беседы, а переписка. И неизвестно, напишет ли он снова.
Из раздумий вывело внезапно открывшееся окно. Соня вздрогнула и кинулась к раздувшейся парусом шторе. Она открывала створку, когда проветривала кабинет, и забыла о ней. Промозглый ноябрь ввалился в комнату и, раскрыв объятия, пощипал за щёки. Такого холодного конца осени давно не случалось, в воздухе пахло снегом. Обычно Кубань радует теплым климатом, а снегопад – редкое явление, достойное быть запечатлённым на камеру.
В тот год, когда состоялся её триумф на Осеннем балу, ноябрь был влажный и, пожалуй, такой же холодный.
***
Марина резко развернулась и едва не свалила горшок с алоэ. Вика возмущенно отпихнула её в сторону.
– Не ёрзай, отрастила себе жопу.
Огромные, просторные классы продувались насквозь, только у батарей было уютно и комфортно. На переменах заветные места не пустовали, их занимали в первую очередь. В кабинете биологии с доступом к вожделенному источнику тепла возникли проблемы. Маруська Игоревна устроила в своем классе оранжерею, правда, с довольно скудным набором флоры. Не слишком-то хороший из неё получился садовод. Чтобы цветы получали больше света, она попросила трудовика прибить дополнительные широкие подоконники, они-то и закрыли доступ к теплу. Между дощечек втискивался только один в меру упитанный человек или два щуплых полубоком. Олеся, естественно, занимала одиночное место. Вике и Марине пришлось делить одну батарею на двоих.
Соня не рвалась к батареям, сидела за партой и изо всех сил делала вид, что ей тепло и нет никакого дела до Марка, стоящего всего в метре от неё. Он слушал музыку в наушниках, но басы прорывались наружу, отчетливо различались даже отдельные слова. За батарею Марк тоже не воевал, да и замерзшим не выглядел: не застегнул воротник, не покрылся мурашкам и не сутулился.
Марина выровняла горшок с алоэ, снова втиснулась в узкое пространство.
– Какого хрена Маруська развела тут висячие сады Семирамиды? Как специально, чтобы нас заморозить.
– Да, это её великий план, – вклинился Костя, – она же нас ненавидит.
– Взаимно, – хмыкнула Олеся.
Словно услышав их беседу, в кабинет вошла учительница, но не одна, в сопровождении директора. Класс притих, появление Бориса Константиновича не предвещало ничего хорошего. Олеся напряглась, Костя судорожно копался в памяти, пытаясь припомнить все свои проступки. За курение в раздевалке он уже получил, а больше ни на чем вроде не попался.
С опозданием ученики поднялись.
Борис Константинович великодушно махнул рукой.
– Сидите, сидите. Я по делу, – он оглядел класс, остановил взгляд на Соне, затем перевёл его на Марка. – Двадцать пятого планируется осенний бал.
Класс не дослушал и радостно загалдел, хотя новостью это не являлось. Бал давно стал ежегодным событием. Директор дождался, когда голоса утихнут, и продолжил:
– До меня дошла информация: запечатлеть школьные таланты приедет журналист с местного канала. Поэтому к балу мы решили приурочить еще и награждение наших лучших учеников. Победительница олимпиады по химии и чемпион городского кросса в вашем классе. Кроме них будет еще пять человек. Так что Абросимов и Тихомирова вам нужно будет прийти ещё на общую репетицию, чтобы прогнать награждение без сучка и задоринки.
Марк хмыкнул и, невзначай придвинувшись к Соне, оперся костяшками пальцев в столешницу. На олимпиаде он отстал от неё всего на пару баллов, успел по этому поводу не раз выразить злое удивление. Соня скосила взгляд в его сторону и, задрав подбородок выше, демонстративно отодвинулась подальше от его руки.
– А дискотека будет? – поинтересовалась Вика.
– Дискотека будет, – недовольно подтвердил Борис Константинович, – к вам у меня особая просьба. Ваш класс всегда отличался творческим потенциалом. Вы дружные и сплоченные, не подведите меня, подготовьте выступление как следует.
Олеся отстранилась от батареи, скромно улыбнулась.
– Борис Константинович, можете на меня положиться. Всё сделаем! У нас не только бегуны и химики водятся.
– Очень на вас рассчитываю, – он развернулся к учительнице, – если будет нужен ключ от актового зала, без проблем берите в радиорубке, я предупрежу Артёма. Только вы с другими классами обговорите очередь.
Олеся благодарно улыбнулась.
– Спасибо вам, в классе, конечно, так не отрепетируешь. Ашки и бэшки тоже готовятся?
– Конечно. Но вы всегда меня выручали. Не представляю, что будем делать, когда вы уйдёте из школы. Эх, не подрастает подходящая замена.
– Будет сделано, – с готовностью подтвердила Олеся.
Уже на следующий день состоялась первая репетиция. Точнее, мозговой штурм. Олеся согнала класс в актовый зал, распустила шнурки на шторах, чтобы закрыть стеклянные двери и оградить важное совещание от любопытных учеников. Идеи были, но звучали как-то вяло, не впечатляюще. Олеся бродила вдоль сцены перед притихшими одноклассниками и возмущалась:
– Вы меня подводите! Если мы сейчас же не придумаем три адекватных номера, директор с нас спустит три шкуры.
– С тебя спустит, – напомнил Бублик.
Олеся развернулась на каблуках, бросила взгляд на Костю. Он тут же поднялся, сжал впечатляющих размеров кулак.
– Рот закрой. Тебя вообще никто не спрашивал.
Вика устало протянула:
– Давайте пародию какую-нибудь сделаем. Юмор всегда хорошо прокатывает.
Олеся снова прошлась вдоль ряда первых кресел, остановилась напротив Марка, бесцеремонно выдернула из его уха наушник.
– Что ты там всё время слушаешь?
Он молча вынул из разъема шнур и добавил громкость. Зал тут же заполнился простецкими гитарными переборами и мужским речитативом. Все прислушались, некоторые сразу распознали знакомый мотив и заулыбались, Соня же не знала эту песню и, нахмурившись, попыталась различить слова. Услышав отрывок исповеди бомжа, она удивленно застыла. В таком ошарашенном состоянии прослушала песню до конца, хорошо, что там остался один куплет, не пришлось долго мучиться. Некоторые подпевали. Костя явно знал слова, даже ногой притопывал.
Олеся тоже была удивлена.
– «Сектор газа»? Да уж, музыкальный вкус у тебя специфический.
Марк пожал плечами, оправдываться и защищаться не подумал. Ему нравилось, и этого было достаточно.
Марина взволновано вскочила.
– А ведь можно реально пародию сделать с этой песней. Нарядить кого-нибудь в бомжа, пусть бродит по залу с шапкой и клянчит мелочь.
Олеся махнула рукой в сторону Бублика.
– Я даже знаю, кому можно доверить эту роль. И костюм искать не нужно. Бублик каждый день так наряжается. И это его парадное одеяние.
Бублик выслушал оскорбление с улыбкой, его злость выдали пальцы, сжавшиеся на спинке кресла.
– Это лучше, чем костюм шалавы, который в принципе не снимается, врос в шкуру.
Олеся вспыхнула, ей не понадобилось ни просить, ни умоляюще смотреть, Костя вскочил без команды, кинулся к Бублику, одной рукой приподнял его за воротник хлипкого свитера и замахнулся.
– Что ты сказал, урод? Ты что-то много стал нарываться.
Ударить он не успел, Марк выключил музыку, приблизился к Косте и, положив ладонь на его плечо, с наигранной дружелюбностью похлопал.
– Оставь его в покое, найди себе равного по силе.
Костя скинул руку Марка.
– Тебя, что ли?
– Можно меня, – он бросил взгляд на окошко, ведущее в радиорубку, – но не в актовом зале. Оба вылетим из школы.
Костя отпустил воротник Бублика и брезгливо обтер руку о джинсы.
– Ещё одно слово – и ты труп. И не говори, что я тебя не предупреждал.
Бублик накинул на плечо лямку рюкзака и направился к двери. Ни с кем не прощался, вообще не сказал ни слова, только бросил злобный взгляд на Марка. Заступничество явно его оскорбило.
Несколько секунд в зале стояла тишина, воздух еще искрил напряжением после несостоявшейся драки. Соня опустила взгляд на сцепленные на коленях руки, только сейчас заметила, что сильно сжала кулаки.
Олеся хлопнула в ладоши.
– Ладно, проехали. Бублика вообще не нужно было звать на репетицию. Какой от него толк? Что насчет песни? Бомжа делаем?
Марина и Вика засмеялись одновременно и одинаково. Соня, в который раз подумала, что при такой безликости их легко спутать. Обе добровольно выбрали роли фрейлин Олеси, послушных и неприметных. И как-то так получилось, что прически они носили похожие – ассиметричное каре – и двигались одинаково. Порой даже заканчивали друг за дружку фразы. МариВика какая-то – один мозг на двоих.
– Это можно круто обыграть.
– Только вряд ли директору понравится наш юмор.
– Блин, я не подумала, – Олеся задумчиво постучала по подбородку длинным ногтем, – можно сделать нарезку из разных песен, и каждая будет пародией. Мальчишек нарядим в женские образы, а девчонок – наоборот.
– Прикольно. Костю точно переоденем в хрупкую даму, ржач будет!
– А чё? Я могу! – Костя, естественно, обрадовался возможности сыграть роль шута на публике.
– И я буду участвовать, – успела застолбить место Марина. Она знала, что ведущим будет, скорее всего, Сергей, а у участников есть возможность видеть его на репетициях и за кулисами на выступлениях.
– Ну и я, – подхватила Вика.
– Кайла? – Олеся приблизилась почти вплотную. – Ты будешь участвовать?
Соня подняла взгляд, сделала вид, что раздумывает
– Я могу взять на себя отдельный номер. Танец.
Олеся нахмурилась.
– И что ты будешь танцевать?
– Пока еще не решила. Но к балу точно успею подготовиться. А ты?
Олеся снова прошлась вдоль ряда, будто случайно скользнула пальцами по плечу Марка. Он снова слушал музыку в наушниках и сделал вид, что не заметил её жеста. В принципе, он уже две недели не реагировал никак, будто ничего не происходило. Флирт Олеси разбивался о глухую стену его вежливого безразличия.
– Я буду мисс Осенью от нашего класса. У меня и так есть чем заняться. Костюм шить и стихотворение разучивать.
Вика выставила два пальца.
– Два номера уже есть, остался еще один.
– Марк?
Он нехотя поднял взгляд.
– Нет, спасибо. Хочу в этот раз побыть зрителем.
Соню поневоле заинтриговала часть фразы «в этот раз». Интересно, а когда и с каким номером он выступал? Что умеет? Играет на гитаре или пианино, может, танцует тоже или фокусы показывает? О нём до сих пор никто ничего не знает. Джеймс Бонд какой-то под прикрытием.
Третий номер так и не придумали, разошлись по домам, решив разобраться с этим позже. Начались репетиции. Классы готовили свои номера втайне, когда репетировали в актовом зале, обязательно оставляли кого-то на карауле. Олеся на всякий случай велела общаться шифрами и разнесла фальшивый слух о том, что они готовят постановку одного из мифов древней Греции.
Олеся боялась плагиата, подозревала, что тупорылые ашки всё слижут, а бэшки просто разнесут информацию по школе, и сюрприза не получится. Кроме номера с пародией, решено было обыграть популярную рекламу. Эту часть программы готовили ребята из секции футбола. Они тренировались в одной команде и в классе держались компанией, общались в основном друг с другом. Те, что не были задействованы напрямую, помогали с костюмами и музыкой. Олеся командовала и изображала бешеную активность. Пару раз обращалась к директору, чтобы он знал: дело кипит, и она его организует чуть ли не в одиночку. Отметьте и запомните её вклад.
Марк на репетиции не ходил. Соня послушно сидела в середине зала и вяло давала советы по поводу расстановки на сцене, еще более вяло хвалила Олесю. Нельзя было не признать – читать стихи та умеет и владеет интонациями как настоящий профессиональный диктор. Костюм Осени Олесе шили на заказ, никакого кустарного наряда с самостоятельно приклеенными засохшими листьями клена не ожидалось.
Соня досадовала и злилась. Каждый Осенний бал она получала заветный титул и тонны восхищения, но в этой школе уже была своя королева, потеснить которую оказалось не так-то просто. Задуманный танец просто обязан был затмить Олесю, номер пародий и любой другой, готовящийся в строжайшей секретности.
Соню пару раз дергали, просили показать, что она будет исполнять, но она умело увиливала и обещала, что на генеральной репетиции кое-что продемонстрирует. Просто в школьной форме и в такой обуви танцевать неудобно и холодно. Клятвенно обещала, что не подведет, да и запороть номер невозможно. Участвует она одна.
Олеся была недовольна. Подозревала и боялась, что Соня придумала что-то сногсшибательное, а она не готова к противостоянию. В свою компанию королева пригласила новенькую из эгоистичного принципа: держи врагов поближе. Вот и держала, страшась получить нож в спину.
Соня не просто так предложила свой номер. У неё действительно был план. В танцклассе она готовила необычную постановку. На первый взгляд это был танец живота, да не совсем. Эльвира Даниловна называла его танцем африканской кобры. Как сказала преподавательница, с такой пластичной спиной нужно использовать все тело: руки, грудь и, конечно, спину. На занятиях Соня отдыхала и латала прорехи в самолюбии. В школе она все время находилась в тени Олеси, заручившись ее расположением, избавилась от страха стать объектом травли. Всё также воевала с Марком и, к сожалению, часто проигрывала. Победа в олимпиаде по химии стоила Соне бессонных ночей и занятий у репетитора. Марк же часто делал уроки на перемене. Запоминал на ходу без особых усилий, чем бесил её до зубовного скрежета.
В танцевальной студии Соня была, несомненно, лучшей, купалась в комплиментах преподавателей и зависти других учениц. Окрылённая похвалой, она с легкостью выполняла то, что в анапской школе танцев только наблюдала у более опытных исполнительниц и мечтала повторить.
За неделю до Осеннего бала староста ашек заглянула в их класс:
– Тихомирову и Абросимова просят задержаться после уроков для репетиции награждения и, если можно, прийти чуть раньше.
Карина Давидовна нахмурила брови.
– С моего урока не отпущу. Тихомировой не мешало бы больше внимания уделять математике. Абросимов пусть идет хоть сейчас.
Соня вспыхнула, но удержала самоуверенное, спокойное выражение лица: какой позор! Ей, будущей медалистке, такой выговор на глазах у всех! Нужно срочно вытрясти из мамы деньги на еще одного репетитора. Ещё одного подобного унижения она не переживет.
Марк не встал, досидел до звонка и уже вместе с Соней пошел в актовый зал. Кроме них, среди лучших учеников оказалось еще семеро. Все призеры или победители конкурсов и городских олимпиад. Соня села в самом центре, несмотря на пустой зал, Марк расположился на соседнем кресле и развалился на подлокотниках так вальяжно, что Соне пришлось убрать свою руку в сторону и даже отодвинуться, чтобы ненароком его не коснуться. Пока завуч, нервный и суетливый, как осенняя мышь, толкал речь, Марк делал вид, что внимательно слушает, но когда оратор пошел по третьему кругу, достал плеер и вытянул из кармана наушники.
Соня бросила на него порицающий взгляд.
– Это некультурно. Пропустишь, когда к тебе обратятся.
Марк пожал плечами.
– Хочешь?
Соня колебалась несколько секунд. Воровато оглядев зал, взяла наушник.
– «Сектор Газа»?
– Не только, но и он там есть.
– Как можно слушать эту вульгарщину?
– Ушами, Соня, – Марк чуть придвинулся ближе, чтобы провода хватало на них двоих, и нажал кнопку, – сейчас будет моя любимая песня.
Соня вставила наушник, прикрыла волосами и с деловитой сосредоточенностью устремила взгляд на сцену. Начало песни показалось медленным и заунывным, но с припева мелодия зазвучала по-другому – с надрывом и басами. Слова показались ей знакомыми. В Анапе бывший одноклассник пел «Твой звонок» под гитару, тогда она впервые захотела освоить этот инструмент. С тех пор прошло три года, а гитара так и осталась задвинутой в подсознание мечтой.
Неподвижно, словно затаившись, они просидели три композиции, оба смотрели на сцену и словно не замечали, что соприкасаются плечами и коленями. Отодвинуться не пытались. Соне даже показалось, что Марк намеренно прижался к ней плотнее и склонил голову. Она делала вид, что ничего не происходит, старалась дышать ровно и неглубоко.
